Литературная критика

Вместо предисловия

В издании in-folio 1623 г. пьес В. Шекспира помещены четыре посвященные
его памяти стихотворения, написанные Л. Даггесом, неким И. М.,
Беном Джонсоном и Хью Холландом. Первые три автора предпослали
своим стихотворениям стандартные слова: «To the memory of...the
author...— Памяти...автора...». Хью же Холланд написал иначе:
«Upon the lines and life of the famous scenic poet...— На стихи
и жизнь известного сценического поэта...». И если прочитать все
его стихотворение, то невольно закрадывается подозрение, что от
обычной формы посвящения Х. Холланд отошел не случайно. Более
того, похоже, так же не случайно его стихотворение напечатано
последним. Может быть, издателям было важно, чтобы последними
в череде восхваляющих В. Шекспира слов оказались именно слова
этого стихотворения двух поразительных строк. Но, может быть,
наоборот, издатели хотели подальше спрятать эти строки:

If tragedies might any prologue have, 
All those he made would scarce make one to this;...   1

Слова «tragedies» и «prologue» выделены прямым шрифтом в тексте
оригинала. Но даже без учета такого выделения этим строкам хватает
многозначительности. Их развернутый прозаический перевод может
быть таким:

Если бы все трагедии могли иметь некий один пролог, 
То едва ли не таким же прологом к многим трагедиям могло бы стать
                                                              и все сделанное им...

Сразу надо понять, что в этих строках Х. Холланда речь идет не
о театральных, а о реальных трагедиях в жизни людей. При этом,
высказывая мысль, что пролог всех жизненных трагедий в общем-то
один, он использовал сослагательное наклонение скорее из конспирации.
Похоже, он все-таки понимал то, на что намекает Библия, и о чем
прямо говорил Будда: «Корень зла есть незнание истины». Кстати,
нечто подобное этому пониманию звучит в стихотворении «Есть игра...»
А. Блока:

А пока — в неизвестном живем
И не ведаем сил мы своих, 
И, как дети, играя с огнем, 
Обжигаем себя и других.

Но тогда из общего смысла этих двух строк Х. Холланда вытекает,
что «все сделанное им (В. Шекспиром)» содержит эту неизвестную
людям истину, понимание которой может стать «едва ли не таким
же прологом» к новым трагедиям.

Навеки останется тайной, каким образом это стало известно Х. Холланду.
Но, похоже, он даже знал, что одним из моментов осознания этой
истины стало осознание В. Шекспиром глубокого, общего смысла слова
«пролог», выкристаллизовавшегося потом в чеканной, связывающей
частное с общим формуле: «Прошлое — пролог». Но именно с осознания
этого началась и трагедия В. Шекспира, на которую Х. Холланд и
указывает всем, с учетом смысла слов посвящения, смыслом слов
своего стихотворения.

Надо понимать, что Х. Холланд и издатели первого фолио не могли
говорить о том, о чем не сказал бы сам В. Шекспир. Поэтому лучше
сразу и привести слова самого Шекспира: «Когда чьи-то стихи не
могут быть поняты, а добрый ум не поддержан его дерзким сыном
— Пониманием, это скорее убивает человека насмерть, чем большой
расчет в маленькой комнате». ²

Георг Брандес закончил свою книгу «Шекспир. Жизнь и произведения»
³ замечательными словами: «Тот В.
Шекспир, который родился в царствование Елизаветы в Стрэтфорде-на-Эвоне,
который жил и творил в Лондоне в эпоху Елизаветы и Иакова, который
в своих комедиях вознесся к небесам, в своих трагедиях снизошел
в ад и умер 52 лет в родном городке — он воскреснет при чтении
его произведений в полном величии, в ярких и твердых очертаниях,
со свежестью действительной жизни, он воскреснет перед глазами
каждого, кто прочтет эти произведения с чутким сердцем, здравым
умом и с непосредственным пониманием всего гениального». Иначе
говоря, простого и ясного.

Но и через века после написания В. Шекспиром приведенных выше
простых строк, все еще не заметно понимания, что В. Шекспир сетует
на непонимание именно его собственных стихов, его собственных
мыслей в этих стихотворениях. Во всяком случае, не заметно попыток
поискать, что может быть в произведениях В. Шекспира непонятого.

