Тюмень и тюменщики. Азов Павел,
Тюмень и тюменщики
Азов Павел,
Ах я бедный, ах я несчастный, Ах, какой я талантливый ночью на кухне сижу! За окном гудит вовсю ненастье, Я сижу, вовсю печалюся, грущу. Ах я бедный, ах я глупый Немиров! Ах, не любят меня девчонки! И позорным сижу я чувырлом В половине четвертого ночи. И сижу я, и думаю думу, И окурков курю понасобранных, – А такой ведь красивый! И умный! Отчего и печально особенно! А на улицу выйдешь с утра – За бычками в соседний подъезд – На как улицу выйдешь – там на! Ничего себе! Там уже снег! Там такое ни серо ни белое, А такое как соляризованное, И как тут все понятно вдруг сделается, Как вдруг сделается так просторно, И такая начнется как жалость, И такая как сильная жисть, Что одна радость, все ж значьт осталось: Стишочек взять да сочинить.
Стихотворение принадлежит перу тюменского автора стихотворений М.Немирова. Оно имеет некоторое отношение к нижеописываемому видному персонажу тюменской жизни последних 15 лет П. Азову, далее будет объяснено, каким образом. Для начала – очерк жизни и деятельности Азова П.Г., который – в самом сжатом виде – в настоящее время представляется следующим.
1. На свет А. появляется видимо, в 1961 году, при этом в далекой солнечной Керчи. В ней же проходит его детство, отрочество и юность.
2. Лето 1979 – Павел Азов приезжает в город Тюмень, обучаться в местном Государственном Университете английскому языку на факультете романо-германской филологии, РГФ.
Тем, кто удивится, чего это его в такую даль понесло, могу сообщить, что, например, упоминающиеся далее М.Немиров приезжает поступать в Тюменский университет примерно в это же время из города Ростова-на-Дону; Е. Федотов – из Одессы; А. Струков – из Набережных Челнов; В. Брунов – из Донецка; и проч.
Причина этого очень проста: город Тюмень в это время является настолько глухой глухоманью, такая невинность царит в головах его обитателей, что любой человек с улицы может прийти в здешний университет, сдать вступительные экзамены и, сдав их – начать учиться.
В более продвинутых в цивилизационном отношении культурных центрах СССР, и особенно его южной части, для поступления в университет, на гуманитарный факультет в особенности, требуется также и определенная степень знакомства его родителей с членами приемной комиссии, и умение их подносить подношения этим членам, и всякое и т.п., осуждаемое, кстати, тогдашней официальной – да, кстати, и общенародной – моралью.
3. Время знакомства автора этих строк с П. Азовым, – осень 1981.
В 1981 году вид его и манеры является уже примерно абсолютно таким, как сейчас: больше всего он похож на классического французского буржуа второй половины XIX века, времен belle epoque.
Он хорошего роста (1 м 85 см), он кудряв, он румян, он обладает брюшком, глаза его изумрудны и бросают искры, усы и бородка кучерявы. Голос его громок и самоуверен, в обществе он светск и оживлен, он именно то самое, что называется не какими-нибудь, а именно французскими словами "жуир" и даже "бонвиван". Еще он эстет: любитель и собиратель книг, например, Кузмина и Анненского, альбомов Сомова, Бакста, Добужинского, и даже Росетти и У. Морриса. Кстати, и представить себе внешность П. Азова с большой степенью наглядности проще всего, вспомнив известный карандашный портрет Дягилева работы все того же Добужинского: очень похоже.
Чтобы представить себе, сколь в городе Тюмени тех времен уже одно знание фамилий Аненнского и Кузмина (а П. Азов знал даже фамилии
У.Морриса и Россети!) есть – – –, а уж способность на глаз отличить Моне от Писарро – – –, вот, для сравнения, типичный диалог тех времен, наглядно характеризующий культурную среду, в которой происходит суровая тюменская жизнь первой половины 1980-х.
Разговор имеет место в так называемом "Аглицком клубе" – курилке в тупичке у мужского сортира на третьем этаже университета.
– Ты Паху Азова не видел сегодня? – спрашивают юноша А. юношу Б.
– Паху? Нет. А зачем он тебе? – отвечает Б.
– Да он хвастался, у него "Джудас Прист" (рок-группа – С.А.) 1977-го года есть, хочу взять послушать.
– Ха! "Джудас Прист"! Он его на альбом какого-то художника махнул! Знаешь, который все криво рисует. Гоген, что ли – есть такой?
Диалог происходит весной 1984-го года, подлинное имя и характеристики юноши А. нам не важны, а вот юноша Б. – се есть Александр Дрожащих, студент 5-го курса того же факультета РГФ, никак не двоечник, а совсем наоборот: несколько лет спустя он начнет успешно преподавать на родном факультете какую-то из все тех же романо-германских дисциплин.
