Литературная критика

Черновики Нобелевских лекций

Дарья Грацевич, Екатерина Якушина

Даша: Здравствуйте. Когда мы думали, что мы скажем, если
нам вдруг придется что-то говорить, нам почему-то вспомнился
рассказ В. Драгунского «Где это видано, где это
слыхано...». Там, как вы помните, один из друзей, выступающих на
утреннике, забыл второй куплет песенки и все время повторял
строчку «Папа у Васи силен в математике». На наш взгляд,
современная литературная молодежь делает приблизительно то же самое,
с особой любовью все время возвращаясь к одной единственной
мысли, что вот, де, литература находится в упадке, все
плохо, но — без паники! — мы пришли, мы поможем, спасем,
поднимем. Тут как-то вспоминается Вишневский: «пришел поэт и пролил
свет на скатерть». Так вот нам бы хотелось озвучить и второй
куплет песни: нет никакого упадка, нет никакого застоя. В
русской современной драматургии, по крайней мере, все обстоит
наилучшим образом. Великолепные авторы пишут великолепные
пьесы. Единственное, чего, быть может, в данный момент не
хватает — это истинной театральности. Такое впечатление, что
драматурги, увлекаясь минимализмом, забывают, что их пьесы
предназначены для постановки в театре, а театр — это в первую
очередь, зрелище, и зрелище роскошное, пышное. Нам бы
хотелось, если получится, не вернуть драматургию в театр, а
все-таки вернуть театр в драматургию.

Дана: Нас часто спрашивают, почему мы пишем вместе. Это
опять-таки проистекает из любви к театру. Ведь театр — это в
первую очередь диалог. Этот диалог начинается в процессе
нашей работы над пьесой и переходит на бумагу прямо из жизни.
Если драматургу нужно фактически размножиться на десять
отдельных сознаний, почему бы двум драматургам не размножиться на
двадцать сознаний? А потом соединить эти двадцать обратно в
десять — и получится десять настоящих людей. Потому что у
настоящих людей в голове хаос, противоречия
и неразбериха, а не тонкие построения так называемого
литературного образа. На вопрос же «как мы пишем?», я могу
ответить только цитатой из Бальзака. «Много ли вы знаете людей
такой закалки, чтобы они, когда друг скажет: «Идем, зароем
труп!» — пошли, не проронив ни звука?». В основе нашего
творческого союза — дружба, взаимопомощь и полное доверие. Кроме
того, нам еще кое-кто действительно помогал. Поэтому помимо
программных благодарностей мамам, папам, бабушкам, друзьям и
соседям, мы хотим сказать огромное спасибо Тому Стоппарду,
Теннеси Уильямсу, Эжену Ионеско и Григорию Горину.

Ксения Жукова

Наверное, все происходит случайно.

Случайная встреча — нелепая смерть. Или нет, нелепое рождение —
случайная смерть — неожиданная встреча.

По-моему, так лучше, правда?

Все равно все случайно.

Все равно все хочется повторить. Вернуться, исправить. В семь лет
мне хотелось не взрослеть. Быть маленькой и ждать хорошего.
Для этого нужно было снова родиться и повторить все «то +
мое».

— Ну как, согласна? — Нет,— помотала я себе головой.— Не пойдет — не
выйдет. Мне удаляли (пардон) тогда аденоиды — месяц болезни
— не ходила в детский сад. Память об адской боли.
Неожиданной-нежданной. (Оттого и обидной.) Память переигрывала, не
разрешала мне начать сначала — и проживать все заново. О ужас,
лучше вперед! — Ну, то есть что там дальше? В школу.

А если не та, если все по-другому? Я маленькая, но другая. То есть,
я-не-та, которая поймала тогда двух жуков-пожарников в
спичечный коробок. Ну как можно было знать, что они будут такими
скрюченными, ну, тогда, после «тихого часа». Одного я сняла
с листа, другой сел мне на палец и приятно жегся. Все. Я не
знала, что они задохнутся. А они... Смерть. Незнание.
Власть. Было противно-приятно.