Подчеркивая же в посвящении и затем в тексте стихотворения, что
В. Шекспир был поэтом и «then poets' king — затем королем поэтов»,
Х. Холланд указал, что не понято в стихах В. Шекспира. Ведь слова
«король поэтов» при живых Б. Джонсоне, Д. Флетчере, Д. Донне и
других знаменитых поэтах шекспировской эпохи Х. Холланд мог написать,
только вкладывая в них некий отличный от общепринятого смысл.
И это мог быть только смысл, вытекающий из слов Эсхилла:

Вот о чем мы, поэты, и мыслить должны, и заботиться с первой же песни, 
Чтоб полезными быть, чтобы мудрость и честь среди граждан
                                                    послушливых сеять.

Опять же, Х. Холланд не мог говорить о том, чего не сказал бы
сам В. Шекспир. Вот только если о мудрости бытия В. Шекспир говорил
практически прямо и точно, то указание на содержащееся в его произведениях
понимание чести он остроумно спрятал в последних словах Кранмера
в пьесе «Генрих VIII», в которых Кранмер говорил о будущности
в этой пьесе только что родившейся, а в реальности скончавшейся
за несколько лет до написания пьесы королевы Елизаветы, вроде
бы тоже грешившей писательством:

From her shall read the perfect ways of honour, 
And by those claim their greatness, not by blood.
У нее прочтут об истинных путях чести, 
Чтобы на них обретать свое величье, а не происхождением.

И чтобы ни у кого не возникало никаких сомнений, девятью строчками
ранее В. Шекспир написал: «truth shall nurse her — истина вскормит
ее». Но, очевидно, даже современники В. Шекспира и Елизаветы не
поняли этих слов В. Шекспира.

Поэтому в своем стихотворении Х. Холланд укорил современников
и соотечественников В. Шекспира, писавшего на родном им языке,
в непонимании ими творчества и жизни великого поэта. Будущим же
читателям он и издатели подсказали, какие главные темы развивал
В. Шекспир в своих произведениях. При этом они указали, что знакомство
только с какими-то отдельными произведениями В. Шекспира ничего
не дает в плане их понимания. Отголосок этого указания можно найти
в словах Г.Брандеса в цитировавшейся книге: «У Шекспира каждое
позднейшее произведение всегда связано с предыдущим, подобно тому,
как звенья цепи сомкнуты между собою». Точнее это указание можно,
некоторым образом, пояснить словами О. Уайльда: «Тот, кто знает
только настоящее, ничего не знает о времени, в котором живет».
Кстати, О.Уайльд, писавший о В. Шекспире в нескольких своих произведениях,
тоже ничего в Шекспире не понял. При этом не понял самого главного
— сонеты В. Шекспира рождены не просто любовью, а любовью к человеку,
а потому — мудростью и честью (Wisdom and Honour).

И ведь, наверное, до сих пор есть энтузиасты, желающие проникнуть
в тайну инициалов W. H., несмотря на прямое и ясное указание сонета
26.

Lord of my love, to whom in vassalage
Thy merit hath my duty strongly knit;
To thee I send this written embassage
To witness duty, not to show my wit.

Duty so great, which wit so poor as mine
May make seem bare, in wanting words to show it;
But that I hope some good conceit of thine
In thy soul's thought all naked will bestow it:

Точный смысл этих первых двух строф сонета можно передать в приблизительно
таком рифмованном переводе:

С достоинством твоим, моя любовь, 
Мой долг по-рабски крепко связан;
Свидетельство его я посылаю вновь:
Не ум, а долг свой показать обязан.

Долг так велик, что бедный ум
Слов не находит описать его значенье:
Хочу вложить в основу твоих дум
Твое же о себе благое самомненье.

К сожалению, переводчики на русский язык, наверное, не читали
указания Х. Холланда, а потому не поняли, что при переводе произведений
В. Шекспира важно точно передавать не только общий смысл его предложений,
но и бережно обращаться с самими словами этих предложений. Например,
слово «conceit — самомненье» еще встретится в цитате из пьесы
«Комедия ошибок». И видя это, может быть, читатели лучше поймут
смысл обоих цитат. Но вот почему англичане до сих пор не могут
понять, что главное для В. Шекспира, и не только в сонете 26,
не любовь, а «великий долг», пока остается неизвестно.

Главное же для Х. Холланда и издателей было предупредить будущих
читателей, что понимание В. Шекспира на деле выражается в понимании
трагичности и его творчества, и его жизни, и, соответственно,
при сохранении тех же условий жизни, трагичности положения самих
читателей. То есть от «свечи» В. Шекспира, о которой он, как оказалось,
бесполезно говорил в первых словах Гауэра в «Перикле», можно зажечься,
но об ее пламя можно и обжечься. Поэтому в обоих случаях последствия
могут быть одинаковыми — трагическими. И, скорее всего, именно
потому, что в «Перикле» об опасности своего открытия В. Шекспир
говорит наиболее откровенно, эту пьесу издатели не включили в
первое фолио.

