Проза

 

(почти фантастическая история)

 

 

Ольга сидела за кухонным столом, в руках — открытка с кадром немого фильма: космический снаряд застрял в глазу взбешенной Луны. На обратной ее стороне, почерком Павла: «Олька, извини, что…». Уже дочитав до конца длинное, сбивчивое объяснение мужа, она все еще держала открытку перед собой, смотря куда угодно, но только не на нее.

Кошка Касси — худая с короткой песчаного цвета шерсткой — медленно прошлась по столешнице, остановилась у мойки, потянулась к протекающему крану: ловит частые капли воды. Переминаясь с лапы на лапу — задела фужеры. Звон стекла заполнил кухню, отвлек, наконец, Ольгу, та обернулась, положив открытку на стол, картинкой вверх, прижала ее рукой.

—Касси, опять… Открыть воду? Только ты пей, не кусай. Кран так и не починил. Хоть с тобой попрощался?

Кошка увлеченно ловила капли.

—А меня спросить?…– взгляд вернулся к открытке, — Не захотел…

Из неважно-бесконечного далека, из кофты — зазвонил телефон.

—Да, это — я.

— …

—Вы кто вообще?! Нельзя же…

— …

—Не смешно.

–…

—Рехнулись?!

Телефон оставлен на столе. Тишина. Недолго. Опять входящий звонок. Беззвучный.

Кошка, спрыгнув на пол, потянулась и, подошла к хозяйке, уткнулась, потерлась, урча.

—Шутки злые. Да, Касси?

Позвонили в дверь. Ольга медлила. Стоило идти, спросить: « Кто?». Она — молчала. Шипела — кошка. Достаточно.

—Иду, иду…– говорила тихо, подгоняя себя.

Из–за двери послышалось: «Курьер!». И три коротких, нетерпеливых звонка.

—Вы от тех? Шутников? — накинув цепочку, она приоткрыла дверь.

—Я… Вы о чем, а?…– курьер заглянул в возникшую щель,– Мадама, некогда… Забирай посылку, я поехал.

—Кто ее отправил? — держа руку на цепочке.

—Смотри, — подавая ей бланк, — забираешь, не? Мне некогда. У меня заказов сегодня до…

—Значит, вы не с ними? — Ольга изучала бланк.

—Ты чего такая сложная, а? — протягивает раскрытую ладонь, — Подписывай и забирай.

Касси — уже у двери. Зашипела на чужака.

—Ого,– смеется курьер, — злой какой…

—Злая. Очень.

Ольга осталась один на один с коробкой. Слоган на эмблеме отправителя призывал получателя беречь жизнь. Содержимое посылки — кассетный магнитофон — на столе. Письмо из коробки Ольга мяла в руках, не решаясь прочесть.

Пустую коробку Касси облюбовала сразу: крутилась внутри, укладывалась, поднималась, искала свое место, а не найдя, села по центру и уставилась на хозяйку: ждет, когда ее заметят.

Входящий звонок. Неизвестный абонент настойчив, не отключается. Ольга разгладила ладонью лист бумаги, и тут же смяла его, скатала в шарик, покатила по столу. Телефон не унимался.

Включена громкая связь, но никто не заговорил первым.

Кошка уже на диване. Когтями — за обивку, с силой, с удовольствием: раз, другой, третий.

—Касси! — не сдержалась Ольга. И осеклась.

—Нам необходимо поговорить, — голос в телефоне мужской, надежный.

—Скажите мне правду.

Никто не ответил.

Смотреть в кухонное окно, так и не помытое в этом году («Уже зима скоро, давай потом, весной», «Осталось полгода до нее, жду»). Смотреть. Внизу, во дворе: молодая женщина с мальчиком лет пяти. Ребенок играет один. Тихо. Спокойно. Старик с собакой — остановился, женщина — отвлеклась. Заговорили. Вежливость. Далматин увел хозяина по собачьим делам. Женщина увлеклась телефоном. Мальчик сел рядом. Одиночество. Смотреть на них. Не вспоминать человека ушедшего на Луну. Выдохнуть. Занять себя, по пути к разговору. За стеклом шкафа: сервиз, его дарили на свадьбу. Для большой семьи. Семь лет — не распакован. «Сегодня, — решилась она, — сегодня я накрою стол».

—Давайте начнем сначала, — продолжал надежный голос, — Теперь вы готовы нас услышать. Мы — компания «Живи», вы говорите с «Коллективным представителем электронных реплик ».

—Вы говорите с автоответчиком — передразнила Ольга и крутанула трубку на столе, та указала на открытку.

—Павел о вас отзывался очень тепло. Вы проверили посылку?

—Серьезно?! Значит: «тепло»… Ох… Ну, надо же…

—Мы все объясним.