Вот как обстояли дела в городе Тюмени в суровом начале 1980-х годов; так оно все и было, я этого не придумал. Впрочем, если раскинуть умом, то придется быть вполне готовым допустить, что нынче оно и того хлеще.
Вполне приходится быть готовым, увы.
4. Важным событием культурной и идейной жизни города Тюмени осени 1982-го года является развернувшаяся в "Аглицком клубе" полемика между поклонниками группы "Куин" и "Йес" и приверженцами только-только дошедшей до города Тюмени так называемой "музыки британской новой волны": "Клэш", "Джэм", "Софт Селл", "Мэднесс", "Стрэнглерз" и особенно, американской группы "Б-52" и германской "Трио". Последняя является довольно малоизветсной в широких кругах и тогдашней, а уж тем более нынешней общественности, поэтому тем, кто не слышал "Трио" начала 1980-х скажу, – для примерного представления о чем идет речь – что лучшая песня модной нынче группы "Вопли Видоплясова" "Танци" точь-в-точь содраны с "Дэнсинг" указанного "Трио", только у "Трио" она еще более значительно радикальнее и неожиданней.
И вот: собираясь на переменках в упомянутом тупичке у мужского сортира, университетские юноши активно обсуждают вопросы рок-музыкального искусства.
– Да что твои квины? Говно! – аргументирует свою точку зрения один.
– Кто говно? Квины говно?!! Это твои волновики говно, а квины – крутота! – парирует второй.
– Фиг там! Волновики – вот это правда, кто крутота, а квины – действительно говно! – подводит итог дискуссии третий.
Из устной формы полемика вскоре переходит в письменную: на "стене демократии" (внутренней двери первой от входа сортирной кабинки) появляется следующее стихотворение, уличающее как саму группу "Куин", так и ее любителей во главе с как раз описываемым П. Азовым:
Фредди Меркюри из Квина – Оголтелая скотина. Гордон Дикон, ихний бас – Проклятущий пидарас. Их поклонник Паха Азов – Он и то, и это сразу.
Не сказать, чтобы стихотворение являло из себя шедевр, тем более, что, ради рифмы, педерастия тут вместо Меркюри приписана совершенно неповинному в ней Дикону, однако вкусы тогдашних учащихся тюменского госуниверситета являются, как это уже описано, невзыскательными, стихотворение имеет успех, и сердца квинофилов жаждут сатисфакции.
И сатисфакция была осуществлена, на следующий же день, и тоже в стихотворном виде. Рядом с шестью процитированными строчками появляется ответное стихотворение П. Азова. Оно содержит в себе строк так наверное, тридцать и всячески разоблачает автора этих строк, которого П.
Азов и считал вождем сторонников "новой волны".
Начинается оно так:
Ах ты глупый, ах ты глупый Немиров, Не любят тебя девчонки, Вот и злобу таишь ты на Квина И писюн свой позорный ты дрочишь.
Победа, однако, осталась за волновиками.
Решающий удар наносит человек по имени Федотов Е., подведший итог дискуссии следующим стихотворением, вот о котором как раз именно смело можно утверждать, что оно является скромным и маленьким, но несомненным шедевром сатирической поэзии:
Прочти, и даже дважды, что пишет сей кретин. Так сочиняет каждый, кто слышал группу "Квин".
Дополнительным поводом для ликования любителей музыки нехитрой и энергичной стал факт обнаружения на следующий день красного и сердитого Ахи Пазова, старательно выскребающего пятнадцатикопеечной монетой указанные строки. Се было равносильно безоговорочной капитуляции: деньгой выскребать то, что написано топором!
Тем более, что и главарями любителей был вовсе не М.Немиров, как это представлялось П. Азову, а Шаповалов Ю. и Струков А., который уже перешел от просто любви к указанным исполнителям, но и к самостоятельному сочинению и исполнению – пока под одну гитару – песен в указанном духе.
(4а. Взаимная неприязнь двух указанных группировок имела, конечно, на самом деле значительно более глубокие основания, нежели любовь к разным рок-исполнителям.
На самом деле, "Куин" и "волна" символизировали собой две противоборствующие эстетики.
Любителям группы "Куин" образца 1982 года главной эстетической характеристикой некоего объекта представлялось, чтобы он был "фирменным": одежда – фирмы "Вранглер"; проигрыватель грампластинок – "Техникс"; книга – "Подписка" (или еще "Мастер и Маргарита" – трудно достать!); музыка – как уже сказано, "Куин", а также "Йес", "Эмерсон", "Генезис" и Рик Уэйкман (серьезная музыка, классику играют, с королевским лондонским оркестром выступали!). Нужно сказать, в начале 1980-х се было господствующим образом мысли среднего советского человека.