Следовательно, получается, рядом с В. Шекспиром все-таки были
некие прототипы гамлетовского Горацио, пытавшиеся после смерти
своего великого друга «поведать правду о нем неудовлетворенным».
Вот только людей «с чутким сердцем, здравым умом и с непосредственным
пониманием всего гениального» за века после выхода их издания,
может быть, так и не нашлось.

В пьесе «Бесплодные усилия любви» (IV, 3) В. Шекспир сказал: «Где
виноваты все, виновных нет». Поэтому, естественно, если все же
были люди, понимавшие В. Шекспира, то это означает, что все остальные
люди, читавшие произведения В. Шекспира, оказываются виноватыми
в непонимании его. Но главное тут еще и в том, что уже века все
люди оказываются виноватыми в том, что они сами не поняли того,
что понял один В. Шекспир.

I

В надписи, сделанной Вольтером под портретом Г. Лейбница, есть
такие слова:

Уроки мудрости давал он мудрецам,
Он был мудрее их — умел он сомневаться.

Из этих слов следует, что Вольтер, по крайней мере, был плохо
знаком с творчеством В. Шекспира, а уж «Ричарда II» точно никогда
не читал. Впрочем, и все, читавшие эту хронику, похоже, никогда
не чувствовали и не думали о том, что последние слова короля Ричарда
— это исповедь, мысли самого В. Шекспира.

Представим, что мой мозг с моей душой
В супружестве. От них родятся мысли,
Дающие дальнейшее потомство.
Вот племя, что живет в сем малом мире.
На племя, что живет в том, внешнем, мире,
Похоже удивительно оно:
Ведь мысли тоже вечно недовольны.
Так, мысли о божественном всегда
Сплетаются с сомненьями...

(V, 5, перевод М.Донского)

Как тут не вспомнить прекрасные слова Б. Пастернака из его «Замечаний
к переводам из Шекспира»: «Для мыслителя и художника не существует
последних положений, но все они предпоследние». Правда, Б. Пастернак
тоже не придал особого значения словам В. Шекспира из «Ричарда
II», хотя он, наверное, читал сонет 85, в котором В. Шекспир уже
более чем откровенно сказал:

I think good thoughts, whilst other write good words...

Мне мысли по нутру, другим — слова...

(Перевод И. М. Ивановского   4)

То есть, опять же, отсюда видно, что Х. Холланд и издатели первого
фолио не говорили того, чего не говорил сам В. Шекспир. А говорил
он, как видно из сонета 85 и других сонетов, еще и о том, чем
он отличается от других поэтов.

Само собой разумеется, мысли рождаются здоровыми только тогда,
когда не только ум здоров, но и душа чиста и отзывчива. Один выдающийся
политик по этому поводу говорил: «Без человеческих эмоций никогда
не было, нет и быть не может человеческого искания истины». И
Фирдоуси написал в «Шах-наме»: «Не найти с незрячей душою благого
пути». Кстати, в следующей строке Фирдоуси написал: «Коль внемлющих
нет — бесполезны слова».

О том же, что творилось в его душе, В. Шекспир написал в сонете 66:

Измученный всем этим, смерть зову.
Как не устать от стольких трудных лет,
Когда везет пустому существу,
И самой чистой Вере веры нет,

И недостойным воздают почет,
И помыкают юной Красотой,
И Совершенство Скудостью слывет,
И Сила у Бессилья под пятой,

И рот Искусству зажимает Власть,
И Глупость надзирает за Умом,
И может Правда в простаки попасть,
И всюду Зло командует Добром.

Измученный, в могиле отдохну,
Но как любовь оставить мне одну.

Уже здесь можно отметить, что самим В. Шекспиром третья строка
третьей строфы написана так: «And simple Truth miscalled Simplicity».
Вот ее дословный перевод: «И простая Истина обозвана Наивностью».
Из этого перевода видно, что, в общем-то, весь сонет написан только
из-за одной этой строки. В ней отражен результат попыток В. Шекспира
донести до людей понятую им истину. Поэтому лучше было бы в стихотворном
переводе воспроизвести эту строку как можно точнее. Например,
следующим образом: И Истину простую отторгает страсть. Дело тут
еще и в том, что эта строка выделяет В. Шекспира из великого множества
обличителей недостатков этого мира, существовавших и до него,
и после него. Кроме того, в ней отражено явление, которое Г. Лейбниц
описал такими словами: «Если бы геометрия так же противоречила
нашим страстям и нашим интересам, как нравственность, то мы бы
так же спорили против нее и нарушали ее вопреки всем доказательствам».

