Онтологические прогулки

Необходимость культурно-исторической и цивилизационной самоидентификации русского, белорусского и украинского народа приобрела в настоящее время не просто политико-практическую, а экзистенциальную значимость, связанную с самим существованием и достоинством наших народов. Без своего собственного, эвристически ценного и оригинального лица мы просто обречены на полное растворение в безликой и человекообразной массе «развитых» представителей своих исключительно животных, мещанских и пошлых интересов, которые стыдливо принято называть «прагматическими», «экономическими» и даже «нормальными».

Но российско-белорусско-украинская история наглядно свидетельствует о прямо противоположном, достойном и творчески-дерзновенном характере наших народов. Достаточно вспомнить события двух действительно отечественных и знаковых войн 1812 и 1941-1945 годов, когда агрессоры и оккупанты как раз уповали на гарантированную и «нормальную» сытость и на материальное благополучие для своих будущих рабов, апеллируя к их «развитому» и «просвещенному» разуму, и как тут не перекреститься за бессмертного «Сотникова» Василя Быкова?! Да, тогда вполне реальное удовлетворение «нормальных» и «экономических» интересов не произвело на наши народы должного впечатления. Не производит оно и сейчас.

Более того, последнее десятилетие, можно сказать, до эсхатологической откровенности и ясности продемонстрировало органическую, если не абсолютную чуждость и русской, и белорусской, и украинской душе низменных, мещанских и пошлых идеалов сытого «просвещения» с его ориентацией на сугубо животную сущность человека. Мы никогда не преуспеем на этом «экономическом» поприще, слишком далеком от подлинной культурно-исторической особенности наших народов. Но какая-то инерционная, безликая и привычная сила, обусловленная прагматично-марксистским и просто чревоугодническим давлением, вновь заставляет нас садиться не в свои сани и отдавать эвристический и созидательный приоритет заведомо вторичному и проигрышному для нас «экономическому» и «нормальному» фактору. Здесь нельзя не высказать искреннее спасибо последнему десятилетию, которое с беспрецедентной наглядностью показало принципиальную тупиковость для наших народов любой модернизированной «перспективы», исходящей из мнимой первичности материального благополучия и сытого «просвещения».

Но почему же мы по-прежнему обожествляем столь губительный для нас «экономический» «базис», надеясь на его якобы безальтернативное «всемогущество»? Почему мы с прежним самоубийственным задором готовы приветствовать его «развитую» агрессию и оккупацию?!

Ответ до неприличия прост. Мы по-прежнему не осознаем самих себя в адекватных понятиях как представителей действительно оригинальной, эвристически значимой и достойной культуры и цивилизации. Вот почему только наши бессознательные и, если хотите, стихийные порывы приводили нас к историческому успеху, особенно при создании российской империи и ее гениальной защите в 1812 и 1941-1945 годах. Конечно, в настоящее время у нас сохранился этот стихийный и – спасительный потенциал – иначе с нами давно уже не считались бы даже при сохранении нашего ядерного оружия. Но, повторюсь, привычное невнимание к актуализации и адекватному философскому осмыслению русско-белорусско-украинской оригинальности и самоидентификации донельзя заострит вопрос уже о нашем сегодняшнем существовании в мировом сообществе, и в обозримейшем будущем нам реально грозит полное растворение в своем «развитом» чревовещательстве и «первичном» чревоугодничестве. Русско-белорусско-украинская душа наконец-то осознает себя… вне себя: покорствуя очередному «просветителю» и кормильцу-«благодетелю». Воистину эсхатология касается не только постисторической тематики!

Перед нами встала подлинная альтернатива: или стать «как все», т.е. животным ничем, или стать самим собой и – спасти свое собственное лицо. До сих пор последний вариант удавался нам в результате гениальных отечественных войн, когда агрессор прямой инаковостью спешил убедить нас в нашем «нормальном» и «экономически» подкрепленном ничтожестве.

Теперь же настало для нас время только культуроносного и цивилизационного прорыва при должно-адекватном осознании своей достойной оригинальной истории и – традиционной стихии. Настало время их «управляемой реакции», органично и мужественно осуществимой только с нашей собственной стороны.

