Поэзия

 

Пусть даже – бесприютной и пустой.

И будут говорить потом: "отстой",

"Не выложились", "просто не смогли"... –

Чуть-чуть не дотянули до земли.

 

Нам не хватило нескольких минут, –

 

И тем, кто пел, и тем, кто молча ждал...

И штурман, потянув к себе штурвал,

Заполнил бранью паузу... И тут

Все осознали, что уже – не ждут.

 

Несложно – падать. Пан или пропал...

 

И я не стал молиться горячо.

А кто-то сжал соседское плечо,

– Невидимой победы пьедестал, –

И – падал, падал... – будто бы взлетал...

 

И всем хотелось жить, – не там, вдали,

 

Не в долг, не на безгрешных небесах,

Где ангелы, как стрелки на часах,

Вращаясь, жгут – мосты и корабли...

Струилось небо в солнечной пыли...

 

А мы – не дотянули до земли.

 

 

_______________________________

Примечания

* Очень многие военные лётчики, совершавшие боевые вылеты во время Второй Мировой войны, закончили свои миссии на дне океана, т.к. навигационные приборы были тогда весьма несовершенными, и в сложных погодных условиях было легко потерять ориентацию, а запас горючего был очень небольшим. Зачастую падали в море целыми эскадрильями. У лётчиков нередко существовала на этот случай договорённость, что как только первый самолёт израсходует горючее и начнёт падать, все остальные пилоты не ждут, пока у них горючее тоже закончится, а катапультируют все вместе – в расчёте, что единой группой их будет легче найти. Однако поисковые группы были крайне неэффективными и в условиях плохой погоды, случалось, нередко гибли сами. А продолжительность жизни упавших лётчиков в холодной воде Атлантики измерялась всего несколькими часами. Ходили слухи, что упавшие в море лётчики во многих случаях подвергались атакам акул, но это не так: акулы, как правило, лишь поедали уже безжизненные тела погибших от гипотермии пилотов, разбросанные по поверхности океана.

** По мотивам "А мы не дотянули до зимы" Черной Лисы.

 

 Боль течёт – кислотой по ресницам,

Разливается резью по векам...

За достоинство – быть человеком –

Ты заплатишь сегодня сторицей.

 

Отвернув потемневшие лица,

Синто-боги ушедшего века

Исчезают... Отрублена ветка –

Императорских армий и блицев.

 

Страшен свет уничтоженных аур.

Сколько лет будет царствовать траур?..

Омиками придвинется ближе.

 

И – так странно: испытывать жалость –

К существу, что живым оказалось...

Или – радость... за тех, кто не выжил.

 

 

________________________

* Омиками — Аматэрасу Омиками (яп. «великое божество, озаряющее небеса») — богиня-солнце, одно из главенствующих божеств всеяпонского пантеона синто.

** Энолой Гэй (EnolaGay) назывался американский бомбардировщик B-29 (летающая крепость), сбросивший первую в мире атомную бомбу "LittleBoy" на Хиросиму перед самым окончанием Второй Мировой войны, 6 августа 1945.

*** По поводу того, сколько именно людей погибло в Хиросиме в результате ядерного взрыва, существуют различные данные. Недавние исследования показывают, что количество погибших от атомной бомбы лежит в пределах 90-140 тыс. жителей (при населении Хиросимы 310 тыс.)

 

 

 

 О чём и не догадываются небожители

 

Раздражённо сигналят машины:

Заблокировал полосу кто-то.

        Все торопятся – после работы

Поскорее расстаться со смыслом...

Звук гудков раздаётся – фальшиво –

        Среди зданий столичной породы.

Сикофант, вероломный приятель, –

Завернувшись в опавшие листья,

        Город – спит, погружается в осень...

Жизнь зависит – от обстоятельств?.. –

               Он вдруг понял, что – нет, не зависит.

                         Проезжая по центру столицы,

                                        Под зелёным остановился:

Просто – небо красивое очень.

 

 

Канонада и частые взрывы

Отдалёнными быть перестали.

         Поменявшись с поддержкой местами,

Батальону пришлось торопиться,

Продвигаясь вдоль кромки залива.

         Мир казался ненужным и старым...

Горизонт прорезали зарницы

Цвета свежепролившейся крови.

         Путь его был мгновенно закончен –

Фотографией в передовице.

                Не взглянув – на лица героев,

                       – К злой земле обращённые лица, –

                                        Среди боя остановился:

Просто – небо красивое очень.

 

 

 

 Приходящим в гелиоцентрическую систему координат

Беспечных далей горизонты отступили назад.

Горячий ветер сжал твой пульс зубами, как леденец.

Запоминай: приливы плазмы заменяют пассат

                В долине грёз страны обугленных сердец.

 

     Ты видишь солнце – и вдыхаешь в обожжённую грудь

     Сухие запахи – керамики, металла и зла.

     Не жди, – спасайся! Не доказывай, что норов твой крут:

                      На этом месте скоро будет лишь зола.

 

Зачем тебе пришла фантазия – сюда забрести?

Здесь электрические штормы, вулканический град.

Здесь остаются навсегда, случайно сбившись с пути.

