Аркадий Драгомощенко |
Озерный надломленный лед. Край слишком прост,
чтобы сказать: вот клинопись тускнеющего алфавита.
Однообразны послания птиц, но начинающий их разбирать
к концу забывает о чем он читает. Так и этой весной
юг возвращает стаю за стаей как
и в этот год,
они возвращаются югом, как плата .
Песчаник под снегом отыскивает шаги,
случайна ягода, темнее цвета в нижнем пределе
прошедшего времени в пустотах глаголов,
Порезом неслышным осока вспыхивает поочередно
В праздное ничто иглы прикосновение сводит
расстояние до облака, - если шатнется к югу,
ночь подступает к корню, поит сладостью.
Если, конечно, ветер вслепую.
* * *
Разные бывают landscapes, разные визы,
Телефонные звонки, коса флюгера -
волос плетение, и все сзади. Либо лезвие.
А у тебя все впереди и между.
Не давай мне денег, а если
Любишь - принеси полотенце
в пробитый душ, склянку не-яду,
И не беспокойся, не тревожь понапрасну
ни меня, ни соседей -
не видать тебе следов пурпурных
на санитарных откосах фаянса
На сахарных склонах храма.
А если бессмертен я,
То и твое приближение меркнет
На зеркале бритвы, взошедшей в тумане
Дыхания. Не бритва вовсе,
А просто вода под ногами.
21 июля, 2001, 4 утра.
Все было видно как днем
Стрела, роняющая оперенье в заглазной впадине.
В отсутствии прилагательных совпадение стеблей.
Шаг означает стремнину, предикат, половицу,
Истории о двух берегах, меняющие родство.
Они проходили сквозь нас, в их зрачках думал закат,
Под стать литере в области переменного выдоха.
Предприняв простое усилие, в них возможно было увидеть
По кровле бегущее дерево, стяг, трепетавший на лезвии.
Детской сепии золото, размотанный кокон Клее, -
В ком облако ослепительно известью. Tо, что им предстояло,
В недоумении терялось, как поезда в расписании,
В бережных брызгах хрупкие меры не давая понять.
Тише ангела пыли, колес расслоения звучали их голоса,
Излученьем незримым. Вдоль которых, как вдоль
Рaсплетенной войны, стояли в стекло одетые птицы
На перекрестке 4-й и Christopher. Где нас всех осенило,
Что их можно удачно раскрасить - кармином и охрой,
И все же предложение было не принято, так как
Гул полой бронзы, который они источали,
Позволил все видеть, как днем. Коснись и услышишь
Терпение терпкого цвета на террасах заката.
Непонятно другое, почему именно здесь?
В двух порывах от ветра? Почему не вчера?
Хотя, до холодов еще далеко. Причем не найдены вещи
Для путешествия к ссадине, где полярная капля
Растит очертания, и черту очевидного тела
Рассекает воздушная нить, чье имя мнимая собственность.
Неизвестно, кто вслед им сказал, провожая глазами:
“Слова их зеркальны. Не только слова, но и жесты.
Потому не в состоянии мы сдвинуться с места.
Потому на губах остывает паутина атлантики,
А нам ее не смахнуть, поскольку мириады наречий
Текущих за пределы мгновения, уносят и нас,
Вместе с нами и с ними, не в след и не сразу
В топографическом тлении мест возвращения,
К первому слогу, к растущему шуму,
В чьей сердцевине сметая себя поочередно откроются:
Кровля, платан, за ними ребенок молочного облака,
Тень соседнего дома, раковина в патине ветра,
А после на выбор. Из графы повторений изустной вполне.”
12 октября 2000 г., New York
* * *
Бог дает все, - Им
даже терпенье даровано, как тень ветви;
Им, не отраженье Кто и даже не дуновение,
Но поселившем за стену зрачков "благо".
Речь пред ним снег, зола - рожденье.
Нам же участь: знать наважденье чисел
И во снах - зеркало, где не откликнется эхо.
Любовь
на гипс ноги Анатолия Барзаха
“Умираем”. Значит ли, что цветы никнут, как.
