Мысль: «стяжи дух мирен – и тысячи спасутся вокруг тебя» – впервые услышала от Андрея Голова в лихие девяностые, на исходе которых пришла работать в школу и познакомилась с десятиклассницей Кариной. Надеюсь, она не стала бы возражать, узнав, что собираюсь рассказать о чуде, о котором в ту осень узнала от нее. У девушки замироточил образ св. Серафима, который ей подарили как благословение при отъезде из монастыря в Дивеево, где она тем летом жила и трудилась. Замироточил, потому что мама, не зная, что можно подарить, собралась было его отдать. Теперь Карина хирург. И живет скорее в моём сердце, чем в моей судьбе. Род их связан со св. Серафимом через ее дедушку – замечательного художника Серафима Володина. Его мама так назвала сына, послушавшись сказанного ей в особом сне повеления. А его дочь, Ирина Серафимовна, и не она одна, ведет сайт памяти отца-художника: https://ovolodine.ru/
Первое стихотворение из составленного мной миницикла посвятил Карине сам поэт – Андрей Голов.
***
Карине Каспаровой
1.
Пока Ефрем сирийской окариной
Гармонизирует Давидов стих,
Дивеево общается с Кариной
Мощами вновь прославленных святых.
И батюшка, суму взвалив на плечи
И всласть томя томящего его,
Заводит с нею ласковые речи
Мироточеньем лика своего.
И лепетом источника. Канавка
Последняго удела Пресвятой
Творится, как евангельская главка,
Средь святости и мерзости земной.
Зде бытия несуетная мера
Мерцает аскетично, как свеща.
Латины всуе мнят «Cum spiro – spero»:
«Cum spiro – credo» греки отвеща.
А инокини русские, сердцами
Не прилежа ни скарбу, ни рублю,
Текут смиренномудрыми стезями,
Чтя заповедь «Пока дышу – люблю
Христа и всех Христовых». Райску крину
Дивеевски радеют клобуки
И верит в трудницу Екатерину
Ученье Серафима и – Луки
Епископа, средь большевистских капищ
Восставша вслед евангельской строке,
Воздев крест парамантный, аки скальпель;
В блаженной архипастырской руке.
ИЗ ВРЕМЕНИ БЕЗВРЕМЕНЬЯ
Из времени безвременья, из воли,
Темницей обернувшейся, из смеха
Очередного fin de siecle’я над
Толстовством захудалым по уездным
Гимназиям; из жажды милых дам
Преодолеть античность в одеяньях,
Но прелесть Каллипиги подчеркнуть
Курдючностью турнюров; из Ваалов,
Анапестами Надсона бескровно,
Но властно приглашенных к той эпохе,
Когда “Победоносцев над Россией”
И далее по Блоку; из псалмов,
Воспетых над всемощными мощами
Учительного старца Серафима
На государевом плече; из шкивов
Морозовских мануфактур, натерших
Добротные мозоли на хребте
России, дружно взявшейся за гуж
Державного прогресса; из спиритов,
Вздремнувших над доктриною Блаватской
И волей плоти к избавленью от
Десятословья, государств, семьи;
Из рвенья пар и пара на экран
Синематографа; из станиславских
И чеховских прищуров; из линкоров,
Надраенных на карнавал Цусимы,
И столпотворчества, и обреченной
Пасхальной феерии Фаберже –
Я выбираю слово Иоанна,
Да страсти по Софии Соловьева,
Да оптинцев предстательство за Русь,
И влажный след России уходящей,
Набухший кровью, славою и – верой...
ЗНАНИЕ ШЕСТОЙ ПЕЧАТИ
Вот – знанье, тяготящее ладонь
Мистической уверенностью в праве
Прочерчивать параболу судьбы
По бугоркам царапин и мозолей,
И даже предуказывать исход
Детей из дома и души из тела,
Но ничего не знающее о
Троичной воле времени к слиянью
С надмирной метафизикой пространства,
О крыльях Иоаннова орла
И сгорбленности старца Серафима
Под ношей всероссийского греха,
А потому вторичное, как Маркс
Или ислам. Пришедшие – пришли
На вечный виноградник Господина
И приняли в разъятые сердца
Денарии двенадцатого часа,
И ночь согрели шелестом сандалий,
И по рассвету поняли, что день
Шестой печати наступил... И ангел
Пометил нас знамением предвечным
И каждого до срока отпустил
Исполнить о себе извол Господень,
И крестной волей смертью смерть попрать
Или приять на кисть и на чело
Три огненных шестерки – три секиры,
Кроваво надсекающие явь
И вещий дуб мамврийский, под которым
Три Юноши обрядом гостеванья
Благословляют Авраамлю скинию
И преломляют хлебы, как седьмую,
Низринуться готовую, печать.