                     Сюда пилоты прилетают – умирать.

 

      А солнце рвётся, – рвётся прочь из обгорелой груди,

      Но безопасного пространства неба – в ней больше нет...

      И ветераны звёздных войн кричат: “Скорей уходи!

                     Здесь в твоём возрасте – не светит уцелеть!”

 

Метеоритными дождями разрушается мир.

Под каждым камнем – чьи-то кости или чья-то мечта.

Здесь те считаются счастливыми – и просто людьми, –

                   Кто успевает бегло досчитать до ста.

 

      Сквозное солнце прожигает грудь – и выбора нет,

      И безразлично – чья-то нежность или чья-то звезда –

      Карбонизировала ткани – изнутри и вовне...

                  Ну вот и всё, теперь ты с нами навсегда.

 

 

 Космический крейсер назвать «Боливар» –

какая безумная мысль!..

 

Мы вспомним, взглянув на разбитый штурвал,

как жёны просили: “Вернись!”

Сквозь метеоритную бурю полёт,

взорвавшийся двигатель... Вой

сгоревшей команды – навечно пролёг

чертой – между мной и тобой.

Кто, люки в двойной переборке закрыв,

подставил командный отсек?

Лишь мы проявили завидную прыть,

надежду отрезав у всех...

 

Горючего может хватить одному.

Нас двое, а бластеров – пять.

Кому-то предписано здесь затонуть,

кому-то – домой улетать...

Но я попытаюсь тебя убедить –

в последний – единственный – раз:

который из нас будет другом убит? –

Попробуй удачу украсть!..

Кристаллики чувств – незаметны вдвойне

в осколках словесной руды...

 

«На пыльных тропинках далёких планет

останутся наши следы».

 

 

____________________

 

* Япет – один из семи спутников Сатурна. Интересен тем, что у него заднее (относительно направления орбитального движения) полушарие покрыто льдом и отражает 50% падающего света, а переднее полушарие такое темное, что отражает только 5% света; оно покрыто чем-то вроде вещества углистых метеоритов.

** Боливар – имя лошади в одном из рассказов О'Генри, "Дороги, которые мы выбираем". Когда лошадь одного из ковбоев, совершивших ограбление и уходящих от погони, подвернула ногу и её пришлось пристрелить, второй ковбой обращается к приятелю со словами, что он сожалеет, но “Боливар не вынесет двоих,” – и тут же убивает его.

 

                          Dire Straits"Brothers in arms" *

 

 

 Зелёные горы не тонут в дыму

И нет маскировочной сетки над домом.

Я фильтр папироски зубами сомну –

И выдохну облачко сладкой истомы.

А где-то по-прежнему пули летят, –

Баланс подводя под чужими долгами,

И солнечный день превращается в ад:

Друзья по оружию стали врагами.

 

Бывалый солдат,

Небывалый солдат,

Пей терпкую кровь винных ягод!

Когда я опять

Соберусь воевать,

Сержантом моим будет дьявол.

 

Играя в пятнашки, плывут облака,

За ними не прячется тень вертолёта.

Я выпью винца молодого – пока

Друзьям мясников не поспела работа.

В пунцовые кряжи заживших рубцов

Упрятан твой штык, но язык не отточен –

И сложно сказать, что скрывает лицо –

В ночи, под прицелами лазерных точек.

 

Бывалый солдат,

Небывалый солдат,

Вливай в себя кровь винных ягод!

Когда я опять

Соберусь воевать,

Сержантом моим будет дьявол.

 

А лето крадётся по тихой воде

И дни, словно сдобные булочки света,

Лежат, приглашая – обнять ли, раздеть?..

Но ты оставляешь призыв без ответа.

Появятся звёзды – и я в сотый раз

Подумаю, вспомнив кого-то из павших,

Что там, между ними, – есть место для нас, –

Прошедших так много, так мало видавших...

 

Бывалый солдат,

Небывалый солдат,

Приканчивай кровь винных ягод!

Когда я опять

Соберусь воевать,

Сержантом моим будет дьявол.

 

 

___________________________

* Brothers in arms— братья по оружию

О преимуществах ковровых бомбометаний

 

А бомбы – и в бомбоубежищах тоже

взывались... От них погибали нередко.

Сожжённые бронхи, пергаментом – кожа...

Сплетённые намертво пальцы соседки –

я помню, как если бы видел сегодня

(она вместе с дочкой спасалась в подвале,

а бомба, пробив переборки, две сотни

легко погребла – под горящим завалом...)

 

В ночных небесах – острова самолётов,

в них – смелые лётчики, бравые парни...

А бомбы – летят в темноту, – на кого-то,

кто, сам не успев насидеться за партой,

залёг в душном брюхе слепого подвала

– (глаза старика с выраженьем ребёнка) –

молясь, чтобы смерть в этот раз миновала

прижавшихся в ужасе – мать и сестрёнку.

 

 

 

Теплее. И темней. И ближе –

земли распавшееся лоно...

 

Из ста восьми – никто не выжил.

Не будет маршей похоронных,

ни ярких флагов, распростёртых

над конгруэнтными гробами.

