Вот и славно, скажу, вот и ладно
Руслан Гарбузов (11/01/2022)
Фото: Петер Кертис
Степь
Я думал, на колени упаду
в родной степи, когда сюда приеду,
и стану ближе прадеду и деду
в одном ряду в семнадцатом году.
Но перетёрлась родовая нить
и завязала в узел пуповину.
Что ж мне, тянуть пустую половину
той бечевы, хранить и хоронить?
И лишь ступлю на выжженный бурьян,
вдохну полынный ветер полной грудью:
не выживу – почувствую. И с грустью
подумаю, что лучше был бы пьян.
Сосны. Архитектурный ордер
Не спеши расстаться с осенью:
впереди ещё ноябрь.
Я под мачтовыми соснами –
никому не сват, не брат –
постою ещё до снега и
сигаретку докурю
(за второю, может, сбегаю
где-то ближе к декабрю).
Без особого доверия
я к сосновому стволу:
кто из нас здесь больше дерево?
Ствол растёт, а я стою –
этакий полумифический,
Марк Витрувий Поллион,
средь коринфских, ионических
и дорических колонн.
Валерию Новоскольцеву
Не я, не я, но кто другой
……………………………
оставил здесь свое дыханье?
Олег Чухонцев
Подумаешь:
кто ты такой
от первого лица
писать короткою строкой
о том, чему конца
от века не было и нет,
чего забыт пролог,
и если знает кто сюжет,
то разве только Бог?
Сожжёшь свои черновики,
развеешь пепел и
уйдёшь опять в ученики
к учителям своим
и, замыкая этот круг,
почувствуешь покой…
не я, не я, но кто другой? –
скажи мне, милый друг.
Л Г
Вот этот, мной придуманный старик,
бомжующий в моих стихах от лени,
мне ближе, чем Флоберу Бовари,
Толстому Льву – его вторичный Левин.
И сам я не могу понять порой:
убелены мы оба ранним снегом –
кто здесь кому лирический герой
и кто кому его же альтер эго?
И потому, что я его люблю,
его я по сюжету не убью.
Да и подумать: убивать зачем?
Пожалуй, не убью его совсем.
Он, выдуманный мною, только мой
и, пусть уж, и помрёт тогда со мной…
Какой сюжет он выбрал для меня? –
понятно будет с наступленьем дня.
Нас тут не лежало
Кладут асфальт. Воняет битумом.
Да к еbеням! Валяй, воняй!
Мне хорошо лежать убитому
и ничего не обоня…
На улице застройки Щусева,
где никогда я не хожу,
лежу и ничего не чувствую,
в тэ. че. того, что я лежу.
Глядит прохожий без укора, но
не понимает (без понтов):
кого в известность ставить – скорую
иль прежде всё-таки ментов?
Отзывчивый собрат по разуму,
прошу простить мой экивок
и никому о том не сказывать:
тут не лежало никого.
Senilia
1.
Прибьёт ли фрагментом фасада,
проломится ль мост Биржевой –
культурная всюду засада.
Спасибо ещё, что живой
всё бродишь, как бедный Евгений,
всё ищешь утраченный дом.
В одно роковое мгновенье
почувствуешь, дело не в том,
что он безвозвратно утерян.
Да было б о чём сожалеть –
не замок, и даже не терем,
и с виду уже не жилец.
А в том это чёртово дело,
о чём и не скажешь никак…
то мошка, мол, в глаз залетела,
то мокрого капля снежка.
2.
Как домушники – отмычки
и кондомы – верный паж,
всё таскаю по привычке
я блокнот и карандаш.
И пошёл бы вор на дело,
руки к старости дрожат.
Королева употела,
не смогла взнуздать пажа.
Морщит чистые страницы
мой потрёпанный блокнот,
грифель праздный раскрошится
и рассыплется вот-вот.
Выйду вон дурным и пьяным –
на душе полно грехов
и полным-полны карманы
раскрошившихся стихов.
3.
Вслед за тёмной и за светлой
с завершением зимы
в круг тоски уже предсмертной
неизбежно ступим мы.