Вторые же, любители музыки минималистской и неопримитивистской направленности, тоже, конечно, были пижоны, модники и снобы, но более
продвинутые: они полагали, что любовь ко всему шикарному и заграничному есть дурной тон и следствие (и символ) провинциализма, а самый шик как раз в противоположном – все шикарное и дорогое не ставить ни в грош, а любить наоборот, в искусстве – все элементарное и простое как мычание, а в жизни – надевать на себя из принципа первое, что подвернется под руку: бархатный пиджак – так бархатный пиджак, штаны сварщика – пусть будет так, трусы женские – еще отличней, ибо неправильней!
Правы, конечно, были последние: уж если любить шикарное, то, конечно, не джинсы "Вранглер" и группу "Генезис". Уж тогда любить нужно Стравинского с Рахманиновым да какого-нибудь Пако Рабанна!
Про женские же трусы – вовсе не для красного словца, а именно так и было: упоминавшийся М.Немиров регулярно поражал окружающих, обнаруживавших на нем – чему он всячески способствовал, то и дело расстегивая штаны, чтобы якобы заправить в них свитер – женские трусы в кружавчиках, позаимствованных им у какой-либо из своих подружек.)
(4б. А эти две эстетики, в свою очередь, символизировали два противоположных типа ожиданий от жизни: одни сознательно и целенаправленно стремились стать инструкторами райкома КПСС или чем-то вроде этого, чтобы затем спокойно вести спокойную жизнь руководящего работника среднего звена, имея дом полной чашей; вторые же именно вот этого для себя ни за что не желали, а хотели… трудно сказать, чего именно, но такого, чтобы ни в сказке сказать ни пером описать, но чтобы это было сплошной и тотальный перманентный фейерверк и восторг.
Так что когда удивляются нынче, и чего это не жилось спокойно Блоку или Малевичу, чего они кинулись приветствовать большевиков и их революционные безобразия – что же, я это понимаю. В смягченной, слава Богу, форме, я и сам примерно такое пережил: предреволюционный угар: ощущение что вот, вот, вот еще одно усилие, и – наступит такое!
Которому не будет конца.)
(Сходились эти две группы тюменских личностей, лишь в одном: и те, и другие противоположную сторону искренне презирали, считая козлами, дураками и наиничтожнейшими личностями.)
(4в. Восемь лет спустя вышеприведенная история имела следующее довольно неожиданное завершение: осенью 1990-го года, проживая уже в Москве, М. Немирову вдруг вспомнилось вышеупомянутое стихотворение П. Азова, и, отталкиваясь от него, в его голове вдруг раз – и сочинилось одно из самых известных его стихотворений, то самое, которое и приведено в начале сообщения.)
5. 1984, лето. Период дружбы автора этих строк и П. Азова.
Азов, будучи студентом, летом подрабатывает, ездия в качестве проводника на железной дороге то из Тюмени в Адлер и обратно, то в противоположную сторону – из Тюмени в Мегион и назад. В короткие промежутки между рейсами он посещает автора этих строк, живущего тогда на Широтной, или приглашает его к себе, на Геологоразведчиков, где П. Азов многие годы (1981-86) проживал, снимая комнату у бабки, которая владела квартирой из двух комнат, в одной из комнат которой и жила она сама бабка, а во второй – П. Азов с женою за 25 рублей в месяц.
Белыми, свойственными Тюмени, душными ночами, они всю ночь пьют – нет, не водку! зеленый чай! – и обсуждают вопросы жизни. Жена П. Азова Елена, имеющаяся у него с примерно 1982 года, в это время находится где-то на курорте.
Павел Азов радостно описывает свои успехе на ниве наживы: как он торгует в своем вагоне водкой, изготовляет фальшивый чай, так что пачки хватает на ведро воды, возит зайцев, делает "китайцев" – вторично использует уже использованное однажды белье (самый доходный, кстати, из видов незаконного железнодородного промысла, доходнее даже провоза безбилетников). На вырученные деньги он в Москве покупает чеки в "Березку", а в ней – всякие товары заграничного производства, частично – разное тряпье для жены, в основном же – то же самое тряпье, но не для жены, а для перепродажи. В Тюмени – а уж тем более в регулярно посещаемым П. Азовым в качестве проводника Мегионе – цены, конечно, намного выше, чем в Столице.
– Гляди, какие лифчики, а! – с восторгом трясет П. Азов перед автором этих строк добычей. – На такие лифчики глядя, жалеешь, что сам не баба: сам бы такие носил!
Автор этих строк корит П. Азова буржуазностью – укор, являющийся для Азова, натура которого склонна к художеству и артистизму, чувствительно обидным.