Но, для очистки совести, можно все-таки привести пример необходимости
прислушиваться к советам Х. Холланда и издателей первого фолио.
К тому же, этот пример будет полезен и на будущее. В пятой сцене
четвертого акта пьесы «Троил и Крессида», в диалоге прощающихся
влюбленных есть один интересный момент.

Cressida. My lord, will you be true?
Troilus. Who, I? Alas, it is my vice, my fault:
Whiles others fish with craft for great opinion,
I with great truth catch mere simplicity.

Крессида. Принц, вы будете верны?
Троил. Кто? Я? Увы, это мой порок, мой недостаток:
В то время, как другие умело выуживают великую славу,
Я с великой правдой ловлю всего лишь имя простака.

Рассуждениям по поводу такого хитрого ответа Троила на бесхитростный
вопрос Крессиды можно посвятить целую главу. Впрочем, люди бывалые
в ответе Троила могут увидеть только его естественное для мужчины
желание увильнуть от прямого ответа на поставленный Крессидой
вопрос. Но даже самые бывалые представители мужского пола вряд
ли когда-нибудь в таких ситуациях догадывались сослаться на «великую
правду».

Возвращаясь к монологу в «Ричарде II», следует отметить, что кроме
того, что понимал Фирдоуси, В. Шекспир понимал и то, о чем замечательно
написала А. Маринина в детективе «Реквием»: «Но всегда, когда
человек в чем-то сомневается, он должен идти до конца и выяснить
правду, иначе он не сможет сам себя уважать». Потому и В. Шекспир
написал в «Отелло» (III, 3), что ему недостаточно только усомниться:
«Я должен, ... усомнясь — дознаться». Впрочем, эти соображения
мало у кого вызовут возражения, если только в эти соображения
не внести небольшого уточнения. Сомневаться-то надо не только
в чужих соображениях, но и в своих собственных. Именно на последнее
обстоятельство указывает В. Шекспир, приводя в пьесе «Генрих V»
пословицу: «Дурак всегда стреляет быстро». И именно опыт своих
собственных сомнений по поводу своих собственных мыслей подытожил
В. Шекспир в «Троиле и Крессиде» (II, 2):

...сомненье ж —
То буй спасенья мудрых или лот
Глубин несчастья.   5

Действительно, как правило, люди редко бывают несчастны, когда
они сомневаются в соображениях, уме или действиях только других
людей. Самые же невыносимые сомненья, безусловно — это сомненья
в своем уме. Они, конечно, не миновали В. Шекспира. Недаром в
пьесе «Как вам это понравится» (IV, 3) он говорит: «I do now remember
a saying, «The fool doth think he is wise; but the wise man know
himself to be a fool». — Я вспоминаю пословицу: «Дурак думает,
что он умен, но умный человек знает себя, когда он глуп». То есть
смысл слов В. Шекспира в чем-то точнее пословицы: «Every man has
a fool in his sleeve». У каждого человека в рукаве дурак. В «Троиле
и Крессиде» (II, 1) В. Шекспир уточняет: «...that fool knows not
himself. — ...этот дурак не знает самого себя». Таким образом,
В. Шекспир знает, о чем говорит, когда в этой же пьесе (II, 3)
он говорит, что «глупость и невежество — общее проклятие человечества».

Тропинку, которая привела В. Шекспира к сомнению главному, можно
осветить таким примером. Вообще, одним словом, глупость — это
всегда бессвязность. На свое понимание этого В. Шекспир указал
в пьесе «Мера за меру» словами герцога:

И в рассуждениях такая связь,
Какой нет у безумных.

(V, 1, перевод М. А. Зенкевича)

Конечно, нельзя путать глупость и безумие. Глупость, скорее, как
писал В. Шекспир в «Короле Лире»: «...смесь бессмыслицы и здравой
мысли». Русская пословица описывает это таким образом: «В огороде
бузина, а в Киеве — дядька». Такое может быть и в результате кары
господней, сказал В. Шекспир в пьесе «Антоний и Клеопатра»:

Но если мы... в грехе погрязли,
То боги нас карают слепотой,
Лишают нас способности судить
И нас толкают к нашим заблужденьям,
Смеясь над тем, как шествуем мы важно
К погибели.