Ты в иголку нитку вденешь
и застынешь над носком:
вона что, на самом деле,
называется тоской!
Не томление, не скука
и не прочая херня…
издыхающая сука
так глядела на меня.
Соловьи
Моей Отчизны соловьи
опять дерут перо из крыльев –
не вновь о странностях любви
защёлкали, заговорили.
О том, как стыдно им и больно,
как встарь, сегодня от того,
что папа ихний был разбойник
и мать гуляла от него.
А так, мол, что, в дому у папы
полны добра сусеки, шкапы
и мама, вроде, ничего
не ждёт давно уж лучшего,
чем у поэта Тютчева…
Давай-ка, старый, без понтов
Давай-ка, старый, без понтов
и прочей шелухи
начнём про это и про то
писать свои стихи.
Про это – чем сейчас живёшь
и как голодным ртом
хлеб одиночества жуёшь.
Но, вместе с тем, про то,
что этот хлеб растёт в стране,
где ты, законный сын,
ступал когда-то по стерне
и голым, и босым;
про то, что эта вот страна
натянута в тебе
не как гитарная струна –
подобно тетиве…
Сорвётся и летит стрела.
Ты на печи лежишь –
голодный, злой. И, как струна,
гитарная, дрожишь.
Победа
Поэты ради красного словца
ни мать не пожалеют, ни отца.
Сегодня красен им не героизм,
а то, что извергает организм.
И роются они в чужом говне,
мнят, кроется в нём правда о войне,
и заявляют, что не прародители
из этой бойни вышли победителями…
И стар, но словно давешний юнец,
я знаю, победитель – мой отец.
Что той жизни нам осталось
Что той жизни нам осталось?
Меньше четверти на треть.
И пора б на эту малость
по-иному посмотреть.
Я на 1-ю с Кадетской
и по Среднему вперёд!
Нынче как-то не по-детски
подпирает, даже прёт.
Забывая про одышку,
про болезни и про смерть
по проспекту (не мальчишка!)
прёшь.
Да вот, куда переть?
Был бы молод – так по бабам,
были б деньги – так в кабак.
Мы бы, ты бы, я бы, кабы…
всё не то и всё не так.
Malaria
Сторонюсь проходных петербургских дворов.
И не то что б боялся шпаны и воров
(на меня поглядеть, что с такого возьмёшь,
на аркане в кармане голодная вошь) –
в тех дворах заперта без оков и замков
malaria недавно прошедших веков.
Но, представится случай, и не преминуть
мне в Тучков переулок дворами шмыгнуть –
в полминуты разрушится внутренний Рим
воркованием гулким живых окарин.
И вспорхнёт, и зависнет в колодце двора
голубиная пара…
п о р а, б р а т, п о р а…
Отчаяние. Экзистенциальное
Ты видишь, у прожитых лет
всё больше грешного и пошлого.
Но, если будущего нет,
попробуй, отрекись от прошлого!
И сеешь через решето
нетронутое долгой замятью,
и остаётся в нём лишь то,
что чудом удержалось памятью.
Все добродетели твои
чуть больше пошлого и грешного
(не будь помельче ячеи,
они бы провалились в трещины).
И прыгаешь спиной назад,
как бы из этики в эстетику
(вперёд и вверх никак нельзя:
там всё обставлено запретами).
Всё прыг да скок, всё вжик да вжик.
О наше горе къеркегорово!
Простой камаринский мужик,
чего ты мечешься по городу?
И только если упадёшь,
то, вопреки и паче чаяния,
быть может, всё-таки поймёшь,
что сам себе и есть отчаяние.
Август одним предложением
И вести с полей никогда не новы,
и срок созревания слив,
и тучи идут по теченью Невы,
от Ладоги в Финский залив,
попутно и нас заливая дождём,
а мы всё живём, и живём, и живём.
Бабья осень
А в зиму как без разносолов –
и огородных, и лесных,
ведь сколько будет тех застолий
ещё до будущей весны?
С утра в рассоле и укропе –
как месть осенняя за май.
