Проза

Бедная Марта

 

 Однажды  студентки Саша и Маша купили в сэконд-хэнде брюки. В самих брюках не было ничего интересного, зато в их кармане обнаружилась скомканная записка на немецком языке, прошедшая все стирки и химические обработки, и в общем-то чудом замеченная. Девушки не знали немецкого, поэтому они купили себе мороженного, сели в скверике и стали гадать что за послание адресовала им случайность...

Прежде всего, они попытались представить, как могла выглядеть эта незнакомая немецкая женщина. Судя по брюкам она была худощава и имела длинные ноги. Но была ли она красива?

- У нее были эсесовские холодно-голубые глаза, - предложила Саша. - Такими глазами они провожали нас в газовые камеры в 41-м.

- А ее дедушка был летчиком и бомбардировал блокадный Ленинград, - дополнила Маша.

- Нет, лучше пусть участвовал в операции "Валькирия", - сказала Саша, которая все еще находилась под впечатлением от просмотра одноименного фильма с Томом Крузом, и добавила, - а то, мне будет совсем неприятно их носить.

Потом Саша и Маша придумали, что эта женщина была влюблена. И представили, как она ходила в этих брюках на свидания, цокая каблучками по Унтер-ден-Линден. И как какой-нибудь рыжий немецкий бюргер с пивным брюшком снимал эти брюки с нашей немецкой женщины.

- Ее звали Марта,  - предложила Маша.

- Лучше Маргарита, по Фаусту,  - сказала образованная Саша.

Потом пузатый бюргер оказался женат, и Марта-Маргарита ходила к нему на свидание в темных очках и в халате медсестры, чтобы не догадались соседи.

- Он ее разлюбил и бросил, - предложила Маша. - Да, он никогда ее не понимал по-настоящему.

- И тогда она написала эту записку и покончила с собой.

- Написала, - поправила Маша, - но передать не успела. И бросилась в Рейн.

- Я не хочу носить брюки, снятые с трупа, - сказала Саша.

- Хорошо – пусть она оставила записку в брюках, а потом разделась и бросилась в Рейн.

- Ну ладно, хоть так, - согласилась Саша.

 На следующий день девушки сходили в бюро переводов, где им перевели записку Марты-Маргариты. Записка гласила: «Не забыть – рецепт цыпленка. У Гехта скидки по понедельникам».

 

 

Лиза Королева

 

Лиза Королева была такая красивая, что ее привозили в институт в машине с темными стеклами. Потому что на нее нельзя было смотреть без подготовки.

Например, когда ее увидел наш новый доцент-медиевист, он несколько минут вообще не мог произнести ни слова. Просто стоял за кафедрой с открытым ртом. А потом махнул рукой и сказал: «Читайте Грановского, друзья».

И мы пошли в сквер.

Лиза Королева тоже пошла, потому что машина приезжала только через час и у нее было свободное время, которое нужно как-то провести.  И в сквере все, ну просто все мальчики курса смотрели только на нее.

 

Каждый день у Лизы было новое платье, новые сапоги или новые драгоценности. А на зиму у нее была шуба из уссурийского тигра, которого на нашей планете всего 400 особей.

И когда ей говорили:

- Лиза, какое у тебя красивое платье!

Она вяло отвечала:

- Да. Это из Франции.

- Лиза, какие у тебя туфли!

- Да. Они модные.

И все, ну просто все девочки хотели быть на ее месте, или хотя бы подружится с Лизой.

Но Лиза ни с кем не дружила. И мы не знали счастлива ли она в той машине с темными стеклами. Мы даже не знали умная она или нет. И проучившись с ней пять лет так ничего и не прояснилось.

А недавно была встреча выпускников. Доценту, который отсылал нас к Грановскому, подарили переносной телевизор. А Леша Филин вдруг сказал, что  все это время любил Лизу Королеву, и что не знал человека добрее, лучше и чище. Оказывается, Лиза Королева была сиротой и в пятнадцать ее удочерил один богатый и старый антиквар.

Тогда все спросили у Леши, почему Лиза не пришла на встречу? И он сказал: «Она себя изуродовала».

Выходит, ей плохо жилось с тем антикваром, среди тигриных шкур и новых платьев. Может быть, она просила: «Отпусти меня». А он, этот любитель красоты, смотрел на ее прозрачную кожу с голубой венкой на подбородке, сглатывал и обещал: «Завтра». Но ни завтра, ни послезавтра не отпускал. И однажды Лиза улучила момент и вылила кипящий кофейник себе на лицо.

- А знаете, иногда для того чтобы стать свободным, нужно пойти на очень большие жертвы, - сказала вдруг Ляля Петрова.

И все посмотрели на нее осуждающе. А многие девочки, наоборот, вздохнули с облегчением, потому что они все еще были свободны и теперь  обрадовались, что для этого им не пришлось идти на жертвы.

 

 

Инструктор по вождению

 

Одной девушке очень нравился тот момент, когда поезд метро вдруг вырывался из темноты на земную поверхность и какое-то время ехал по ней, тихо и светло. Одно из таких мест как раз пролегало у метро «Текстильщики», куда она ездила к автоинструктору.

Этот автоинструктор не очень уважал женщин за рулем, но ей каким-то образом удалось заслужить его расположение. Иногда он даже сбрасывал ей пяток-другой километров и делился рассуждениями о жизни - они были не очень оригинальными, но ведь и девушка водила значительно хуже, чем он.