(III, 13, перевод М. Донского)

Но ближе к практике понимание, что глупость — это причина различного
рода потерь, допущенных в условиях, исключающих возможность оправдания
этих потерь любыми другими причинами. Если отвлечься от массы
второстепенных причин, то, в главном, глупость — это неспособность
делать выводы из признаваемого известным знания, когда время делать
эти выводы уже пришло. Как восклицал, хлопнув себя по лбу, персонаж
кинофильма «Смерть на Ниле» Э. Пуаро: «Какими идиотами были мы
все! Ведь я же знал это! Знал!» О.Фриш, вспоминая о своей совместной
работе с Н. Бором, рассказывал: «Едва я приступил к рассказу,
как он (Н.Бор) хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул: «О! Какими
же глупцами были мы все! Да ведь это замечательно! Все так и должно
быть!» Впрочем, как говорит английская пословица: «Никто так не
слеп, как тот, кто не хочет видеть». Поэтому не все видят: «Голова
всему начало».

Отсюда следует, что глуп не тот, кто чего-то не знает, а тот,
кто не способен делать выводы из того, что он знает. Сам В. Шекспир
сказал об этом в «Венецианском купце» (III, 5, перевод П.Вейнберга)
так:

О, Господи, какая болтовня!
Глупец набрал острот различных войско
И поместил их в памяти своей.
Я и других глупцов немало знаю
Из высшего сословья, но, как он,
Остротами себя вооруживших
И, чтобы в ход пустить одну из них,
Готовых в бой вступить со здравым смыслом.

Уже отсюда можно растечься мыслью по древу, но сейчас важнее следующее:
это только в огороде глупо дважды наступать на одни и те же грабли.
В жизни же бывает необходимо некоторый опыт повторять неоднократно.
Поэтому самый важный вопрос, конечно, сводится к тому, как правильно
определить, когда повторение некого опыта уже переходит грань
между взвешенностью и глупостью. То есть надо, безусловно, знать,
что — «Всему свое время», но нужно и знать, когда это время чему-то
уже пришло. Но самая деликатная сторона дела выражается в вопросе
о своевременности быть умным. Наверное, все-таки быть умным всегда
своевременно. Конечно, умному человеку иногда приходится притворяться
глупым и даже безумным. Но ведь и здесь есть некая черта. «Ни
один умный человек умом хвалиться не станет», — написал Шекспир
в пьесе «Много шума из ничего». Но в пьесе «Троил и Крессида»
он написал: «...а что не вспухнет само, про то не узнает никто».

Не на каждое слово этих рассуждений можно найти подтверждение
в словах самого В. Шекспира. Но он многое и не говорил по одной
простой причине. Видя, как много у него не понимают, он все-таки
не хотел быть непонятым в следующем: «...человек, известный за
умного, не насмехается, хотя бы он всегда осуждал» («Двенадцатая
ночь», I, 5, перевод А.Кронеберга).

Теперь уже невозможно узнать, что и от кого услышал В. Шекспир
перед тем, как он написал в пьесе с интересным названием «Комедия
ошибок» (III, 2) странные для влюбленного мужчины — Антифола Сиракузского
слова:

Sweet mistress, ..............
Teach me, dear creature, how to think and speak;
Lay open to my earthy-gross conceit,
Smother'd in errors, feeble, shallow, weak,
The folded meaning of your words' deceit.
Against my soul's pure truth why labour you
To make it wander in an unknown field?
Are you a god? Would you create me new?

Если точность перевода поставить впереди его благозвучности, то
смысл этих шекспировских строк можно передать таким примерно образом:

Прекрасная, ..........................
Учите, прелесть, думать как, как говорить;
Откройте моему земному самомненью,
Погрязшему в ошибках, в заблужденьях
Всех ваших хитрых слов сокрытое значенье.
Зачем трудитесь вы, чтоб чистая душа
Пошла бродить в ей неизвестный край?
Вы — бог? Желаете создать меня иным?

Говоря проще, В. Шекспир усомнился в своем знании самого себя
и жизни и понял, что ему еще надо учиться. В продолжении монолога
короля Ричарда, с которого началась эта глава, В. Шекспир сетует
на то, что эта учеба началась поздновато. Придет время, в «Макбете»
(I, 7) он назовет школу, в которой он начал учиться, «школой времен».
Вот только в XVIII веке нашелся умник, который слово «школа» заменил
словом «отмель», и именно это слово, с благословения других «шекспироведов»,
пошло кочевать по всем позднейшим изданиям «Макбета». Но в момент
написания «Комедии ошибок» В. Шекспир еще не знает, чему он научится
в этой школе, и каким он станет после ее окончания.