– Конечно, – восклицает в ответ П. Азов, – тебе легко антибуржуазность проявлять, тебя богатая мама содержит. А я это все на собственные деньги покупал, мне ни копеечки никто не дал просто так!
"Это все" состоит из железной кровати, нескольких стульев, стола, крашенного масляной краской и покрытого клеенкой, такой же тумбочки, бобинного магнитофона "Маяк 202" без колонок, черно-белого телевизора, большого количества книг, стопками стоящих на полу, одежда на плечиках, висящих на вбитых в стены гвоздях.
– Ты вот писатель, – призывает П. Азов автора этих строк, – ну так поехали со мной! Водкой будешь торговать! И заработаешь – сам, не мама даст, и – материал соберешь, роман напишешь. Как Хейли!
Автор этих строк в указанный период действительно читает именно Хейли, и взятого почитать именно у П. Азова. Он переживает в это время очередной период разбитости своего сердца и общего недовольства медленностью и неправильностью своей жизни, и читает Хейли, и завидует: вот люди, действительно, дают жару! А я?
И, действительно, собрался я было поехать с П. Азовым в экспедицию за наживой и приключениями – но не поехал.
Забздел.
Да и романа мне написать было тогда – кишка тонка.
6. Вот мнение Азова П. о ситуации в советском футболе по его состоянию на осень 1984-го года. Мнение высказано в ноябре 1984-го года во время просмотра матча на Кубок УЕФА "Спартак" (Москва) – "Астон Вилла" (Англия). Автор этих строк, практически никогда в жизни не имевший собственного телевизора, приглашен специально на просмотр матча. Просмотр сопровождается постоянными возмущенными возгласами П. Азова:
– Козлина! Куда ты полез! Бить надо! Мудачины! Долбоебы!
Азову П. активно не нравится манера игры советских футболистов, которая, по его мнению, являлась следствием их беспросветной глупости. Ибо правильная и безошибочная стратегия игры является элементарной, и то, что советские мастера кожаного мяча все никак не в силах до нее додуматься – это как раз и есть самое наглядное подтверждение их беспросветного идиотизма.
А на самом деле стратегия, – элементарна:
– Получил мяч – и сразу вперед! Одного – раз – обвел, второго – хоп – обвел, третий – его уложил финтом; вратарь? в дальний от него угол – банка! Три раза так повторил – сливай свет, туши воду, игра сделана, – говорил Павел Азов.
– Да, Паша, тебя бы сейчас на поле, ты бы им дал копоти! – иронизировал автор этих строк.
– Конечно бы дал! – убежденно отвечал А. – Плати мне такие деньжищи, какие им платят – уж точно бы дал!
– Что ж ты не пошел в футболисты? – продолжал ехидничать я. – Платили бы!
– Так туда же хер устроишься! – возмущенно всзыркнул изумрудными глазами П. Азов. – Там же все по блату уж тысячу лет все схвачено!
7. 1984, совсем поздняя осень: П. Азов, закончивший к тому времени университет, отправляется на службу в ряды Советской армии. Тюменский университет не имеет военной кафедры, поэтому всем его выпускникам положено отслужить полтора года рядовыми. Советы автора этих строк, даваемые Пахе, каким образом ему лучше "закосить", то есть, симулируя какое-либо из заболеваний, избежать службы, отвергаются Азовым без разговоров.
– Это вы, безумцы осумасшедшевшие, одним днем живете, – объясняет он свое решение. – А я о будущем думаю: кто в армии не служил – того не продвигают. А уж кто, как вы, по психиатрической статье не служил, ну, тут уж точно выше старшего помошника младшего заместителя никогда не подняться!
Перед уходом на службу Азов, согласно принятой тогда весьма разумной практике заурожаивает жену свою Елену: солдат спит – урожай зреет – к возвращению он уже отец семейства.
Служит Павел Азов где-то в Узбекистане под Самаркандом.
Сразу по прибытию в часть ему удается выяснить, что какой-то из командиров заочно учится в какой-то из военных академий. Поэтому все время службы П. Азов персонально обитает в Красном уголке, где у него персональное местожительство, пишет за этого командира курсовые и контрольные по всем предметам, и даже по два раз в год ездит с ним в Москву на месяц на сессию.
Нужно заметить, что последний раз с синусами, косинусами, производными, первообразными и всем прочим этого рода Павел Азов сталкивался в школе, причем имел по ним тройку. Для успешного написания контрольных, пришлось ему не только снова, и теперь уже по-настоящему, и притом в рекордно сжатые сроки, выучить все это, но еще и дифференциальный анализ, и сопротивление материалов, и все прочее, что только не изучают в технических вузах.
– А что делать? – говорил Азов. – Я бы и китайский язык бы, нужно было бы, за месяц бы выучил, лишь бы в казарме с дедами не обитать, да по плацу строем с песней не маршировать.
8. В 1987-90 годах центром культурно-интеллектуальной жизни г. Тюмени является квартира Шаповалова Ю., гостеприимный хозяин которой постоянно содержит у себя в качестве приживалов всевозможных бездомных в принципе или бездомных по причине своей временной приезжести деятелей авангардных искусств – Струкова А., Немирова М., Рок-н-Ролла Н., Летова Е., Дягилеву Я., Салаватову Г., и проч., и проч., предоставляя им стол и кров на недели и месяцы; с утра до вечера и с вечера опять до утра на просторной шаповаловской кухне, доставшейся ему от отца, некогда бывшего Первым секретарем тюменского горкома КПСС, сидят люди, выпивая всевозможные напитки, обсуждая насущные вопросы бытовой, религиозной, политической, художественной и прочих жизней города и мира; частым вечерним посетителем здешнего, скажем так, салона, является и Азов П. Он в это время состоит на службе в качестве редактора многотиражки МЖК, и находится в состоянии неудовлетворенности бытием: перспективы продвинуться дальше мелкого начальника мелкой газетенки вдруг оказываются крайне проблематичными.
В один из вечеров осени тех лет он приходит к Ю. Шаповалову, имея в руке полторы бутылки водки, а на лице – выражение тотального неудовольствия явлениями жизни во всех ее проявлениях; выставив бутылки на стол, посадив себя самого на стул, Азов П. сумрачно оглядывает потрепанных, измученных непосильным ежедневным пьянством и думами Шаповалова Ю. и его приживалов, после чего сумрачно восклицает:
- Господи, с кем же я общаюсь! Какие ремки! Да увидь вас те, откуда я сейчас пришел, они бы меня на порог больше не пустили!
- Ну, так и не общайся! – резонно отвечает ему хозяин дома, радостно расхаживая вокруг стола с бутылками и потирая руки в предвкушении, – Пиздуй! Тебя никто не звал, ты сам пришел.
- Ага! Пиздуй! А водку – вам оставить?
- Да и водку свою забери: Кеша звонил, он одеколон несет, через десять минут будет!
- Да, пиздуй, – после некоторого раздумья мрачно сверкнул обиженными, слегка выпуклыми, глазами Азов П. – А о Добужинском – с кем тогда попиздеть?
(Если кто не знает, кто такие "ремки", объясняю – ремки, они же "реможники" – тюменское диалектное слово, обозначающее бедно и немодно одетых людей. )
9. 1988, весна. Павел Азов выходит-таки на международные просторы!
Он посещает город Париж с дружественным визитом.
Вот как это осуществляется.
В середине 1980-х годов на романо-германском факультете Тюменском университета начинает происходить новое культурное веяние. Французский
язык здесь начинают преподавать настоящие французы из настоящей Франции!
Во Франции существует воинская обязанность – все личности мужского пола там обязаны служить в армии, в том числе и специалисты-филологи по окончанию университетов.
Но там существует и альтернативная служба: кто в армии по каким-либо причинам служить не хочет, тот проходит ее, причем по специальности. Выпускников филфаков, например, посылают преподавать французский язык в какой-нибудь Сенегал или Западную Сахару. И вот ректору
Тюменского университета Куцеву Г.Ф. каким-то неизвестным мне образом удается заключить с французскими властями соглашение, чтобы они приравняли Тюмень к Верхней Вольте и Берегу Слоновой Кости, и присылали этих альтернативщиков и сюда.
Их и присылают: по одному человеку примерно двадцатидвухлетнего возраста ежегодно и сроком на год. Осенью 1986 года коммуникабельный и светский Азов П. сдруживается с одним из них, а те затем его как бы передают по эстафете всем новоприбывающим – он как бы становится официальным тюменским другом французского народа. В начале 1988 года дружба с французами дает плоды. Они ему присылают приглашение посетить их страну с дружественным визитом – Азов П. отнюдь не отказывается.
10. 1989, осень: Азов П. возвращается в очередной раз из города Парижа, и мозг его наполнен следующей идеей: нужно организовать в Тюмени политическую организацию борьбы, и проводить митинги и всякое тому подобное.
– Это еще зачем?!! – приходят в изумление те, к кому он обращается с этим предложением – люди, сидящие на кухне Шаповалова Ю. и пьющие водку. Оказывается, вот зачем.