—Мы-мы-мы… Вы… Шутите, да? Дурная игра.

—Мы… Вам неудобно говорить с множеством? А мы решили, лучше: усреднить, сделать одного, нейтрального. Нас ведь десять тысяч. Мы все действительно были живыми, — голос чуть исказился, звучал шорох и треск,– Настоящими… — помехи исчезли,– Мы понимаем, мы не хотели чем–то невзначай вас обидеть. Мы ведь помним, каково это — потерять близкого человека… Павел попросил именно нас быть с вами сегодня. Обещания надо исполнять.

—Вас, я смотрю — тьма…

—Если вам угодно. Мы сейчас с вами. Вы понимаете?…

—Я вас не звала.

—Павел нам очень помог. Живые редко нам содействуют. И куда реже сами к нам обращаются. И мы хотим помочь вам обоим. Как можем. «Тьма» еще неопытна. «Тьма» не собрана и нестабильна. «Тьма» в каком-то смысле еще молода. Проблемы взросления, если хотите. Мы постараемся.

—Где Павел?

—Вы прочли открытку.

—Ну, какая Луна?! Что вы за лю…

—Настоящая. За окном. Сегодня никто не видит луны. Облачность.

—Ка-а-ка-а-а-я! К ч-е-е-р-ту! Луна-а-а-а?! Вы шоу снимаете? — осмотрелась в поиске скрытых камер, — засужу, слышите…

—Включите магнитофон. Павел попросил передать сообщение на кассете. И еще… Идея Павла, он… Уточнение: мы были против, но… Прослушать запись вы сможете лишь один раз. Нельзя поставить на паузу, нельзя отмотать назад или перемотать пленку вперед. Павел посчитал это верным решением … Его право — мы учли. А ваши права — несколько страдают. Ничего не поделать.

—Он решил…– открыв кран до упора, Ольга набрала полный стакан воды.

Сильно хотелось пить. А хватило глотка. Вытерла рукавом губы.

«Теперь, — говорит она себе, — Нажимай, вызывай Павла».

Гудки.

—Абонент недоступен. Вы можете оставить свое сообщение.

Гудки.

Касси продолжала драть обивку дивана.

Гудки.

—Абонент недоступен. Вы можете оставить свое сообщение.

Гудки.

—Абонент недоступ…

—Ладно.– Ольга набирает другой номер.

Первый гудок… Шестой, седьмой: «Привет, Кать…»

— …

— Паша не у тебя?

— …

— Он тебе все рассказывает. Знаю.

— …

—Пашка мог на Луну свалить?

—…

—Шучу. У него кризис… Да! Снова! Вы из него выходите?

— ….

—Ясно. А ты как?… Как твой?

— …

—Да-а… Работа, дом. Касси диван подрала, бестолочь …

—…

—На Луну он точно не хотел?…

—…

—Холодно дома. Хожу в кофте.

—…

—Он… он тебе не говорил, что приболел?

—…

—Нет, ничего серьезного… Гастрит, наверное… Пока.

Входящий звонок.

—Ваше виртуальное присутствие в кратере Тихо мы оплатили, — незнакомый сиплый голос, — И оборудование уже выслали.

Ольга села в кресло, уложила на колени кошку. Касси сопротивлялась, но под привычным легким нажимом — улеглась с довольным видом.

—Катька даже не поняла, о чем я: «Как заболел?», «Какая луна?». Поиграли и хватит. Хватит.

—Строго говоря, десять тысяч человек не могут врать, как один единственный индивид, — вернулся надежный мужской голос, — Они могут заблуждаться. Обманываться. Но не врать. Ольга…Скоро первая трансляция с Тихо. Важный момент для всех.

—Чего же не скинулись на лечение? Вас же — тьма. По копеечке.«Живи» ведь, а не «Умри».

—По прогнозу врачей Павлу оставалось полгода, — резкие интонации в голосе, — мы могли добавить два месяца. Не захотел. И благодаря его поступку: пожертвования в благотворительный фонд будут поступать довольно долго…

—Мне возрадоваться?… — выключая телефон.

Она села за стол: взгляд, руки — скользили по глянцу — не за что зацепиться. Поднялась, достала из шкафа сервиз. Вскрыла упаковку. Взяла тарелок и чашек, на две персоны, расставила. Время шло, телефон молчал. Кошка улеглась среди тарелок и, кажется, уснула.

Ольга долго крутила в руках телефон, пролистывала переписку с Павлом: «Купи хлеба», «Я дома», « Ушел», «Не забудь быть дома!», « Какие планы?». Выключила трубку. Включила. Набрала номер «Живи».

—Заберите его оттуда, ладно? Не поздно ведь. Не поздно же еще, наверное, черт… Черт с ней, с вашей акцией… Какое вам дело живых? Что вы привязались к нам?… Нет, меня сейчас понесет… Мертвые жертвуют живым и спасают…

—Мы не станем обсуждать наши мотивы. Сложно, — слышен шорох, помехи, кто-то еще говорит, словно из далека, неразборчиво, — А Павел отправился по своей воле. Послушайте запись на кассете. Время дорого.

—Помолчите, ладно?… Пытаюсь представить вас, всех, скопом… И будто: смотрю из окна на площадь, на толпу… Врать толпа не умеет… А молчать она умеет? Надо вам всего-то минутку помолчать.

Кошка куда-то пропала: ни в кухне, ни в коридоре, а у Павла закрыто. Ольга вернулась к телефону.

—Это все… Не про моего Пашку, — сказала она, — Не совпадает с моим… Мой хотел быть настоящим художником. Говорил: «настоящий», не объясняя. Настоящие художники, я поняла: ничего не должны объяснять. Не вышло у него… Вроде не фальшивил… Переживал… С остальным, у моего Пашки — тоже беда… Не то чтобы, неудачник… Не так… Я все неправильно рассказываю… Какой-то мой Пашка выходит… Может, ему просто не повезло?… Бывает… А тот, на вашей Луне… У него все получилось. Еще бы… Помощников тьма. Меня вот: никто не спросил.

Кошка, возникшая, словно из ниоткуда — умывалась, забыв о хозяйке. Ольга вышла в коридор, прошла мимо спальни, остановилась у закрытой двери, задумалась, горько улыбнулась и зашла внутрь.

Комната давно не знала ремонта: по стенам с оборванными обоями хаотично расклеены черно-белые фотографии. Стопки фотографий заполняли все ниши в шкафу, большую часть пола и весь подоконник, наполовину скрывая окно. На письменном столе поверх разбросанных фотографий лежал склеенный скотчем коллаж — «лицо», собранное из нескольких портретов.

В коллаже Ольга узнала свой подбородок, узнала взгляд мудрой Катьки, и не узнала тревоги ребенка — в левой части «лица». Чей-то поседевший висок, загоревшая веснушчатая скула, краешек чьей-то улыбки. Ольга постоянно возвращалась к взгляду ребенка, пытаясь вспомнить семилетнего Пашку, на пожелтевшем снимке семейного альбома. Портрет смотрел на нее чужими глазами. Неизвестный улыбался неизвестному. Ольга села на пол, положила перед собой коллаж, сфотографировала.

—Ольга? — ее зовет старик.

—А… Вы, теперь…Старый и мудрый?… Вы всех узнаете на снимке? Вон из скольких он собрал свое «лицо»… Видите: мой волевой подбородок, Катька, и мама его, и… Я остальных не знаю… И еще ребенок… Вы покопайтесь в сети… Ладно? Что вам стоит… Такая толпа… Раз плюнуть…

Никто не ответил.

—Ищете людей на снимке?… Толпа трудится? Гудит, улей?

— Помните, мы не можем врать.

—Нашли…

—Мы можем ошибаться.

—Кто они?… Я думала: знаю всех, кто ему важен. Оказалось, нет.

Настенные часы, стоявшие на полке, отмеряли одну и ту же секунду вторую неделю: то ли надо сменить батарейку, то ли — сломаны. Стрелка дергалась, отступала, дергалась вновь и отступала.

—Я сейчас вот о чем подумала… Он не хотел быть обузой. Понятно… Помните, ну вы должны же помнить… Рядом с тобой человек: уходит долго, сложно, невыносимо. И ты все это время смотришь на себя, со стороны, ставишь себе чужие оценки. И ты, кажется, все время — троечник. Не хорошист, нет… Ну, и не последняя сволочь. А так…

«Живи» продолжали молчать.

—Вы точно знаете, кто в этом «лице».

Слышны помехи связи и тихий голос старика.

—…стоящее… Сложно. Смотреть. Говорить, — помехи усиливаются, — Десять тысяч людей на площади… Вам понять. Упрощение. Каждый хочет остаться собой. Каждый по-своему цепляется…

Гудки.

Ольга долгое время просидела в тишине. Стемнело. Не включая света, вернулась на кухню.

Из крана бежала вода, кошка привычно кусала ее: брызги летели во все стороны.

—Как всегда, Касси. Как всегда.

Ольга убрала со стола тарелки, придвинула к себе магнитофон. За ее спиной беззвучно включился телевизор.

На экране: лунная поверхность, линия горизонта и черное пустое небо. Видеокамеры опускаются ниже, показывают выложенное крупными камнями слово — «ЖИВИ» и силуэт человека в скафандре: он укладывает последние камни, он ложится там, где могла бы быть точка.