Проза

Витя работал на телефонной станции. Когда на работе нечего было
делать, он ловил тараканов, привязывал их за головы к нитке и
про себя называл беспомощно повисшие трупы декабристами. Этот-де
– Пестель, а этот – Муравьев-Апостол.

Еще Витя увлекался рисунками – рисовал на стенах всяких жуков,
страшно похожих то на начальника станции, то на голых женщин.
За это начальник считал его моральным уродом и говорил, что нормальный
человек рисовать такие гадости не будет.

Из-за ссор с начальством Вите частенько приходилось работать по
праздникам и выходным, но его это трогало мало, потому что дома
у него тоже была куча рисунков, и под потолком были развешаны
декабристы, очень похожие на станционных.

Если б у Вити была девушка, то он, может быть, пытался бы вырваться.
И материл бы трехэтажным эту грязную станцию, когда всем давали
премию, а ему нет. А так было даже интересно угадывать, кто настучит
на него завтра, а кто через две недели. Быть может, на днях в
кабинет к начальнику побежит Слепедяев, о котором Витя сказал,
что у него оба глаза левые. А возможно, – постоянно обиженная
плоскогрудая Софочка, которая в каждой нарисованной на стене голой
женщине с большим бюстом почему-то признает себя и оскорбляется.
А быть может, и еще кто. Это не важно. Вот только плохо, если
декабристы переведутся.

Так и работал Витя, пока в один высокоторжественный праздник в
клубе не зажглись огни и не начался праздничный вечер. Как обычно,
выступала местная самодеятельность: обкуренный сторож наяривал
на балалайке, начальник рассказывал об очевидных успехах телефонов
и телефоностроения, Слепедяев лежал пьяный в последнем ряду, выставив
голую ногу на всеобщее обозрение. Витя тоже по-своему отмечал
праздник – он уже закрыл в мужском туалете тетю Машу, уже написал
пламенное письмо в ЦК с просьбой положить начальника к ненормальным.
Но кульминацией явилось переодевание и вывод на сцену Слепедяева
в нижнем женском белье. Слепедяев долго не хотел одеваться и бормотал,
что жена его за эти номера

убьет, но, попав на подмостки, гордо шел на четвереньках. Шел
так, чтобы все видели и знали, что может обычный работник ...надцатой
АТС.

А в зале всем было весело. Люди падали с кресел от смеха. Кричали
«бис». Один только начальник, вроде бы, был недоволен. Он, может
быть, простил бы Вите эту выходку, но вывод Слепедяева повторялся
на каждом празднике вот уже два с половиной года. Вот поэтому-то
Вите и пришлось писать на следующий день заявление по собственному.
Телефонная станция оставалась в прошлом, а в настоящем – маленькая
темная комнатка, где печаль такая же большая, как чужой большой
дом.

Хотя, все, может быть, было бы ничего, но каждый вечер мать плакала
и умоляла попросить прощения у начальника. На станции зарплата
хорошая, люди хорошие. Ну, куда ты пойдешь?! Пожалей ты меня!

И себя пожалей тоже.

А Витя не хотел никуда идти. Ему было только немного жаль, что
рисунки больше не получались такими, как раньше. А еще очень хотелось,
чтобы побольше ходило людей за мутным, будто заснувшим окном.