«Уроки литературы»
Марина Мелексетян (15/06/2011)
Юность
Кипит, волнуясь, блогосфера:
Последний гол забил Аршавин,
Москва увита сетью лент.
И ты пиши, чтоб не заржаветь,
Как не заладилась карьера
И пролетело десять лет…
Когда-то я жила у тетки
По расписанью электричек,
И у меня был план нечеткий,
План жизни-смерти. Без кавычек.
Без шуток. Он теперь в коробке –
С конспектами, черновиками,
Между лавровыми венками,
Покуда вынесен за скобки
Его субъект, слуга покорный,
Сих строчек невезучий автор,
Чья жизнь – отложенный на завтра
Сеанс за колой и попкорном…
И этот эпизод короткий,
Незначащий, дают вблизи нам:
С военным городком и теткой
С детьми – кузеном и кузиной.
Семнадцать. Лето, абитура.
Постарше он, она помладше;
Прощай, моя литература,
Под вечер выданы папашей
Ключи буквально врат небесных:
Набившись в Ауди трехлетний
С еще двумя-тремя из местных,
Мы объезжали лес соседний,
Весь городок до пропускного,
Еще обратный путь и снова –
До гаража неближний свет!
Меняя ближний свет на дальний,
Распространяя газ и сверк,
Сквозь плотный дым от сигарет,
Под саундрек весьма печальный,
Кто помнит, группу «Руки вверх»…
Так вот что выпало на долю!
Чем наполнялось бытие,
О чем писать теперь ты волен:
То было время и мое!
Возвращение
Опять проходит следующих пять
Лет, не принесших воли и покоя,
Тем паче счастья, как известно, кое
Вообще не существует, и опять
Мы здесь – закаты летние проводим
И прямо с дерева плоды едим,
Да с бреднем бродим,
Да прежний отзвук бередим.
Нас ничему не учат времени уроки,
Все в то же небо те же Будденброки
Раскрыты на запятнанной странице
Все лето между вишен в гамаке.
И этих клякс, как старых клятв, хранится
Лишь слабый след у нас в черновике…
Когда еще мы были не знакомы
Между собой и с нашими детьми,
(Особенно – с детьми), судьбы законы
Не проступали так еще из тьмы,
И жили мы у сказочного леса,
Плутали меж корней и окончаний,
Распутывая бродские словеса,
Без брода, понадеясь на улов…
А ныне пишем, как пути с отчаянья,
Почти не разбирая слов…
Ночевка в старом доме
Е.Б.Рейну
Ночевка в старом доме, где мы жили
Тому лет сто назад, – как остановка,
Как луч прожектора, гуляющий свободно,
Свой подбирающий элизиум вещей:
Воланчик мой на чердаке, гербарий в книге,
Соседский дом, уже давно снесенный,
И новый в том же месте возведенный…
Когда попасть мне выпадает в этот дом,
То живо воскресает планировка,
Обивка стен, вот я стою к примеру
И знаю – это бывшая веранда!
О, Боже, с чем сравнить? А сад погибший!
Тот самый, где Светланка и Анютка
Цвели, цвели, одна как незабудка,
А та анютиными глазками как раз…
К чему я всё? Ночевка в старом доме –
Сам по себе такой несущий образ,
Который и у вас, уверен автор,
Немало всякого способен воскресить…
…И надо же, чтоб именно теперь
Приснился мне один поклонник давний,
Тот самый, что когда-то не сдержался
И на коленях предо мной дурачась,
Дыша вином, вдруг произнес: «Люблю тебя».
И, посерьезнев, отряхнув штанины,
Он выдохнул: Вот черт, я все испортил…
И надо было с этим мне смириться
И не промолвить вслед ему ни слова,
И продолженья не искать в конце.
А как уж это было тяжело!
Куда как веселей в семнадцать лет
Пушистым снегом, расшалившись, обсыпаться,
В игре друг друга невзначай касаться,
И видеть, как его (а он ведь старше)
Глаза, мерцая, меркнут у щеки.
И щемит до сих пор – не доиграли.
Как в детстве, уже затемно разгонят,
И горка одинокая стоит среди двора под фонарем…
И сколько их таких, с кем сводит случай,
В ком угадать свою судьбу мы тщимся.
И сразу вспомнилось еще, однажды было –
А впрочем… Впрочем, вот таких стихов
Могли бы мы писать, не завершая,
Хоть бесконечность, все того же толка,
Спокойного повествования размером,
Что враз окрашивает тайным смыслом их.
