Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

• Начало.

Среда, 7 июля. Купала.

1:25a

Странными пятнами растекались по балконному стеклу блики стройплощадочных
прожекторов. Прораб беззастенчиво махал мятой кепкой, а Рита пила
чай с мятой и улыбалась Джонни Деппу, исколотому канцелярскими
скрепками. Джонни тоже бликовал.

Миллионы рассерженных пассажиров метро, не успевших пересесть
на рыжую ветку, бродили по окраинам и пинали жестяные пивные банки,
громко матерясь. Матерок отражался от стен и разлетался по ближней
подмоскве, скользя по реке Протве вдоль купальских огней и обучая
говорящих рыб прыгать через костры.

Маленькая мышка Даша рисовала хвостиком план города и смотрела
на Риту грустными, как у креветки, глазами. А Рита пила чай, ничего
не замечая, и выводила беспорядочные цифры на запылившейся раме
окна. На окне цвел папоротник.

Четверг, 8 июля.

1:01

Из искусственных пузырей вырастает город на воде. Рыжие облака
обволакивают отражения новых домов. На крышах распластались жильцы
в полосатых купальниках и сильно пахнет рубероидом. Километрах
в четырех на юго-восток висит стратостат — точная копия «Осоавиахима»
с перечеркнутым топонимическим гибридом — туркменским корнем и
эстонским суффиксом. Разовые выбросы воды скатывают холодные шарики,
которые смешно шипят на загорелых плечах.

Это Рита проектировала закомары и порталы, эти пожарные краны
и машины у подъездов, это Рита чертила по линейке линии и размачивала
ластик в керосине, слитом на ближайшем аэродроме тихой загородной
ночью.

Продавщица пирожных завязывает аккуратный бантик на коробочке
с тарталетками и, улыбаясь, протягивает Рите: «Берите». Странно,
что Рита не боится. В безветренную ночь на скамейке в парке можно
просто откусывать и перемазаться кремом, не боясь, что кто-то
застукает и вручит трехзубую вилку, наглухо запеленутую в оранжевую
салфетку.

2:01

Оранжевая собака вальяжно развалилась на водительском кресле цивика.
Хозяин-аллергик кричит ангелам по телефону в ближайшей шашлычной
о приволакивающей ногу машине, о капкане парковщиков и линейке
закройщика, застрявшей в выхлопной трубе. Дома сплюснуты от сильного
ветра, залетающего в темные комнаты.

Рита бредет по желтым полосам к автобусу с веселыми пассажирами.
В городе раннее утро, слабая пуховая метель, потрескивающая под
тележками бабушек, везущих укроп, и ручная вязка докторской колбасы,
которая не муляж, на витринах кукольного магазина.

Лето обещает быть таинственным. Любое движение вызывает ветер,
дождь возникает из ниоткуда, а папоротник продолжает цвести.

6:42p

А еще, когда смотришь на закатившуюся за гаражи звездочку, вспоминаешь
скользкую дорожку в парке и велосипедный руль, торчащий из-за
окрашенной скамейки, на которой уже никто не сидит. И только маленький
серебряный звоночек резонирует с проходящей близко-близко железной
дорогой и падающим портфелем, на котором катится вниз замерзшая
и веселая Рита.

Пятница, 9 июля.

00:17

В сумерках оранжевое облако висело над каштаном. Рита проходила
мимо и чуть не споткнулась, подумав, как же здорово. Облако на
глазах становилось розовым и заштриховывалось далекими самолетами,
растворялось в звездах и превращалось в молоко, разлитое прямо
над фонарями. Яблоко было слишком легкое и ускользало из рук,
поднимаясь над городом и кружась, образуя правильные торы. В доме
напротив задергивали шторы и включали зеленые лампы. Домохозяйки
кормили вернувшихся кормильцев, расправляли простыни и включали
новости футбола. Газетные строчки расплывались в глазах, как чернильные
фотографии на негигроскопичной бумаге, вилки падали из рук, соседки
звонили в дверь, требовали мужей и алиментов...

1:40p

Рита проснулась рядом с батареей. Засушенная ночная бабочка шелестела
на подоконнике в поисках иголки. Лимонад без газа покрасил пластиковый
стаканчик в ядовито-желтый цвет, сквозь который пробивались лучи
полуденного солнца, прятавшегося за фонарями. В маленький магазинчик
на углу срочно требовались уборщицы, муляжи капусты, авокадо и
чилийские перцы. Младенцы дружно нажимали на диссонирующие резиновые
игрушки и брезгливо щурились, облизывая мамино мороженое. Восемнадцатый
трамвай набирал скорость и взлетал за поворотом, эхо аплодисментов
разлеталось по микрорайону, очерченному оранжевыми новостройками
с облупившимися балконами.

Рита сладко потянулась, размяла пальцы ног и скрылась за шторой.

