Проза

 

Перевод с узбекского Мухаббат Юлдашевой.

 

 

 

 

 

Я, пришел в ресторан Le Procope. Но опоздал. А давно пришедшая Мафтуна удобно устроилась за столом и в ожидании листала журнал мод с темно-красной обложкой. Но рядом с ней не было ее мужа.

— Вы сильно опоздали, — радушно приветствовала она меня, чуть приподнимаясь со стула.

Я устало опустился на стул, стоящий напротив нее.

— В посольстве куча дел…

Мафтуна, не очень поверив в мою отговорку, закрыла журнал мод и жестом рук позвала официанта.

— Я закажу себе утку под вишневым соусом, — сказала она, листая меню с большим интересом, потом посмотрела на меня. — А Вы что будете?

— Apportez-moi une soupe à l'oignon et une omelette[1], — четко объяснил я официанту на французском языке, даже не открывая меню, которое лежало на моей стороне стола.

— Из напитков что пожелаете? — вежливо осведомился официант.

— Апельсиновый сок, — опередила меня Мафтуна.

— И мне, — коротко добавил я.

После того, как официант удалился, Мафтуна, вытянув шею, начала оглядываться по сторонам. Кажется, у нее было хорошее настроение, ее красивые, как у газели, глаза блестели, она была со вкусом одета. Ее чёрные, как ночь, волосы рассыпались по открытым плечам, того же цвета модное платье и блестящая на изящной шее золотая цепочка придавали ей еще больше привлекательности.

— Вы плохо выглядите, — сказала Мафтуна, пристально глядя на меня. — Надеюсь, что Вы не расстроены тем, что мой супруг не пришёл вместе со мной?

— Нисколечко, но удивлен, конечно. Если не ошибаюсь, вы вместе пригласили меня.

— У него появились неотложные дела.

Вскоре официант на подносе принес наш заказ. Перед тем как приступить к еде, я с удовольствием сделал глоток апельсинового сока.  Мафтуна с помощью блестящего ножа и вилки разрезала на мелкие кусочки жареное мясо и начала есть.

В ресторане было многолюдно. Собравшиеся здесь старались доставить друг-другу удовольствие под предлогом обеда. За столом делились своими повседневными заботами и, возможно, таким способом отдыхали от усталости, накопившейся за весь рабочий день.   

Музыка в унисон, очень напоминающая джаза, звучала не переставая, поэтому человеку, не привыкшему к ней или любившему уединение, казалось, что он зашел не в ресторан, а на базар. Может быть, поэтому у меня разболелась голова.

— Париж мне понравился, — говорила Мафтуна, кушая и вращая вилкой в воздухе. — Особенно здешний воздух пришелся мне по душе. Я собираюсь побыть здесь подольше. Попрошу мужа продлить срок наших виз. Это возможно, да?

   Я подтвердил кивком головы, потому что в это время начал есть суп. Мафтуна ела с таким удовольствием, что вскоре ее аппетит передался мне, и я, не обращая внимание на головную боль, начал есть. Я не был экспертом в кулинарии, но луковый суп показался кислым, омлет был пережаренный.

— Я хочу задать Вам один вопрос, — сказала вдруг Мафтуна, когда я мысленно сделал выводы о своей еде. — Хотя он может показаться чрезвычайно дурацким. Мне захотелось спросить вас об этом в тот день, когда мы встретились в Лувре. Но если не хотите, можете не отвечать на него.

— Какой вопрос? — спросил я, перестав есть.

Она немного колебалась, потом решилась.

— Париж называют городом любви, — веселым тоном произнесла она, показав ровные жемчужные зубы. — Эта правда?

— Да, так говорят, — ответил я, раздражаясь от этих избитых слов.

— Говорят, что француженки красивые.

— Я не заметил этого.

— Но Вы совсем не похожи на невнимательного человека.

— Этот город не интересует меня. Я здесь работаю, поэтому и живу тут. Кстати, у меня есть такая манера: если город меня не интересует, то и его жители мне не интересны.