Нашу насущную и экзистенциально значимую задачу, несомненно, облегчит уже имеющийся у нас исторический опыт успешной, т.е. оригинальной и плодотворной, модернизации во времена Петра, когда, по выражению А. Тойнби, мы сумели «противостоять западной агрессии ее же собственным оружием» ¹, которое следует понимать не столько в буквальном, сколько в духовно-культуроносном смысле: своего собственного и своеобразнейшего творчества. Суть его сводится к постоянно покаянному, органично раздвоенному и «лично-эсхатологическому», согласно прот. С. Булгакову ², самовыражению не просто «нормального», а естественно-необоженного и греховного «я» в самых различных сферах человеческой деятельности: от вероисповедания, философии и искусства до вневербальных: нравственно-подвижнических и империо-созидательных – поступков – при помощи мужественной, до конца антиномической и несамопротиворечиво-тождественной последовательности их проявления, отвечающей особой и по-апостольски «безумной» (1 Кор 1-23) рациональности в форме общего суждения М = S есть и не есть зараз, или «н-есть», Р (р и не р), где союз «и» – знак антиномической синтетической конъюнкции, предполагающий, как правило, оксюморонную вербализацию для Р и, следовательно, для S.

Всякое диалектическо-логическое и непротиворечивое единство напрочь исключается из этой действительно оригинальной и «отрицательно-положительной» синтетической формы с совершенно особым типом «безумно» – противоречивой связки «есть и не есть зараз», открытой еще в начале XX века русским логиком Н. А. Васильевым и только сейчас получающей свое реальное, постоянно покаянное и органично-раздвоенное наполнение. Ведь не дано человеку как потомку Адама достичь непротиворечиво-единой истинности познания благодаря гегелевскому «снятию» и, тем более, аристотелевскому закону непротиворечия – каждый из нас в силу первородного греха, а также своего собственного произвола обречен на постоянное «отрицательно-положительное» раздвоение и – н-есть покаяния, что не может не отразиться и в философско-богословском, и в литературно-художественном, и в любом вневербальном нашем творчестве.

Жестко-критическое и системообразующее осмысление православно-славянского антропологического и рационалистического предела н-ести с выходом на его метафизическое и «апофатико-катафатическое» понимание Бога осуществили российские ученые монахи второй половины XVIII – начала XIX веков в лице московского митрополита Платона (Левшина; 1737–1812), новгородского и санкт-петербургского митрополита Гавриила (Петрова; 1730–1801), белорусского архиепископа Георгия (Конисского; 1717–1795), нижегородского епископа Дамаскина (Семенова-Руднева; 1737–1795), новгородского и санкт-петербургского митрополита Амвросия (Подобедова; 1742–1818), белорусского епископа Анастасия (Братановского; 1761–1808), киевского и галицкого митрополита Евгения (Болховитинова; 1767–1837), коломенского епископа Феофилакта (Горского; ?–1788), св. Тихона Задонского (1724–1783), св. Филарета Московского (1783–1867) и многих-многих других.

Не давая подробную академическую картину их постоянно покаянного, «безумно»-противоречивого и «отрицательно-положительного» творчества (для чего – как минимум! – понадобилось написать и защитить докторскую диссертацию и издать несколько книг самих ученых монахов и своих собственных ³), я сделаю акцент на ключевом: оригинальном – характере учено-монашеского и в целом православно-славянского творчества, когда даже сама оригинальность получила у нас непосредственно антропологическое и зараз метафизическое воплощение в первородно-первозданном и непосредственном опыте постоянно покаянной н-ести, т.е. бытия-небытия, «свето-тьмы» или «бездны», каждого из нас. Нельзя не оттенить и философско-богословское своеобразие наших ученых монахов, связанное с принципиально отличной от непротиворечиво-единого и, как правило, от западноевропейского мышления рациональностью: до конца антиномической и как раз в силу этого несамопротиворечиво-тождественной, методически выдержанной и научной в обще (отрицательно-положительной) форме М = S есть и не есть зараз, или «н-есть», Р (р и не р) – что позволило нашим ученым монахам избежать нигилистического «забвения» Бытия, которое было свойственно непротиворечиво-единым западноевропейским и западноцентрическим мыслителям со времен Парменида и Платона, согласно М. Хайдеггеру ⁴.

Таким образом, мы приходим к выводу о вдвойне оригинальном творчестве российских философов-богословов на их «внутреннем» и «внешнем» «кресте» ⁵: в антропо-метафизическом опыте покаяния, или при собственно оригинальной н-ести (1), и при ее адекватно-органическом, обще(отрицательно-положительном), до конца антиномическом и «безумно»-истинном самовыражении в форме оксюморонно-понятийного, нравственно-подвижнического и империо-созидательного творчества (2), т.е. в «духе» (1) и «букве» (2) нашей модернизированной традиции, получившей более антропоцентрическое, греховное, естественно-необоженное и потому более трагическое, лично-эсхатологическое и почти невыносимое напряжение по сравнению со святоотеческим «внутренним» и «внешним» крестом.