И не беда, что ясно всем, откуда ноги,
Какой учил учитель нас не строгий
Нанизывать неявных параллелей
И символов туманные ряды…
Уроки литературы
Жизнь проходит, и позже иль раньше
Открывается тайная дверь:
Никакого не будет реванша,
Не вернут ни одну из потерь.
Так, невольно к земле припадая,
Волоча эту жизнь на себе,
Как учили нас, как преподали,
Чередуешь рифмовку а-бе.
После женской поставишь мужскую,
Окончательно к почве припав.
Абсолютно ничем не рискуя
И законов стиха не поправ.
Новый год
В синих сумерках ноябрьских чистят дети апельсин,
И фольгой скрипит нарядною шоколадный господин.
И на домики картонные тихо падает снежок.
Нитка тянется мутонная, за стежком бежит стежок.
Вот минуты до того, как празднично пробьет
Двенадцать раз по голове: ты потеряла год!
Ты пропустила этот год, что надо не создав,
И сердце шпагою проткнет холодная звезда.
Сухой коробочкой семян над нами абажур.
Вот за столом моя семья, я говорю: «бонжур».
Я говорю на свой манер: «спасибо и гуд бай»,
В перегородках из фанер тесна моя судьба!
Я говорю, собравшись в ночь: «мерси и до свидания»,
От звезд, от звезд, летящих прочь, есть у меня задание –
Найти всех братьев и сестер, собрать их всех на пир,
Пока с поверхности не стер их следа командир.
По россыпям цветов ночных, жуков ночных, растений
Я угадаю их, по сжатью средостений.
И тех, убитых, позовем, исчезнувших, небывших,
Тех, за кого мы здесь живем, и пир устроим пышный.
Как рой бесчисленных свечей в церквах под Рождество,
Засветят души в темноте, слетясь на торжество.
Воспоминание
Отыщется и щемит, жжет,
Вот так бывает, а с чего бы?
Какой-то номер Литучебы
За девяносто третий год.
Как листьев палых этот ворох,
Где смутно узнаешь «своих»:
Интеллигентной женщины за сорок,
Заочника-провинциала стих…
У школы номер восемь снова
Вода, от глины желтовата,
Стоит и отражает провод
И трубы в клочьях стекловаты.
Уже из окон музыкалки
Слышны разрозненные трели,
Скрипят над лужами качели,
Качает тополь в небе палки.
Уже весна, топчась у хлебного,
Клюет оброненные крошки,
Передвигаясь понемножку,
Как возле домика молебного,
В порядке очереди общей
К плакату с золотой буханкой,
Колосьев золотой вязанкой,
Как к аналою, и не ропщет.
Список продуктов
…Латук, шалот, руккола, сладкий перец…
Замри вот так, в листок бумаги вперясь,
Припоминая, что еще, и в ту минуту
Диктует голос в пустоту кому-то:
Вот лютики, вот водосбор, вот рута…
Сезон свадеб
Зной не стрекочет летними цикадами –
Пол-лета прожито, теперь пойдет на спад.
Еще горят под жаркими закатами
В янтарь обмокнутые дом и сад,
И эта банка светлого ростовского,
Но всё вокруг, и в том числе она сама,
Полно такого света августовского,
Что осень сводит близостью с ума.
Все чудится ее дыханье влажное,
И тень ее проходит по лицу,
И ветер носит те цветы бумажные,
С какими тут всегда идут к венцу.
Сиреневая, розовая крутится
Бумаги папиросной шелуха –
Цветов упавших из петлиц на улицы
У павших замертво гостей и жениха.
Окончен пир, и увяданья аура
На травах и плодах, и кудрях завитых.
И это тоже как бы знаки траура –
На тротуарах яркие цветы.
Курорт
Прекрасен дождь в курортном городке:
Верхушки пальм истреплены и жалки.
Растения качаются как палки,
А мокрый пляж и море вдалеке
Сизы и неприступны, что же делать…
И в лобби зажигают полный свет,
И скоро гомон, запах кофе и конфет,
Игральных фишек стук его заполнят.
А мы уйдем. Наш зонт высоко поднят.
В столетнем парке надвое не делит
Полоска горизонта верх и низ.
Там я иду в полшаге – оглянись!
