Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

В последний год ушедшего века в Алма-Ате в сводке криминальных
преступлений было зарегистрировано еще одно в бесконечной череде,
достаточно обыденное тройное убийство, совершенное, как
отмечено впоследствии, психически нездоровым человеком. Молодая
женщина, медик по образованию, отравила всю свою семью:
мать и двух сестер.

Психиатры уверяют, что в последние десять лет резко возросло
количество психических заболеваний. Убийство, совершенное больным
человеком — что тут можно еще сказать?

Если бы не одна особенность: факт убийства был обнаружен только
через полгода. Все это время тела жертв оставались в квартире,
где жила их родственница-отравительница.

Она была медиком, как уже упоминалось выше, и поэтому смогла вполне
грамотно и профессионально забальзамировать тела.

Конечно, это был длительный процесс. Не один вечер ушел на
извлечение внутренних органов, пропитку тканей... Нежные, не
поддающиеся бальзамированию внутренние органы складывались в
целлофановые мешочки, заворачивались в газету и выбрасывались в
мусорное ведро. Так, постепенно, и выносила их из дома, но вот
избавляться от самих тел она не собиралась. Наоборот, если
бы тела исчезли, потеряло бы смысл и само ее преступление.

Когда полиция вошла в квартиру, то увидела едва ли не мирную сцену:
лежащую на тахте мать, в вольной позе, и сидящих за столом
сестер. Тела были старательно размещены по своим местам, им,
как восковым манекенам, придали должную позу. Убийца не
избавлялась от своих близких — она получила над ними власть.
Полную, беспредельную. Власть над телом. В ее деянии странным
образом сплелись в неразрешимый клубок те отношения, которые
за много тысячелетий сложились у человечества с собственными
телами, коли они мертвы.

Мертвое тело требует избавления, освобождения пространства. Но рядом
с ним на невидимой привязи мечется то, что и было
человеком, что называют иногда душой, иногда проще — личностью, то,
что каким-то образом соотносилось с этим телом, когда оно еще
было живым.

В древнем Египте бальзамирование было одной из самых непреложных
традиций. Семьдесят дней готовили тело фараона к погребению,
вымывая из него все, что тленно, и хитроумными способами
сохраняя то, что должно остаться. Существует несколько версий о
причинах подобного отношения к бренной плоти. Но важнее
другое — несомненная ценность тела. Бальзамирование не было
надругательством, извлечение мозга и органов — кощунством.
Напротив — проявлением любви и почитания. А потому
бальзамировались не только люди, но, например, священные животные — кошки.
И по одну сторону Нила стоял город живых, город,
выстроенный, в основном, из легких и недолговечных материалов, которые
потом унесло время, а по другую сторону стоял город мертвых,
огромный, каменный, выстроенный для вечности и навечно.
Египтяне предполагали жизнь после смерти. Но зачем же тогда
оставлять здесь, на этой земле, напоминание о себе — тела?

В Новой Гвинее тела никто не бальзамировал. Да и не хоронил тоже. У
некоторых племен принято умерших родственников съедать. Это
акт ритуальный. Подчеркивающий преемственность поколений,
уберегающий от потери силы, преумножающий мощь племени.
Умершие остаются со своими родственниками. Входят в их кровь и
плоть. Обеспечивают вечное покровительство.

Веселый праздник существует в Мексике: в одной из провинций
ежегодно, в один и тот же день, с песнями и танцами идут все
представители рода из селения на кладбище, вынимают из склепов тела
умерших, приносят их во двор, в дома, там садятся за
богатую праздничную трапезу, вспоминают все благие деяния
покойных, говорят о делах семейных, а вечером, также с весельем и
радостью, устраивают вторичное шествие, возвращают склепам их
добычу.

Древние греки и римляне, а также все зороастрийцы и буддисты своих
умерших сжигали. Тело не должно оставаться после смерти. Оно
должно исчезнуть, освободить душу от своего присутствия. И
как можно более быстрым и чистым способом. Ничто не может
быть чище огня, быстрее огня. Вся иллюзия материальной жизни,
страдания, болезни, вся грязь бытия сгорает в его пламени.
Оставшийся пепел тоже лучше не хоронить — развеять (Неру и
Ганди завещали развеять свой пепел в трех разных местах: в
воду, на землю и в воздух).

Иногда кремация слишком дорого стоит. Балийская беднота, не имеющая
средств на подобный ритуал, своих умерших закапывает в
землю. Это — духовная трагедия, ведь, согласно их верованиям,
душа не может уйти от тела, пока оно существует. Раз в
несколько лет все погребенные выкапываются и, уже за счет
государства, сжигаются на одном великом погребальном костре.

Но христианство и мусульманство кремацию запрещают: прах — праху,
тело должно вернуться к первоначальной основе, к глине, к
земле. Через долгие этапы разложения, распада, через насыщение
бактерий, насекомых... (Поэтому, следуя традиции, нет в нашем
городе крематория, зато есть уже около тридцати закрытых
кладбищ, разрытых кладбищ, на которых поставлены дома, над
которыми разбиты скверы.)

Атеистический Советский Союз позволил себе крематорий и, вспомнив о
богоподобности, что ли, бальзамирование. Мумию Ленина,
величайшее шоу Советской власти, нельзя сравнивать с мумиями
фараонов: никто никогда не посмел бы выставить тело фараона на
всеобщее бесконечное обозрение.

Стена плача в Иерусалиме нашла странного атеистического двойника в
скорбной Кремлевской стене, в которой замурован пепел особо
видных деятелей Советской власти.