Означает ли, что крошатся многословием пепла -
а мы в других странах и нет паспорта,
транспорта, какая-то Касабланка, станция.
Тронь что-либо, а потом, - много спустя, после
расслоится “тем временем”.
Одно “лишь”. Значит ли, что жест мерцает
сквозняком в переходах, где точке
не суждено преступить меру ряби, когда ты равен
сумме зрачка и влаги; закат в ней вогнут. Воздух темен, - кто
дышит им? Черств и сомкнут. Сух. Как пляж беспечен.
Ты вообще репейник, матрица уподобления в устье цвета,
налет зернистый на языке, кислотная забава
послеполуденного расписания. Ключа латунного
на восковом шнурке отпечаток в стекле. Лед ли,
таянье - и то и другое голубям привычно
на аметистовых. Впрочем, слова беструдны. С нами:
“склоны”, “пята”, “счисление” соочередностей тетивы.
Также дурное пение. Да нет… вот и окно в полуметре,
рукой подать, - огромное, как сухарь жевать деснами.
К тому же давно открыто… Ни прорезей крови,
бессмертие в ржавой извести. Ни что не омрачает руку
и, тем паче, белое поле тушью.
* * *
Предвосхищая себя в деревьях или забвении
Сквозь листву сквозную, летящую в темя воды обильное,
Темень зеркальная трижды себя отразившей мысли
Рассыплется с нити ожерельем, сорванным возгласом.
Словно со ртутных капель, из дыр воска - ангел интерполяции
Хлынет безбедно. В сферах кроткого фосфора соберет радугу жжения.
Скорлупа окрестностей, алгебры, ржавая утварь речения… - видишь?
Ты не забыл, почему ходят вниз головою растения, почему у колодца
Почва следа не имет, зачем солдат мертв, отчего соль пряма,
как волосы в южном омуте,
где даже луна вверх и вниз роится двоичным саженцем языка.
И почему женщина холод растит всего лишь прикосновением, -
К пальцам легки рта мышцы, число, отречение, - видишь все-таки?
Почему жизни длим; в описании меры, смеха, себя; кто сложно,
Кто доступно вполне, смерть используя вволю,
как аргумент прозрачный вполне сюжетного построения.
Ослабление признака
Видеть этот камень, не испытывая нерешительности,
Видеть эти камни и не отводить взгляда,
Видеть эти камни и постигать каменность камня,
Видеть все каменные камни на рассвете и на закате,
Но не думать о стенах, равно как о пыли или бессмертии,
Видеть эти камни ночью и думать о грезах осей в растворах,
Принимая как должное то, что при мысли о них, камни
Не добавляют своему существу ни тени, ни отсвета, ни поражения.
Видеть эти же камни в грозу, и видеть, как видишь зрачки Гераклита,
В которых безраличие камня подробно, подобно щебню.
Рассматривать природу подобий, не прибегая к симметрии.
Отвернуться и видеть, как камни парят и крылья им - ночь,
И потому они выше, чем серафимы, летящие камнем к земле,
Горящие в воздухе, словно чрезмерно длинные волосы, -
К земле, которая в один прекрасный момент
Ляжет последним камнем в основу избыточного вещества, -
Как долго еще означаемым тлеть на меже углем инея? -
Столько же, сколько камням, которые снятся падению.
Раньше, к весне под стропилами ос вскипали жаркие гроздья.
Прежде весной просыпался песок, по ветру стлался спиралью,
Тысячеокий, как снег или наскальный бог, - иногда ястреб
Воздушных набегов в непрерывные страны алфавита об одной букве.
Лишь гримасой по краю, в растительных жилах, слепою розой,
Вспышкой плененный кристалл, как морем присвоенный остров.
Может быть, подземной травою над ручьистой стопою, -
Но вступающий во обводы двоения, в острую окись разрыва.
Что он? Как переводится? Какова мера прошлого? Откуда?
Повод? Да, не слышу: такова тетива маятника.
Глазного яблока дрожь.
Узкий парус пустыни.
|