Писательство — как соревнование. Подлости-трусости. Где ты можешь
все изменить, перевернуть. Дать себе еще один шанс.
Оправдаться, что ли... А что, если... Если бы он не умер? Ты оживляешь
его, даешь ему имя, или нет, просто намек, его тень. Ты
создатель. Приятно. И он идет дальше. Совершает хорошие
поступки. Или просто чистит зубы и уходит со сцены, сжимая губами
ручку от зубной щетки. Так интересней. Хочется все
переделать.

В девять в мой почтовый ящик стал поступать только что родившийся
журнал «Трамвай». Где, помимо рассказов и стихов взрослых
авторов, были «пробы пера» таких деток, как я.

— Это невозможно читать,— решила я тогда.— Я могу лучше. Я напишу
то, чего мне не хватает читать.

И стала писать стихи.

Показала маме: «Пиши, пиши».

— Мам, ну как они? — Пиши.

Расхотелось. Зато пошли рассказы. Смешные. Я ходила в класс второй,
читала их сама себе и смеялась. Мне нравилось, я была в
восторге.— Ты пишешь? — Да, я пишу.— А покажи.— Зачем? Я и так
знаю, что это гениально.

Писание было быстрым и оттого легким и простым. Я занималась химией.
Потому что это сложно, потому что ее ненавидела моя сестра.
А я вот смогу. Меня не поняли. «Будешь врачом, доктором»,—
решили родители. Поступление в школу при мед. вузе. А там —
строчки между доказательствами в контрольной по геометрии,
или (H2 ля-ля-ля SO4 ля-ля). И в итоге — вступительный по
биологии, зарифмованный каким-то немыслимым образом. И два моих
балла — из восьми. Чехова не получилось. («А нам все равно»
— ха-ха-ха!).

Значит, в институт. Журналистики и литературного творчества. Вот она
где, ловушка, вот она! Ты убегала — тебя притянули,
заставили. Ну и ладно. Делай, что хочешь — дари жизнь, убивай. (Эй,
осторожнее, куда замахиваешься? Так нечестно). Честно. Все
можно. Все, конечно, хорошо. Но нельзя все валить на бумагу,
свою боль, обиды, переживания, энергию, радость,
непереваренный обед. Ведь кому-то придется это читать...

А жизнь интересней.

А я буду писать, потому что кто-то вяжет и шьет — а можно все сразу.

Айя Шакенова

Недавно я прочла книжку «10 законов счастья». В одной из глав
описывается несколько способов моментально поднять себе
настроение. Самый простой из них — закрыть глаза и вспомнить
какой-нибудь яркий и радостный эпизод из своей жизни. Если мне
когда-нибудь придется применять этот метод, я буду вспоминать, как
мне вручили телеграмму, где черным по белому было написано,
что я стала финалисткой премии «Дебют».

Мне хотелось бы выразить благодарность всем, кто имеет к этому
отношение: организаторам конкурса, ридерам, проделавшим огромную
трудную работу, и, разумеется, членам жюри.

Для меня конкурс — это Дебют в прямом смысле слова. Это оценка,
которую я получила впервые в жизни, хотя пишу я — даже страшно
сказать — уже более десяти лет. Мои первые литературные опыты
были исключительно прозаическими, и им посвящалось почти
все мое свободное время.

В этом году, разрываясь между юриспруденцией, спортом и моим
творческим хобби — литературой, я сделала выбор не в пользу
последней. Но так как совсем отказаться от такого наркотика, как
творчество, невозможно, я приняла решение перейти от прозы к
драматургии, ошибочно полагая, что на это будет уходить
меньше времени.

Времени я, кажется, так и не сэкономила, зато открыла для себя
совершенно потрясающий жанр литературы, в котором мне работается
легко, свободно и который оказался мне по-настоящему
интересен.

Творческий процесс — занятие обычно долгое и приятное, но рано или
поздно приходится задумываться, что же делать с результатом.
Человеку, который не занимается литературой профессионально
и который далек от литературных кругов, наверное, приходится
особенно трудно. Поэтому я бы еще раз хотела поблагодарить
организаторов «Дебюта» за то, что они предоставляют всем
абсолютно равные возможности.

Я слышала несколько мнений и споров о том, нужна ли вообще молодым
авторам такая премия. От себя хочу ответить: она не только
нужна, она просто необходима.

Мне бы хотелось пожелать всем финалистам найти своего преданного
читателя, участникам номинации «Драматургия» — своего режиссера
и актеров, а организаторам премии и членам жюри — доброго
здоровья и ангельского терпения в их благородном деле.

Спасибо всем большое.

Владимир Аренев

Дебют — это не только первая проба пера или первая публикация.
Каждый из нас совершает дебюты — ежедневно и ежечасно.

В этом году премия «Дебют» — еще и дебют для фантастики. Она впервые
вынесена в отдельную номинацию; по-моему, это очень важно —
и вот почему. Фантастика — не как творческий метод, а как
вполне определенный жанр литературы — давно уже носит на себе
клеймо «второсортного чтива», якобы рассчитанного на
читателя с низкими художественными запросами. Увы, редкие
исключения лишь подтверждают правило.

И то, что независимая литературная премия «Дебют» наконец-то
обратила внимание на этот «низкий» жанр, говорит о многом. И даже
не потому, что появилась еще одна возможность тем, кто пишет
фантастику (в частности — молодым авторам) посоревноваться,
испытать самих себя,— но и прежде всего потому, что работа
на общих основаниях, соревнование и рассмотрение произведений
именно по гамбургскому счету, по-моему, важнее, почетней и
сложней, чем соревнования внутрижанровые. Это в то же время
и весьма ответственная ситуация, потому что, как ни крути,
внутрижанровые высокие оценки очень часто бывают, скажем так,
снисходительными. Получить любую премию, конечно, приятно,
даже если ты знаешь, что голосовали за тебя прежде всего
потому что ты «хороший человек». Но постоянно заниженный
уровень оценок исподволь, незаметно снижает и самооценку,
стремление к творческому росту и самосовершенствованию. А они, как
мне кажется, необходимы, если ты хочешь быть писателем,
человеком творческим, а не текстовиком, для которого литература —
прежде всего способ зарабатывать деньги. И для творческого
человека каждое произведение — дебют — что-то новое,
неожиданное, не всегда, конечно, удачное, но ведь главное в том,
что до тех пор, пока развиваешься и меняешься,— ты живешь. А
когда стал бронзов и недвижим — умер.

Поэтому я желаю всем участникам премии «Дебют» оставаться живыми,
всегда молодыми, самосовершенствоваться, расти — и,
разумеется, каждому найти своего читателя — требовательного, умного,
умеющего сопереживать.

Юлия Остапенко

Когда я рассказала своим знакомым писателям о том, что попала в
шорт-лист «Дебюта», почти все они отреагировали на это
одинаково. Они сказали: «Это прекрасный шанс доказать, что фантастика
— тоже литература». И хотя такая формулировка для меня не
новость, я много думала над ней.

Я не думаю, что фантастика должна кому-то что-то
доказывать. В частности — тот факт, что её не стоит зачислять
в разряд «низких жанров». По-моему, это некорректная
постановка вопроса. Фантастика — это форма. Не
более того. А рассуждая о «литературности» произведения, на мой
взгляд, надо отталкиваться от содержания.
Сейчас само понятие формы задушено ярлыками. Раз фэнтези —
значит, плоско, шаблонно и ограничено. А это просто метод.
Который именно ТАК называется.

