Проза

Главный армянский народный национальный напиток – водка. Во время
существования СССР, его гражданами очень уважался изготовленные
в Армянской Советской Социалистической Республике и имевшийся
в продаже в СССР напиток под названием “армянский коньяк”. И был
одним из атрибутов роскошной жизни.

Они были, во-первых, дорогими – вдвое, а то и втрое дороже нормального
безымянного “коньяка три звездочки”. Но и, во-вторых, при этой
даже дороговизне – дефицитом: если в Москве, в главных ее гастрономах,
типа “Новоарбатского” или “Елисеевского”, они еще порой бывали,
то проживавший в Тюмени и Тюменской области автор этих строк только
знал, что – есть такие, но видеть – ни разу не видывал.

Советскими людьми считалось, что эти "коньяки" есть напитки, замечательностью
своей превосходящие все, что только можно вообразить, и даже существовала
легенда, в которую все верили, что сам Черчилль очень любил коньяк.
Легенда эта, в частности, поддерживалась кинофильмом "Семнадцать
мгновений весны", где ее истинность подтверждало самое Гестапо
в лице его выдающегося палача Генриха Мюллера. Меж тем главный армянский народный напиток – именно водка. Вот что об этом известно.

1. В один из дней одного из 1990-х годов автору этих строк оказывает честь посещением человек по имени Ю.Крылов, его приятель еще с
середины 1980-х.

Ю.Крылов в те дни является личностью, приравненной к богачам. Поэтому мы пьем, выдвинувшись в центр, упомянутый выше коньяк “Васпуракан” за 37 тыс. руб., сидя за столиком летнего кафе на улице Пятницкой. Крылов, нужно сказать, является человеком, большую часть своей сознательной жизни проживший в армянском городе Ленинакан, имея отчимом человека армянской национальности.

– Ну, а сами-то армяне – какой из своих коньяков предпочитают? – спрашивает автор этих слов его, как человека сведущего.

Тут-то Крылов и произносит то, что является первой фразой данного
сообщения. Повторю:

– Водка! – веско восклицает Крылов, сверкая очками.

– Армяне больше всего любят – водку!

– Какую?

– Любую! – радуется Крылов. – Точнее – “русскую” водку, ту самую,
5.30, – еще более радостно сообщает он и с большим энтузиазмом
начинает описывать армянские загородные пикники, когда большие
армянские семьи со всеми родственниками и друзьями кавалькадами
автомобилей выезжают за город и везут с собой ведра маринованного
мяса, и еще – ящики русской водки. И усаживаются у горного ручья,
и едят шашлыки, и запивают их водкой. И пьют ее – обязательно
из граненых стаканов, и обязательно наливают стаканы – полные.
Ибо иначе – западало.

– А коньяк – это так, баловство. Основное его использование самими
армянами – в Москву его русским дуракам привозить, в качестве
взяток, – сообщает Крылов.

Далее следует изложить подтверждение крыловских слов, сделанное
А.С. Тер-Оганяном, – в следующий раз. Настроение мое уже второй
день все больше начинает клониться к унынию: утомил меня проклятый
холод в доме (сейчас на мне трое носков, двое штанов, четыре свитера
– и все равно руки мерзнут), угнетает меня смрад собственного,
вот уж месяц немытого тела (горячей воды нет, и не обещают; мыться
в тазике в такой холод невозможно; на баню нет денег), короче

ну его в сраку, короче. Чего-то выходит нудно. 
Ритм и стихотворный и жизненный 
Требует как-то себя изогнуть, и он прав.
Примерно того же требует и организм.
То есть, нуждается он быть скорее отравлен
Чем-то типа водяры, дабы ею себя изменить.
Сегодня, это, увы, невозможно, но завтра 
Нужно вовсю постараться и денег на это нарыть. 

2. Продолжаю на следующий день.

Денег я нарыл, и задуманное осуществил. Организм, действительно,
очень сильно отравлен. Посмотрим, отразится ли это положительным
образом (по закону обратных связей) на качестве моей умственной
деятельности. Так вот: подтвердил сообщенное Крыловым и о водке
А.С.Тер-Оганян.