В христианской и мусульманской традиции есть посещение мертвых,
визит на кладбище. К умершему человеку? Или к его телу, скелету,
черепу... Почитание мертвых проявляется в разной форме. Те
народы, у которых практикуется захоронение в землю, породили
представление о вампирах (сейчас столь модное в
кинематографе). Но вампиров нет в Японии и в Китае.

Еще один вид захоронения — отторжение самой памяти об умерших.
Братские могилы неизвестных, расстрелянных, замученных.

Под Алма-Атой, недалеко от пригородного села Дмитриевка, в конце ХХ
века существовало еще одно кладбище — Дмитриевский погост.
Там областные власти в братских могилах хоронили людей, о
которых некому позаботиться, у которых нет родственников. А еще
тела неопознанных из моргов. Хоронили в братских могилах,
человек по сорок в каждой. Впрочем, вряд ли можно это назвать
могилой — длинные траншеи, в которые скидывали тела, иногда
присыпая тонким слоем земли, иногда — нет.

На погосте прижилась стая одичавших собак, находивших здесь пищу. А
потому из глинистой почвы торчали обгрызенные конечности, а
кости были рассеяны далеко по округе. Это уже третье
тысячелетие, наше с вами время.

Вечная оппозиции единения жизнь — смерть интересна
как проблема теоретическая. Но в материальной нашей
реальности остается нечто, от чего необходимо избавиться — тело.

В одном из тибетских монастырей покойного оставляют на открытом
месте, и в три дня птицы очищают скелет от плоти, и уже только
чистые кости сжигают на огне. Абсолютная утилизация,
кормление мира вокруг, поддержка зыбкой его иллюзорности.

Православные монахи на Афоне закапывают тела в землю, обладающую
особым, должно быть, свойством, и через два — три года
выкапывают обратно белые, и без следа плоти и разложения кости.
Промывают их, сушат, скелет отправляют обратно в землю, а на
черепе пишут имя покойного и складывают черепа на полочки в
специальной комнате, в которой уже выстроились ряды черепов
давно ушедших обитателей этого монастыря, каждый — с именем на
лбу, словно готовые к оживлению големы.

Князю Владимиру в ознаменование крещения Всея Руси Византией был
подарен череп папы Климента. В Киево-Печерской лавре и сейчас
находится более сотни черепов святых мучеников, и время от
времени святые останки мироточат, вызывая благоговение
верующих.

Череп особо любим человеком из всех останков. Бедный Йорик — не
палец и не берцовая кость, а именно череп, который, по-видимому,
подсознательно более всего соединяется с представлением о
личности, а также — о смерти, под капюшоном которой если не
черный провал пустоты, то черные провалы пустых глазниц.

В Мексике в День всех святых, в день поминовения всех умерших
сахарные черепа приносят родственники на могилы, сделанные из
сахара приметы смерти едят дети.

Несколько иное назначение у куши — инкрустированных бусинами и
ракушками черепов новой Гвинеи — амулеты силы, знаки воинской
доблести, покровители очага.

Постепенно тела ушедших занимают все большую площадь земли. Есть
поселения, которые практически полностью стоят на кладбищах.
Только под Алма-Атой их десятки.

Тело сжигали, закапывали в землю, отдавали воздуху, привязывая к
ветвям деревьев, отправляли по воде или в воду. Способы
избавления не всегда были быстрыми и удобными. Иногда они занимали
достаточно много времени (до нескольких лет, поэтапно — у
некоторых народов, у которых тело проходило несколько стадий
изменения и метаморфоз), иногда от тела пытаются избавиться
стремительно, прежде, чем оно остынет, прежде, чем появятся
первые признаки тления.

Родовитые семьи Европы зачастую обзаводились фамильными склепами, в
которых на гробницах-полках стояли гробы или лежали без
таковых тела предков с незапамятных времен. Семья была незыблема
даже с этой, послесмертной позиции.

Отношение к телу — не только отношение к памяти о человеке и не
только отношение к человеку вообще. Скорее, это отношение к
бытию — небытию человека в этом мире или отношение человека с
миром. В мире Дмитриевского погоста не существует человека как
реальности или человека как сверхреального существа. В нем
только полуразложившиеся трупы, кости и вечный хранитель
ада, стоглавый цербер, ипостаси которого разбежались по всем
просторам.

В мире бальзамированных родственников маньяка от медицины — человек
и есть только тело, которое попадает в нераздельную власть
обезумевшего скальпеля. Если бы личность отделялась от тела в
этом мире, вряд ли понадобилось бы столь старательно и
искусно сохранять бренное, тщательно выбирать позы, играть во
всесилие.

В мирах, где тело предают огню, оно — лишь иллюзия, растворившаяся в
клубах дыма. В христианском мире тело грешно и пакостно,
потому избавляться от него следует, возвращая в грязь, в
первооснову, отделяя божественную сущность — душу. Низкое —
нижнему, высокое — высшему.

Почти так же и в мусульманском мире, лишь только с той разницей, что
даже мимолетное прикосновение к плотской стороне смерти —
кладбищу — запрещено носительницам жизни, женщинам, которые,
будучи нечисты по природе, тем не менее, участвуют в
процессе обратном: не распадение тела, а созидание его, не уход, а
приход.

Не стройте крематории, и наш мир превратится в великое кладбище, что
ни метр, то могила. Гумусная почва, культурный слой,
Дмитриевский погост.