 Вероятно, она по-другому поняла мои лаконичные и точные слова, что она неожиданно громко хохотнула.   

— Хорошие же у вас манеры, — сказала Мафтуна, все еще смеясь. Потом принялась за еду с еще большим аппетитом. — Я очень люблю мясо белой утки. Здесь очень вкусно готовят его. Просто чудесно!

  Её глаза горели. Она с заметным наслаждением пила апельсиновый сок и иногда незаметно посматривала на меня.   

— Значит, не всем по душе всемирно известный Париж? 

— У вас удивительное заключение!

— Я думаю, что это заключение подобно открытию.

— Что, по-своему открываете город? — ухмыльнулся я.

— Конечно, — воскликнула Мафтуна, ее лицо засияло. — Повторно открываю, и я очень рада этому. 

— Это и видно, — сказал я, вытирая губы салфеткой, потом взял в руки бокал с апельсиновым соком.

Вскоре от такой беседы у меня пропал аппетит. Сегодня Мафтуна вела себя непривычно, была чересчур вольная и выходила за рамки обычного любопытства.

— Если вам не понравилось блюдо, давайте закажем другое, — сказала она, с изумлением следя за тем, как я отодвигаю блюда подальше от себя.

— Не стоит. Сегодня почему-то с утра нет аппетита, — солгал я, чтобы не обидеть ее.

— Понятно.

От моего ответа она слегка сконфузилась, пару раз кашлянула. Затем нехотя положила вилку и нож на стол.

— Мне здесь стало как-то тесно. Не хватает воздуха. Не хотите ли прокатиться по городу на машине? — прошептала она, чуть наклонив голову в мою сторону.

От ее предложения я невольно наморщился. Вспомнилось, что еще не написал сценарий для культурного мероприятия, которое будет на следующей неделе в посольстве. Кроме того, мне захотелось чуточку вздремнуть, и эта идея казалась единственным спасением для моего сверх меры утомленного организма. Но почему-то я не смог отказать Мафтуне, вернее, не хотел показаться бестактным человеком.

— Хорошо…

— Славно поужинали, — сказала Мафтуна, потом позвала официанта и торопливо рассчиталась с ним. — Давайте быстрее выйдем на свежий воздух.

Мы пробирались среди столов, за которыми сидели ужинавшие, уже слегка опьяневшие люди. Хотя из-за моего поступка у Мафтуны испортилось настроение и изменилось выражение лица, но, выйдя на улицу, она не показала виду. Гордо подняв голову и громко стуча высокими шпильками, она пошла в сторону красного «Ситроена», стоящего на обочине дороги.

— Очередной подарок моего мужа, — похвасталась она, указав на машину. — Чтобы я спокойно гуляла по городу, он взял ее в аренду. Он очень добрый.

Нетрудно было понять скрытый сарказм в ее словах. Не обращая внимание на это, я сел на переднее сиденье. Мафтуна некоторое время бесцельно стояла возле машины, потом села за руль и завела машину.

— Ну что, поедем к «Триумфальной арке»? — спросила она, когда мы выехали на основную дорогу.

 В это время я задумался, поэтому сразу не мог ей ответить.  

— Что интересного в этой арке? — спросил я через некоторое время, наблюдая, как Париж тонет в ловушке темноты.

  Казалось, что внутри машины было угнетающе душно. И я, и она одновременно вздохнули и опустили боковые стекла автомобиля.

— Может, вам не интересно, ведь вы здесь давно живете здесь. Но другим это кажется интересным. Например, мне. Бог знает, когда еще я смогу приехать сюда.

Доехав до «Триумфальной арки», Мафтуна остановила автомобиль и выпрыгнула из него. Возле арки было немноголюдно, только несколько человек, держась за руку, неспешно гуляли.  

— Ремарк написал книгу об этой арке, — обернувшись ко мне, сказала Мафтуна, когда мы подошли ближе. — Вы знаете об этом?

Она, не дождавшись моего ответа, быстро удалилась от меня. Чтобы догнать ее, я был вынужден ускорить шаг.  

— Конечно, я читал эту книгу, — сказал я, догнав Мафтуну. — Если не ошибаюсь, этот роман был о еврейском докторе и его любимой женщине.

  Мафтуна наклонив голову набок и слегка прищурив глаза, посмотрела на меня.  

— Есть ли в мире книга, которую вы бы не прочитали? — сказала она, приближаясь ко мне и осматривая с ног до головы. — И есть ли что-нибудь, о чем вы не знаете? Вы прочитали Бальзака, Гюго, Диккенса, Маркеса. Конечно, и Ремарка тоже. Хорошо говорите на французском и английском. Вы искусный переводчик. Кроме всего, Вы — умный и статный мужчина…

Она неожиданно очень близко подошла ко мне. В нос ударился опьяняющий приятный запах ее духов.

Расстояние между нами значительно сократилось, мне было слышно тяжелое дыхание Мафтуны. Я видел, что она, не отрывая глаз, пристально смотрит на меня. Внезапно она страстно поцеловала меня. Это было так неожиданно, что я сначала растерялся. Но быстро оправился, несильно оттолкнул ее и сам отошел на два шага. Это задело ее.

— Трус! — ехидно рассмеялась она.

Хотя я старался держать себя в руках, но разозлился от этого слова.

— Если я буду развлекаться с замужней женщиной, то стану смелым? — спросил я, повысив тон.  

— Вы мужчины все одинаковы, — она продолжала говорить, все удаляясь от меня, но вдруг остановилась. — Бес сатаны не лучше! Даже мой отец, который отдал меня замуж за подонка, и тот мерзавец, который не помнит ни одного дня, когда бы не изменял мне, и Вы, преклоняющийся перед своей личностью!

Чтобы не смотреть на нее, я повернул голову в сторону «Триумфальной арки» и несколько минут стоял в таком положении. Мафтуна все ехидно смеялась. Сейчас она была совсем не похожа на ту спокойную, сдержанную женщину, которая четыре дня назад вместе со мной гуляла по Лувру, а позавчера приехала в посольство вместе с мужем для продления визы.

  Неожиданно она быстро направилась к своему автомобилю. Мне не хотелось идти за ней, но, заставляя себя, я пошел в сторону машины.  

— Мафтуна, откройте дверь! — попросил я.

Она, не обращая на меня внимания, сильно надавила на газ. В мою душу закралось смутное беспокойство, я бросился к стоящему на обочине дороги такси.  

— Пожалуйста, езжайте за тем красным «Ситроеном»! — воскликнул я.

Таксист без лишних вопросов начал преследовать машину Мафтуны. Но когда он почти догнал ее, она вдруг увеличила скорость.

— Ей что, жить надоело?! — ворчал таксист, качая головой. — Ведь в центре города запрещено водить на такой скорости! 

Когда дошли до поворота у побережья Сены, неожиданно с противоположной стороны дороги появился грузовой автомобиль. Мафтуна еле успела повернуть в сторону. Красный «Ситроен» с громким визгом двинулся к обочине дороги. Грузовик, едущий с противоположной стороны, громко сигналя, пронесся мимо него. Я выпрыгнул из такси, со страхом побежал в сторону красного автомобиля. Мафтуна, сидевшая неподвижно, положив голову на руль, чудом не пострадала.

— Откройте дверь! — воскликнул я и несколько раз ударил рукой в стекло. — Откройте, говорю!

Она открыла дверь. Я поднял ее на руки и отнес на одну из скамеек, установленных на берегу Сены.

— Неужели Ваша жизнь не стоит ни гроша?! — во весь голос кричал я. 

Мафтуна посмотрела на меня пустым взглядом.

— Да, так и есть. Вам-то что? 

     Мафтуна, наклонив голову, сидела на скамейке и сильно дрожала. Видимо, до нее только начало доходить, что она чудом избежала опасного столкновения. И теперь она была в шоковом состоянии из-за пережитого испуга. Даже я был еще во власти волнения и страха. Я не сел на скамейку, а стоял рядом с ней. Мое сердце бешено стучало.

— Я устала от всего, — сказала Мафтуна, уставившись в сторону шумно протекающей реки.  

Был конец сентября, немного похолодало. В течение последних нескольких дней в Париже дул лёгкий ветер, через день небо осаждали серо-чёрные тучи, время от времени накрапывал дождь. Вот и сегодня было пасмурно, на небе господствовали тучи, а Луна, которая все лето ночами радовала взоры, сейчас пряталась за ними. Эта картина предвещала, что еще до рассвета может пойти дождь.

— Вы забыли выключить фары, — сказал я и, чувствуя, что больше не могу держаться на ногах, сел рядом с ней.   

Мафтуна с отвращением посмотрела в сторону стоящего поодаль автомобиля.

— Красный «Ситроен». Красненький «Ситроен», — несколько раз повторила она.

Мафтуна все ещё дрожала. Теперь она дрожала от холода. Поняв это, я снял пиджак и накинул на её плечи. Она шёпотом поблагодарила. Она долго ничего не говорила. И я молчал.

— Отец выдал меня замуж в шестнадцать лет, — через некоторое время заговорила Мафтуна, нарушив уже долго длившееся молчание и глядя на реку. — Он не думал о том, что я была еще несовершеннолетней. Не считался с моими слезами. Часто вспоминаю те времена. Ведь мне было всего шестнадцать лет. У меня были большие мечты. Я хотела изучить юриспруденцию. Много читала, учила иностранные языки. Как и все девушки, много мечтала… Но вдруг в один день на всем был поставлен крест. Меня выдали замуж. Да, я знала, что когда-то придётся выйти замуж, но не думала, что это произойдет так быстро. Я выходила замуж, будучи не готовой к самостоятельной жизни… До свадьбы мечтала о том, чтобы мой суженый был похож на Дарси, главного героя «Гордости и предубеждения». Хотела, чтобы мой муж был таким же благородным, верным и мужественным. Но оказалось, в жизни всё бывает иначе. Увидев перед собой человека, который был полной противоположностью Дарси, я сильно расстроилась. Но молчала, не сопротивлялась воли отца. Даже моя мать заступилась за отца, уверяла меня, что все так делают и от этого ничуть не становятся несчастными. Словом, я вышла замуж. Если честно, мой муж не нравился мне. Я его не любила (и сейчас не люблю). Не тянуло меня к нему. И он не нуждался во мне. Я знала, что он часто изменяет мне. Таким образом проходили дни, недели, месяцы. Даже не заметила, как быстро проходит время. Потому что чувствовала себя так, будто попала в другую среду. Я словно угасала… Восемь лет жила так. Мои мечты рассеялись как дым, цель стать юристом исчезла, я перестала читать книги, а желание учить иностранных языков угасло.

Мне казалось, что не осталось смысла жить. Но на восьмом году замужества я узнала о своей беременности. Поверьте, тогда смысл жизни появился, ведь Создатель подарил мечту почувствовать радость материнства вместо прежних. От мысли, что теперь у меня будет ребенок, я стану матерью, радовалась вся моя сущность, поднялось настроение. Однажды во время медицинского обследования я увидела своего ребёнка на экране аппарата УЗИ. «Ваш ребёнок купается», — рассмеялась гинеколог. Я уставилась на экран. И вправду, моё дитё, шевеля крохотными ручонками, плавало. После этого я начала разговаривать с ним каждый день. Ночью рассказывала ему сказки, покупала детскую одежду. В моей жизни появился смысл, вернулось жизнелюбие... На пятом месяце беременности, в пятницу муж вернулся домой поздно, вдобавок в плохом настроении. От него пахло женскими духами, и он был пьян встельку.

Наверное, я попалась ему под руку, и он сильно оскорблял меня. Казалось, не удовлетворившись этим, он выпучил глаза и, грозно рыча, начал меня избивать и пинать ногами. У меня все тело болело от его ударов, вдруг показалось, что-то прервалось внутри меня и, почувствовав неладное, я громко закричала. А на следующий день в клинике, я узнала о том, что мой еще не родившийся ребенок погиб…

Мафтуна неожиданно заплакала. Она плакала навзрыд, от чего ее плечи тряслись.

— Я, не приходя в себя, долго лежала в клинике. Нарушилась психика, началась сильнейшая депрессия. Никого не хотелось видеть, целыми днями не выходила из своей палаты. Даже с родителями не хотелось видеться. А к мужу испытывала безграничное отвращение. Я не могла представить себе, как дальше жить в одном доме с тем человеком, которого не любила, даже брезговала. Однако продолжала жить вместе с ним. Потому что отец привёз меня в его дом, оставил, а перед уходом сказал вместо утешения: «Не огорчайся, Бог еще даст тебе ребёнка». Очень смешно, правда? Почему жизнь и люди такие? Никак я не могу найти ответ на эти вопросы. Поступки моего мужа еще смешнее. Человек, который избивал меня, убил своего еще не родившегося ребёнка, вот, привез свою жену в Париж, чтобы порадовать ее…

Теперь Мафтуна плакала, повернувшись в мою сторону, а я, почувствовав гнетущую тоску, старался не смотреть на неё.

— Когда приехали сюда, я первое время не выходила из гостиницы. Рана в моей душе еще не зажила, потому даже этот город, увидеть который мечтали миллионы, мне не понравился. Целый день сидела перед окном. Эйфелева башня хорошо видна из моего окна. Мой муж уходил утром, возвращался вечером. Так прошли и второй, и третий дни. Я из окна наблюдала город. Наконец, на четвёртый день я попросила мужа отвезти меня в дом-музей Гюго. Он согласился. Но, оставив меня одну в музее, уехал, сказав, что вернётся через час. Я осталась одна у дома-музея моего любимого писателя. А когда зашла внутрь здания, в главном зале проходило собрание. Это собрание было похоже на презентацию. Через некоторое время сотрудница музея подтвердила моё предположение…  Вы помните тот день? Там проходила презентация книги Гюго, которую вы переводили на узбекский язык, и вы рассказывали собравшимся о писателе, его роли в мировоззрении узбекского читателя. Я, наблюдая за вами, сидела в сторонке, и почему-то на какой-то миг забыла о боли, давно терзающей мою душу, о незаживающей душевной ране и слушала вас с таким удовольствием, будто опять превратилась в шестнадцатилетнюю девушку. Потом я познакомилась с вами. Вы сказали о том, что работаете в посольстве. Мы поговорили с Вами о Гюго и французской литературе. Я прочитала почти все произведения Гюго. Услышав это, у Вас лицо засияло. Ведь он был и Вашим любимым писателем… Вернувшись с музея, я чувствовала себя намного бодрее. Казалось, стих бушующий в моем сердце ураган, исчезла печаль, на душе было спокойно и безмятежно. Я, открыв окна, любовалась красивым видом, и у меня поднялось настроение. Подумала, что на самом деле жизнь прекрасна и состоит не только из чёрно-белых тонов. Самое интересное, в тот день я с аппетитом поужинала, а ночью спала спокойно, меня не мучали кошмары.   

В тот день Вы рассказали о том, что каждый выходной ходите в Лувр. До следующих выходных осталось еще два дня. С нетерпением проведя эти два дня, я в воскресенье проснулась рано утром и поспешила в Лувр. Надеялась встретить Вас. Но, приехав туда, я очень удивилась. Лувр был очень большой, вдобавок многолюдный. Хорошо, хоть запомнила Ваши слова о Моне Лизе. Расспросив у людей, я нашла зал, где она экспонируется. Я зашла туда и увидела вас среди людей, любующихся картиной. Обрадовалась своей догадливости. В надежде, что меня заметите, я приближалась к вам. Вы стояли напротив картины и писали заметки в записную книжку. Я молча стала наблюдать за Вами. Хотя не скоро, но все-таки Вы заметили меня. И улыбнулись. В тот день мы долго беседовали о Моне Лизе, вместе гуляли по музею.

Когда я вернулась в гостиницу, мой муж пил шампанское. Он сказал, что осталось два дня до окончания срока нашей визы. Я умоляла его продлить визу. Он с удивлением посмотрел на меня. Я сумела уговорить его. И в самом деле мне очень хотелось еще немножко побыть в Париже. Сама еще не знала, почему мне так хочется здесь остаться, но неожиданно проснувшееся в моём сердце неизвестное до сих пор чувство меня влекло сюда… Через два дня после этого я с мужем отправилась в посольство. Там опять встретила Вас. Вы помогли нам продлить визу. Мой муж поблагодарил Вас и пригласил на ужин. Когда вы согласились, я очень обрадовалась.

Сегодня утром я проснулась, думая о предстоящем ужине. Я давно не смотрела в зеркало. И впервые так долго сидела перед ним. Раньше, если мне приходилось участвовать в каком-то мероприятии, я надевала первое попавшееся платье. А на этот раз было очень трудно выбрать подходящий наряд. Даже для моей золотой цепочки, которая годами оставалась нетронутой, нашлось применение. Приближался вечер, а меня захватывало волнение. Но когда наступил вечер, мой муж, ссылаясь на неотложные дела, ушел. Он поручил, чтобы я попросила прощения от его имени за его отсутствие. Поэтому я приехала одна на машине, которую он арендовал для меня.

Знаю, что в ресторане я вела себя немного вольно. Ведь мне удалось ещё раз поговорить с тем человеком, которого душа желала. И это сбило меня с толку. В результате я начала задавать дурацкие вопросы во время ужина, вела себя некорректно и забыла о приличии. Наверное, я Вам показалась легкомысленной женщиной.

Сама себя ненавижу. И чтобы избавиться от этого чувства, которое начало терзать мою душу, я была вынуждена спрятаться в машине. Но там я ещё больше страдала. Оставшись в тисках мучений, я вела машину закрытыми глазами на большой скорости. Мне показалось, что все усиливающее и терзающее меня это чувство исчезнет только после моей смерти. Часто чувство отвращения к себе толкает человека к самоубийству. И это состояние не отпускало меня, пока напротив меня не появился грузовик. Но, увидев грузовую машину, я испугалась. Не смогла убить себя, не хватило сил, я была беспомощной.

Мафтуна встала с места, направилась в сторону реки. Некоторое время разглядывала чернеющие в сумерках шумные потоки Сены, потом неспешно вернулась. Она теперь не плакала, немного успокоилась и взяла себя в руки. 

— После наступления осени нашей жизни весне уже будет труднее возвращаться, — сказала Мафтуна, пристально глядя вдаль над рекой, вздохнула и начала читать какое-то стихотворение:

          

Прочитав стихотворение, она сняла пиджак, аккуратно сложила и положила возле меня. Я молча наблюдал за ней.

— Завтра уеду, — сказала она, оглядываясь по сторонам, а когда наши глаза встретились, она вдруг впала в уныние. — На самом деле этот город мне не интересен, как и вам. Не прелести города послужили поводом, чтобы я осталась здесь подольше.  

Я встал и попытался что-то сказать. Хотелось ли мне взбодрить ее или утешить, сам не знаю. Когда повернулся в ее сторону, она отстранилась от меня и жестами показала: «Не надо!». Я замер на том месте, где и стоял, но не сказал ни слова успокоения или утешения. Перед глазами потемнело, от запутанных мыслей трещала голова.

Спустя некоторое время она решила уйти и, не прощаясь со мной, направилась в сторону машины, фары которой всё ещё светились. Не оборачиваясь и держа голову высоко, она шла, постукивая шпильками.

— Красный «Ситроен»… красненький «Ситроен», — проговаривала она, уходя. — Подарок моего мужа… «любящего» мужа…