Комментарий | 0

Время окраин

 
 
 
 
 
 
***
 
ты знаешь, даже кости стираются об эти дороги.
после роскоши и нищеты твоей любви
только потёртая воля мне остаётся
да, остаётся мне, как ни крути
 
прекрасная простота на все четыре стороны
проходит не оглядываясь.
вот и я понемногу, навстречу, двигаю свои кости отсюда,
посмотреть откуда родом свет,
которого здесь нет
 
я не позвал бы тебя бродить в этих полях -
что тут скажешь... разные времена:
то кишки на кулак наматываешь,
то плачешь от радости в каком-нибудь дальнем сне,
и бежишь, бежишь, отрываешься -
то есть, как единственная,
жизнь прекрасна вполне
 
в обыденном героизма мало, и это немногое:
медленно стираешься в пыль, ничто впереди.
но земля это остров, с которого отплываешь,
долго плывёшь вдоль берега
прощай, моя золотая,
смотришь в бескрайнюю ночь, что где-то вовне, внутри
 
в мириадах цветов, в сплетениях,
в безотчётной мировой круговерти,
в миграции точек отсчёта, там, где ты есть сейчас,
нехотя, исподволь, нечаянно понимаешь
как многое сходится в трудное равновесие,
из-за которого и не спешишь прощаться
 
кто там во тьме налегке параллельным курсом?
ты ли сам? отблеск? светлая тень пространства?
кости мои - синоним моего упрямства,
для меня самого прокрустово, совпадаю пока, похрустываю
 
ночью проснёшься, видишь: идёт старательство
между тьмой вещей и прибрежной тьмой.
с чем никак не смиришься? какой ожидаешь радости?
земля это сеть, из которой что-то главное ускользает,
но остаётся с тобой
 
 
 
 
 
***
 
пригороды производят время большой дороги
тамбурное, железное, из шестнадцати незаметно в сорок
сумерки перестукиваются с низкими облаками
будто любовь здесь бог и она говорит не с нами
 
жизнь коротка в разрезе тоски о том, чего нет
и слишком длинна для курильщика сигарет без фильтра
движение с заданной скоростью мимо пакгаузов, ферм
движение как источник местной судьбы и дыма
 
отсутствие правды в словах развивает аппетит к тишине
отсутствие её в тишине - к котикам и младенцам
а поля переходят в город, неизвестность - в сердце
и миграция ночных животных происходит вне
 
перроны воспоминаний плохо освещены
тает в слепящем будущем скорый без остановок
для частного важны переходы, полутона темноты
детали историй, отказавшихся стать историями
 
сюжеты окраин исчерпаны, взвешены, прочтены
время сухого остатка, неформата, странного кода
так перед сном вспоминаешь другие жизни, миры
будто коридоры сошлись на лестнице чёрного хода
 
воля оставить цепи, наследственные круги
иконы разбитого сердца, яды что помогли
сны кончились, ты проснулся, в них кто-то бежал-сбежал
пригород это ближе, чем думали уезжать
 
все здесь мотали сроки взрослого бытия
архитектура зарубок, парашюты и якоря
слышишь, поют вечернюю товарняки на Ростов
в сумерках время окраин теряет своих рабов
 
тень золотого времени, окна открыты в ночь
решившим поставить точку - милостыня, многоточие
воздух молчит о чём то, со скоростью звёздной тьмы
будто любовь здесь бог и дали её темны
 
 
 
 
 
***
 
Твои праздничные цветные ленточки
так лёгко выскальзывают из рук...
 
Я уже это где-то видел -
вот их было так много,
таких ярких, таких чудесных!
потом просыпаешься,
а вокруг чужие сны
и сердце украли.
 
Отчасти дело в том,
что мой хватательный рефлекс уже не тот,
ведь мне уже за сорок
и я прикасаюсь к тебе как к чуду,
зная, что время обожает уносить цветные ленточки
прочь,
снимая мясо до костей.
 
И после этого, перед тобой долгие-долгие дороги,
о которых не хочется рассказывать,
но однажды выходишь из темноты,
смотришь на праздничный фейерверк
и не знаешь, где проснёшься.
 
Не осуждай меня,
за то, что не проявляю цепкости хищника, схватившего кусок мяса.
Твой праздник прекрасен,
лёгкие шёлковые ленточки ласкают кожу
и чужие сны почти незаметны.
 
 
 
 
 
 
***
 
Вещество свободы
хранится за семью печатями, за тридевять земель,
неблизкий путь.
 
По скользким тропинкам безумия,
через долину разбитых сердец,
мимо пропасти отчаянья,
как кому повезёт,
опираясь на мгновения, которые навсегда изменили,
всё, что было до них.
 
Для вещества свободы
нужен крепкий пустой позвоночник
флейта времени,
посредник великого смертельного безмолвия
и простых вещей, которые дороги сердцу.
 
Переплыв реку смерти,
начинаешь догадываться каким будет море,
с трудом вспоминаешь, почему не сиделось дома,
и это - уже неважно,
всё что есть.
 
Что искал? то, не знаю что.
Куда шёл? Туда, не знаю куда.
 
Все дороги вели к веществу свободы:
прикоснёшься – ничего нет,
одно неуловимое электричество,
обнимемся при встрече - будто простились,
остаешься неподвижным - жизнь несётся сквозь тебя…
неуловимое электричество, река неизвестности,
неблизкий путь.
 
