Земной муравей
Анатолий Смирнов (27/09/2018)
Время
поверх авто, поверх голов
летит вдоль улиц лязг железный...
чем дальше в речь — тем больше слов,
чем глубже взгляд — тем шире бездна.
без дна, без крыши, без стены
ревёт широкое глубоко,
и мы струёю вплетены
в разгон всемирного потока.
в нём смерть пышна, в нём жизнь страшна,
в нём средь громов и молний тренья
неуловима тишина
Раскаянья и Откровенья.
Глобализация
от почв и песков, от трясин и плит
исходит дробящий звук —
и Запад не спит, и Восток не спит,
и Север не спит, и Юг;
глазами пантер тьмы ночей горят,
слоистые, как угли;
присыпаны тропы и в Рай, и в Ад
бессонницами земли…
Судьба политика
с вороньим взглядом, с костяным лицом,
с синюшной отмороженной душой
иудой, вором, злыднем, подлецом
идти по центру улицы большой.
вокруг одни кричат: — герой! герой!
другие же рычат: — мудак! мудак!..
стать для потомков яминой, дырой,
упрятанной в добротный саркофаг.
* * *
На улице, лишь схлынет темнота,
в притир живут покой и суета.
Бронёй асфальта в землю врос покой,
а суета стучит в неё ногой…
Подошвами и скатами пласты
брони стирают люди суеты,
и каждый, суетясь в себе с собой,
протрёт её до ямы гробовой.
* * *
идёт орфей с разбитой лирой...
идёт геракл с разбитым лбом…
коварен мiр и в силах мiра
в нём крест поставить на любом.
ни меч, ни песня не спасают
от охлократии в судьбе...
учись презрению Исайи,
живя на пьяном корабле!
* * *
Развесив лепестковый рай,
блестит, шумит, играет май,
бежит столбов и зданий мимо,
и я сбираю то, что зримо,
в корзины памяти по край.
А не увиденное мной
качается немой волной
среди цветущих косм сирени
в сверканьях солнца, в ризах тени
над обозримостью земной.
Авто, деревья, пешеход,
кривящий в скуке взгляд и рот,
да прочий сумерек пространства
лишь искривленья постоянства,
что в глубине миров живёт.
Жужжит мотор, жужжит пчела,
а ветра пыльная пола
сминает воздух, ветки, тени,
и туча штучных ощущений
сознанье мглой обволокла.
* * *
...всё улицы, торжища, власти
и где-то средь стен на просторе
то белая бабочка счастья,
то чёрная бабочка горя.
наверно, скучал бы без них ты,
хотя прилетают недаром:
присядут на душу и тихо
сосут из неё твои чувства
то сладким, то горьким нектаром...
* * *
вновь над страницей летает, шурша,
самое важное слово — «душа»…
речи бездушные, ум без души
только для тленных времён хороши.
На дне
на дне на дне озёр морей
на донном иле на песке
растёт живёт во тьме в тоске
то что наземных трав старей
не лепестит оно цветков
не шелестит на нём листва
лишь краба рака голова
порой ползёт средь стебельков
да мутной слизи толокно
курчавит нитчатую тьму...
но я когда душе темно
сквозь день на дно хочу к нему!
Что не помню
Словно в царстве разбитых зеркал,
где осколками серые лужи,
на ветру листопада и стужи
целый день что не помню искал.
Целый день что не помню хотел
разглядеть над водой, над листами,
возле стен — под дождём, под зонтами
среди схожих с прохожими тел.
На подошвы наслаивал путь
целый день до мозольного жженья,
но не встретил нигде отраженья
что не помню свербившего грудь...
Из осколков не спрочишь зеркал,
лишь скровишь, подгоняя, ладони...
Может, сам я разбил что не помню?
Может, я то что вспомню искал?
* * *
полуштрихи полутона
бессонницы ночные путы
а город в снежный шёлк закутан
и мгла бледна и высь мутна
полушептанье полугул
доносит даль в сплетенье улиц...
сидишь в окно глядишь сутулясь
весь мир уснул и Бог уснул
но вдруг скрипит несмятый снег
и сквозь пелены снегопада
крадётся словно гость из ада
безмолвный чёрный человек
Всё что не названо
Вьюга введенскую ростепель празднует
скачет по улицам, свищет, поёт,
крутит подолом... А всё что не названо
где-то за снегом и миром встаёт…
Всё что не названо ты мне скажешь,
всё что не названо я не скажу,
лишь узелки на кудрявинах вьюги завяжешь,
и я завяжу...
Антипод
Где-то там, ногами под,
мой гуляет антипод.
Я хрущу сухим снежком,
он хрустит сухим песком.
У меня в морозе нос,
нос его в загар пророс…
Мы не встретимся вовек,
в мой ли дождь, в его ли снег...
Но сердца, любви кроты,
роют дружные ходы, —
невозможно отчего-то
жить, не чуя антипода.
* * *
пусть я, мелкий земной муравей,
близко вижу и пыльно ползу,
но не жажду по смерти своей
обратиться душой в стрекозу.
мне в моём муравьином ладу
с сердцем полным любви через край
слаще с братьями ползать в аду,
чем без братьев отправиться в рай.
Событие
Событие — со-бытиё,
в нём ощущение моё
вскрывает время и пространство,
изменчивость и постоянство,
и суть любви, и ложь её.
В нём, как засохшая сирень,
шуршит былых событий тень,
на коих святость и греховность;
в нём — настоящего права
и будущего всеверховность.
Но ощущенье ищет мысль
и, втискивая вещи в смысл,
от тренья их рождает чувство,
чтоб расплескаться светом густо
в изгибах звёздных коромысл.
* * *
В толпах серого нудного люда
ты сверкнула, как молнии нить…
Я умру и себя позабуду,
но тебя не смогу позабыть.
Вечно буду средь вечности ночи
из далёкой космической мглы
всё искать твои синие очи,
озирая земные углы.
* * *
Копна и небо в блёстках лития.
Касанья. Шёпоты. Предел
соединения, соития
и тел и душ, и душ и тел.
Что в нас горит, щекочет, дразнится —
твоё в моём, моё в твоём...
Но выйдем в день и столько разницы
опять в друг-друге мы найдём.
Мышка
Нашей жизни, нашей кости
только на мышиный хвостик:
мышка хвостиком махнёт —
миг пройдёт и век пройдёт.
Вот она бежит по стенке,
морща быстрые коленки,
как черничины, глаза
и на шёрстке бирюза.
Мышка-пышка, мажордом,
не смахни меня хвостом!
* * *
Художнику Николаю Отрошко
Берёзы пишут золотом по сини,
Дрозды пятнают киноварь рябин,
И, словно свечи в пустыни пустыни,
Мерцает свет в озёрности глубин…
Природа — храм!.. Но с удивленьем детским
Порой дано сновлять нам изнутри
Её иконы, занавеси, фрески,
Мозаики, лампады, алтари…
* * *
Ясный полдень, над чашей апреля
Перезвон колокольный воскресный…
Философские истины — щели,
А священные истины — бездны;
Сквозь одни не продраться до света,
А в других исчезаешь безвольно, —
Лучше вербные шарики веток,
Лучше небо да звон колокольный.
* * *
Останусь вскоре вовсе не у дел,
Как всякий, кто от света век вкушает:
Дочь выросла, мой садик застарел,
И дом, что мной построен был, ветшает.
В даль внуки убредут по шпалам дней,
И Бог с меня за свет забвеньем взыщет, —
Взрастит оно ивняк меж сохлых пней,
Крапиву да репей над пепелищем.
Последние публикации:
"Я не мог, как Гоголь, пить шампанское с Пушкиным..." –
(21/08/2023)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