Мужик давно зарплату прОпил
и ходит злющий, «не замай»!
И сыновья давно не пишут,
давно соперницы не мстят…
А ночи, вон, прохладой дышат,
а дни – дождями шелестят.
Что, как с утра ледок на лужах
да холодок из-подо льда,
а у неё в такую стужу
«ни шапки нету, ни пальта»?
И ничего не изменилось
за безучастных столько лет.
И счастье, было заманило,
а, глядь, уже простыл и след…
1976 – 2011
Повинное. Натали с любовью
И в этот раз ты мне не оставляешь
возможности какой-нибудь иной,
но не вином меня опохмеляешь –
креплёною на сахаре виной.
Из до краёв налитой чашки чайной
глотаю жадно, попадая в такт,
отмеренный часами мade in China,
долбящими без «тика» только «так»…
Отныне и вовеки – только так.
Ловец
от Мф. 10 34-36
Открывайся, истина нагая,
ранее тонувшая в вине, –
как они мне могут быть врагами,
люди, кто по крови близок мне?
Ни о чём они меня не просят
и за мной не вяжутся хвостом.
Что ж мне их к чертям собачьим бросить
и уйти свободным за Христом?
Смог бы из меня Он – свято верю –
сделать человекова ловца,
но едва ступлю за Ним я в двери,
как во двор бегут босые дети
с криком:
«П а п а, п а п а, н а ш и с е т и
снова п р и т я н у л и м е р т в е ц а!»
Привал
Как я мог подумать, что карает
Он меня под самый под конец!
Кто ж тогда провёл меня по краю
страшной бездны, если не Отец?
Н е п р е т к н у т ь с я д а л н о г е о к а м е н ь,
П е р ь я м и С в о и м и о с е н и л
п о д б л а г о с л о в е н н ы м и к р ы л а м и,
з а п о в е д а л А н г е л а м С в о и м.
Если всё же, ускользнувши гадом,
и впадал я в тяжкие грехи,
Он – меня не обращая в падаль –
всё прощал: и водку, и стихи.
Я дорогу торопливо мерил,
я переживал, мол, не дойти –
Он простил и это. Не по вере,
а воздал привал мне на пути.
Век не отлежишься. Бесполезно.
Для меня окончился привал –
вот она, ошую, вижу, бездна,
одесную – крайний перевал…
Ноябрь
Wer noch nicht starb, dem steht es noch bevor.
E.Kaestner, Der November*
Что так веселы, юные черти?
Здесь шутить и смеяться не сметь!
Доживёте – поймёте, поверьте,
это слово серьёзное Смерть.
Неразрывны и слово, и дело!
И запомни, ты мальчик большой,
тяжело это бренное тело
расстаётся с бессмертной душой.
Под ногами лишь черви и кости.
И опять я ему говорю –
вслед минувшему вновь ноябрю –
Только гость я. Пока только в гости.
Но уже
ни стихами, ни прозой
не возьмусь передать, объяснить,
почему на Пути Долороза
лёгкой смерти не буду просить.
----------------------------------------
Кто не умер, тому это ещё предстоит. Э. Кестнер. Ноябрь
Последний разговор
сыну
Сам от себя таясь, как тать и вор,
теперь уже до следующей встречи
я отложу последний разговор,
что мной назначен был на этот вечер.
До следующей? – как ответ непрост!
Пусть, ты не трона датского наследник,
«быть иль не быть?» – наследственный вопрос.
Здесь каждая и может стать последней.
Вот и славно, скажу, вот и ладно
Вот и славно, скажу, вот и ладно,
наконец, устояла зима.
Должен быть он хоть где-то, порядок,
если нет его в наших домах.
И на сердце сегодня спокойней –
наблюдать за окном, словно встарь,
оперевшись на подоконник,
что не врёт отрывной календарь.
Должен кто-то блюсти распорядок
непреложных явлений и мест…
И уйду через выход парадный,
пусть и ближе мне – через подъезд.
Последние публикации:
Сладкий привкус одиночества –
(25/11/2020)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
