Поэзия

зима огня

я - зима, зима огня, 
добродетель, добродетель... 
не пытался б некто третий 
у тебя меня отнять... 

и огонь - чуть топит снег, 
согревает, истязает... 
я - зима, зима с глазами 
и тоскою по весне...


софия выходила замуж

софия выходила замуж - 
горстями сыпала конфеты 
и снег, смешавшийся слезами 
с фатой на волосы надетой 

софия целовала сыну 
глаза и крохотные пятки, 
и белизной лица с простынной 
росой сливалась без остатка 

софия хоронила мужа - 
ладонь смыкала муку линий, 
клочки кудрей белком наружу 
и тени прошлогодних лилий… 

софия в окна стылой спальни 
на снег смотрела белокрылый, 
внезапно выпавший, спонтанный, 
и снова замуж выходила…


нагоняй, моя метелка

перепалка… перепелка… 
перепили водки снова 
нагоняй, моя метелка, 
этот ветер от Покрова 

до Колядных попрошаек… 
нагоняй, и будем сыты, 
только б тучи не мешали - 
не цеплялись за копыта 

на кой черт тебя неволить - 
подсоби - тебя не брошу, 
заплачу тебе червонец, 
только обойди порошу, 

чтобы снегом не лепило 
глаз моих - желаю видеть, 
как его мелькают крылья 
по наметанной орбите 

да наметанной иголкой 
с ниткой золотою вдетой... 
нагоняй, моя метелка, 
ветер от зимы до лета


дочь кетцалькоатля

пусть буду я и птицей и змеей, 
и пусть меня то давят, то калечат... 
я уроню перо тебе на плечи 
и шевельну травинку под ногой 
твоей... а ты заметишь как-нибудь, 
что я всего лишь дочь кетцалькоатля - 
в моей ладони приживется вряд ли 
звезда, что у тебя горит во лбу... 
а ты всего лишь сын уставших зим, 
и мне не стать тебе когда-то равной... 
взлетит кетцаль, змея скользнет обратно 
в немую тьму, уснувшую в грязи... 

меня не станет больше... а верней - 
меня на свете станет больше вдвое. 
и каждая обручена с тобою, 
и каждая из нас в руке твоей.


жил-да-был

жил-да-был не поэт, а старик. 
говорили - себя доживал... 
ноябри, декабри, январи 
различал по обличью едва. 

/...я - роса с подбородка травы, 
утро прочит мне в ангелы зной... 
ах, пиит! ты от лета отвык... 
заскучал и пошел белизной.../ 

и по-зимнему строг и одет 
он развязывал узел реки, 
водомеркой писал по воде: 
"январем мой июнь нареки". 

/...я - чернила с обломка пера, 
мне тюрьмою - запятнанный клок. 
ах, старик! не пытайся украсть 
напоследок извилины строк.../ 

обращался студеным июнь, 
ковылял босиком, метил наст - 
кто бы знал, родовую свою 
он поэту так просто отдаст. 

/... я - желаний твоих закрома, 
только молви - исполнится вмиг. 
ах, старик! заказная зима 
заживает обложками книг.../


смерть коня

улетает первый пепел 
из-под ног - случайный снег... 

вечер был, но вещим не был 
богатырский твой, Олег. 
ты и сам судьбы пророка 
не хлебнул. остался вне. 
так давай же, ради бога, 
повздыхаем о коне... 
на боку алела вишней 
рана, гаснул тихий стон... 
посмотри в лицо мне, слышишь, 
почему не ты, а он? 
вечер был. и блики молний - 
все слились в его глазах. 
он как будто что-то вспомнил, 
будто поздняя гроза 
задержала на минуту 
смерть. и только лишь на миг 
он богов паганских спутал 
с незнакомыми людьми... 


вечность (повторяемость)

говорят, розенкранц никогда не стареет, 
гильденстерн вот уже как столетия мертв... 
а носки, в хлам просохшие на батарее, 
(двадцать пятый размер, полиэстр, третий сорт) 
сохраняют ступней их кривую усмешку, 
и болтается запах дурных сигарет 
(снова бросим монетку - орел или решка? 
снова молча сыграем в вопрос-и-ответ)... 
надо громко вскричать и затопать ногами 
по заношенным плитам пустого дворца... 
ты ведь знаешь, за ними послали, мой гамлет, 
ты ведь знаешь, и это нельзя отрицать... 

все мертвы, и в шкафу разыграется плесень 
на останках одежд... и в пробоинах стен... 
да, мой принц, ты войдешь и увидишь их вместе: 
гильденстерн - розенкранц, розенкранц - гильденстерн...


ребенок из песка и крови

ребенок из песка и крови… 
он видит сны чужих сестер. 
хоть час его еще не пробил, 
он сушит хворост на костер… 

срывает липовые листья 
и запах их плетет в венки… 
ребенок изо льна и ситца, 
от черных пашен, от сохи… 

заиндевевшими зубами 
кусает свой чертополох, 
и натыкается на память 
о тех (как будто равных) трех: 

одна, любя, вскрывала вены, 
подвесив на своем кресте, 
в молитве рук обыкновенных 
опустошив и опустев… 

другая подносила чаши 
к просохшему от жажды рту, 
и чем скудней была, тем чаще 
за воду выдавала ртуть. 

а третья из далекой ссылки 
пришла в растоптанных сабо… 
ее он гладил по затылку 
и звал тайком: любовь, любовь… 

им было слишком тесно рядом… 
ребенок изо льда и жил 
под складкой рваного халата 
свое прощение таил… 

всплывет ли облако на небе, 
растает ли упругость стен, 
он достает свой медный гребень 
и чешет волосы сирен.


таять под дождем

моя оттаявшая мама, 
в иголку ниточку продев, 
припоминаю день, когда мы 
вдвоем молили о дожде: 

"приди, вода! по сточным ребрам, 
сквозь стекла в этот зимний дом..." 
и ты была большой и доброй, 
печальной девой подо льдом; 

а я гадала напряженно, 
в какой из рук твоих кольцо - 
ох, эти будущие жены 
с улыбкой легкой, под венцом; 

а я в свои за двадцать с гаком 
считала в небе фонари - 
из тех, что вписывал булгаков 
в зрачки летящих маргарит.


P.S.

рукой, раздавшей отпечатки...

			Андрею Новикову

рукой, раздавшей отпечатки 
твоим губам, твоим губам, 
я дотянусь до снов камчатки, 
оставшись там, оставшись там… 
я дотянусь до райских окон 
на цыпочках дождей весенних, 
и зазвучит, до пят намокнув, 
мое второе воскресенье, 

и полоснет смычком небрежно 
по ноте до, по ноте ля… 
и закружит, как на манеже, 
моя любовь - моя земля… 
в ладонях просыпаясь, вечер 
заденет линии двух жизней… 
и каждый вздох его далечий 
мной будет сорван, будет признан… 

люблю тебя за этой дверью, 
открытой мне, открытой мне… 
и лебединый пух и перья 
легки вдвойне, легки вдвойне… 
и вот теперь мне снова можно 
быть мелководной и бездонной, 
и поцелуй в пыли дорожной 
как первоцвет на платье донны…