– Прекрасен дождь в курортном городке, –
Он скажет, оглянувшись в самом деле, –
И этот парк, разбитый здесь без толку,
И этот стебель у тебя в руке,
И бесполезные, бушующие волны,
И холл, иноязычным гулом полный;
По вечерам прекрасен аниматор,
Сверкающий улыбкой и футболкой,
Во тьме танцпола скачущий приматом…
– Всего же лучше, – он сказал мне, – это то,
Что больше не бывать уж в этом месте…
А я себя заставлю не вникать –
Не будем там или не будем вместе.
…Но эта книга, начатая там
И здесь продолженная! – спазмом
Внезапно перехвачен диалог
Кузины N с наследником Эразмом.
Пресечено романное движенье
И не узнать развязки и венца,
Пока заложен в эту книгу стебель,
Сухой и зонтичный в полшаге до конца…
Ночь бессонная
С чего-то смотрит в душу прямо
Невыносимым взглядом мама.
Глазами теми же, что детство,
Что мне завещаны в наследство…
И слышу – бабушка речёт:
«По нашим жилам Дон течёт,
Казацкими слезами полн,
Суровый Волго-Дон».
И чую: здесь она, прабабка –
У изголовья, на приступке,
И жест её: «Вот эта тряпка,
Она с моей пошита юбки…»
*****
Благоухает черемша
И прочая вся зелень,
Как бы весеннее веселье,
К нам в окна ринуться реша,
Зеленым замерло букетом,
И, орошен, и остролист,
В стекле двоясь, стоит, лучист,
Блистая на столе накрытом.
Над ним, горя, восходит блюдо
Благословенных помидоров, –
Плоды полустепных просторов:
Их ми-до-ре звучит оттуда.
(А ведь на родине у них,
Слыхала я, пустуют земли,
И пению никто не внемлет,
Покуда грохот не утих
В ущельях. И, как сытый змей,
Тяжелый, толстый нефтепровод
Лежит в пыли, никем не тронут,
Победы доблестный трофей).
Благоухает черемша
И зеленеет кинза,
Лежит разломленная брынза,
И жизнь проста и хороша.
*****
Предпоследним августовским днем
Город мы насквозь прошли вдвоем.
Этот день закатный перед осенью, –
Мы как в янтаре застыли в нем,
Все еще по улицам идем,
Голос твой еще со мной, не бросил меня:
Говорит, не замечая, что не слышно,
Что мы встали, одурев от морока,
Под стеною городского морга
С вентилятором большим промышленным.
Он гудит, ревет и воздух вертит,
Пустоту вращает тяжело,
И загадка жизни (да и смерти)
Здесь не веет бабочки крылом.
Но свернем в больничную аллею,
Где кустарник городской разросся,
И кого-то ждут, живут, болеют,
Здесь потише, говори, не беспокойся.
Что же ты стоишь передо мной,
Под кирпичной маленькой стеной,
Не произнося теперь ни слова?
Это жизнь перед жизнью иной
Нам меняет состав кровяной,
Обвалившись, начавшись по новой.
Обещание счастья
Какой кузнечик с вечера сады какой отравой поит?
Под это щелканье скупое во тьме, едва подсвеченной
Луной, и все-таки кошмарной, так помирают – в девичьей,
В кроватке одинарной. И этот стрекот с улицы
Кромсает дни, недели. Не в детской колыбели,
В заученном до трещинок углу, – во гробе, чудится,
Лежишь. Но прежде сбудется, я жду, что мне обещано:
Где бусики граненые, упавшие к ногам моим?
Когда огни районные с рекой сливались, с ветром,
С мостами и проемами, вечерними программами
И шелестом газетным? С огромной высоты
В красивом Волгограде, как нитка виноградин,
Как обещанье праздника? Где, дальше, белые цветы,
Навеки счастье, на день? А туфельки на красненьком,
Наивном каблуке? Давно они уж спрятаны,
Спят, ты забыла, спят они в картонном коробке.
И ты усни, не спрашивай, кому те туфли снашивать,
Кому лежать в тоске… А кто стоял на страже там,
У входа, добрый призрак, нашептывая каждому
О счастье в этой жизни, о свете и тепле…
Он сладко пел однажды нам. Но он молчит теперь.
Последние публикации:
Стихотворения –
(17/04/2008)
<Жизнь паруса свои тихо полощет> –
(30/03/2004)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