 
 
 
 
 
***
 
Ветра листают твой календарь.
Выйди из дома, посмотри в осеннее небо -
что у тебя отняли?
чего никогда не будет? -
ах, всё это смешно
когда пахнет первым морозом,
когда во снах твоих солнечно,
когда сказаны все слова -
а что-то по-прежнему далеко
и нет остановки
 
Вот мы были с другими,
и были одни,
звёздные тяжёлые сети
приходили по наши души -
ах, они не щадили
лет наших кратких, сердец живых.
Не плачь, детка, не плачь.
Далеко ещё, далеко
и нет остановки
 
Расскажу тебе другую сказку,
новую, волшебную -
будто на заднем дворе твоего дома
что-то происходит - что там?
большая жизнь, осмысленные движения света,
на заднем дворе твоего дома,
кто бы мог подумать!
HighWay у самых дверей,
и где!? - в такой глуши!
где казалось уже никто никогда...
так темно бывает, детка, так темно...
и вдруг, вот это -
подъезжают какие-то огромные,
гружённые светом, дальнобойщики чуда,
большая жизнь, осмысленные движения отблесков
и нет остановки
 
 
 
 
 
 
***
 
ты даже не догадывалась,
какой я неутомимый сказочник
 
теперь,
когда ты ушла,
я рассказываю истории без запинки
 
про то, что ты вернёшься
и по утрам
мы снова будем лежать рядом
как две золотистые рыбины
 
или как я встречу тебя в супермаркете
пройду мимо, не поворачивая головы.
ты окликнешь меня - любимый, я здесь! -
а я пойду к выходу, не оглядываясь,
в чёрном пальто, коричневой рубашке,
классных фирменных джинсах,
в точных тёмных ботинках,
которые мне прислали из Австралии,
весь худой и красивый.
и пропасть,
что теперь навсегда между нами,
будет видна даже кассирше супермаркета,
а мне ни капельки не будет больно
 
или как я иду в ночи,
всё дальше и дальше,
а где-то неразличимо далеко,
на склоне холма,
дом, освещённый огнями, отплывает в Лету
и мы навсегда разминулись
 
или как ты читаешь эти строки
и говоришь - вот дурак!
зачем он держится за то,
что ушло навсегда,
зачем выставляет напоказ
крокодильи слёзы?
всё кончено, жизнь ушла дальше...
 
а я буду стоять поодаль,
согласно кивать -
да знаю я, знаю,
всё кончено,
я уже ходил по этим дорогам не раз.
и эти слова
не для тебя,
а для кого-то там
в темноте-глубине над нами
 
потому что где-то
на невообразимой высоте
идёт гроза,
ослепительное человеческое электричество
сжигает остатки прежней веры
и даже мне уже видно,
как дорога уходит
за окраины всех моих сказок,
дальше всего, что я знаю.
и что-то во мне
несомненно готово идти
 
во временах живых, брошенных нами,
остаются метки, которые нельзя забыть,
но мы их забудем.
оглядываясь,
на краю света,
я уже с трудом вспоминаю
эти полные смысла мгновения,
несколько тёмных капель вечности
из глубоких порезов.
и если такова цена продолженья -
что ж, оплатим и этот счёт
 
как путник переживший самого себя,
я не уповаю к памяти,
не мечтаю о возвращении к началу,
не преувеличиваю значимость слов.
в данной безбрежности
я больше всего ценю тепло и свободный взгляд.
может быть поэтому,
хочу сказать тому, кто случайно окажется рядом:
- Господи, как далеко!
 
 
 
 
 
 
***
 
Богам любви неведома жестокость,
поэтому и жалость ни к чему.
Они безумно отмеряют сроки,
ни жизнь, ни смерть не ставя нам в вину -
но только выбору внимают твоему.
 
Должно быть, так во тьме лесов весенних
прислушиваются волки к высоте,
к движеньям, полным звуков, крови, звеньев
их бега по живительной тщете
и сами они тщетны, и не те,
чей замысел всего здесь вдохновеньем.
 
И я пригубил от любви однажды
глупец бесстрашный, как и все глупцы -
потерями сменяются дары
и жертвами в курильнях безучастных.
Где ты вчера любил, боготворил, был счастлив –
сегодня вечности штудируешь азы
и платишь за науку ежечасно
самим собой, до полной чистоты
и лишнего почти что не осталось.
 
Немногое теперь само собой
и продолженье требует усилий.
Всех струн дрожанье, всех сухожилий строй –
обезоруженные часовые
грядущего, чей тайный кислород
у жизни прежней
у смерти на поруки нас берёт.
 
 
 
 
           
Патефон "Columbia", Кишинёв, западная окраина
 
 
чтобы музыка звучала
ручку тайны крутани
дни вертятся как попало
всё безумнее они
 
июль проносится как лопасть
в ночь проснусь, лежу не сплю
крутани на два притопа
жизнь везде сложна мой друг
 
вот идут, темны как вуду
не забудешь, не простишь
времени пружиной чудо
не спасёшь, не сохранишь
 
чтобы сладилось, продлилось
крутани тангО во тьме
чтобы многое простилось
не пропали чтоб одне
 
не собьётся, не сорвётся
оттолкнётся, полетим
что судьба нам, что война
ты от сердца крутани
 
мы такие молодые
зайцы белые в ночи
не погаснем, не остынем
тишину перекричим
 
береди, волнуй, царапай
так возьми, чтоб не соврать
чтоб звучало как вначале
чтоб играть, не проиграть
 
затихающие скрипки
плети, флейты, вся и всё
то, что сразу слишком низко
может довести до слёз
 
слишком кратко, слишком быстро
ничего не удержать
очень временно и чисто
ноту тайны надо взять
 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка