Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Вначале заставка. На ней выстрелы, всадники, орлы, лазурные окоемы
и остальное, из чего состоит Фенимор Купер, реклама в метро и
детские сны. История делает мертвую петлю: улица, лица, низкое
небо. Когда нам идет карта, мы называем это — город Петербург.

Зажжем фонарь, нарисуем компьютерный магазин, и услышим, как кто-то
негромко произносит «винчестер», чтобы не медля проститься с высокими
технологиями и обратиться к словарю. «Winch», свидетельствует
The Random House College Dictionary,— ворот, лебедка. То есть
то, что нужно крутить, вращать, или же — то, что само по себе
возвращается к исходному месту. По-иному: заурядное колесо, а
если сбоку — колесо судьбы (условимся не говорить: колесо дхармы).
Запомним это перед тем, как дописать слово и получить в итоге
Winchester.

В слове 10 букв. Между буквами залегают пробелы. Как известно,
из пробелов складывается то, что потом называется смыслом.

В открывших себя пробелах умещается более чем несколько историй.
Смысл их странен, отчасти загадочен. Каждая из историй убавляет
долю достоверности у другой, однако прибавляет новые измерения,
позволяющие преодолеть одномерность свершения и вообразить случай
как точку пересечения множества координат, что, впрочем, не лишает
случайность атрибутов небесной необязательности.

Одна история заслуживает того, чтобы ее рассказать. История о
том, как строился дом. По существу эта совпадающая с жизнью история
— не что иное, как эпос, то есть множество историй, сплетенных
в едином русле предопределенности, и где окончание каждой лишь
возвращает к ее истокам. Можно добавить: к нашему недоумению.

Одна из них касается Нью Хэйвена в 1857 году, где Oliver Fisher
Winchester (в дальнейшем просто Винчестер) оставляет скучную работу
на фабрике мужских рубашек и создает завод по производству автоматических
ружей (на самом деле ружье вроде бы изобретает некто B. T. Henry,
но «пробел» есть пробел и мы можем лишь догадываться, почему произносится
«так», а пишется иначе). Ружье патентуется и играет не последнюю
роль в войне Севера и Юга.

Но пока время стирает следы унесенных ветром и винчестером, мы
позволим себе глянуть на стечение этих разрозненных эпизодов с
другой точки зрения. С точки зрения Сары Парди. На ум приходит
известная фотография Эдны Сент Миллей: цветущие яблони и весенний
туман.

В 1858 году в возрасте восемнадцати лет Сара Парди выходит замуж
за Уильяма Винчестера, сына Оливера Винчестера. Спустя несколько
лет, пережив смерть родившейся дочери, а через непродолжительное
время последовавшую за ней смерть мужа, Сара Парди приходит к
заключению, что души убитых из винчестера (особое место в их сонме
должны по праву занимать души индейцев) не только забрали у нее
близких, но начали откровенную охоту за ней самой.

При встрече с некой женщиной-медиумом в Бостоне сияние догадки
обретают более определенную форму. Свидетельства не сохранили
подробности их разговора. Косвенным образом возможно предположить,
что медиум подтверждает догадки Сары Парди, причем сообщает не
только, что духи безжалостны и неукротимы, но и то, что из этого
положения есть выход.

Каким же он предстает Саре Парди? Итак, с тем, чтобы не стать
добычей кровожадных и мстительных демонов, ей надлежит (по словам
ясновидящей) начать строительство дома, которое должно продолжаться
вечно, не прекращаясь ни днем ни ночью; причем,
если условия (т. е. непрекращающееся строительство) будут соблюдены,
жизнь Сары также утратит известные человеку пределы.

Вскользь, мимоходом, краешком глаза, просто так, небольшая деталь
— как же на самом деле все всегда и столь ловко совпадает! Сара
Парди получает наследство в 20 миллионов плюс необлагаемый налогом
ежедневный доход в тысячу долларов. Затем переезжает из Коннектикута
в долину Санта Клара (непонятно почему — пустырь, шаром покати)
и принимается за перестройку приобретенного восьмикомнатного дома.
Не станем описывать «первоисточник».