Не будет траурных эскортов,

ни песен – про любовь и память.

 

Ромашки белых парашютов

раскрылись срезанным букетом

в секретно проданном кому-то

пространстве-времени планеты.

 

Так – неожиданный десант стал

весомой жертвенной фигурой

в игре за власти постоянство,

где люди – части партитуры.

 

Ну, а пока – есть три минуты

у всех ромашек над плацдармом,

чтоб осознать, как мир запутан,

что никогда не станешь – старым...

 

А солнце – нежными лучами

тянулось к лепесткам заплечным,

и кто-то вспоминал о маме,

а кто-то – смех любимых женщин...

Кому-то мнились дни без смуты

и чудилось, что счастье брызнет –

 

сквозь целых полторы минуты

оставшейся прекрасной жизни.

 

Вот и всё.

 

И на арене

Нет – ни воинов, ни тигров.

Пятна тёмные от крови

Завтра дождь весенний смоет...

Где я буду в это время

Завтра?

С кем, в какие игры

Там сражаться надо?..

Кроме

Этих глаз – чернее смоли –

Я не жаждал – ни сестерций,

Ни рабов,

Ни, даже, дома.

С жизнью был готов проститься,

Лишь бы видеть в Колизее

Взгляд – по ране жгучим перцем...

 

Обращён теперь – к другому

Этот взгляд волшебной птицы....

 

Толпы граждан-ротозеев

Не запомнят поединка.

Сверху – им следы порезов

Не заметны,

Хруст – не слышен.

Боль – кому какое дело!..

У любимой – ни слезинки.

– (Для смирения – полезно!) –

 

Вечер...

Остывают крыши.

Мирно коченеет тело, –

То, что было мною. – То есть,

То, что от меня осталось:

Голова, рука без пальцев,

Полноги, две трети торса...

Воды Стикса пить готовясь,

Кто – испытывает жалость?!.

 

Пусть вокруг снуют, как зайцы,

Мысли...

Мой потёртый пояс

Их притягивает, видно...

Повидал со мной он страны.

– (Рим – не всем – первооснова!) –

Лес.

Река...

Дорога к дому...

Нет, мне вовсе не обидно.

Просто показалось странным:

 

Если б жизнь давалась снова,

Я бы прожил – по-другому.

Надпись на могиле у кузнечика:

 

«дата-дата. Прыгал, прыгал, прыгал...»

Баловень фортуны переменчивой?..

Дезертир, предатель и сквалыга?..

Взял приказ, проследовал – по адресу,

только код почтовый изменился;

вот и мчишь с голландцами под парусом

или с дикими гусями Нильса...

 

В некотором смысле – бездорожие

краше, чем мощёные дороги:

азимуты в небе не проложены,

нет маршрутов выверенно-строгих.

...Мы другими никогда и не были, –

иноки, архаты, самураи.

Собраны поштучно: кто за Неманом,

кто в Поволжье или на Урале...

 

Нет событий – лучшее событие.

 

Если сам не воевал, – не знаешь,

как смертельна на войне обыденность,

в тряпку превращающая знамя.

Все мы, урождённые кузнечики,

верим – сердцем, слушаем – ногами...

Это – жизнь, которая не лечится,

только здесь мы ей пренебрегаем.

Кто-то в нас увидит части ребуса,

кто-то – мира чистую изнанку...

 

В каждом заблудившемся троллейбусе

спит душа взорвавшегося танка.

 

 

 

Пора в дорогу мне, пора.

– (в дорогу мне пора!) –

Яснее барабан звучит,

– (всё громче он звучит.) –

Прошли весенние дожди и летняя жара...

Я отбываю налегке.

Я ухожу в ночи.

 

На стены, пол и потолок

– (на пол и потолок) –

Я погляжу в последний раз,

– (взгляну в последний раз.) –

Давно застелена постель, увязан узелок.

Тестирован боекомплект,

Сочтён боезапас.

 

Мне сорок минуло уже,

– (мне скоро сорок пять.) –

Такого незачем беречь.

– (к чему себя беречь?) –

И, если юность не терял, – зачем её искать?

Где может только рассветать –

Не будет вечереть.

 

Пора в дорогу мне, пора.

– (в дорогу мне пора!) –

Яснее барабан звучит,

– (всё громче он звучит.) –

Прошли весенние дожди и летняя жара...

Я отправляюсь налегке.

Я ухожу в ночи.

 

Я говорю тебе – прощай,

– (я говорю: прощай!) –

Сегодня – я, а завтра – ты,

А через день – другой

Подхватит бластер-автомат-мушкет-пращу-пищаль,

Прошепчет: хайль-банзай-ура –

И устремится в бой.

 

Пора блистательных мечей

И боевых рожков.

Пора для слабостей – прошла,

– (назад дороги нет!) –

Верблюду легче проскользнуть в игольное ушко...

Пора передавать ключи –

И приближать рассвет.

 

Пора в дорогу мне, пора.

– (в дорогу мне пора!) –

Яснее барабан звучит,

– (всё громче он звучит.) –

Прошли весенние дожди и летняя жара...

Я выступаю налегке.

Я ухожу в ночи.