В отличие от Ю.Крылова, прожившего в Армении две трети сознательной
жизни, армянин Тер-Оганян как раз в ней никогда не был, и побывал
там лишь в середине 1990-х, будучи уже весьма выдающимся московско-международным
художником. Именно в качестве известного международного художника
он там и пребывал: он там был с выставкой.

Это не была его персональная выставка, это была грандиозная выставка
всех нынешних московских авангардных художников. Большой группой
они посетили дружественную суверенную Армению, возглавлял делегацию
аж сам замминистром культуры РФ, вот фамилию забыл, нужно уточнить
у Оганяна. Целым табором ("богема", кстати, в переводе с французского,
как раз и значит – цыгане), караваном “Икарусов” месяц они разъезжали
по градам, селам и селениям Армянской республики вплоть до самых
горных глухих ее углов, чтобы продемонстрировать дружественному
армянскому народу новейшее московское искусство, – выставка специально
была затеяна так, чтобы ознакомить с этим искусством не одних
столичных жителей Еревана, а – - –

Объясним, почему это стало возможным. Потому, что организовывало
ее – армянское КГБ. Точнее даже – армянское НКВД, ибо КГБ с милицией
там объединено в единую организацию, подобно тому, каковой было
именно НКВД во времена Берии.

Дело в следующем: начальник армянского НКВД – во всяком случае,
тогдашний – был не кадровый мент, с юных лет посвятивший жизнь
и душу ментовскому образу мысли и жизнедеятельности, а это был
интеллигентный московский армян-диссидент, вынесенный на свой
пост революционными преобразованиями конца 1980-х. Вся его предыдущая
жизнь протекала в Москве, и притом в московских диссидентских
подпольях, поэтому с еще 1970-х он был знаком и дружен с московскими
еще тогдашними авангардистами, также, как из известно, находившихся
в полуподпольном состоянии. Став большим армянским начальником,
он и пожелал проявлять себя кроме прочего покровителем искусств.
Им указанная культурная акция и организована. Под его повелению
указанная кавалькада автобусов и мчится по высокогорному серпантину.

Почетный эскорт милицейских машин сопровождает их. С песнями,
гиканьем и свистом они врываются в мирное армянское село, мечущееся
в ожидании почетных гостей. Выстроенные в шеренгу, руку под козырек,
их встречают те, кому их указано встречать. Ереванский гэбэшный
начальник, приданный художникам в качестве сопровождающего, представляет
им встречающих: прокурор района, районный начальник милиции, начальник
ГАИ.

– Господа московские художники! Райотдел милиции для встречи с
прекрасным построен! – докладывает начальник.

Художники в ужасе переминаются с ноги на ногу. Те самые менты,
основная цель жизни которых тащить мастеров искусств к себе в
узилище из-за факта распития спиртного напитка в, неположенном,
по их ментовскому мнению, месте, и запирать в обезьяннике за отсутствие
прописки, и бить дубинкой по бокам просто потому, что они – менты,
и вот –- –

Шкловский об аналогичной ситуации, о том, как в 1934 году он объезжал
Беломорканал в составе делегации писателей, которую возглавляло ЧК, говорил потом, что ощущал себя там шикарнейшей из чернобурок в наишикарнейшем из меховых магазинов.

После того, как художники сооружали свою экспозицию, естественно,
совершался банкет. Столы ломились от армянских яств, произносились
тосты о русско-армянской дружбе и процветании ментов и искусств,
и пили при этом – действительно, именно и исключительно русскую
водку, и действительно – исключительно из граненых стаканов. Художники
были удивлены. Водку они могли и дома пить!

На вторую неделю своей поездки они были этим уже и опечалены:
ментам что? выпили с начальством, начальство уехало, они – – –;
но художникам-то по-честному приходилось пить ее ежедневно, гранеными
стаканами! На одном из банкетов Оганян не выдержал:

– Может, винца? – робко предложил он. – Вот я помню, у нас в Москве,
неплохие раньше были армянские вина. “Эрети”, например, или...

– Тш! Тш! – зашикал на Авдюшу сопровождающий кэгэбист из Еревана.
– Ты что говоришь? Не роняй мой авторитет перед подчиненными!
Вина! Мы же не барышни!