Итак, они ездили другими, не учебными, маршрутами, по набережным, по которым запрещено ездить с учениками, и на повышенных скоростях. Она знала, что он ждал ее со своим китайским термосом у метро «Текстильщики» последний вагон... Добавьте сюда все эти рули, переключатели скоростей, педали и сопутствующие им неизбежные соприкосновения, его опыт и ее неопытность, добавьте золотую осень, встречный утренний ветерок в приоткрытое окно...

Вот и теперь, всякий раз, когда метро вырывается на свет, я вспоминаю, как та девушка ездила на «Текстильщики» к инструктору, а теперь не ездит - теперь у нее есть машина, она стоит в ней в пробках и только совсем иногда вспоминает своего инструктора и то немногое, о чем я не могла здесь рассказать.

 

 

Японский юноша

 

В Риме в соседнем номере со мной жил японский юноша, тонкий и гибкий, как камышовый стебелек. У него на голове стояла копна рыжих, очевидно, выжженных перекисью волос. Как знать, возможно, он хотел быть блондином. Возможно, он вообще не хотел быть японцем.

Каждый день его можно было застать в дальнем углу холла, где стоял усилитель Wi-fi. Он сидел там со своим ноутбуком и молотил по клавиатуре. Я видела его каждый день. В любое время. В одном и том же месте. Кажется, он вообще не выходил из отеля.

И я не знаю, что он делал в Риме. Не знаю что он делал на своем ноутбуке. Может быть, этот юноша был хакером? Может быть он взломал какую-нибудь секретную японскую базу и теперь скрывался от тысячи самураев и камикадзе, бредущим по его следу?

Однажды, я встретила его у ресепшна. Он говорил по телефону на своем японском языке, а под конец разразился тонким заливистым смехом.

- Я думала японцы скрывают свои эмоции, - поделилась я с портье, когда японский юноша ушел.

- Сегодня особый случай. У него родился внук, - сказал портье и с достоинством пояснил, – Я уже два года учу японский.

По японцам никогда не угадаешь сколько им лет.

Впрочем, про японцев вообще никогда ничего не знаешь наверняка.

 

 

Лиссабон

 

Вообще-то говоря, мы никогда и не дружили с этой женщиной, Галей. Она жила в квартире на первом этаже, в которой все время шел ремонт, окна были раскрыты и из них душно пахло побелкой.

Все знали, что Галя ремонтирует квартиру чтобы дороже продать и уехать в Лиссабон. Почему-то она надеялась обрести счастье именно там.  Так и вышло.

Недавно мы получили от нее письмо. Галя писала, что ухаживает за португальской старушкой в пригороде Лиссабона. Старушку зовут Калиста, ей 80 лет, у нее болезнь Паркинсона, но каждый день она требует делать ей маникюр. Галя пишет, что в принципе она всем довольна, что кругом очень красиво и вечером она ходит на пристань, а днем ездит на рыбный рынок смотреть на загорелых женщин из Альфамы с корзинами на головах...

Единственное что, жалуется Галя, становится все сложнее попадать Калисте на ногти. Уходит много времени и все вокруг перемазано лаком – «красные точки на зеленой скатерти – как ягодная поляна у нас под Малаховкой»…

 

Гастарбайтеры

 

Вот уже второй день гастрабайтеры под окном высаживают клумбу в форме слова «Москва».  Клумба  состоит из красных и желтых тюльпанов. Но я думаю не о цветах. Я думаю  о том, бывают ли у гастарбайтеров выходные  и как они их проводят. Вот они снимают свои оранжевые жилеты и, облачившись в лучшие одежды, благочинно выходят на прогулку.

Мне хочется думать, что они проводят свой  выходной с пользой – например, идут в Третьяковку и смотрят на  Айвазовского. «Море, – говорят  они друг другу на своем гастарбайтерском языке. – Смотри как красиво. Вот поработаем еще годик и тоже поедем на море».  У них не так много денег – ведь они все отправляют своим бедным семьям – в те отдаленные места, которые остались за пределами моей школьной карты. Поэтому, потратившись на Третьяковку, они обращаются к бесплатным удовольствиям. Например, идут на набережную и просто сидят на берегу, глядя как на брюхе моста отражаются  речные отблески.

 

 

Молчание

 

Они были глухонемые – муж и жена. Поэтому никто не знал, как их звали.

Уже третье лето они приезжали в деревню и снимали у бабы Вали летний домик.

Немая была очень красивая. И, наверное, если бы она разговаривала, у нее был бы красивый голос. Немой же был коренастый, с грубым, красным лицом и был так похож на слесаря, что его часто просили что-нибудь починить.

Вечером немые сидели на лавке перед домом и «разговаривали». Он выделывал кульбиты руками и показывал в небо. А она внимательно смотрела на него исподлобья и кивала.

Если он хотел позвать жену, он просто подходил к ней и тыкал ее пальцем в лопатку. Она никогда не вздрагивала, потому что всегда была готова к тому, что он может ее «позвать».

Однажды к бабе Вале приехал красавец-сын Славик. Когда немой ушел что-то чинить, Славик соблазнил немую. И на утро уже вся деревня об этом знала, потому что Славик-то не был немым. Он всегда рассказывал про свои победы.

Все  в деревне ждали, как отреагирует немой. Но немой ничего не сделал – не напился, не подрался со Славиком и даже не побил свою красивую жену. Не случилось почти ничего необычного. Если не считать, что тем вечером, немые всю ночь сидели на лавке и молчали. И тишина между ними была такая страшная, что баба Валя, которая проходила мимо, со страху перекрестилась и убежала  в дом.

 

 2004