Создан для блаженства (под редакцией Льва Пирогова)

Психологический центр находился в обычном школьном центре, и мне это
сразу не понравилось. К тому же я пришла на двадцать минут
раньше, так что специалиста на месте ещё не было. Пришлось
сидеть в типичном школьном коридоре. Желтый линолеум с
черными кружками втоптанной жвачки, удручающе зеленые стены,
тяжелые железные стулья с жесткими деревянными сиденьями. Такие
стулья на раз рвут колготки, я, кажется, уже поставила
затяжку. У противоположной стены располагался ещё один ряд этих
чудовищных стульев. Наверняка, если перевернуть стул, на
обратной стороне окажется какой-нибудь криво намалеванный номер.

Через три минуты я не выдержала и заглянула под сиденье соседнего
стула. Так и есть: «23П» синим маркером и грозди налепленной
жвачки. Черт возьми! Что там пишут в книжках про
«психологический комфорт»?

Не надо было так рано приходить. Я же не в школе, на самом деле. То
есть, конечно, номинально сейчас я в ней, но… Я плачу
психологу, т.е. я будущий клиент – это она должна меня ждать. А
вот в школе, помнится, сколько родители не тратились на
«подарки» классной, а она все равно травила и издевалась надо
мной. Например, один раз мы подарили ей электрический чайник, но
в четверти у меня все равно вышла тройка, да ещё на
классном собрании она…

Ну что же это такое! Я ненавижу ждать, со школы. Школа, школа,
словно в моей жизни не было ничего другого, ничего лучше. Было ли
что-нибудь хуже? Может быть, рассказать психологу про эти
рожи, двенадцать учителей, и все страшны, как смертный грех.

К сексу это не имеет никакого отношения. Вообще, даже странно, что
секс, который, ну, если честно, делается такими примитивными
органами, такими движениями тупыми, такой… инстинктивный,
животный… И какое-то отношение имеет к мозгам. Я этим мозгами
договоры умею составлять с чистого листа – а тут вдруг секс!
О нем вообще не нужно думать, разве что мужчинам. Вот муж
думает. Дурак.

Я никогда. Нет, ну в школе мы все думали об ЭТОМ. Тоже глупость.
Никто не знает, что ЭТО – и все думают, говорят об ЭТОМ. Одна
Семенова говорила, что все знает. Как-то она сказала Маринке,
что отец той, в её, семенкином, вкусе. Такая мерзость. И
даже фамилия у неё пошлая.

В школе все было какое-то… прыщавое. Какое-то выщербленное,
ущербное, потертое, с изъяном. Ничего совершенного. Вот даже –
принесешь новенький карандаш. Ты его купила, такой гладкий,
блестящий с золотистой надписью. В Союзпечати. Ты его точила
лучшей точилкой в виде собачки, так осторожно. Он острый,
чистый. Идет урок, и ты начинаешь грызть верхушку. А потом на него
уже и глянуть противно.

Всегда так.

Особенно, конечно, противно все, что связано с сексом, телом. У
трудовика была бородавка на лице. А физрук вообще был
извращенец. Вот кто всегда думал о сексе. Наверняка. У него в каморке
висели картинки из журнала «Вот». Под самой лампочкой:
«Лида. 23 года. Хочет быть моделью. Любит купаться в море». Груди
у девушки на картинке торчали в разные стороны, а то самое
место она прикрыла какой-то большой ракушкой. Похожа на
Семенову. И тут не без уродства – кто-то проткнул картинку
карандашом, проткнул ей живот, проткнул ей голову, мозг. Мозг в
сексе совсем не нужен.

Этот физрук был не настоящий мужчина, наверное, он был пидор.
Картинки, конечно, висели. Но девочек он ненавидел! Всегда орет на
уроке: «Кошелки! Сдавать нормативы!!!». А мальчикам:
«Ребята, молодцы, играйте, во что хотите, мячи на матах».

Потом бегаем, а у Семеновой титьки на бегу ходят ходуном. Противно.
Ещё ни у кого такие не выросли. Она специально так
одевалась, чтобы всем стало ясно – у ней грудь есть. Никуда не
деваться от этой школы.