Оказывается, Азов П. посетил в Париже то ли НТС, то ли редакцию "Русской Мысли", то ли еще какой-то из центров борьбы за свободу, и был принят там со всей задушевностью, и снабжен мешком всевозможной тамиздатской литературы, от собрания сочинений Солженицына до "Аквариума" Суворова, а факт, что он не откуда-нибудь, а аж из Тюмени, привел всех в Париже совсем в полный восторг: никого из Тюмени у них доселе ни разу не было. Из Омска, Новосибирска, Иркутска и всякой прочей Сибири – сколько угодно. А из Тюмени – –
Тут вот Паха Азов и приобрел убеждение: нужно в Тюмени немедленно открывать политическую организацию, проводить митинги и вести всякую прочую деятельность. Ибо:
– Что же вы не боретесь за свободу? – спросили его в НТС. – Весь народ готов встать грудью, как один, шахтеры бастуют, москвичи собирают полумиллионные митинги, народные депутаты разят гидру коммунизма огнем устного и печатного слова, что же вы-то спите? – укорили П. Азова, как представителя тюменской культурной общественности.
– Все дадут – ксероксы, компьютеры, – убеждал Павел Азов людей, сидящих на кухне. – В запрещенной литературе как сыры будем в масле кататься! "Русскую мысль" специальной почтой из Парижа, Шапа, тебе будут на дом доставлять! Сам в Париж на конгрессы будешь спецрейсами летать, обсуждать вопросы борьбы за свободы! – разворачивает картины светлого скорого будущего П. Азов, сверкая очами.
– Ну, а за что агитировать-то будем? – спрашивают сидящие Азова П.
– Я придумал! – гордо отвечает Азов. – Я все учел! Мы не за политику будем агитировать – на фиг нужно, тут и нарваться можно, и не за экологию сраную, мы – за все хорошее будем агитировать! И против – всего плохого! Будем митинги проводить, пикеты, листовки раздавать, петиции писать, требовать – немедленно прекратить все имеющиеся безобразия! Да здравствует только все самое лучшее! А всему плохому – беспощадную войну! Тут к нам и хрен прикопаешься, и выглядит – грозно, – завершает свою речь Павел Азов, победно глядя на окружающих.
– Ну, ладно, – отвечают ему, – а как конкретно все это делать?
– Ну, как – элементарно. Назначаем митинг на субботу, рисуем плакаты, печатаем листовки на машинке, собираем всех дружбанов и выходим к обкому. А я тем временем Париж оповещу – подпольный обком действует! Так раза три тусанемся – вот мы и герои.
– Тогда нужно сразу начинать водяру запасать, – сразу же вносит деловое предложение Шаповалов Ю. – А то потом спохватишься, а – – –
– Да ты что! – приходит в ужас вождь движения. – Никакой водяры! Придется месячишко не попить – а то хуй поверят, что мы герои, скажут – разъебаи. Нужно будет какое-то время не пить, матом не ругаться, всех называть "добрый человек". Вообще, будем такие добрые-добрые. А то ничего не выйдет.
– Да ты что, Паха, совсем ебу дался? – тут Шаповалов Ю. исполняется праведного гнева – Это я каждую субботу буду, как дурак, на площади с плакатом стоять – да еще и трезвый?! – Ш. Аповалов до глубины оскорблен столь немыслимым предложением.
– Ты иди лучше кришнаитов поагитируй, – добродушно советует он П. Азову, приняв очередную порцию рюмки и слегка отойдя от возмущения. – Они народ ебанутый, они, может и согласятся. А у нас таких дураков – нет.
Так вот могло возникнуть, но не возникло в Тюмени народного движения Протеста и Борьбы. Ибо агитировать кришнаитов П. Азов почему-то не захотел.
11. На этом примерно все о Павле Азове, что известно автору этих строк. Последний раз он мной был виден в ночь 31 декабря 1989 года, и происходило это при настолько особых обстоятельствах, что описывать их лень. Из редких и бессистемных сведений, доходивших до меня из Тюмени относительно жизни П. Азова, следовало, что в 1990-е годы он а) не бедствовал, но и б) не обогатился сказочно, подобно кое-кому, а в) большую часть времени проводил в мировых столицах типа Парижа, Лондона, Амстердама и т.п., каким-то образом умудряясь из этого пребывания извлекать средства к существованию. Например, даже выступил в качестве сопродюссера и сорежиссера какого-то российско-французского фильма.
12. А вот известие о жизни П. Азова, почерпнутое мной из письма, датированного 17-м октябрем 1997 года, написанного мне Богомяковым В. в порядке частной переписки и содержащего новости тюменской жизни. О П. Азове сообщается, что он вот уж третий год состоит на службе в ЗапСибКомБанке и является в нем довольно-таки большим начальником. Во-вторых, он стал ярым поклонником творчества писателя Владимира Сорокина, и собрал все его сочинения (некоторые достав аж даже из "Интернета"), и всячески пропагандирует их. Наконец в-третьих, нынешний П. Азов примечателен тем, что является официальным (имеет членский билет) активистом "Национал-большевистской партии" Э. Лимонова.
Вообще, из 6 имеющихся в Тюмени членов лимоновской партии, 5 – работники Запсибкомбанка, где П. Азов создал подпольную партячейку, – сообщает В. Богомяков.
Такова одна из жизень и судеб некоторых людей наших дней.
13. Вот еще одно, самое наиновейшее из сведений о Павле Азове, поступившее в июле 1998: он уже является вице-президентом своего "ЗапСибКомБанка". А банк этот, между прочим, входит в пятидесятку крупнейших банков Российской Федерации.
14. Наконец, в начале января 2001 вот какая произошла у меня с П. Азовым переписка:
От: "Azov" … Кому: nemiroff@au.ru Дата: 9 января 2001 г. 12:59
Слава привет,
наконец то ты овиртуалился. Шапа дал мне несколько твоих адресов, но везде че то отвечают че такого тут нет. Короче давай сделаем комплит чекинг – т.е. ответь по нижеуказанному адресу. Заодно поздравляю с Новым Годом и желаю много здоровья и денег!
Best regards, Azov
От: "nemiroff" … Кому: azov@… Дата: 9 января 2001 г. 16:34
Привет, Павел.
Есть контакт. Будешь в Москве, можно будет состыковаться в каком-нибудь, например, ОГИ. Мой телефон – …….
Примерный очерк о состоянии моей нынешней жизни, если тебе интересно, можешь прочесть в Немировском Вестнике на http://www.guelman.ru/slava/nemirov/index.html
П.С.
Раскрученное "Голубое сало", увы, не более чем банальная научная фантастика. Пародии не очень похожи, особенно на Набокова. Вершина сорокинской деятельности, конечно, "Сердца четырех"
А лимоновская "Книга мертвых" вообще скука смертная.
От: "Azov" azov@… Кому: nemiroff@au.ru Дата: 10 января 2001 г. 9:53
Привет Слава,
связь якши. В столице последние 6 лет я бываю очень часто и регулярно, примерно раз в 2 недели. В конце января точно буду. Позвоню, дабы исполнить ритуал дебетования вице-президента банка перед представителем маргинальной культуры и накормить тебя заточенным обедом.
Твои ремарки нащет Величайшего Гения Земли Русской Владимира Георгиевича Сорокина и Лимонова безусловно имеют право на существованье. Голубое сало мне тоже показалось несколько сумбурным, тем не менее я люблю Сорокина прежде всего за блистательную стилистику и охуительное чувство юмора, которое, увы, так редко встречается особливо в вашей среде, несмотря на все натужные попытки. И не следует забывать что Норму он написал в 1984 годе, когда еще никто и не помышлял ни о чем подобном. Гений – он же еще и по принципу первородства гений.
Best regards, Azov От: "nemiroff" nemiroff@… Кому: "Azov" azov@… Дата: 10 января 2001 г. 12:07
Дорогой Павел Азов!
Сорокин, конечно, величайший русский прозаик 20 века (рассказы так, по моему, это вообще семидесятые), но вот то-то и возмутительно в текущей культурной жизни, что раскручивать его в массовом сознании начали именно после "Голубого сала", вещи вялой, сумбурной (как ты верно заметил), компромиссной, прямо скажем, нудной, и даже, возможно, знаменующей исчерпание Сорокиным самого себя. Что, в прочем, лично мне, являющемуся, как ты верно опять же верно заметил, сугубо маргиналом, – на руку. Как подтвержение: а не хуй, блядь, лезть в истеблишмент! Как полез – так сразу и стал говно. (Обратный вариант: как стал говно, так тут же полез в истэблишмент).
Кстати, читал ли ты Мамлеева? Не рассказы, которые относительно так себе, а его романы – "Шатуны" и проч.? Чрезвычайно рекомендую. Безумие, примерно, такое же как у Сорокина, и точно так же написано все чрезвычайно в лоб: "Жил на свете один негодяй, и вот какое захотелось ему один раз учудить особое негодяйство," – в таком примерно духе. Вообще если тебе интересны кое-какие мои рассуждения о жизни, литературе и искусстве см. http://www.russ.ru/krug и http://www.guelman.ru/avdei/index.html.
Там пока немного местами скучновато, но вот раскочегарюсь, так будет повеселей.
(Последние адреса, кстати, есть показатель того, что я, увы и сам потихоньку становлюсь частью этого истэблишмента. Но это только хитроумный маневр, осуществляемый в хитроумных целях, которые покуда излагать рано.)
Вот примерно так.
М.Немиров.
От: "Azov" azov@… Кому: nemiroff@au.ru Дата: 10 января 2001 г. 15:33
Дорогой Мирослав Немиров,
не думаю че Сорокин сам раскручивал Сало, это биснес эз южиал, теперь зато все знают Ад Маргинем. У меня интернет появился в 96 кода еще рунету никакого не было – а вот Пелевин у Машкова висел – а теперь – вон че творится, Современный блин Автор N1. Я тебе опять повторю Сорокин гений в силу своего блистательнейшего чувства юмора. Такого ни у кого из русских не было и врядли будет, ибо куда уж далее то.
Рассказы Первый субботник – оне Слава и написаны в конце 70х и до сих пор очень смешно. Все эти узколобые задроты критиков про концептуализьмы – попросту долбоебство. ВГ – всех уебенил и коммунизм и русскую литературу благодаря всего лишь 2м качествам – чувству юмора и блестящей стилистике, это кстати все знающие его отмечают, особенно невероятную правильность его речи. Даст бог пива попью с ним, сам удостоверюсь.
2. Мамлеева читал. Мрачновато и с достоевщиной. И кроме того что самое на мой потребительский взгляд страшно – не цепляет ибо скучновато. Я ж Слава русский православный потребитель, я готов дебетоваться ежели нечто, книжка, картинка, дама, пластинка, еда меня А. – удивляет и Б.- удовлетворяет. Я не говорю че Мамлеев плох, я даже согласен, че кое-в чем, он был первей ВГ, но и гораздо нудней и скучней тоже.
3. Все и Сорокин и Мамлеев и ты и Бунин и Климт и все остальные перепевают самого себя. А что тут плохого, было б желанье петь. А уж ежели пенье приносит и плоды, дак это ж вааще гармония. Другой ? че пенье в стиле группы белый орел оно очевидно боле плодов приносит чем твои писанья , но уж это скучно обсуждать.
4. Я боле-мене за всем слежу и Слава ниче мне не интересно уже почему то. Все за исключеньем ВГ – скучновато и с претензией да и он сам тоже. Даже музычка и то щас скучная везде. Но поскоку я частенько бываю в Лондоне вот могу тебе порекомендовать самое на мой взгляд заточенное -
1.BLACK BOX RECORDER 1998 – England made me – поверь это самая крутая обложка в мире! не знаю можно ль в москве их найтить. Их альбом за 2000 год Фэктс ов лайф – не так хорош, но вот первый – супер.
2. Tindersticks 1997 Сurtains – у тиндэстикс много альбомов , но этот – лучший.
все некода сегодня боле. Пока , до завтра. Кстати мне юрка дал твой адрес на хотмэйле но мне оттудать пришло письмо от некоего Бориса Немирова че мол я ошибся.
Best regards, Azov
От: "Azov" azov@… Кому: nemiroff@au.ru Дата: 15 января 2001 г. 10:29
Слава привет,
На этой неделе выходит Пир Сорокина.
Там есть повесть ее еще нету в Сети называется Лошадиный суп. Он мне ее из Японии кинул на мыло. Обязательно прочти я не могу ее выложить копирайт там да и просто это безнравственно, но тебе рекомендую. Шедевр бля. В духе Сердца 4х. Бля детектив мистический – супер. Еще рекомендую Ю но она уже везде есть.
Best regards, Azov От: "Azov" azov@… Кому: nemiroff@au.ru Дата: 22 января 2001 г. 14:33
Hello Слава, 25 и 26 я буду в москве. Готов тебя накормить.
Best regards, Azov
От: "nemiroff" nemiroff@… Кому: "Azov" azov@… Дата: 22 января 2001 г. 22:07
Дорогой Павел!
Кормить меня особой нужды нет – я не голодаю. А вот провести культурную встречу с товарищем – это, конечно, да. Также уведомялю тебя, что являясь по природе своей личностью типа "жаворонок", я предпочитаю начинать осуществляение таких мероприятий прямо с самого утра, не откладывая. Что ты об этом скажешь?
М. Немиров
От: "Azov" azov@… Кому: nemiroff@au.ru Дата: 23 января 2001 г. 09:06
Слава ,
Я еще лишь примерно знаю свое расписание. Поэтому позвоню с утра как прилечу т.е. 25 числа по дороге из Домодедова.
Best regards, Azov
Тем не менее, встреча не состоялась.
За ровно два дня до обещанного прибытия П. Азова я позволил себе, наконец, осуществить долго, тереливо и тщательно подготовливавшийся мной алкогольный эксцесс – и мое лютое домашнее создание в отместку за это пустилась в двухдневный разгул беспросветного сетеголизма, заняв телефон наглухо, дабы я с П. Азовым не мог состыковаться и хорошую жизнь – еще хоть чуть-чуть продолжить.
Вот какова наша жизнь: жена – враг человека!
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