Еще со времен Петра: в «духе» и «букве» Симеона Полоцкого , св. Димитрия Ростовского, св. Иоанна Тобольского и других российских монахов – началось вдвойне оригинальное, до конца антиномическое и почти невыносимое обновление нашего христианства и – государства. «Из меня познайте, какое бедное животное есть человек», – согласился с ними Петр Первый ⁶, заложив, тем самым, обще(отрицательно-положительную) и органично-раздвоенную основу российской империи и культуры, где для всякого иного, т.е. непокаянно-«единого» и, хуже того, безбожно-истинного, верноподданного был готов чисто внешний и насильственный «крест». Но большинство россиян в нем естественно не нуждалось, поскольку добровольно и «безумно» всходило на свою постоянно покаянную и антропо-метафизическую голгофу, чтобы не менее добровольно и «безумно» принять и ее внешне-имперское распятие в виде далеких от всяких чисто животных, низменных, мещанских и – «экономических» интересов – вдвойне оригинальных «слов и дел» – по образу и подобию самого Христа. По примеру первого российского императора, отрицательно-положительное лицо, которого вначале адекватно осмыслил Платон (Левшин), а затем автор «Медного всадника» и неоконченной истории Петра как раз в форме М = S есть и не есть зараз Р (р и не р). ⁷ И возникла в мире гениальная империя, два века прожившая благодаря вдвойне оригинальному самоотвержению от своей животной и заведомо вторичной природы, благодаря нормальному и созидатейшему для нас распятию миром (Гал. 6, 14). Вне всякой непокаянной и непротиворечиво-единой истинности.

Но именно она наличествовала в «слове и деле» иных, точнее, самозванных россиян, которые не могли не стать «лишними» людьми на своей петровско-имперской и крестной Родине, когда любое их дерзновение неизбежно возвращалось к ним чисто внешним насилием ради общего блага.

В конце концов, самозванно-непротиворечивые россияне так и не смогли понять законно-правовой и зараз благой характер своих мук и казней, сведя саму сущность России к однозначно-отрицательной, абсолютистской и просто беззаконной «тирании» при помощи непротиворечиво-единых и, как правило, западноевропейских -измов. Они так и не смогли понять органично-раздвоенную, до конца антиномическую, «безумную» и внутренне-внешне-крестную основу российской культуры и государственности, нацелившись на ее однозначно-положительное, вторичное и – убийственное преобразование. Вот почему и в 1917, и в 1991 годах именно под лозунгами всемирно-единого рая и материального благополучия (не важно, для всех, как при большевиках, или для каждого в отдельности, как при демократах) уничтожалась наша подлинная и «тираническая» для упорных грешников государственность. Безбожные и бездарные «праведники» сполна отомстили своей уже лишней Родине, показав все прелести ее однозначно-положительного, «райского» и, конечно, «экономически» обоснованного существования вплоть до «нечувствуемых», т.е. непротиворечиво-кладбищенских, «прокладок». Вплоть до «угробного» и чревовещательного муляжа в виде известной коровы, пасущей галерею Марата Гельмана…

Но мы-то, мы неужели в очерёдный раз попадем, мало сказать, не в свои сани – в похоронные дроги во имя, нет, не животной, а уже гумусно-органической жизни?! Ведь настала пора оказаться окончательно вне себя: под благотворными, если не райскими лучами солнца-просветителя. Солнца-кормильца – для нашего «плодотворно»-единого праха. То-то, растут на нем аж искусственные цветы…

Но была, была у нас великая православно-славянская и крестная традиция, которая успешно модернизировалась на внутренне-внешнем распятии каждого подлинно верноподданного росса: русского, белоруса, украинца и любого другого бывшего у нас подлинного оригинала. Да, эта успешно модернизированная со времен Петра традиция была совсем невыносима и «тиранична» для непокаянно-безбожного и лишнего «праведника». Но не он определял золотые, гениальные и триумфальные годы нашей обще(отрицательно-положительной) и покаянной истории. Не он сражался на спасительных фронтах отечественных войн, распиная себя на редутах и в окопах неосознанно, но – по-нашему! И утверждалось на этой до конца антиномической, «безумной» и мужественной основе подлинная православно-славянская и шире: российско-имперская – культура и цивилизация. И наступало не материально-убойное, а всесторонне-великое благополучие как следствие конгениального отказа от «экономических» и – рабских, вторичных приоритетов, органически чуждых и сегодняшним наследникам петровского «слова и дела».

