Комментарий | 0

Реинкарнации Рууда

 

Повесть

 

 

 

Пролог

            Нередко можно встретить тех, кого раздражают разговоры о реинкарнации, как будто эта теория оскорбляет их лично или близких им людей, разоблачает их в чём-то неприглядном. Для меня это странно. Если не веришь во что-то, не естественнее ли проявлять равнодушие, а не нервозность? Вот Вольтер отреагировал на эту концепцию как и положено настоящему и уверенному в себе философу: «Родиться дважды — не более удивительно, чем родиться один раз». И я бы подписался под словами моего школьного товарища, весело ответившего мне: «Я за всё хорошее в жизни. Если можно будет пожить ещё раз, я только за». Да, теория реинкарнации открывает (особенно, когда уже надеяться не на что), что за горизонтом — горизонты другие. Я не журналист и не писатель, но недавняя встреча с человеком, поведавшим мне о своих предыдущих жизнях, оказала на меня такое воздействие, что мне захотелось обнародовать его историю.

            Мы  познакомились в аэропорту Касабланки. В рубашке-тенниске, шортах из плащёвки  и сандалиях, подстриженный и побритый, без каких-либо татуировок и «сакральных» чёток, перстней и амулетов, он не был похож на специалиста по сверхъестественному или последователя таковых. Да, через его взгляд и голос проявлялась   основательная уравновешенность, а вытянутое с крупными скулами и носом лицо напоминало мне о Тиле Уленшпигеле (из иллюстрированной книги,  которую в детстве я любил рассматривать), но в целом — ничего необычного.  Он заговорил первым: «Извините, вы же эстонец? Меня зовут Рууд, я из Амстердама». Я не склонен в дороге поддерживать долгие беседы со случайными встречными и попутчиками, даже если они лучатся дружелюбием и сходу раскрывают свои паспортные данные. Хорошо это или плохо, не знаю, но сосредоточенность на своём, чтение книг и просмотр фильмов мне интереснее праздной болтовни.  Но в данном случае я не смог не посмотреть на незнакомца удивлённо. Понимаю, по акценту, по фенотипу, по некой общей, так сказать, телесной вибрации в толчее международного аэропорта можно порой решить, что тот — американец, этот — русский, а она — итальянка… Но как голландец может узнать в молчаливом человеке эстонца? Мы, эстонцы, не лишены национальной гордости, но, вместе с тем, трезво смотрим на этот мир, осознавая, что далеко не все найдут Эстонию на карте, не говоря уже о том, чтобы распознавать эстонцев в многолюдье вокзалов. «Как правило, сразу отличаю эстонцев от других. Наверное, потому что в своей прошлой жизни я жил в Эстонии, хотя этим всё не объяснишь», продолжил он изумлять меня. Мне не чуждо эзотерическое любопытство. На регулярное чтение книг про сверхъестественное и запредельное, конечно же, времени у меня нет (уверен, большая часть из них — коллекция выдумок, с годами умножающаяся из-за высокого потребительского спроса), но в транспорте или где-нибудь ещё, где бывают рекламные экраны, свой взгляд обычно не отвожу от бегущей строки астрологического прогноза и тому подобной информации. Так что дополнение о его «прошлой жизни в Эстонии» скорее добавило, как говорится, хворосту к огню, нежели охладило мой интерес. Мысли же, что за мной может следить  информированный агент некой спецслужбы, никогда не задерживаются в моей голове. Какое ведомство станет тратить время и средства на слежку за простым таллинским преподавателем английского,  месячный доход которого чуть больше 800 евро? «Не подумайте, я не сумасшедший. Я действительно помню свои прошлые жизни. Разумеется, не во всех деталях, а то, что имеет значение». Кто-то хорошо пошутил: «Как узнать вегана? Не напрягайтесь: он сам вам об этом скажет». Эту иронию можно направить и в адрес увлечённых эзотерикой. «Чудак хочет выговориться. Пускай», — мысленной усмешкой попытался я вернуться к своей обычно устойчивой самоуверенности, почему-то зашатавшейся всего из-за  двух фраз этого голландца. Я заговорил: «Вы со всеми так откровенны или только с эстонцами?» — «Нет, редко с кем. Дело во внутреннем импульсе, сильном чувстве, что мне нужно вам открыться. У вас есть время послушать? Скоро я объясню, какое отношение моя история имеет к вам».

          

Рассказ Рууда

            Я был обычным голландским подростком, посещавшим концерты всей этой «crazy music for crazy people», стадион «Де Мер» в часы футбольных баталий и тому подобные шумные места, пока не разбился на мотоцикле. Неделями окоченело лежать на больничной койке — та ещё аскеза! Ничего не остаётся, кроме желания вырваться из неподвижности, и в один из дней я словно выплыл через макушку, поднялся к потолку и с изумлением посмотрел на своё перебинтованное тело. «Я — не тело», — пришла мне на ум изумляющая мысль, а затем, почти сразу, меня охватил страх, заставивший вернуться обратно в  мой «гипсовый скафандр». Этот опыт не был галлюцинацией, вызванной каким-то психотропным средством (медикаментозная терапия была отменена за неделю до того). Воображением его тоже назвать я не мог, поскольку всё чётко ощущалось (даже слышался сильный дребезжащий звук). Воображению всегда предшествует настойчивое желание тех или иных ментальных форм, внутреннее усилие... А о таком явлении, как выход тонкого тела из физического, я даже не слышал, не говоря уже о том, чтобы желать его. Подобного со мною больше никогда не повторялось, да я и не стремился к этому. Меня увлекли переживания иного характера. Достаточно было сосредоточиться на одной-двух нотах постоянно возникавшей во мне музыки (я  склонен напевать про себя), как меня всего начинали наполнять необыкновенный покой и чистейшая радость. Я продолжал всё видеть, чувствовать своё тело, но как-то отстранённо-воспарённо и совершенно счастливо. В течение всего периода реабилитации это переживание оставалось со мной. Приём пищи, перевязки, общение с медперсоналом и друзьями возвращали меня к привычному самоощущению и мировосприятию, но наедине с собой я, если хотел, получал беспрепятственный  доступ к возвышенной нездешней радости и лишённому тревог, мыслей и сомнений внутреннему равновесию.  Более того, моему благостному сознанию не мешали звуки, шум, нередко проникавшие в палату с улицы или из больничного коридора.  Покой как бы приглашал исследовать себя, подобно спокойному океану, манящему золотым горизонтом к таинственным землям. Охваченный экстазом, я порой терял из виду внешние формы. Позднее пришло осознание, что я просто вспомнил своё умение хорошо медитировать, обретённое многолетней практикой ещё в предыдущих жизнях. Но тогда в больнице я ничего не анализировал, а просто жадно ежедневно часами наслаждался трансом,  ощутимым мною настолько, что обычное восприятие себя телом с именем, пятью чувствами, памятью, привычками казалось чем-то искусственным, временной костюмированной ролью. Мне захотелось открыться лучшему другу, но на его лице прямо-таки читалось (хотя вслух он этого не сказал): «Не сошёл ли Рууд с ума? Сотрясение мозга — это не шутка!» Так что я больше ни с кем не заговаривал о своём просветлении, и о состоянии моей психики, за которой пристально наблюдали, постепенно перестали беспокоиться.

            В одну из ночей в палате появилась моя мать. Она сияла необыкновенной потусторонней красотой, как богиня с небес! Я рано осиротел. Родители погибли в авиакатастрофе, когда мне было 7 лет. Отец работал дальнобойщиком, но мама всегда находилась рядом. Когда её не стало, первое время я часто безутешно плакал... Тётя проявляла ко мне настоящую любовь и заботу, но память о счастливых объятиях матери я всегда хранил в тайниках сердца.  «Мама, мама, ну где же ты была все эти годы?!» — заревел я, как ребёнок.  Она улыбалась и улыбалась, а потом взяла меня на руки, как грудного, и убаюкала, напевая чудесным голосом какую-то неземную песню. Проснувшись, я был переполнен энергией и счастьем и твёрдо знал, что видел саму Реальность, что Сам Бог приходил ко мне в образе мамы. Пока я не стал старшеклассником, тётя каждое воскресенье брала меня с собой в церковь, где священник говорил о Боге только как об Отце или Иисусе. Но в среде прихожан за чаем звучали разные суждения. Одно хорошо запомнил: «Бог всемогущ, поэтому явиться человеку может в любом образе». Да, сироте, много лет тосковавшему по матери, Бог мог прийти только как мать. Видение повторялось и повторялось, давая переживание самой нежной и чистой любви, какую только способно почувствовать человеческое сердце. Для меня сейчас очевидно: радость близости между ребёнком и матерью приходит из  самого Вселенского Духа. К моменту выписки из больницы божественные трансы и видения постепенно прекратились, но в глубине сердца я продолжал ощущать сладостное присутствие моей Космической Матери. Мне нередко казалось, что Она смотрит, думает и чувствует через меня. Любой важный вопрос находил ясный ответ в этом чувстве единства с Ней.

            Преображение  подростка, подверженного своим и чужим диким импульсам, глупым мнениям сверстников и общественным стереотипам, не происходит так же быстро, как заваривание какао. Сейчас я понимаю, что душа, смотрящая на мир сквозь эго человека, это не то же самое, что эго, смотрящее на мир глазами души. Но после выписки из больницы я нередко злоупотреблял духовной интуицией, порой не понимая, что так нельзя поступать. Например, я мог увидеть результат предстоящего футбольного матча и гордо сделать точную ставку на тотализаторе. Мать не вмешивалась, рассчитывая на постепенное развитие моей мудрости. Но однажды она вмешалась.

            До аварии меня искушало желание наказать виновника авиакатастрофы, убившей моих родителей. Ошибся диспетчер в аэропорту, его уволили, наказали условным тюремным сроком, но, с моей точки зрения, он заслуживал смертной казни, и я строил планы, как её осуществить. В общем-то я был добросердечным парнем, но все эти фильмы про справедливых мстителей вдохновляют тех, в ком мстительность подспудно живёт. Представляете, несмотря на такой духовный переворот, произошедший во мне, после реабилитации эти преступные мысли вернулись с ещё большей силой искушения! Вот тогда и вмешалась Мать. Она явила моему уму знание о моих прошлых жизнях. Это как читать книгу, понимая все основные события и делая из них выводы. 

            Я был медведем в своей последней животной инкарнации. Я бродил и бродил повсюду в поисках охотника, убившего моих медвежат и медведицу. Мстительность присуща медведям. Медведь не может успокоиться, пока не разорвёт обидчика, посягнувшего на его владения.

            — Простите, — решился я прервать его монолог, — у вас никогда не возникает сомнений в подобных, так скажем, не физических опытах? Люди научных воззрений сказали бы, что психика подростка ушла от стресса, боли, скованности в сферу излишней фантазии...

            Рууд улыбнулся, не показав ни йоты раздражения, которым обычно одержимые своей темой люди реагируют на скепсис.

            — Послушайте, Альмар, вот вы полчаса назад съели кекс с горячим шоколадом. Неужели вам захочется доказывать это себе или кому-нибудь, кто усомнится? Вы чувствовали вкус, запах, работу жевательных мышц… Разве этого недостаточно, чтобы быть уверенным, что вы съели кекс, запив его горячим шоколадом? Глупее глупого будет делать анализ крови, проверять записи видеокамер, искать свидетелей, чтобы доказать, что завтрак был. Духовное может переживаться более явно, чем мир, физическая реальность. Чем вы ужинали позавчера и с кем танцевали на вечеринке полгода назад, вы можете и не вспомнить, но переживание духовного мира может сопровождаться такой интенсивной нездешней радостью! В переживании истинного счастья не сомневаешься, и оно не забывается. На земле так много храмов, духовных книг и других священных произведений искусства. От многих могущественных империй и камня не осталось, а эта духовная красота столетиями и тысячелетиями поддерживается людьми. Разве бы  подвижники так поступали, не будучи убежденными, что их духовные чувства реальны? Всегда много сомнения, ничего здесь не поделаешь. Но без доверия мир застынет, как вода на холоде.  Вот я верю, что Австралия существует, хотя там никогда не был. Я верю, что вирусы есть, хотя  никогда не видел даже электронного микроскопа, не говоря уже о самих вирусах. Доверять другим — практично, разумно. Зачем тратить попусту время на проверку их знаний и опыта? Бывает, конечно, что нас обманывают, но, во-первых, мы нередко это чувствуем; во-вторых, как сказал Эйнштейн: «Лучше один раз быть обманутым, чем всю жизнь не доверять никому». Кем-то мудро замечено: «Обманщики однажды обязательно видят, что больше других в дураках остались они сами». Не мошенниками мир создан, и даже не праведниками. И не ими поддерживается. Вы восприимчивы, Альмар, к моему рассказу, иначе с первых минут нашего разговора отказались бы слушать. Что касается, как вы выразились, «научных воззрений», то современная наука заглянула так глубоко в материю, что обнаружила: материя, по сути, бесплотна, она — постоянно бурлящая энергия. У учёных нет инструментария, чтобы регистрировать потустороннее, но отрицать то, что пока не регистрируется, никакой серьёзный, философски мыслящий учёный не станет.

— Согласен, Рууд. Извините, что отвлёк вас от ваших медвежьих воспоминаний, — сострил я, как оказалось, удачно, так как Рууд рассмеялся.

— Да, сейчас трагедия медведя-меня воспринимается так же забавно, как детские трагедии, вроде плохой оценки по арифметике или ссоры из-за совочка в песочнице. Но важно понимать: всё то, что нам не удалось поставить под контроль в себе и превзойти, будет сопровождать нас, как тень, из жизни в жизнь и влиять на ход событий. Будучи медведем, я не смог отомстить охотнику. Он жил в иных краях и в моём лесу больше не появился. Но никакое действительно сильное желание не остаётся без отклика и следа. У многих людей неверное представление о животных. Животные не лишены разума (его у них столько, сколько им нужно), а в их так называемых инстинктах и рефлексах могут быть импульсы, приходящие из уровней, превосходящих человеческий интеллект (чем и объясняется их чутьё и многое другое, в чём мы им проигрываем).  Животные могут насылать проклятия на обидевших их людей, и у них есть свой тонкий диалог с высшим началом природы.  В следующей жизни я родился человеком в племени, враждовавшим с племенем того охотника. Разумеется, впервые став человеком, я не мог помнить той медвежьей обиды к охотнику, но с юных лет я всецело подчинил себя «закону кровной мести», царившему в племени, и быстро выбился в лучшие воины. В одном из сражений мы столкнулись друг с другом. Я  сокрушил его, в пылу страсти раскромсав на части, а потом украсил свою хижину медвежьими шкурами, забранными как трофеи из его жилища.

            «Лучший способ избавиться от искушения — это уступить ему», — сказал Оскар Уайльд устами одного из героев своих произведений. Нет необходимости жить много жизней, чтобы убедиться, что слова эти — шутка, а не заповедь или руководство к действию. Одной жизни больше, чем достаточно. Сразу несколько родственников убитого мною воина прокляли меня, поклялись отомстить. Они напали внезапно, спалив моё селенье, не пощадив и детей. Прежде я просто шёл за старшими, внушавшими мне ненависть к врагу, но после потери родных во мне по-настоящему закипело. Несколько десятилетий в той первой жизни я мстил, получая в ответ месть.  Бег по кругу! Говорю сейчас только о мстительности. А ведь есть ещё зависть, ревность, страх, неуверенность, высокомерие, жадность... Десятки гримас и оттенков человеческого эго, сопровождающие нас из года в год, из десятилетия в десятилетие, из жизни в жизнь, сталкивающиеся с эгоизмами других, подобно рыбам в косяках, стягиваемых большой сетью в глубине моря.

            Мстительность изводила и опустошала меня не одну жизнь. Менялись мои тела и роли (то я вождь, то я раб, то богач, то мусорщик…), но эта внутренняя проблема выходила вперёд в каждой жизни, и я уступал искушению мстить, лишь умножая проблемы, а не освобождаясь от них. И в одной из жизней, когда мне не оставалось иного выбора, кроме как отказаться от этой пагубной черты, встав на путь прощения людей и самовоспитания, я допустил ужасную ошибку: суицид. Порой самоубийство — это не самоубийство, если в основе его — возвышенная причина. Например, воин, защищающий страну, лишает себя жизни, чтобы не выдать секреты неприятелю. Родители готовы отдать свою жизнь, если это спасёт их ребёнка. Самопожертвование ради других, ради проявления Истины — это, конечно, не самоубийство. Но самоубийство из-за неисполненных желаний, всякого рода «страданий молодого Вертера», чувства стыда и тому подобных эгоистических причин — это настоящая катастрофа. «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Эта строка мною воспринимается намного серьёзнее, глубже, чем большинством читателей. Люди часто романтизируют эту историю, не видят всей беды, говоря: «Как это красиво — любить так, что не захотеть жить дальше!» Нет, это не красиво, а катастрофично... Наши отцы конфликтовали, а меня влекло к ней всецело. Нас разлучили, её выдали замуж, к тому же она легко отказалась от меня, поскольку её новый жених был знатнее, обаятельнее, взрослее, сильнее и умнее меня. Я отдался отчаянию и принял смертельную дозу яда.

            О реинкарнации, Альмар, я говорю с людьми редко, но мне хочется предостеречь всех и каждого: никогда не сдавайтесь, никогда не склоняйтесь к самоубийству, поскольку оно не освобождает от страданий, а ужасно усугубляет их! Какое это долгое и невыносимое страдание в мире смерти. Страдание намного более сильное, чем сожжение заживо в мире физическом. И не только это. Понимаете, любая жизнь, какой бы она ни была, — урок, в процессе усвоения которого мы возрастаем. Недавно я познакомился с мемуарами одного боцмана-пирата. Что может быть хорошего в жизни разбойника? Но по его мемуарам видно, что жизнь  вынуждала его делать верные выводы. Полная опасностей разбойная судьба усилила в нём целеустремлённость, самоконтроль, отождествление с командой, силу воли, бесстрашие, чутьё, понимание людей… Скажем, он пришёл к заключению, что для успешного плавания на корабле должны соблюдаться пять правил: 1) если впрягся, доведи до конца («не соскакивай»); 2) у каждого своё место и дело («не лезь не в свою тарелку»); 3) ничего не бояться («трусливых — за борт»); 4) конфликты из-за ревности хуже пушек врага («без женщин на корабле»); 5) красота и чистота на корабле («порядок поддерживается порядком»).  В дневниках пирата есть и зарисовки, показывающие его восхищение природой. Несомненно, все его осознания  не пропали даром, помогли в следующих жизнях. Каждая жизнь включает достижения прежних, приближает к цели.

            В прежних многих жизнях до самоубийства я весьма развился как человек. Во мне были и творческие, и управленческие, и нравственные способности, но из-за этого ужасного поступка всё обрушилось, и меня отбросило на сотни лет назад, почти к животному началу. Это как с крушением судна, успешно и жизнерадостно завершающего свой круиз. До берега совсем немного, но шторм — и всё — товары, научные исследования, пассажиры, — всё идёт ко дну… Невыносимая боль в тонком мире и много инкарнаций, лишённых привлекательности и прогресса —  одна хуже другой:  имбицилизм, сумасшедшие дома, предельная уродливость… Самоубийцы нередко оставляют посмертные записки родным и близким, в которых просят прощения и желают счастья. Такие записки как усмешка из ада. На самом деле они вовлекают близких в свою плачевную судьбу, ведь мы часто из века в век идём в одной связке с родственниками. Мать в следующей жизни может стать человеку дочерью, а отец — племянником… Я тоже оставил записку с добрыми пожеланиями родным, а в следующих жизнях (на протяжении пятисот лет!) создавал им столько проблем... Такова «доброта» самоубийц. Но глупо говорить о вечном аде, утверждать, что есть что-то в этом мире, куда не заходит свет Сострадания и Милости. Особая благодарность моей родной сестре! Она искренне вошла в духовную жизнь, став ученицей просветлённого Учителя. Она приняла духовность с любовью, преданностью, а не просто из-за страданий. Страдания, особенно психологические, на духовном пути могут быстро прекратиться, и неискренние люди в таких случаях возвращаются к прежним дурным привычкам и стремлениям, лелея мысль, что на этот раз им повезёт, они избегут разочарований и трагедий.  Моя сестра приняла духовную жизнь всем сердцем, и Учитель высоко ценил её искренность и посвящение. Узнав о её родном брате, слабоумном горбуне-алкоголике, Мастер что-то сделал во внутреннем мире, развязав «гордиев узел» моей незавидной кармы. Нет, я не превратился в той жизни в благостного прекрасного принца, как бывает в сказках, но в следующих инкарнациях, как говорится, пошёл на поправку.  Кошка может и не убежать от собаки, но, когда она забирается на дерево, собака бессильна. Правильный способ уходить от ударов судьбы — подниматься над ними и не возвращаться к прежней точке, где «злая собака» может всё ещё ждать.

