Жизнь как есть

Среди молодежи нигилизм (в тургеневском смысле) всегда был в почете. Дети, дерзящие родителям, если те не пустили их гулять или не купили игрушку, вырастают в сердитых молодых людей, дерзящих государству и общественному устройству, не дающих личной свободы или материальных благ. Дерзость – это подчас единственный способ поддержать на должной высоте самооценку и потешить больное самолюбие, это потребность в бунте, в движениях локтями, символизирующее в глазах подростка (и далее до наступления зрелости) взмах наращенных крыльев давно уже перевоплотившейся бабочки, по недоразумению все еще остающейся в коконе. Для городской молодежи, не занятой с малых лет физическим трудом, отрицание во всех формах остается единственной формой активности, источником адреналина, объектом приложения энергии, в общем, самым доступным занятием.

Ребенок в сельской местности будет сначала вынужден познать не только материальный мир вокруг себя, но и естественную и доступную в любое время природу, к его услугам в любых объемах спорт, рыбалка, походы, прогулки, ну и труд. При этом, знание о том, как сделать удочку, собрать велосипед, выстругать рогатку, уговорить соседских пацанов играть за «немцев», совмещается в его сознании с напряженным анализом повседневности: где можно украсть алюминия или меди, или, на худой конец, железа, как избежать традиционных пиздюлей от пьяного бати, в чей огород будет безопасней залезть за яблочками или зеленым горохом и т.д., не забывая о школе и товарищах.

В юношеском возрасте житель села сталкивается с новой дилеммой: ПТУ и гарантированный хлеб или призрак города с его ВУЗом, общежитием, транспортировкой картофеля и ранней взрослой жизнью. Этот человек еще во время учебы и особенно после ее окончания будет озабочен, прежде всего, поиском жилья и пищи, т.е. работой, и, часто, не одной. Он,  так же, как любой представитель традиционной культуры (т.е. русской сельской местности) стремится к продолжению рода и поддержанию благополучия, наверняка молодой, семьи.

Ему некогда думать о несправедливости бытия, произволе властей и, вообще, экзистенции. Он неосознанно последователь прагматизма и рационализма и философия его зиждется на простых постулатах: «Умей вертеться» и «Будь проще».

Откуда же тогда, спросите вы, берутся нигилисты?

Они получаются, в основном, из городских детей (чаще единственных в семье), зажатых между энным количеством квадратных метров квартиры, 4-6 часами спортсекции в неделю, телевизором или компьютером и библиотекой. Обладая хоть немного превосходящим уличную шпану интеллектом (и зачастую не дотягивающим до их уровня физическим развитием), ребенок разочаровывается в окружающей действительности: родители не дают денег на мороженое, сверстники не принимают в игры (как раз по причине несоответствия интеллекта) или просто бьют (по той же причине) – и замыкается в себе и виртуальных развлечениях. Ему остается читать, обозревать просторы интернета или слушать музыку (чаще агрессивную). Через несколько лет такой ребенок вырастает в нигилиста. Он исправно посещает ВУЗ, где-нибудь подрабатывает после его окончания, живет с родителями, ест то, что готовят мама и бабушка, а в остальное время нигилирует.

Его имманентным свойством является ностальгия по Советскому Союзу, но не потому, что он там жил и ему там было хорошо, а потому, что там жили его родители,  и родители родителей, и хорошо там было им, что само по себе конечно не плохо, но как минимум нечестно по отношению к собственному будущему, когда придется ностальгировать по сегодняшним «проклятым» временам. Это странным образом сочетается с сочувствием русским рокерам, ненавидевшим СССР, и почитыванием Пастернака, Солженицына и прочих диссидентов.

Так же он отождествляет себя как минимум с двумя (в зависимости от эрудиции) поколениями молодых нигилистов: нигилистами-европейцами   60-х и нигилистами-совковцами 80-х, что выражается в большинстве случаев прослушиванием актуальной для тех лет популярной музыки и русского рока, а в особо запущенных – чтением соответствующей литературы, от «франкфуртской школы» до Кастанеды и, так как поколение 80-х не оставило своей литературы, кроме биографий, Булгакова или Пелевина.

И в этом отождествлении юный нигилист совершенно прав: их всех объединяет очень многое: необремененное трудом детство, полный пансионат и забота родителей, масса свободного времени и способность ломать, или чаще обличать, самозабвенно и пузыряще восторженно – как молодой телок, бодающий дерево, а после, задрав хвост, бегающий по полю. Правда, предыдущие поколения всё-таки рисковали своим  благополучием, современный нигилист же ничем не рискует, но получив внушение от представителей правопорядка за переход в неположенном месте, как можно скорее описывает в своём бложике ужасы полицейского государства.

С юных лет лишенный полноценного общения и радости межполовых отношений, он осознает свою исключительность и неистощимую творческую энергию и обличает действительность в различных формах искусства.

Чем сильнее спермотоксикоз, тем мрачнее картина мира. Под прицел неутомимого нигилиста попадают все непотребства бытия: капитализм (у всех есть деньги, а у меня нет), безнравственность (все трахаются, а я нет), власть (они властвуют, а я нет), примат силы (все меня бьют, а я нет) и другие не менее несправедливые вещи и явления вырождения старого мира.

Нигилист свято верит в Революцию, в то, что его гневный комментарий к оппозиционному ролику в интернете или полный ненависти к режиму стих всколыхнет народные массы и сподвигнет их на бой с гидрой капитализма, с пошлостью и потреблядством, откроет глаза всем девчонкам на то, какой он, нигилист, хороший парень.

Такие нигилисты называют свою деятельность экстремизмом, видимо желая стать в один ряд с Савинковыми и Басаевыми, которые, правда, сами себя так называть стеснялись и обходились нейтральными «политик» и «революционер» (хотя тот же Савинков, сбежав за границу от царской охранки, гордо назвал себя «террористом»).

Другая часть нигилистов называет себя пофигистами, и считают, что праздность и беззаботность придают им утонченности и величия. Их творчество подчеркнуто небрежно и эротично, а сами они слегка неопрятны, с привкусом похмелья в образе, алкогольным жеманством, эдакий местный Том Уэйтс или Генри Миллер, или Буковский – слегка матерящийся для полного обаяния и кокетливо откровенный.

И те, и другие нигилисты абсолютно безопасны и бесполезны для общества. И, слава богу.

Ведь даже вырастая в интеллигенцию, нигилисты не способны ничего делать, кроме как пить и держать кукиш в кармане.

Их насупленные брови, ядовитые стихи и даже программные статьи и философские системы способны произвести впечатление на таких же нигилистов, потому что они генерируют массы слов и чувств, понятных только друг другу. Реальные же дела и революции делают совсем другие люди. Так, пока русские интеллигенты-нигилисты спорили, кто из них до конца прочитал «Капитал», хитрый и прижимистый полуинтеллигент Ленин «изнасиловал» марксизм себе в угоду, захватил власть и удержал ее, заручившись поддержкой безграмотного народа.

Забыл сказать о самом главном: нигилисты вовсе не считают себя нигилистами. Они – экстремисты, пофигисты, оппозиционеры, революционеры, художники, музыканты и поэты – вовсе не занимаются всеобщим отрицанием, а наоборот, строят, творят и созидают. Впрочем, это уже дело частное, но отнюдь не частое.