Вместо выступления на вечере в честь выхода книги Хулио Кортасара «Я играю всерьез»
(Институт Сервантеса, 5 ноября 2002 года) 1
Богами Кортасара в молодости были Эдгар По и Джон Китс. Прозу
первого он много переводил, о стихах второго написал книгу. Как
стало понятно потом, за юношескими пристрастиями скрывались
дальние ориентиры: сознание хрупкой красоты жизни, в которой
призывно просвечивает иное, и цепенящее чувство ужаса, когда
это иное властно вторгается в жизнь. Такова эротика у
Кортасара,— завороженный танец на лезвиях. Таковы кортасаровские
коты, изящные и загадочные прислужники богов подземного мира.
Хулио Кортасар был человек игры, щедрый и неутомимый человек
играющий, homo ludens. Игры любовной. Игры словесной. Лотерейных
выигрышей и компанейского розыгрыша. Детских забав и
последней, смертной ставки. «Игры в классики» и «Конца игры». Он был
человек увлекающийся, страстный (как сказал Блок о
Некрасове), чем-то походил на русского «подростка», навсегда
оскорбленного несправедливостью мира и неотвратимостью смерти. Он
умел создавать магнитное пространство, в которое неощутимо,
охотно и безоглядно втягивались окружащие люди, вещи, имена.
Таков он и в представляемой книге, где впервые с подобной
полнотой собраны его эссе, заметки, печатные рецензии, устные
отклики, дополненные к тому же благодарными отзывами, стихами
и воспоминаниями друзей-современников 2. Жанр издания —
любимый и опять-таки игровой кортасаровский коллаж, складень
наподобие его затейливого «Одного дня на восьмидесяти мирах», и
если здесь чего и не хватает, так разве что сделанных
писателем снимков (фотограф он был — смотрите «Blow Up» — столь
же страстный). В изобретательно придуманном и заботливо
составленном Эллой Брагинской томе есть то, чего нет в уже
многочисленных других: перед читателем сейчас — Кортасар интимный,
дружеский и доверчивый, Кортасар-собеседник, Кортасар у
себя дома. Но, по словам старого грека, боги — повсюду, и дом
оказывается «захваченным», на пол падает «распотрошенная
кукла», а «менады» настигают даже во время «сиесты вдвоем».
Крестный отец и тайный патрон кортасаровской новеллистики Хорхе Луис
Борхес вспоминал в связи с кортасаровской прозой отзыв
Россетти о «Грозовом перевале» Эмили Бронте: «Дело происходит в
аду, хотя фамилии людей и названия мест — английские».
Трудно не заметить, что на фантастическом мире Кортасара лежит
тень Данте. Но это уже современный, расколотый, не дающийся в
руки мир, в котором очевидное плоско и призрачно, а
невидимое угрожающе реально. В словах Канта о том, что видимость,
которая всего лишь обманывает, не доставляет человеку
удовольствия, и только если она играет, может приносить ему
радость,— иллюзии восемнадцатого века, еще не знающего, к счастью,
какими катастрофами он закончится. Игры Кортасара — иные (тут
и вправду скажешь с поэтом: «Когда бы грек увидел наши
игры...»). Уж скорее это паскалевское «пари», пастернаковская
«гибель всерьез». А его искусство — да и не сегодняшнее ли
искусство вообще? — это, по догадке другого будетлянина и
визионера, «игра в аду».
1 Опубликовано: Смысл, 2003, №2, с. 94–95.
2 Хулио Кортасар. Я играю всерьез... Эссе. Рассказы. Интервью. Сост.
Э. Брагинской. Перевод с испанского. М.: Академический
проект, 2002. 400 с.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