21:59

Отражение в приоткрытом окне искажало комнату процентов на восемьдесят,
в вазе стояли карельские березки, стульчик для пианино был рисовым
абажуром, а широкая кровать напоминала стопку матов в физкультурном
зале после выпускного вечера восемьдесят второго года. Разовые
джинсы свисали двуслойными горками со скрипучего и скользкого
стула, купленного по случаю где-то в районе Шереметьева поздней
советской осенью. Рита отражалась стройным блондинистым мужчиной
в голубой рубашке, наглухо застегнутыми штанами и носастыми ботинками,
от которых слепило в глазах. Слепень, оставшийся в этой комнате
от прежних хозяев, радостно жужжал, прятался в горящую лампочку
и начинал следующую жизнь.

Рита прошаркала в тесную кухню, в которой было душно и прямоугольно,
потому что заклинило раму, а муж-на-час за час не справился, выпила
воды из носика чайника и села на табурет.

В дверь по-прежнему не звонили.

Суббота, 10 июля

1:15

Послеполуденная духота срывала с петель балконную дверь, и там,
обнимая расшатанную веревочную лестницу, босые ноги приближались
к отсыревшей от долгих непогод траве. Отбрасывая ненужное, Рита
уверенно протаптывала новую, сегодняшнюю тропинку к магазину напротив,
где пылились манты и керамические чайники с фигурками плюшевых
медведей. Рояль в кустах, треща костяшками, разгонял скорописные
этюды и приподнимал крышку. Щелкали клетчатые номерные деревяшки,
и Рита в который раз меняла походку, подскакивала от бедра и растягивала
меха лица.

Великолепие улицы завершали трехцветные идолы и послушные пешеходы
в кроссовках, которые спешили в букмекерские конторы регулировать
погоду и просто выпить оранжевую воду, о которой стало почти не
слышно с тех пор, как Рита загрустила и перестала думать по ночам.

22:56

В такие дождливые вечера Рита особенно любила заходить в гости
к Тасе. В полумраке кухни Тася сидела на табурете в позе лотоса
и думала о Будде, Наполеоне и разных персонажах индейских сказок.
Прости, друг, говорила она Рите, чайник направо, форточка — налево.
Рита на цыпочках взбиралась на форточку, и попивая из носика,
тоже задумывалась. Полы цветастого халата развевались над широкой
улицей, но в городе было темно, светофоры мигали мутно-желтым
от коверкающей пейзаж мороси, а люди впитывали монологи хуановкарлосов
в продавленных от времени креслах.

«Ты читала 56 вопросов президенту Набодии? — как обычно спрашивала
Тася, не отрываясь от табурета.— И я. Рита вращала головой, восхищалась
и тихо-тихо включала группу «Поющие бобры». Две хорошие девочки
наклоняли головы вправо и резонировали. А на улице шел дождь и
светились оранжевые абажуры.

Понедельник, 12 июля. В районе Пироговки.

00:21

В этом городе не было ни одной лужи. Валявшиеся тут и там засохшие
листки осин и каштанов напоминали о только что закончившейся зиме,
о ласковом снеге, относительной влажности и замороженных процентах
по вкладам. Улица, по которой ходили облупившиеся трамваи, называлась
просто — Пироговка. Аккуратно сидящие на скамейках бабушки сворачивали
кулечки с карамельками и рассуждали об аристократизме, вежливости
и культуре, синхронно поворачивая головы на каждый проезжающий
лимузин с надувной куклой на капоте. Трехцветные ленточки напоминали
флаг соседнего государства, не подписавшего соглашение о вывозе
с нашей территории вертолетов, импорте туч и знаках отличия среднего
пальца от большого.

Рита пинала каштаны и думала о вечном. Полные карманы сплющенных
трамваями монеток приятно щекотали бедро, охрипшие воробьи прыгали
рядом, почтительно кивая и провожая прямо до маленького фонтанчика.
Рита доставала газовый ключ, включала воду и с пониманием удалялась
минут на десять.

Вторник, 13 июля.

1:59

По рельефной мостовой шуршали машины. Сигаретные киоски светились
все тусклее, пока не переходили на коптилки и не прикуривали от
доисторических фитильков. Маленькие розовые часики, специально
изготовленные на заводе «Чайка», крутили стрелки в обратную сторону,
указывая выход и тикая чуть слышно, так, что были различимы вдох
и выдох пробегающей по двору кошки. Синие дома отражали луну и
помигивали застрявшими веревочными выключателями, пахло картошкой
и зеленым чаем. Рита смотрела в окно и видела, как в доме напротив
очень толстая и совершенно голая женщина откусывала огурцы, цепляя
их вилкой из банки с цветастой наклейкой. Хруст отражался от стен
дома и пропадал где-то на уровне антенн, куда прилетали галки
и вили гнезда. Любители походить по ночным крышам спотыкались
и выругивались про себя, а потом садились на край и смотрели,
как самолеты задевают Луну, и та покачивается, увеличивая люфт,
и взбалтывает небо, как большую банку с компотом из черноплодки
и кристалликами сахара, не растворенного в раздавленных ягодах.