Мне неоднократно говорили, что я пишу не фэнтези, что само это слово
чуть ли не унижает. Но это тоже стереотип. Понятие жанра
сейчас тоже задушено стереотипами. Относя мои вещи к «прозе»,
мне якобы делают комплимент, но я не хочу таких
комплиментов. Я не хочу быть частью априори коммерческого и
конъюнктурного течения, ютящегося под крылышком «старшего брата»,
вернее, «старшей сестры» — прозы. Так повелось, что современная
прозаическая литература считается интеллектуальным чтивом для
избранных, а фантастика, наряду с детективами и любовными
романами — способом убить время в электричке или расслабить
мозги после сессии. Не стану утверждать, что я чётко
определилась со своими творческими целями, но могу сказать с
уверенностью: я хочу, чтобы отношение читателя к жанру фантастики и
фэнтези изменилось. Причём как массового читателя, так и
привереды-интеллектуала. Постмодернисты не могут сказать то,
что хотят, иначе — фантасты тоже. Боле того — фантастика, как
и поэзия, может то, чего никогда не сможет проза. Всё
упирается в методологию. И можно не приемлеть тот или иной метод,
только и всего. А содержательность —
категория внежанровая. И это единственное, что действительно стоит
попытаться доказать. Я пробую это делать, и буду пробовать
дальше. И, поверьте, я буду очень стараться.

Александр Силаев

Пусть и редко, но оттого не менее назойливо звучат для меня —
применительно к делу, заведшему нас сюда — такие слова, как
«борьба», «конкуренция» и «отбор». Якобы мы, «дебютанты»,
«конкурировали» друг c другом. А до этого конкурировали еще с
кем-то. Но это описание, слишком искажающее суть дела.

Не самое ли ценное в каждом — то, чем дополняет мир только он? Не
профессия, но различие, возникающее и погибающее вместе с
тобой? Возражая Платону, Аристотель выступил не меньшим
«социалистом»: люди должны быть равноправны отнюдь не потому, что
якобы слишком похожи. Наоборот. Они различаются сильнее, чем
кажется сторонникам иерархий. Мы ведь не сравниваем белое с
треугольным на предмет того, что теплей. Это качественные
различия, и лишь они подлинные. А сравнивая людей, мы можем
сравнивать лишь количества. То есть воспринимать людей отчасти
не по-людски.

Конкурирует лишь очень похожее, которому тесно. Скажем, мафия, или
политики, или рабочая сила. Мы слишком непохожи друг на
друга, чтобы конкурировать. И это приятно, как всегда приятно
видеть Другого, чья уникальность была бы условием твоей
собственной.

Ну что еще? Наверное, я должен рассказывать о себе? Мой «социальный
статус» позволяет не путать его и меня — и я благодарен ему
— за возможность его игнорировать.

Таким образом, вопрос «кто я?» правомерно подменить более конкретным
и менее затруднительным — «что пишу?». Однако этот вопрос
парадоксально вторичен по отношению к вопросу «что хотел бы
писать?». Даже не «написать», а «писать». Мне важно, что
смысл выступает не результатом, а где-то в самом процессе, но я
сейчас не о том. Я сейчас, рискуя не только показаться, но и
оказаться высокопарным — о лучшей книге.

Лучшая книга, по счастью, никогда не будет написана, она
подразумевала бы нечеловеческую природу автора. Идеальное не бывает
живым, как и живое не может быть идеальным. Однако говорить об
идеальной книге не только не бессмысленно, но едва ли не
должно. Это как невозможность сверхчеловека, в говорении о
котором становится возможным сам человек. Итак, идеальная книга
— для Александра Силаева. Вообразите вопрос, ответом на
который окажется не повествовательный текст, а целый мир без
зла, но не без свободы. Такой мир реально возможен, у меня
сейчас нет времени остановиться подробнее на его формуле. Если
одной фразой: вообразите, что все средства выражения, от
логики до техники и риторики, таковы, что нисколько не подавляют
зла, но выступают средствами усиления лишь добра. Это пока
не общее место, но оно с претензией на всеобщность. В нем,
например, легко бы договорились Федор Достоевский и Мишель
Уэльбек.

Говоря об идеальной книге, я, конечно, не пытаюсь уподобить ее
такому миру или такому вопросу, но — бесконечному комментарию на
полях такого вопроса. Бесконечному, поскольку он не имеет в
себе причин остановиться когда-либо. Причина всегда внешняя.
Например, отпущенное мне время истекает, и я рад
возможности не говорить бесконечно...

Дмитрий Теткин

Речь без претензий на специальный приз.
Это моя
первая в жизни речь, поэтому прошу прощения, если она
окажется слишком смешной или грустной.

Меня не покидает детское и беспечное чувство, что я присутствую при
чьей-то смерти: то ли матушки России, население которой
медленно тает, то ли собственной души, то ли веры, что написание
слов в столбик — это то, что отличает хорошего человека от
человека просто.

И вот так стоишь за окнами палаты и не знаешь, что делать — кто-то
играет в шахматы, кто-то в порно-карты, кто-то слушает музыку
в наушниках, кто смотрит в окно, я вот читаю. Хотя хочется
уехать в Баден-Баден в конце-то концов. Или научиться писать
стихи.

Полчаса назад Евгений Борисович Рейн сказал: то, что делаю я — это
вообще не стихи.

Самое грустное, что я сам думаю почти так же. Зато я выкурил с ним
взатяг две сигареты. Чего я обычно не делаю. Вот такие дела.

А мои представления о критике с годами становятся менее и менее замысловатыми.

Если я люблю книжку, я стараюсь ее чаще читать. Если я люблю
женщину, то стараюсь с ней жить.

Самое грустное открытие, касающееся толстых журналов, в том, что там
бухгалтер требует мой ИНН. Чтобы начислять со стихотворений
процент в пенсионный фонд. Здесь, в пансионате «Липки»,
тоже бухгалтеры, у них какая-та конференция, а сегодня, в день,
когда наши семинары завершились, у них то же праздник: они
ходят пьяные в шапочках дедов морозов, купаются в бассейне и
совсем не пишут бухгалтерские документы.

Что касается Международного фонда «Поколение», то, по-моему, это
хорошо. Вообще так хочется, чтобы все у всех было хорошо, и
писали бы все хорошо — и левые, и правые, и защитники, и
нападающие, и центральные, и центровые. Так хочется жить в хорошей
стране. Говорить на хорошем языке с хорошими людьми. А то
все карьеристы, циники, сволочи, да и сам я такой же, судя по
всему.

Пару лет назад я смотрел на телеролик премии «Дебют» с плохо
скрываемым волнением, ходя с чашкой чая по бабушкиной квартире и
иногда ставя чашку на какую-нибудь книжку. Тогда если бы знал,
что окажусь финалистом, то был бы совершенно счастлив.

Сейчас не то.

Были бы деньги, остальное купим. В конце концов, тоже есть чем
гордиться: я ведь жил в городе из которого вышли Ирина Денежкина
и Владислав Крапивин, и Василий Сигарев, всемирной известный
драматург. Пора уже понять, что глянец — это не плохо,
подработать на предвыборной — это святое, стихи нужно писать без
знаков препинания, массовая культура лучше элитарной, ну и
что-то еще понять, самое главное, что ли. В бога поверить. В
газету устроиться. Написать бестселлер. Вначале, конечно, в
стол, а потом вдруг ах — и бестселлер.

Я принадлежу к поколению, которое не очень очевидно. Вроде его даже
и нет. О себе. Образование философское. Без ж/п. Шучу тоже
плохо. Говорят, раньше в премии «Дебют» была номинация «юмор
в литературе». Хорошая номинация, наверное. Вообще мне не
нравится большая часть текстов, которые вошли в шорт и даже
были изданы — то есть нравятся как то, что можно было бы
прочитать, взяв с книжной полки из других книг, а еще лучше в
журналах, а то и просто в рукописях. Но как я ни старался
увидеть в них «открытие», у меня не получалось. Поэзия мне
казалась даже более скверной, чем моя собственная, проза обычной.
Впрочем, наверное, хорошее качество для начинающего критика.

А премии — это все-таки хорошо. Это праздник просто какой-то.
Говорят, самое большое число их на душу населения в Италии. Там
средний сосисочник считает, что литературные конкурсы—хороший
способ заработать паблисити.

Александр Чанцев

Уважаемые дамы и господа!

Прежде всего, я хотел бы поблагодарить уважаемое жюри за то, что оно
сочло возможным удостоить мои работы первого места. Это
большая честь для меня. Кроме того, я хотел бы поблагодарить
тех, кто придумал и организовал Премию «Дебют» и сделал
возможным все это — я имею в виду возможность самого участия в
конкурсе и общения. Я думаю, ни для кого так не важно, чтобы
его заметили и даже по возможности оценили, как для «автора
моложе 25».

Пользуясь случаем, я хотел бы сказать несколько слов о самом жанре
книжных рецензий (поскольку в присланной мною на конкурс
подборке преобладали именно рецензии).

В наши дни, когда в центральных книжных магазинах в любое время
покупателей столько же, сколько пассажиров в метро в час-пик,
когда книгами торгуют даже в модных московских клубах, а в
книгоиздательский бизнес, как говорят, вовлечены большие
средства, можно сказать, что чтение опять стало более чем
актуально. И вместо дефицита книг появилась новая «проблема» — выбор
книги из действительно безграничного потока разнообразных
изданий.

Как ни банально это звучит, я хотел бы надеется, что небольшие
колонки в газетах и журналах под названием «книжные новинки»
могут помочь кому-нибудь в этом выборе. И, скорее всего, не
столь даже важно, с каким видом литературной критики мы имеем
дело — со статьями профессиональных литературоведов в
«толстых» журналах, с пестрящими модным новоязом рецензиями в
«глянцевых» журналах, с произведениями маститых критиков,
отличающихся заведомым добродушием либо, наоборот, ругающих все
подряд или с пространными текстами любителей, рецензирующими
книги своих любимых авторов где-нибудь на собственном сайте в
Сети.

Мне кажется, вся эта критика не только имеет право на существование,
но интересна сама по себе. Ее всегда любопытно читать. И
пусть ее будет еще больше (поскольку, как мы знаем, часто
из-за обилия рекламы, политически ангажированных текстов и т.д.
место, отведенное в прессе для критики, часто сокращается,
журналы закрываются, а критики уходят в более денежные
области). Читатель же всегда сможет выбрать — не только какую
книгу ему прочесть на выходных, но и какая критика ему ближе и
интереснее. Включение же в Премию «Дебют» в этом году новой
номинации «Литературная критика и литературная публицистика»
будет, возможно, способствовать появлению в будущем не
только новых интересных критиков, но и появлению новой стилистики
и интонации в самом жанре критики.

Еще раз спасибо! Благодарю за внимание!

Анна Шаргунова

Дамы и Господа!

Для начала хочу поблагодарить фонд «Поколение» и лично Ольгу
Славникову. Для меня большая честь получить премию именно в этом
году, когда «Дебют» вручается уже в четвертый раз, получая
неизменный отклик от десятков тысяч молодых со всей страны, и
когда многим крупным литературным премиям было, увы, отказано
в финансировании.

Сегодня «Дебют» едва ли не единственный конкурс, цель которого не
очередное поощрение всем известных имен, а работа на будущее —
поиск и открытие новых талантов. Молодые приносят в
искусство свежесть, незашоренный взгляд, вливают новое вино в
старые мехи, или лучше сказать — свежую кровь в заматерелые
плоти. «Дебют» для каждого «дебютанта» — это столб, знак
творческого пути.

Очень важно, чтобы продолжилось взаимодействие «Дебюта» с самыми
разными литературными изданиями, где можно почитать сегодня
молодых авторов. В свою очередь я буду делать все для того,
чтобы «дебютовские» планы и успехи были как можно шире
представлены на страницах еженедельного приложения «Независимой
газеты» — «Экслибрис». Отечественная литература, сделанная
новыми авторами, успешно существует. И ее успехи должны быть
отчетливы для всех!