«Преславный именем и делами Государь Петр Великий вводил в свой народ просвещенных и честное нравов поправение, о сколь свирепо тогда против его вооружалась плоть и кровь! сколь много привычка препятствовала сему благословенному предприятию…» – писал Платон (Левшин ⁸) по поводу «нормальных» и непокаянно-безбожных оппонентов России, самозванно присвоивших «единую» власть в начале (до 1917 года) на истинный, вернее, «однозначно-положительный» дух, а затем на саму историю нашей вдвойне оригинальной, внутренне-внешне-крестной и обще(отрицательно-положительной) культуры и цивилизации.

В XX веке мы сполна нагляделись на самозванно-российские «слова и дела», которые – между прочим, становились даже патриотическими при условии нашего «нормального» существования вне себя вплоть до гумусно-растительного «единства». Так что в очерёдный раз согласиться на «просвещенную» излишность себя и своей Родины – значит спровоцировать очерёдного кормильца-«благодетеля» на наше теперь уже «ядерно-бездарное» «однозначно-положительное» откровение. Но нового стихийно-гениального спасения своего собственного лица нам не дано. Или «спасемся» на буквально отколотой от себя почве где-нибудь в черной дыре и снова вторичным прахом…

Но есть, есть, нет, не невыносимая, а почти невыносимая альтернатива нашего настоящего и будущего существования. Есть модернизированно-традиционный опыт обще(отрицательно-положительного) «поправения» и органично-раздвоенного творчества «венценосно» распятого на своем внутренне-внешнем и покаянном кресте…

– Боже Наш, Боже наш! для чего Ты нас оставил?

– Для действительно последних времен, но – нашей заведомо вторичной, животной, низменной, пошлой, прагматичной, «экономической» и «развитой» самоидентификации.

Мы, наконец-то, устали от ее однозначно-утвердительной и безоглядно-абстрактной истинности и – смертоносности. Мы, наконец-то, не имеем «русской идеи» с ее самозванным и всемирно-единым «мат.»-благополучием. Неужели она без остатка растворилась в каждом из нас, сделавшись икотой, или животным смыслом, нашей жизни?? неужели мы безнадежно оккупированы своим независимым от Бога – не бездарного и безликого мира! – естеством?? неужели мы превратились в совершенных чревоугодников и жизнепоклонников, нигилистически позабыв свою, пусть, смертную, но зараз и бессмертную н-есть покаяния и «безумно»-истинного дерзновения?! неужели мы сделали действительно излишней Россию и ее вдвойне оригинальную историю??

Каково, каково нашим «венценосным» и одновременно распятым на своей гениальности предкам?! Каково сейчас Великому Петру бездействовать и «благополучиться» во гробу?? Каково сейчас иерархам-творцам «быть» однозначно-отрицательными и бесполезными?? Неужели и нам, русским, белоруссам, украинцам и другим внутренне-внешним «крестоносцам», остается заживо присоединиться к подавляющему большинству наших дорогих мертвецов и все-таки стать «нормальными» – непротиворечиво-кладбищенскими – «демократами»…

1. См.: Тойнби А. Дж. Цивилизация перед судом истории. СПб., 1995. С. 158-159, 160.
2. См.: Прот. Сергий Булгаков. Апокалипсис Иоанна. М., 1991. С. 303-304; Православие. М., 1991. С. 339-340, 384-385.
3. См.: Митрополит Евгений (Болховитинов). Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-Российской церкви. М., 1995; Платон (Левшин). «Из глубины воззвах к Тебе, Господи…» М., 1996; Высокопреосвященный Гавриил (Петров), Митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский. Вопреки веку Просвещения. М., 2000; Калитин П.В. Распятие миром. М., 1992; Мертвый завет. М., 1998; Петр Первый – православный император. М., 1999.
4. См.: Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 112, 352; Работы и размышления разных лет. М., 1993. С. 178; Кант и проблема метафизики. М., 1997. С. 121-122.
5. См.: Платон (Левшин). «Из глубины воззвах к Тебе, Господи…»… С. 140; Филарета Московского и Коломенского Творения. М., 1994. С. 101.
6. См.: Петр Великий в его изречениях. М. 1991. С. 21.
7. См.: Калитин П.В. Петр Первый – православный император. М., 1999. С. 19-38.
8. См.: Платон (Левшин). «Из глубины воззвах к Тебе, Господи…» … С. 207-208.

• Н. А. Васильев «Воображаемая логика» (конспект лекции);
• М. Хайдеггер «Искусство и пространство» (перевод В. В. Бибихина);