В школе тоже деваться некуда. Охранник без бумажки от классной не
выпустит. Вот в МГУ можно было всегда где-нибудь в углу
покурить, а в школе только чердак. И тоже все так убого. Мы
придумали, как туда залезать. Могли бы, могли бы что-то хорошее
делать. Создать клуб, говорить о любви. А мы курили Яву! Потом
решили устроить бойкот Семеновой. Тоже по-дурацки. Пришлось
рассказать ей о нем, чтобы она обратила на нас внимание.
Сука, её бы ничто не проняло. Полезла к нам на чердак, когда
никто не просил.

Тогда Волков дежурил на лестнице, но он потом никого не выдал. Он
ничего и не понял, и это ведь он потом нашел физрука. Это было
уже в ноябре. Какое-то чудо, такое совпадение, что он
заметил. В одном доме, где никто не жил, вдруг свет загорелся. Он
подкрался, а там физрук. Волков рассказал, тот вырывал
страницы из какой-то книги и разрывал их на мелкие кусочки. Это
правда, потом весь пол был в обрывочках, какие-то даже к
подошве прилипли.

Мы туда пришли, ментов никто не вызвал. Сотовый был только у
Мешкова. Больше понтов, чем толку – все равно аккумулятор сел.

А физрук сидит на полу перед разбитым телевизором! В телевизоре
ботинок лежит. Физрук пьяный и жрет черной ложкой черное
варенье. Оно было черное, правда. Он измазал все руки, поэтому я
его и не тронула.

Вообще, это Волков все начал, он же на могиле Семеновой поклялся
отомстить и всех заставил. А потом открыл, что знает, где
прячется убийца. Потом Мешков включил кофемолку, и она стала
жужжать, а он бил ею физрука по голове. Богатенькие – они все
психи! И с каждым ударом на лице становилось все больше
черного варенья, физрук улыбается, кофемолка жужжит, мы стали ещё
кидать в него всякие вещи, а потом нашли спички.

Как мы потом ебались! Как перед смертью, перед войной, на убой.
Никто не дождался выпускного, я молчу про свадьбу. Боже, «нет
сексу до свадьбы», «белое платье» – какая чушь! Девственность
– это болезнь. Позорная. В школе все больны. Но нужно
терпеть, а потом срываешься! Только Семенова наебала нас. Она
ходила как королева, как в песне у Пугачевой, только не такая уж
она была блондинка. Говорила, что ебется с кавказцами. Она
на спор поцеловала Волкова! Вот сука, он же нраааа-авился
мне. Она была кааа-к, ккк будто бы хуже шлюхи, ведь она
говорила, что ей нравится ддделл-ать ЭТО бесплатно. И она пришла к
нам начче-ечердак, когда мы устроили ей бойкот. Она
смеялась! Обманула нас! Засссукалужила-а!

А ммать у неё оказалась ххудож-ница, отец – вв-оенный. Он её забирал
из школы, она же врала всё! всё!, что это ллю-бовник, что
это «папик» за ней приез-ез-жает. И подарки были оттацца! И
по вечерам её не пускали, не пускали ггу-лять. Как все
плакали на похоронах. Я сейчас зза-здохнусь от ссслезсчертшлюха
блядбблядь шлюхаяты знаю, что ты девственница, ты ведь ддва,
ддва раза обманула нас!... Ты там лежала, мы потные были,
слезали с лестницы, боялись, а тебе всегда было похуй, тебе не
надо, не надо стонать, не надо дышать так «АаоооАААА» и
закатывать глаза и дугой… выгибаться – не надо. Ты там лежишь. И
даже отомстили. А кто, зз-а меня, отомстит?!

– Вы, наверное, Ольга Валентиновна?

Женщина вскочила со стула так резко, что тот пошатнулся и чуть не
упал. Женщина, кажется, недавно плакала, лицо её было красным,
глаза затекли. Прижимая сумочку к груди, она пробежала мимо
психолога и, дробно цокая каблуками, слетела по лестнице к
выходу.

Но уже у ближайшего ларька она замедлила шаг и стала продумывать
план обмана мужа. К психологу она не пойдет – решено. Деньги
пригодятся. Пока что можно купить глянцевый журнал с
многообещающими заголовками: «Симуляция оргазма – на чем они нас
ловят?», «Психологи как они есть» и «Торт-парфе, выпекаем с
Николь Кидман». Можно посидеть в кафе, придумать, что она
скажет, что соврет, что использует... Всё будет хорошо.