«Перестройка» длится вплоть до ее смерти в 1922 году. Справка:
Llanda Villa (опять-таки, почему именно так назван дом, неизвестно),
состоящая из 160 (до землетрясения 1902 года их, есть мнение,
было 708) комнат, являет собой произведение, абсолютно ничего
общего не имеющее с тем, что называется архитектурным замыслом
как таковым.

Этот дом, вообще, отстоит того, что именуется архитектурой (высшая
степень строя, порядка), поскольку изначально не предполагал
главного — завершенности, законченности, целого,
фантастическим образом являя проект contradictio in ajecto.

Дом-процесс, для воображения зыбкий, как дым,— дом становился
нескончаемым посланием духам и демонам, посланием, изобилующим
хитрыми иносказаниями, коварными смещениями значений, эллипсисами.
Вместе с тем, в процессе зодчества стратегия его также менялась.

Хронология умалчивает, когда именно, но, по-видимому, рано или
поздно было сделано немаловажное заключение, смысл которого сводился
к следующему: если есть злые духи, неизбежно должны быть и добрые.
И благодаря такому «удвоению» или разделению, строительство стало
руководствоваться не только созданием территории невидимого либо
устрашающего лабиринта, но и пространства, в котором добрые духи
смогли бы найти приют. Не исключено, усталость брала свое и Сара
Парди чувствовала, что нуждается в союзниках или же попросту в
дружеском совете.

Быть может, это в свою очередь объясняет отсутствие в доме зеркал.
Не секрет, что самый сложный и устрашающий лабиринт есть зеркало.
Тем не менее, предание гласит, что в доме находится два зеркала,
однако найти их почти невозможно, поскольку они принадлежат к
так называемым «блуждающим зеркалам». На востоке такие зеркала
в ночь определения открывали глядящему в него мир высшей симметрии.
Согласимся, слово «почти» оставляет надежду. Тогда как лестницы,
ведущие прямо в потолок, или же обрывающиеся в воздухе, никуда
не ведущие двери (иногда кукольной величины), различной высоты
ступеньки бесчисленных лестниц (духи должны изнемогать), решетки
в неожиданных местах — не оставляют вовсе надежды возвратиться
в место, откуда пришел. Колесо дома вращается безостановочно.

Добавим для полноты еще кое-какие штрихи: колонны, опущенные капителями
вниз, повсеместно встречающееся число,— тринадцать пальм, тринадцать
окон в зимнем саду, тринадцать отверстий в раковинах ванных.

«Непомерность таких бумажных проектов, как «Вавилонская
башня» Брейгеля, тюрем Пиранези, электростанций СантЭлиаса,—
пишет поэт Джон Эшбери,— совершенно неожиданно нашли воплощение
в безостановочной работе одержимой хрупкой женщины из Нью Хэйвена,
создавшей в итоге свой замок снов...».

Последнюю точку зрения я не склонен разделять. Не сны и не мечты
подчас подвигают нас на те или иные, не имеющие вроде бы никаких
оснований, поступки, которые, впрочем, исподволь изменяют пространство
прошлого и времена будущего.

В жизни часто доводится сталкиваться с тем, что, не успев принять
вразумительных очертаний в сознании, исчезает бесследно и последующее
стремление к чему можно определить как нескончаемое усилие припомнить
какое-то мучительно необходимое, но недостижимое воспоминание.

В известном смысле, я думаю, дом для Сары Парди также был тончайшим
путем воспоминания о воспоминании, тайна которого, возможно открылась
ей только после смерти.

Однако меня продолжает смущать еще один вопрос — знал ли Хорхе
Луис Борхес о существовании Llanda Villa, когда писал своего «Бессмертного»?
Но спрашивая об этом, я знаю, что каков бы ни был ответ, он ничего
не изменит в истории о колесе, ружье, любви и бесконечном послании
демонам.