Пятница, 16 июля.

11:30p

Внутренняя сторона надувной наволочки была шершавой и зеленоватой.
Рита нежилась в кресле самолета и не давала любопытным соседям
подсматривать за прирученными облаками. Солнце жадничало и разбавляло
ярко-желтый бледно-розовым, прятало лучи за бесцеремонную ночь
и ложилось Рите на колени. Рита гладила розовые полосочки, как
маленького хорька, свернувшегося калачиком. Пальцы показывали
капилляры и фаланги, измученные тасканием тяжелых оптических приборов,
но длинные, как у Евгения Кисина, чью прическу Рита копировала
каждое утро, изнуряя себя бигудями.

Красивый рыжий стюард протягивал поднос с горячим и широко улыбался,
отсвечивая металлокерамикой. В таких ситуациях Рита всегда смущенно
хваталась за пластмассовую пломбу на левой нижней семерке и вспоминала
вкус лидокаина. На десерт была крохотная булочка с повидлом и
серебряная зубочистка. Наевшись, Рита снова надула подушку и стала
летать во сне.

Понедельник, 26 июля.

23:05

Капп... Каап... Тучкины плюшки рисовали на стекле диагонали —
с северо-востока на юго-запад. Рита выводила рожицы на запотевшем
стекле троллейбуса и осторожно закрывала запасный выход, чтобы
не заметили бабушки на заднем сидении. Они ворчали и обмахивались
веерами, им было душно, даже несмотря на мокрое плечо Риты, на
слезы, растекающиеся по левой щеке, блестя в свете фар галенвагена
преследователя. Троллейбус остановился в деревушке с неказистым
названием и тут же стал метра на полтора выше, и лишь ради Риты
он всего лишь минуту спустя, прихрамывая на левое колесо, несся
по концентрическим окружностям большого и скользкого города. Пешеходы
пережидали на жердочках троллейбусных остановок и крутили зонтиками,
бурча под нос что-то из репертуара Лайзы Минелли, белобрысый и
неприлично кудрявый мальчик лет семнадцати что-то кричал в небо,
желая Дункана Маклауда. Рита смотрела на него и улыбалась — такой
необыкновенный был вечер.

Среда, 28 июля.

3:20

Шуршание листьев за окном было похоже на звук растрепанной книги,
перевернутой вниз страницами и удерживаемой за лопатки переплета.
Побаливала спина и в терапевтических целях Рита крутила «Змейку»
— двухцветную головоломку, из которой можно скрутить и собачку,
и шар. На столе четвертой обложкой кверху лежал журнал «Наука
и жизнь», на нем стояла кружка с остывающим чаем и надписью BOSS,
завершал композицию двойной закрытый бутерброд с живописной любительской
колбасой и листком салата. Шар не собирался, потому что Рита постоянно
путала направления вращения.

Не притронувшись к чаю, Рита вышла на балкон, поставила руки на
ширину плеч и уперлась в стены. Так она и услышала листья, острые
края которых царапали распахнутое окно. «Будь со мной мальчиком»,—
доносилось из дома напротив. Рита фыркнула, достала из кармана
халата варган и прицельно кинула на кнопку «play» чужого магнитофона.

Шуршание листьев за окном.

23:59

Это была очень крупная смородина размером с карликовый арбуз,
сочная и тяжелая. Вокруг кустов стояли глубокие миски с сахаром,
куда ягоды сваливались от тяжести, разбивались и разливали розовый
сок. Рита сидела на корточках, держа ступку в замахе. Метла очищала
каменную дорожку от позавчерашней ураганной пыли, треугольные
письма из Канзасса радовали глаз цветными иностранными буквами,
а маленькая соседская собачка весело нюхала сургуч, улыбалась
и входила в зону турбулентности, раскручивая хвост по часовой.
Раз в час, по будильнику, Рита дожимала ягоды и, вздыхая, облизывала
сахар с деревянной толкушки.

Маленький дворик погружался в июльскую ночь, черную, как нераздавленные
смородины, и сухую, как кристаллики сахара, скребущие по оранжевой
эмалированной миске.

Четверг, 29 июля.

7:59p

Мать-и-мачеха в этих краях уже не росла, асфальт был покрыт толстым
слоем городской пыли, спрессованной протектором, как таблетки
кофемашины или засушенное цилиндрическое полотенце. Пыль разбухала
во время дождя, и велосипедисты без крыльев пачкали белые спины
и затылки, отплевывались от ветра и верили, что град будет только
завтра, потому что сегодня они забыли кепки. Дождь заливал открытые
балконы и лоджии, тушил окурки и размачивал накрахмаленные наволочки,
вышитые крючком по периметру еще в прошлом веке.

Все было в этих краях неделимым, и только молнии разрезали небо
на паззлы. Рита стояла под козырьком подъезда, рисовала рожицы
на мелких плитках белого и голубого цвета и смотрела на полусферы
пузырей, переплывающих лужи. Смеркалось.

Окончание следует.