Так что пришлось Оганяну два месяца пить водку не просыхая, что
для него, человека, и так измученного алкоголем, явилось тяжелым
испытанием.

3. Возвращаемся к Крылову.

Все-таки он сообщил, какой из армянских коньяков считается наиболее
уважаемым. Это есть, сообщил он, коньяк под названием “Двин”.
А вообще, сказал он, теперь армяне пытаются выйти со своими коньяками
на мировой рынок, а поскольку на мировом рынке название “коньяк”
на свои напитках имеют право писать только производители, происходящие
из французской провинции Коньяк, армяне свое бренди теперь именуют
словом “наяк”.

“На” – это от Наири, самоназвания государства Урарту, которое
существовало на Армянском нагорье в начале I тысячелетия до нашей
эры, и около 150 лет являлось самым сильным государственным образованием
Древнего мира (с начала VIII века до н.э. до начала VII-го) и
наследниками которого хотят считать себя армяне (что неверно);
–як – суффикс для напоминания о – – –.

4. Птичка моя Гузель, прочитав предыдущее, требует опровержения.

Она, когда Крылов рассказывал об армянской любви к водке, в отличие
от автора этих строк, коньяка как раз не пила, по причине чего
запомнила содержание крыловского рассказа лучше.

– Везут с собой армяне, – сообщает она, – согласно рассказу Крылова,
на пикник, действительно, ведра мяса, но вовсе не маринованного.
Ибо они делают отнюдь не шашлыки, а – варят в этих ведрах хаш.
Хаш – очень густую армянскую мясную похлебку, которая, если ей
дать остыть, стала бы русским студнем.

– Но ей остыть не дают, – рассказывал Крылов, сообщила Гузель,
– а едят ее чрезвычайно горячей, макая в нее армянские лепешки
под названием лаваш. А запивают все это, действительно, русской
водкой из граненых стаканов. Стаканы при этом наливают всклянь
– иначе говоря, по-полной, а водку ящиками ставят в ручей – чтобы
была холодной.

5. 26 августа 1998, 3.49 ночи.

Уточнение.

– «Не на «Икарусах» мы там ездили», – сказал Тер-Оганян, прочтя
вышенаписанное. – «На «волгах».

Ну, так еще лучше! Кавалькадой из десятка черных волг, сопровождаемой
ментовскими газиками, въезжает в мирное армянское село делегация
московских авангардных художников!

6. Что до опять Крылова, то интересным будет о нем сообщить, что недавно он с большим изумлением узнал о себе то, что он по национальности – чуваш.

Прожив первую треть жизни в Армении с русской матерью и отчимом-армянином, вторую треть – в Сибири один, а третью треть живя в городе Обнинске
опять с матерью и отчимом, которых он выписал к себе из армянского
города Кировокана, ибо жизнь там стала уж совсем невозможной из-за
голода и холода, он до самых последних времен являлся человеком
советского воспитания и интернационалистского образа мыслей: за
дружбу народов и то, несть ни еллина, ни иудея. Но, в свете все
нарастающего подъема национальных чувств, ему тоже захотелось,
наконец, самоопределиться. С этим он и подошел однажды к своей
маме. Ответ ее крайне его поразил.

– Уж чего-чего, а этого не ожидал, – рассказывал Крылов. – Еще
бы мог я предположить, что являюсь я, например, на самом деле
евреюгой. Но чуваш!

1998, февраль + август

Предыдущие публикации:

• Аристей, сын Каистробия из Проконнеса. Арктида.
• "Анархия". Апрель. Аримаспы.
• Антонов, Юрий.
• Антиалкогольная кампания.
• Анархические умонастроения.
• Америколюбство и америкофобия.
• Алкогольный клуб, часть IV и V.
• Алкогольный клуб, часть II и III.
• Алкогольный клуб, часть I.
• Александр II. Алексеев.
• Аксенов, Василий. Аксенова, Вера.
• Азов Павел, человек-банкир.
• Агдам. Аглицкий клуб.
• Автобус городской.
• Авиация.
• Абакан, хитроумный город.