Таким образом В. Шекспир отметил начало нового периода в своем
творчестве. И начался этот период с того, что он, как каждый нормальный
гений, говоря словами А. Эйнштейна, «усомнился в аксиоме». Этот
момент В. Шекспир и отразил в «Комедии ошибок» (II, 2) в диалоге
двух земляков:

Антифол Сиракузский. Для всего есть свое время.
Дромио Сиракузский. Это мнение я опровергнул бы...

Потому «Комедия ошибок» стала первым произведением В. Шекспира,
в котором он предъявил свои претензии времени:

Да время ведь совсем
Банкротом сделалось, и стоит слишком мало
Оно в сравненье с тем, что людям задолжало.

(IV, 2, перевод П.Вейнберга)

Именно с «Комедии ошибок» в произведениях В. Шекспира начинают
биться, пульсировать и развиваться мысли. Именно с этой пьесы
в произведениях В. Шекспира появляются многозначительность, намек
и, главное, прямое обращение к читателям, стремление приобщить
их к работе его мысли.

К счастью, семена сомнений пали на благодатную почву. Из произведений,
предшествующих «Комедии ошибок», очень многое потом отразилось,
развилось в более поздних и зрелых произведениях. Наиболее показательными
являются в этом отношении слова королевы Елизаветы в драме «Ричард
III»:

Ты будущее прошлым запятнал.
..........................................
Нет, не клянись ты будущим — оно
Злодейством прошлым все искажено.

(IV, 4, перевод А.Радловой)

Но навсегда в прошлом остались слова в третьей части «Генриха
VI», в которых молодое самомнение и эпигонство В. Шекспира выпирало
особенно отчетливо:

Я добрые дела оставлю сыну,
И был бы рад, когда бы мой отец
Мне ничего другого не оставил!

(II, 2, перевод Е.Бируковой)

Вообще полезно увидеть, что у В. Шекспира ничто не проходит бесследно.
Например, слова Арона в «Тите Андронике»— «...на лице мою печать
он носит» — обрели вторую жизнь в сонете 11. В словах Сатурнина
из этой же пьесы про «мнимое безумье» уже скрываются семена будущего
замысла «Гамлета». Позднее переходит в понимание то, что в «Генрихе
VI» было только наблюдением:

Как перышко носится по ветру
Туда-сюда, так и эта толпа.

(Часть 2.IV, 8, перевод Е.Бируковой)

И стихи Горация все-таки запечатлелись в памяти В. Шекспира. В
пьесе «Много шума из ничего» он пересказывает стихотворение Горация
прозой: «В наши дни, если человек при жизни не соорудит себе мавзолея,
так о нем будут помнить, только пока колокола звонят, да вдова
плачет» (V, 2, перевод Т.Щепкиной-Куперник). Правда, главных слов
Горация В. Шекспир не воспроизводит в своих произведениях. Но
во всех его произведениях видно осуществление завета Горация:

Sapere aude!

И. Кант пояснял эти слова так: «Несовершеннолетие есть неспособность
пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то
другого. Несовершеннолетие по собственной вине — это такое, причина
которого заключается не в недостаточности рассудка, а в недостатке
решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны
кого-то другого. Sapere aude! — имей мужество пользоваться собственным
умом! — таков, следовательно, девиз Просвещения».

Впрочем, лучше послушать самого В. Шекспира в «Макбете»:

...to beguile the time,
Look like the time.

Чтоб все ошиблись, смотри как все.

(I, 5 перевод М.Лозинского)

Продолжение следует.

¹ Все цитаты на английском языке даются по книге The Complete Works of
William Shakespeare. The Shakespeare Head Press Edition.
The Wordsworth Poetry library. 1994 by Wordsworth Edition Ltd.
Hertfordshire.

² Комедия «Как вам это понравится». Акт III, сцена 3. Перевод Т. Л.
Щепкиной-Куперник.

³ Г. Брандес «Шекспир. Жизнь и произведения» Серия «Гений в
искусстве», М.: «Алгоритм», 1997.

⁴ Все сонеты В. Шекспира цитируются по книге «Вильям Шекспир. Сонеты».
Перевод с английского И. М. Ивановского.—СПб.: «Тесса»,
2001.

⁵ Все цитаты из пьесы «Троил и Крессида» даются в переводе Л. С. Некора.