            Постепенно я подошёл к религиозности.  Две инкарнации были инкарнациями религиозного фанатизма. В одном случае я был ортодоксальным индуистом, критиковавшим всех, кто молился не Кришне, а в следующей жизни я стал ортодоксальным христианином, воевавшим с «еретиками», направлявшими молитвы не к Христу, а к другим учителям. Остроумно сказано: «Если хотите избежать насмешек над вашей религией, исповедуйте менее смешную религию». Да, как и всё другое, узколобость может преследовать человека, пока он не утвердится в широком видении. Но как бы там ни было, эти религиозные жизни оказали очень благотворное влияние на моё развитие. Даже простое любопытство к духовности может дать поддержку, принести пользу. Есть притча, как вор, пробравшись во дворец, подслушал разговор между царём и царицей. Они решили выдать младшую дочь замуж за духовного человека, поскольку все их старшие дочери стали несчастными с мужьями вельможами или генералами. Они решили опросить отшельников, медитировавших на берегу реки, не хотел бы кто-нибудь из них жениться на их дочери. Вор подумал, что если он притворится святым, то получит шанс заполучить в жёны красавицу и сундуки с приданым. Так и произошло. Все садхаки гневно отвергли предложение царя, а вор великодушно согласился. Он лишь притворился духовным человеком, но сразу же оказался на верхней ступени социальной лестницы!

            Благодаря тем религиозным жизням (а я очень искренне молился, читал писания, соблюдал ритуалы…) я подготовился к истинной  духовной жизни.

            — Извините, Рууд, в чём, по-вашему, разница между религиозностью и духовностью?

            — Хороший вопрос. Даже по-настоящему искренняя религиозность — это жизнь, подчинённая всё-таки человеческому уму. Да, этот ум морально-этический, но он ограничен и душа для него — лишь идея, в которую он твёрдо верит, а не живая реальность, которую видят, чувствуют, с которой находятся в тесном общении. Духовность же — это прямая связь с высшей интуицией и душой, а не просто знание заповедей, ритуалов и смутное чувствование совести. Духовность — глубокое проникновение в мир души и радостное подчинение душе. Апостол Павел сказал: «Вначале полюбите Бога, а потом делайте, что хотите». Это утверждение может озадачить, но мудрость здесь в том, что если вы действительно любите Истину, то не станете поступать ей вопреки. Обычно обучение истинной духовности начинается с прихода к просветлённому духовному Учителю, полностью восприимчивому к высшей реальности.

            В следующей инкарнации я обрёл такого настоящего Учителя. Он жил в горной местности, и у него помимо меня было несколько десятков учеников. Тогда я и продвинулся в медитативной практике. Сейчас для меня очевидно, что та инкарнация была самой важной и эффективной в цепи моих многих предшествующих ей жизней. Смотрите, Альмар, между двумя физическими жизнями обычного человека примерно шесть или десять лет перерыва, отдыха в духовном мире (реже двадцать лет и очень редко сто и больше). Получается, что десять жизней — это около одной тысячи лет. Такой вот медленный процесс — эволюция человека. Может пройти пять тысяч лет и больше, а человек остаётся во власти суеты и тьмы. Но стать учеником настоящего духовного Мастера — величайшая удача, потому что можно совершить прогресс, на который обычно уходит сорок-пятьдесят инкарнаций, основанных просто на чересполосице ожиданий и разочарований.

            Перед приходом в ашрам Учителя я был популярным художником, вовлечённым в светскую и государственную жизнь. Можно сказать, вымолил популярность и материальное благополучие предыдущими религиозными жизнями, подобно вору из той притчи. Но к 37 годам вся эта мирская суета с её завистью, лицемерием, интригами, праздностью, алкоголем, тщеславием, конфликтами, ревностью, капризными желаниями подруг и родственников подвела меня к черте, когда остро чувствуешь, что возле твоей головы зев разъярённого тигра, а у ног яма с ядовитыми змеями. Я знал о медитации, почитывал духовные книги, но никак не решался повернуть на духовный путь. И в этот момент «кризиса среднего возраста» ко мне пришёл один монах с посланием от своего учителя, что если я не приду к нему учиться медитации, то в следующих ста жизнях у меня не будет шанса. Конечно, я был изумлён, что Мастер, с которым мы никогда не встречались, так ясно видит моё настроение и сострадательно предупреждает об ужасной опасности, нависшей надо мной. Меня передёрнуло от мысли: «Боже мой, десятки тысяч лет в яме с ядовитыми змеями!»

            «Долой эго!» — такое название я дал последней картине, мной подписанной. Это был чистый холст, белый квадрат. Сперва я задумал автопортрет в виде памятника, разбиваемого революционно настроенными горожанами, но в процессе работы меня озарило, и я оставил лишь белый цвет с его оттенками. Затем тайно ушёл в горы к Учителю, где провёл в молитвах и медитациях больше пятидесяти лет. Стихотворение «Аскеза», написанное мною недавно, является отражением опыта того далёкого времени.

 

Я жил тогда в горах,
открытым сердцем встречая высоту и колкий ветер,
не замечая иней на ресницах и висках,
сверкающий в закате и в рассвете.
Остывший мох камней
да талая вода – мне было безразлично пропитанье.
Желаннее и подлинно важней
мне были тишина и созерцанье
блистающих вершин,
луны и далей, искристых водопадов и кипящих рек,
грохочущих, клубящихся лавин,
прозрачных облаков, плывущих в вечный снег.
И было всё равно,
какой сезон,  кто правит во дворце и что поют в эфире.
С покоем сердце было заодно,
и все противоречья пребывали в мире.

 

            В стране решили, что я пропал без вести, а критики пришли к заключению, что рама с названием «Долой эго!» — неосуществлённый замысел художника. Недавно я побывал в этой стране. Художнику стоят памятники, его именем названы улицы, но меня это не порадовало: не мог отделаться от чувства, что изящно навязал людям невысокие мысли и искушение, внеся эротизм даже в религиозные сюжеты (космические богини, списанные с подруг-натурщиц, и тому подобное). В музее его работ мне даже захотелось исправить ситуацию, привнести в их национальную культуру более возвышенные произведения...

            Последние годы горной жизни можно назвать «засушливым периодом». Я не находил в себе прежнего устремления идти в медитации глубже, выше и дальше, преодолевать плохие мысли, и искушения всё чаще нападали на меня в сновидениях. Усталость в йоге подобна «стене» в марафоне. Вам приходилось, Альмар, когда-нибудь участвовать в марафонах? Нет? Очень полезно для усиления не только тела, но и психики. Километров тридцать – тридцать пять, если не забывать пить воду, обычно бежишь довольно бодро, но потом может возникнуть чувство «стены», как будто каждый шаг делается против бурного потока реки. С одной стороны, невозможно остановиться, потому что ещё не на финише, а с другой — нет энергии. В «Бхагават Гите» говорится, что уставший на пути йоги в следующей инкарнации может отдохнуть, насладившись благополучием аристократической жизни. Так что в следующий раз я родился в семье землевладельца, приближённого к одному императору из Средней Азии. Я дружил с сыном императора, был жизнерадостным, творческим и успешным в управлении людьми, любил жизнь, и люди искренне уважали меня за добросердечие и активную благотворительность. Но к концу жизни мне наскучило всё земное, и, умирая, я сожалел, что жил приземлённой, а не духовной жизнью. Я молил «Милостивого и Милосердного Аллаха» о прощении и обещал в будущем внимать только Его Воле.  

            Уже с детских лет в новом воплощении мне представилась возможность практиковать духовность, потому что родители были последователями великого Йога. Эта великая душа впоследствии родилась на Западе, вошла в политическую жизнь с передовыми просветительскими идеями, но в том веке, когда мы встретились, йог жил в пещере, слыл великим оккультистом, нередко демонстрирующим самые невероятные чудеса. После его ухода я продолжил практиковать медитацию и обрёл интуитивную и лекарскую способности. Мне захотелось помогать людям, и вскоре к моей хижине выстроилась нескончаемая круглосуточная очередь из вопрошающих, болеющих и ментально неуравновешенных искателей чудес. Всё началось с того, что я точно сообщил одной женщине, где в горах паслась её пропавшая коза, а у другой, благодаря моему совету, прошёл застарелый фурункул. Времени и сил на духовную практику, в которой я чрезвычайно нуждался, совсем не осталось. Через несколько месяцев, изнывая от моральной усталости, я взмолился о спасении. В ответ пришла простая мысль: «Неужели у меня больше сострадания, чем у Всемогущего? Пропадёт ли мир без моей помощи? Надо отвечать людям ошибочно, тогда слава быстро померкнет». Очень быстро люди разочаровались во мне, вернув мне время для интенсивной духовной практики. С воодушевлением медитировал я на солнце, ощущая в себе тепло, свет внутреннего солнца, которое вот-вот навсегда озарит меня. Ничто не искушало и не отвлекало от движения к внутренней цели. Я был готов навсегда забыть об этом бренном мире, навечно слиться с умиротворением и высшим блаженством. А в один из дней передо мной появился мой Учитель, сияющий и золотой, сказав: «Действительно ли ты любишь меня? Если да, то пообещай, что все будущие инкарнации посвятишь служению божественной природе в человечестве». Я припал к Его стопам, ощущая полное согласие с Его волей.

            Новые жизни прошли вдали от Гималаев, в гуще драматических событий последних двух столетий, но, несмотря на занятость, мне всегда предоставлялись необходимые время, возможности и вдохновение продолжать садхану и видеть золотое сияние высшей реализации.

            «Пассажиры, следующие рейсом...» — зазвучало приглашение пройти на посадку, и Рууд, улыбнувшись, на ходу завершил: «Альмар, хотите верьте, хотите нет, но в одной из своих дальних жизней вы были тем самым охотником, которому медведь хотел отомстить так сильно, что стал человеком».

 

            Без единой мысли в голове я смотрел на исчезающий за облаками «Суперджет». Покой охватил меня от ступней до макушки головы... С изумлением вышел я из медитации, испытанной мною впервые в жизни, когда настойчиво зазвучало сообщение, обращённое лично ко мне: «...срочно пройдите на посадку!» В самолёте я долго и со сладостным чувством повторял молитву, выученную ещё в детстве на коленях у бабушки, на хуторе которой проводил летние каникулы. А при возвращении в Таллин впервые захотелось внимательно почитать подаренную мне кем-то давным-давно книжку со стихами Шри Ауробиндо. Книга заканчивается стихотворением «Душа, моя душа»...

 

Душа, моя душа, восстань снова над краем жизни
И взметнись огнём дальше, дальше от шума в небеса спокойные,
За яркие пределы разума неизмеримого, светлого и проникновенного;
Поплыли мысли вниз, кораблям подобно, несущим снопы света,
Одежды истины, Провидцами сотканные,
Из небесных широт, где суда лучистые,
Мудрость, облачённая в злато, товары, грузы божественные;
Но не стой здесь, иди за пределы,
Где в тишине и просторе неколебимый отчий дом твой,
Ожидающий твоей поступи;
На троне, в бесконечность обращена,
От мысли свободная, в стороне от мира, будь же наедине с безмолвием;
Самодостаточная, собой владеющая и неколебимая, ты узришь внизу
Иерархии и миры, божеств и силы,
Титанов, демонов и людей — космическую роль каждого;
В круговерти сил этих, в самой сердцевине её
Судьбу, под твоими стопами вращающую колёса Времени;
Мировой Закон, основанный на высших принципах, ты неизбежно познаешь,
Но останешься незримой, вечной и свободной.
 
Soul,my soul
Soul, my soul, reascend over the edge of life,–
Far, far from the din burn into tranquil skies,
Cross bright ranges of mind measureless, visioned, white;
Thoughts sail down as if ships carrying bales of light,
Truth’s form-robes by the Seers woven from spirit-threads,
From wide havens where luminous argosies,
Gold-robed Wisdom’s divine traffic and merchandise;
But there pause not but go far beyond
Where thy natural home motionless vast and mute
Waits thy tread; on a throne facing infinity
Thought-nude, void of the world, one with the silence be.
Sole, self-poised and unmoved thou shalt behold below
Hierarchies and domains, godheads and potencies,
Titans, demons and men each in his cosmic role;
Midst all these in the lone centre of forces spun,
Fate there under thy feet turning the wheels of Time,
The World Law thou shalt know mapped in its codes sublime,
Yet thyself shalt remain viewless, eternal, free.
Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка