Онтологические прогулки

Интернет поставил человечество перед загадкой: если любое
произведение можно бесконечно воспроизводить и мгновенно
распространять по всей планете бесплатно и не ставя автора в известность
об этом, то останется ли она в таком случае товаром, на
который найдется хотя бы один условный покупатель? Кто в таком
случае вообще заинтересован в том, чтобы быть посредником
между автором и бесконечным множеством предполагаемых
читателей, которое без рекламы неизбежно стремится к нулю? Каково
будет отношение рядового потребителя культуры к тому
произведению, которое абсолютно доступно и бесплатно? Если никто за
посредничество в распространении и рекламе произведения ничего
не может получить, то как вообще может осуществляться
развитие сетевой литературы? Бумажная литература в истории
человечества развивалась столь стремительными темпами потому лишь,
что всегда – с папирусных времен – была предметом
собственности.

Первым пришедшим в сеть литераторам и их друзьям программистам
пришлось разработать совершенно новый набор методов,
соответствующих этому совершенно новому набору обстоятельств.

Большинство людей, организующих по законам рынка «писатель-читатель»
первую в истории «софтовую» литературную собственность, –
именно программисты. Они не имеют опыта в области
нематериальных товаров, а литературный «товар» причиняют им столько
хлопот, что всегда проще отказаться и найти другой, более
прибыльный в Интернете бизнес. Профессиональны литераторы,
пришедшие в Сеть по зову сердца – помочь начинающим авторам встать
на ноги – поступают так, словно можно каким-то образом
законы бумажного рынка или, положим, старые советские методы
централизованного (государственного) управления заставить
работать на необъятных просторах Паутины.

Граница двух сетевых культур – начало нового тысячелетия. До 2000
года сетевая литература, с точки зрения стороннего
эстетствующего наблюдателя – это гипертексты: проект «Роман», «Пробел»
Баяна Ширянова, «Сад расходящихся хокку»... Это вера в то,
что вебдизайн может определить новую литературу и обновить
старые жанры.

После 2000 года это уже не привлекает. Неужели кто-то всерьез
предполагал, что литературу может определять не содержание, не
форма, а вид носителя информации и его свойства? Последний
может определить лишь особенности маркетинга, которые с
качеством произведений имеют отношения весьма опосредованные.

Что до содержания и формы, то на них серьёзно сказывается тот факт,
что неподцензурность литературного процесса тесно связана с
нецензурностью и маргинальностью, а то и с функциональной
литературной неграмотностью. Самосознание сетевой литературы
началось с нуля. Не может же принципиально новое явление
стать вершиной постмодернистской, для нынешних времен уже старой
литературной системы, каковой и предстали перед нами
гипертексты? Их смыло волной современной эволюции, в которой
клетки делятся с неимоверной частотой, создавая первые
многоклеточные литературные сообщества. Они первозданно-агрессивны и
всеядны – с особенным хрустом переваривают эротику, фэнтези,
все виды стиха от Тредиаковского и Ломоносова до наших дней,
не гнушаются философией и романами. Правда, последние еще
плохо перевариваются, и сетевая литература постоянно страдает
несварением желудка.

Первые теоретики сетевого маркетинга, пришедшие в сеть не торговать,
но экспериментировать над организацией в Сети некой утопии
– литературного либерального общества потребления продуктов
культуры, ныне занялись серьезным интернетбизнесом (Делицын)
или почивают на лаврах где-то на форумах «Тенет» и «РЖ» –
последнем убежище старой культуры «для своих». Своеобразная
сетевая Шамбала, никому не ведомая и таинственная, частично
распространяющая свое влияние на ЖЖ и через отдельных
представителей на СИ Мошкова. Может быть, все дело в том, что
отцы-основатели повзрослели? Семь-восемь лет назад они ломали
копья и дрались, исполненные романтики, на Арт-Тенетах,
Тенетах-98, в ЛИТО им. Стерна Житинского, Леде (редколлегия –
Светлана Епифанова, Дан Дорфман, Сергей Анисимов, Амазонка,
Александр Гейман), Сирано, сатирико-юмористическом журнале при
ЛИТО (редакторы – Михаил Бару и Дмитрий Горчев), Салоне,
детище Фиты, Сосисечной – юмористическом сайте Хрюши. И отдыхали
душой в ЛИМБе – милой их духу эстетической среде – это был
поэтический журнал + клуб (основатели – Константин Шаповалов
и Фарай).

Небожители – «старшее» поколение: Леонид Делицын, Евгений Горный,
Роман Лейбов, Дмитрий Манин, Мистер Паркер, Алексей Андреев
(ЛЕХА), Александр Ромаданов (Алексрома), Вячеслав Курицын,
Александр Шерман, Сергей Кузнецов. И поколение, следующее за
ним: Дан Дорфман, Георгий Жердев, Дмитрий Коваленин, Миша
Вербицкий, Михаил Визель, Дмитрий Горчев, Геннадий Рябов, Павел
Афанасьев, Игорь Петров, Лев Пирогов, Александр Гейман,
после раскола «Арт-Тенет» и скандалов, изрядно вымотавших нервы,
предоставили графоманов самим себе, и это было для
профессионалов первой сдачей позиций. Хотя происходило все очень
постепенно, с виртуозными взлетами во время падения: «После
скандала с НП, – пишет Светлана, – (это конец мая, подведение
итогов Арт-Тенет-97) отпочковалось ЛИТО, которое учредило
конкурс Арт-Лито. В течение 98-99 года открылись те журналы и
среды, о которых я писала. На Тенетах-2000 Леня прыгнул выше
головы, создав уникальный сервис в виде гестбуки при каждой
работе и Ленты. Творческие объединения уходили в небытие
постепенно, основная причина – надоело играть». Значит ли это,
что надоело играть в профессионализм, при том, что дилетант
Делицын оказывается на голову выше профессионала Кузьмина в
вопросах выбора лучших произведений и порядочнее в вопросах
вкусовщины и групповщины?

Удручает то, что вместе с ними ушли первые попытки сетевой
публицистики и литературоведения занять подобающую им позицию «над
литературным процессом». Если в бумажной литературе критика и
публицистика, развивающиеся вокруг одних и тех же
литературных ситуаций, словно вырастающие из одного корня, находятся
чаще всего на вторых ролях, то в условиях Сети это не так –
корневище здесь хиленькое и слабенькое, поэтому сетевая
публицистика вырастает не столько из самих текстов сетераторов,
сколько из внешнего по отношению к ним мира великой русской
литературы.

Разумеется, в стихах и романах, впервые опубликованных в Сети, можно
найти немало занимательного, и это каким-то образом
объясняет, почему их кто-то все-таки читает, номинации этих
произведений на различные конкурсы тоже можно чем-то объяснить, но
душа читателя все-таки тянется к подлинной культуре, и
поэтому литературная критика, постоянно отсылающая к именам
Пушкина, Достоевского, Белинского и философская публицистика,
отсылающая к именам Гегеля и Хайдеггера, куда более
привлекательна, чем неумелые полушарлатанские попытки большей части
сетевых авторов что-то там срифмовать.

Однако, к думающему человеку в сети относятся с большим уважением, к
нему приходят, с ним советуются. Он может, как Дан Дорфман,
ругать за «безнравственные» проступки Пушкина чтобы
низвести гениальность как категорию и на этом построить теорию
интерактивности сетературы, Пушкина писать в комментариях с
маленькой буквы, а сетературу – с большой, что противоречит
законам грамматики, зато соответствует его, дорфмановским,
приоритетам, и при этом оставаться отцом-основателем, самой
уважаемой фигурой литературного Интернета.

Дан Дорфман еще в апреле 1997 года опубликовал в «Новом Русском
Слове» документальную повесть «Рунетные войны». Главные герои
повести – авторы сети и Дмитрий Кузьмин, опубликовавший в «ЛГ»
статью, в которой отказал дилетантской сетевой литературе в
праве на существование. При этом сам же создал сайт в сети,
претендующий на профессионализм. Но Дан Дорфман строит свою
критику Кузьмина и во всех последующих своих статьях, (хотя
позиция Кузьмина уже стала делом – появился «Вавилон») на
том, что проповедник искусства для искусства не учитывает
русского менталитета, стремящегося к виртуализации:

«Русская литература всегда стремилась к ВИРТУАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ. Русские литераторы хотели жить именно в этой реальности. И надлом в
их сознании происходил из-за того, что такой возможности у
них не было. До появления СЕТИ. Но как только появилась Сеть,
мрачные столетия кончились. И Сетевая литература, которой
по Кузьмину не существует, это и есть прорыв в царство
идеала. Поэтому человек, зачёркивающий Сетевую Литературу, в
глазах тысяч сегодняшних Сетевых Литераторов – ВЕЛИЧАЙШИЙ
ПРЕСТУПНИК ВСЕХ ВРЕМЁН И НАРОДОВ».

Разумеется, Кузьмин не противник виртуальной реальности и не
«преступник всех времен и народов». Для Кузьмина важно, чтобы что
виртуальная реальность строилась по законам литературы, где
важную роль играет диспозиции «талантливо-бездарно»,
«профессионализм – дилетантство», а для Дорфмана – по своим
собственным, сетевым законам, скорее моральным, чем художественным.
В этом противостоянии профессионализм противопоставлен не
воинствующему дилетантизму, а интерактивности. Кузьминский
«Вавилон» ориентируется на нечто иное, чем собственно сетевая
литература, и это иное – классика. Чтобы максимально быть
приближенной к идеалу, сетература, предполагается, должна
копировать структуру бумажной литературы, а, значит, создавать в
себе журналы наподобие «Русского переплета» и «Вавилона», в
редакции которых будут живые представители эпохи с хорошим
литературным вкусом.

Очевидно, деятели Сети все время пытаются разрешить какую-то мысль
об обустройстве этого безграничного пространства. И основная
проблема находится на стыке этического с эстетическим. Сеть
– великолепная бабка-повитуха идей, и любой здесь поневоле
думает вместе с другими, идет сознательно против инстинкта
собственной писательской самости, инстинкта обдумывать
проблему в тишине и решать ее для себя. Нет такого у писателя
инстинкта, чтобы отдавать свою недодуманную мысль другим и
разрешать ее с кем Бог пошлет. Тем не менее, в пределе, человек
пишущий в Сети подавляет в себе собственнические инстинкты. Он
преобразует писательскую природу – не в сторону банального
базарного общения, а через личную индивидуализацию себя как
писателя в полную деиндивидуализацию. В сети он возвращается
к внеавторскому говорению.

Этот феномен нельзя сравнить с литературной студией – там под
бдительным надзором руководителя идет обсуждение
достоинств-недостатков произведений. Здесь надзора нет, беседа складывается
стихийно. Не становится она и энтропией произведения –
распадом созданного единства на атомы, а представляет собой
реальность диалектическую, опосредованную, свободно перетекающую
из одной темы в другую, и активно противостоящую энтропии.

Вот почему споры вокруг «Тенет» были для истории сетературы куда
важнее и эстетически продуктивнее текстов, представленных на
этот конкурс. Тем не менее, из-за несерьезного к ним отношения
все эти тексты не сделались литературным фактом. Впервые
сетературу с гестбуком уравнял Владимир Баранов. Его статья
THE GUESTBOOK OF TERMINUS появилась в Сетевой Словесности 5
января 1998 года. В последующей дискуссии (гестбуке), он
уточнил: 'Теперь о тезисе, точнее, аналогии «гестбук –
сетература»_ ¹.

«Для многих – гестбук это именно «речь», а не «текст», а писание в
гестбук – не «работа», а естественный способ общения –
существования в виртуальном мире» _ ², – пишет Евгений Горный, пытаясь
понять, что же, собственно такое – сетевая литература, и в
какой мере она – гостевая (место), в какой мере – речь
(процесс).

До этого об уникальной роли гостевой книги – без отождествления ее с
сетевой литературой – говорил в предисловии к сборнику
линков «Гостевая книга АРТ-ТЕНЕТА и ее дети» Алексей Андреев.
Это действительно новый жанр, «новое произведение» по
Андрееву. Можно добавить: новая жизнь, новое дыхание Слова, данного
человеку Богом.

В качестве своеобразного итога этих споров рождается Роман «Пробел»
Баяна Ширянова, произведение, в котором сам роман – это
пробел, и далее идут комментарии и размышления автора.
«Сетература существует наиболее активно в виде комментариев, зачастую
– интерактивных комментариев», – пишет Баян Ширянов.
Действительно, на нынешнем этапе развития сетевой литературы живое
слово удобнее искать именно в гестбуке.

Отрадно, что на комментариях не построишь шоу-бизнеса, комментаторов
не пригласишь на фестиваль, не организуешь конкурс
комментариев – в эту тупиковую, по мысли нынешних властителей
сайтов, ветвь сетевой эволюции вкладывать деньги бессмысленно. Тем
лучше для самого жанра и хуже для устроителей. Им
представляется более разумным вкладывать деньги в фестивали, в
конкурсы стихов и других малых жанров. Но из всего потока
раскрученной пишущей братии нет ни одного, кого бы стали читать
просто за то, что у него хорошие стихи – вне всех этих
конкурсных контекстов и метафоры «сеть – торговля».

И это понятно – зачем размещать свои творения в Паутине, когда
бумага куда лучше для этого приспособлена. Она и хранится гораздо
дольше, чем сетевые ресурсы, которые могут в один момент
заявить о своем закрытии.

Чтобы поэта прочли, его нужно принять как экспозицию.

Что такое для сетевых маркетологов гестбук? Это прежде всего элемент
маркетинга. В условиях литературного конкурса произведение
становится обычной для Интернета экспозицией и выставляется
на торги. Комментарии – это торги, не имеющие свойств товара
или экспозиции. Но они дают произведению прибавочную
стоимость, которая приплюсовывается к самой экспозиции. Для них
эти комментирования – обычный торг, где одна сторона хвалит
товар, другая старается показать его изъяны, чтобы снизить
цену. Под категорию «торг» попадает и литературная критика и
публицистика, возникающая вокруг этих произведений. Качество
литературной критики для маркетологов Интернета определяется
не художественными особенностями оной, а степенью влияния ее
на конечный результат – посещаемость экспозиции.

В результате из «Тенет» получился не собственно конкурс, а
эксперимент по осуществлению в Сети программы «раскрутка автора».
Леонид Делицын, организатор этого эксперимента, был поначалу
более озабочен вопросами «продажи», рекламы, посещаемости и
продуктивности, нежели собственно творческими делами. Он
анализирует посещаемость сайта «Плейбой», тех ресурсов, которые
оставляют на его страницах рекламу и апробирует какие-то из
общемировых методик на русском литературном Интернете.
Разумеется, о продаже поэзии говорить можно лишь условно – это
было что-то вроде экономической игры, в которой не участвовали
реальные деньги. Делицын, в частности, «никогда никаких
денег с этого не получал, наоборот – вкладывал. Искал спонсоров.
Но был категорически против взимания денег с авторов. И
вообще против коммерциализации Тенет» _ ³. Поэтому в отношении
«Тенет», СИ Максима Мошкова о торгах, экспозициях и продаже
можно говорить лишь метафорически. Это некая коммунистическая
(безденежная для жителей государства) модель, которая
обошлась и в случае СИ обходится в копеечку лишь самим
экспериментаторам.

Произведение, став в Сети товаром, работает по законам рынка, а
конкурс выполняет роль генерального сайта, куда стекаются
основные посетители литературного Интернета. Сейчас на этот сугубо
технический прием рассчитывает Максим Мошков, поддерживая в
своем «Самиздате» массу различных конкурсов – и
действительно, страницы с конкурсами – самые посещаемые, а победившим
авторам достаются крохи со стола устроителей. Из ста видевших
ссылку на произведение рекламируемого автора от десяти до
тридцати человек посетит его страницу. Отношение визитов к
числу экспозиций напрямую зависит от количества упоминаний,
ссылок и разборов-аннотаций. Тем не менее экспозиции не
торопятся стать литературным фактом. Делицын с удивлением
замечает, что возраст популярных личностей Рулинета разнится с
возрастом обитателей «серьезной» компьютерной среды. Этот факт
дает основание предполагать, что творческая компьютерная среда
имеет свои собственные законы развития, еще до конца не
изученные.

Окололитературным и научным фактом становятся сами эксперименты
Делицына и Мошкова. Лидер окололитературного рынка Кравчук с
самым посещаемым сайтом «Стихи.ру» пошел на риск и отказался от
конкурсов на том основании, что делицинская схема у него не
сработала: страница конкурсов оказалась менее посещаемой,
чем страницы отдельных активных авторов. Поэтому он активно
поддерживает интерактивность – посещения авторами страниц
друг друга. За это начисляются баллы, на которые авторы сейчас
реально могут купить себе рекламу.

Велик ли шанс заработать себе литературное имя и выбиться на первое
место в рейтингах у отдельного человека, одного из десятков
тысяч создателей WWW-страниц? Чтобы войти в первую сотню
самых популярных мест, можно заплатить реальные деньги, можно
завести массу друзей, которые, постоянно посещая его
страницу, дадут реальный доход, эквивалентный тем деньгам, на
которые можно купить себе рекламу. На сайте Стихи.ру одним из
спонсоров этого сайта – Виктором Авиным был организован фонд
Михаила Сопина – поэта в своих Вологодских краях весьма
известного, но в условиях Интернета обреченного на безвестность –
500 читателей в год. Крупнейшие акционеры сайта (заработавшие
себе несколько десятков тысяч баллов), скинулись и создали
этот фонд. Автор приобрел совершенно неожиданно для себя
огромную популярность. Баллы из его фонда выдавались лучшим из
лучших, по мнению устроителей, поэтам. Но, чтобы удержаться
на вершине маркетинговой славы , нужно иметь железные нервы,
их у Михаила Сопина, прошедшего лагеря уже пожилого
человека, не оказалось. В его смерти тут же обвинили главного
маркетолога проекта «Фонд Сопина». Проект был закрыт
заблаговременно, когда стало ясно, что поэт находится в тяжелом
состоянии, баллы куда-то незаметно исчезли.

Этот практически единичный случай раскрутки подлинно художественной
WWW-экспозиции показал, что к маркетингу профессиональной
поэзии Сеть еще не готова, поскольку не включились еще
механизмы профессиональной литературной критики – она только-только
начала зарождаться в гостевых и на форумах, но отношение к
ней и со стороны маркетологов (как к торгам) и со стороны
графоманов (критика вторична, я первичен) прагматично, но не
настолько, чтобы всерьез у кого-то из устроителей возникла
мысль о ее использовании. Критика на своей конечной остановке,
в момент, когда ее развитие остановилось – дама, конечно,
продажная, но чтобы ей осуществить это свое свойство, нужно,
чтобы ею хоть кто-то заинтересовался, кто-то своею
заинтересованностью притормозил ход ее развития.

Пока же она в Сети развивается темпами для литературы реала, где
критику купили, немыслимыми. От самых площадных своих форм,
сходных со скоморошеством, она переходит к самым серьезным, но
остающихся такими же популярными осмыслениям сетевого
литературного процесса, более того, она уже приходит к осознанию
себя как основного жанра сетевой литературы – ведь до тех
пор, пока критика и публицистика не выставлены в качестве
экспоната на торги, они имеют шанс развиваться как собственно
искусство, чего нельзя сказать о стихах, которые в сознании
сетевых авторов изначально создаются для размещения в
экспозиции, вокруг которой автор, уже создавая произведение,
предвкушает определенный вид дискурса-торга.

«Изгнания торгующих из храма» не получается. Сетевая культура
завязана на торгово-рыночных отношениях, и стихотворение может
стать товаром, если автор его научится торговать. Создатель
литературного ресурса (торговец информацией) вкладывает деньги
в создание сервера, ожидая экономической выгоды, в первую
очередь именно для себя.

И он готов пожертвовать идеей ради дохода. Обидно, когда литераторы
не видят, что их интересы иногда прямо противоположны
интересам хозяина литературного ресурса. Он готов пойти на затраты
и обратиться к профессионалам, если видит, что эти затраты
пропорциональны выгоде – количеству посетителей экспозиций,
представленных на его сайте. Но он тут же готов избавиться
от них, если появляется некая новая элита, которая своей
деятельностью приносит больший доход.

Вторая сдача эстетических позиций произошла в 2004 году, уже другим
составом литераторов. Все мы помним, каким ударом для
редколлегии и профессионального жюри самых популярных в сети РЛНС
(Стихи.ру и Проза.ру) стало их устранение и замена всего
состава, приглашенного извне, на своих, местных раскрученных
«авторитетов», которые своим взаимодействием, создали
энергетическое поле, намного превышающее энергетические поля
конкурсов. Они брали не образованностью и талантом, а пошлостью и
цинизмом. В их деятельности пороговое отношение сигнал-шум
превосходило это же отношение в деятельности профессионалов.
Они слишком буквально поняли, что качество произведений в
Сети не имеет никакого значения. Программисты, врачи, учителя,
военные в отставке, матери троих и более детей, восторженные
и вечно влюбленные девушки из провинциальных областных и
районных городов и сел России и ближнего зарубежья нашли на
этом всеобщем рынке сбыта свое место и почти на равных
конкурируют с уже признанными мастерами слова. Если бы только эта
конкуренция была четной и отбор шел исключительно по
профессионально-эстетическим критериям... Если бы последний,
пришедший на литературный сайт в силу своих способностей
действительно мог стать первым, но легче верблюду пролезть в игольное
ушко, чем талантливому поэту пробраться на вершину топ-листа
или занять место в первой десятке самых читаемых авторов.
Благодаря цифровой технологии, информация отрывается не
только от материального плана, но и от плана духовного, от этики
и эстетики. Слово «талант» становится мерой причастности
сетевика бумажному миру – если он талантлив, то непременно
выйдет из Сети, чтобы материализовать свои произведения, а если
удастся, то и выгодно продать их. Это, в свою очередь,
увеличит его популярность в Сети, приведет к нему еще больше
френдов – читателей его лент и отдельных произведений. Поэтому
сейчас в Рулинете самыми читаемыми остаются те, кто и без
Сети читаем. Для реализации автора нужна вещь, и это должна
быть вещь, которая работает, которую можно продать.

На первый, конкурсный по сути своей, собственно сетевой маркетинг,
наиболее продвинутые владельцы сайтов фантастики и эротики
наложили новые формы раскрутки литературных страниц заказчика,
на первое место среди которых претендует рассылка. Если
сетевой маркетолог имеет 35-36 собственных рассылок, около ста
тысяч подписчиков, то он вполне может взяться за раскрутку
любого самого безвестного литературного трудяги, готового
выпускать более-менее доброкачественный литературный продукт.
При этом подписчики рассылки, организованной на раскрученном
сайте, действительно ходят по рекомендации устроителей на ту
страницу, где расположено произведение автора. Оно, как
правило, принадлежит к одному из популярных жанров и отвечает
требованиям читабельности. Но расположено оно на
общедоступном ресурсе – там, где есть рейтинги, баллы, интерактивность,
и количество читателей-оценщиков автоматически делает автора
звездой сайта.

Профессионалы, приглашенные «володеть» в первые годы всеобщей
неразберихи, остались ни с чем. Тех, кого они раскручивали, по
какой-то странной причине, все быстро забыли, на вершинах
популярности надежно закрепились те, кого они никогда не
рекомендовали бы к прочтению. Их самих, таких талантливых, именитых
и уже известных в «реальной» литературе, променяли на
каких-то мальчишек и девчонок, молокососов, ничего не смыслящих в
литературе. Как тогда торжествовали обиженные невниманием
профессионалов графоманы, смакуя поражение зарвавшегося
профессионализма!.. Конечно, теперь уже никто не вспомнит фамилий
и ников тех, кто их тогда заменил. Хозяину сайтов РЛНС
Кравчуку показалось невыгодным поддерживать и без того прекрасно
держащуюся на плаву элиту, более того, ему вконец надоели
все эти интриги, и он через полгода вообще закрыл конкурс.

Конечно, во всем произошедшем виноваты сами профессионалы.
Понадеявшись на свои имена, авторитет, они не вышли к людям, не
познакомились как следует с ними, держались в сторонке, в
дискуссиях занимали место исключительно родителей с розгами, никого
не убедили в правомерности своих вкусов, не поняли, что
сетевая ситуация купли-продажи требует переквалификации
литераторов в менеджеров. Агрессивная наглость вновь возникших
звезд воспользовалась растерянностью, интеллигентностью и
робостью, казавшихся сильными и влиятельными, литераторов.

Разумеется, при снятии запретов и ограничений инстинкт говорения
способен создавать не только сетевую литературу, но и
чудовищные деэстетические формы, «ибо говорение в Internet отдает
неуловимым распутством. Оно не требует от нас мыслительного и
стилевого усилия. Оно есть медь звенящая и кимвал бряцающий.
Автор сего несколько раз включался в интеренетовские
баталии, но после этого долго сгорал от стыда и колотил себя по
голове клавиатурой» _ ⁴, – пишет Валерий Сердюченко, повидавший,
во что превратился Рулинет, оставленный профессионалами.

Впрочем, кому они теперь интересны – упустившие тот момент, когда
можно было бы их изысканные вкусы подпитать большим рублем или
даже долларом и ввести какие-никакие ограничители? Пусть не
ограничители, а некие мастер-классы., где бы людям, не
сведущим в поэтике и риторике объяснили, почему поэты избегают
однокоренных рифм и однокоренных аллитераций. На бесхозно
предоставленную самой себе графоманию прежние устроители и жюри
профессиональных конкурсов взирают с опаской и удивляются,
как стремительно воруются их идеи, и теперь уже некий Ракита
– властелин сайта «Рукомос», имеет копирайт на идею,
высказанную некогда Даном Дорфманом о том, что для сетевой
литературы неважно качество, а важна интерактивность...

Уровень произведений по большому счету не имеет в сети значения,
если только эти произведения – не особым образом организованное
метатекстовое пространство, которое можно обозначить как
виртуальную публицистику. В том, что она разнородна и выходит
за пределы всех традиционных жанров, сомнений нет, но пока
обобщим: сюда входят философские споры о человеке, смысле
жизни и сущности бытия, попытки государственную «мысль
разрешить», обзоры, обсуждения, баталии, открытые письма,
приглашения к дискуссиям с самими дискуссиями, комментарии, рецензии,
дружеские обмены мнениями, рекомендации (приглашения
посетить и почитать), признания в любви/ненависти к тексту и его
автору, ответы на рецензии и замечания, дразнилки, панегирики,
защита своих и чужих теорий, мастер-классы и
литературоведческие штудии, дневники, презентации, статьи, написанные как
отклик на другие статьи, статьи, анализирующие ход
обсуждений интересных тем и много другой философической и
литературной возни, которая вне Интернета теряется, проходит
незамеченной, незафиксированной и чаще относится к устной речи. За
пределами сети пропадает множество кухонных философских споров;
здесь они зафиксированы и хранятся, как неоспоримое
свидетельство брожения мысли, которую в печатных изданиях уже давно
похоронили.

В сетевую литературу входят и дневники-ежедневники. ЖЖ – особый
сетевой мегажанр, содержащий в основе своей публицистику и
эссеистику: разница между этими жанрами в принципиальной
направленности текста «на себя» или «на публику».

Есть «собственно сетевые» информационные проекты, включающие
«собственно несетевые» жанры, о них рассказывает Алексей Парщиков,
сам создавший в 2002 году собственно сетевой проект
«Стихотворение на каждый день»: «В Интернете есть много проектов,
связанных с ежедневной информацией. Есть «Рецепт в день», есть
«Слово в день» (A day a word) – один из лучших проектов:
каждый день я получаю английское слово, краткую этимологию
его, происхождение, цитату из современного текста и
комментарии. Цитата из поэтов и прозаиков, из выступлений политических
деятелей. Все это как-то связано с текущими событиями.
Например, когда в Америке был скандал с русским хакером, вся
неделя была посвящена хакеровскому сленгу с выделением
особенностей словаря русских взломщиков. Была реакция и на события 11
сентября. Очень многое зависит от личности комментатора, от
круга близких ему авторов, от его иронии. Это особый способ
общения с человеком – через тексты третьих лиц» _ ⁵.

Интересно, что сам стих как внесетевое явление становится элементом
сетевой литературы, если его вовлечь в сетевой контекст
проектом «Стихотворение на каждый день» или «Сад расходящихся
хокку».

В ЖЖ наличествует практика, когда сами третьи лица принимают участие
в обсуждении: свой дневник ведут там многие известные
журналисты, чьи высказывания и являются неизменным поводом к
обсуждениям.

Типичный сетевой проект публицистичен, даже если он назван РОМАН _ ⁶.

И эта его публицистичность декоративного характера тексты
оформляются в некую гиперкнигу, представляющую собой набор стихов в
определенной последовательности или «путеводитель». Проходя
гиперкнигу по разным «маршрутам», читатель получает ощущение
растерянности перед лицом «возможного».

Наиболее востребованным оказалось литературоведение как
разновидность публицистики: удельный вес литературной графомании растет
не по дням, а по часам и с этим нужно что-то делать.
Рекомендательными списками, как у Макса Фрая _ ⁷ теперь уже не
отделаешься и чертовой дюжиной не ограничишься. Не поможет и «Улов»
Сергея Костырко – очень похоже на «+10» «Нового мира», где
выбирается 10 книг из макулатуры, приносимой авторами в
редакцию. Все критически-литературоведческое, что балансирует на
грани бумажной и сетевой литературы – сетью отторгается, но
и на бумагу не возвращается. Это нежить. «Жить», похоже,
зарождается изнутри.

Интернетмаркетинг на эту «жить» не рассчитан, он рассчитан на
историю, происходящую в один день, сегодня, и литературным фактом
здесь является лишь то, что происходит здесь и сейчас.
Посещают, как правило, ту экспозицию, которая размещена сегодня –
она мелькает в ленте опубликованных произведений и в ленте
комментариев – друзья первыми приветствуют каждое новое
произведение, написанное «своими» – и через неделю, когда
произведение уже прочитано всеми друзьями – оно перестает
представлять интерес и выводится из горячих рейтингов.

Уже никого из старейшин и отцов-основателей нет на заседаниях
великой кучки представителей различных сетевых ресурсов,
обсуждающих свои коммерческие и творческие планы. Деньги решают
сейчас многое и почти все. Они отдают литературу во власть иным
законам. Это верно не только для сетературы – бумажная давно
уже живет именно так.

Но если отцы-основатели сетевой литературы этот момент бумажной
литературы приветствовали, и Дан Дорфман поддерживал Дарью
Донцову, заявляя, что раз это интересно миллионам, то это
качество, и теперь ситуация с ним самим, оставшимся не у дел,
весьма показательна: если хозяевам сайтов он, профессионал, не
нужен, и если в его деятельность никто не вложит уже и медной
копейки, если его идеи принадлежат уже властьимущему Раките,
то что стоит он как интеллектуал и теоретик? Ах, да, что-то
напечатано в мало кому доступных источниках. Есть в архивах
«Сетевой словесности», «Русского журнала». Но что он может
сделать теперь с той околосетературной теоретической
графоманией, которая бесцеремонно переписывает историю сетературы
заново, оправдывая худшие пророчества Оруэлла! Однако,
первенство публикации в сети не продашь. Объектом купли-продажи
являются, как правило, самые свежие экспонаты.

Если раньше в полемике с Кузьминым он просто выговаривал, то с
нынешними «теоретиками» бесполезно даже спорить – они выступают
не как носители самосознания сетевой литературы, а как
всеядные обыватели, пережевывающие не ими созданные теории. На
паутинном рекламном рынке эти теории играют роль экономического
кредо, прибитого ржавыми гвоздями к товарной вывеске, тем
не менее, почти каждый из хозяев сайта – и Кравчук, и Ракита,
и Караковский попытались создать свое собственное
литературно-экономическое кредо и выставить его на всеобщее
обозрение.

Да, Караковскому, разместившему свою новую статью о сетевой
литературе в поддерживающей любые веяния и мнения «Сетевой
словесности» нет никакого дела до журнала «Топос», потому что там его
пока не напечатали, и он будет теоретизировать о том, что
дано ему непосредственно в ощущениях в «Точке Зрения», РЛНС,
«Термитнике» и ЖЖ. О «Самиздате», где по-прежнему нужно
работать, чтобы тебя заметили, он тоже не скажет. Это
естественно – он никого там и не знает.

Зато сетевых публицистов, критиков, философов, ведущих неустанные
дискуссии о сетевой литературе – читают. К ним ходят не
потому, что они такие оригинальные и могут вывернуть стих
наизнанку, а то и раздеться догола на сцене (инцидент в
«Липках-2005»), а потому что с ними интересно обсудить те вопросы,
которые действительно волнуют современного человека. Причем
обсуждать «в прямом эфире», в режиме реального времени, что
невозможно осуществить, если произведения публикуются на обычных
носителях информации.

Не пора ли жителям сетевой Шамбалы спуститься на нашу грешную землю
и прийти наконец, на популярные сайты, где они могут быть
сейчас интересны и читаемы. Та история, которую они вершили и
описывали в «Русском журнале» и «Сетевой словесности», –
утопическая история уже закончилась. Она и была не более, чем
абстракцией, и не выдержала столкновения с конкретной
реальностью, в которой пока еще нет места гипертектсуальным
изыскам, а есть лишь более-менее удачные эксперименты по
моделированию рыночных ситуаций с привлечением тщеславных обитателей
Интернета, заинтересованных в раскрутке своей литературной
экспозиции, которая вряд ли принесет им самим хоть
какой-нибудь очевидный доход.

Не находится подтверждения и опубликованной в 2000 году в «НЛО»
лингвистической теории Г.Гусейнова _ ⁸, согласно которой пережиток
коммунистического общества – ЭСХРОФЕМИЗМ определит тип
массового речевого поведения обитателей литературного Интернета.

Разумеется, в речи словотворцев или преобразователей слова может
присутствовать лексика хакеров как некий изыск или указание на
то, что и «чайники» кое-то знают и умеют, а непосредственная
передача разговорной лексики в письменной форме указывать
на некое панибратство, но все сглаживается обычной русской
литературной традицией: техницизмы, жаргонизмы и стилизация
под просторечие – это давние хорошо известные в русской
литературе приемы, злоупотребление которыми всегда считалось
дурным тоном, и нынешнее время – не исключение. Трудно себе
представить ситуацию, когда взрослое поколение Рулинета
перебрасывалось бы фразами из лексикона тинейджеров, разве что в
процессе адаптации, когда автор еще не сориентировался, к какой
группе по своему возрасту и интеллектуальному уровню ему
следует примкнуть.

В условиях же всеобщей коммерциализации сетевой литературы экспонаты
с речевыми изысками не выдерживают никакой конкуренции с
другими, менее изысканными экспонатами. Все равно на первое
место вырывается фэнтезийно-эротическое чтиво, детская
литература и вольная пока еще сетевая критика-публицистика, которой
более пристало изъясняться на великом и могучем, поскольку
на языке тинейджеров и хакеров не может быть выражена ни
русская идея, ни даже захудалый и политизированный ее
эквивалент. А вне русской идеи, вне попыток решить конечные вопросы
бытия публицистики на просторах нашей необъятной страны – а
теперь еще более необъятного русскоязычного Интернета – не
существует.

Другое дело – стеб. «Когда я еще много лет назад учил
анатомию+физиологию+психологию, – пишет Георгий Жердев в одном из своих
разделов, – (дикая смесь!), я изучал разность между
левополушарным (читай, западным) и правополушарным (соотв-но наоборот)
мышлением. То, что мы имеем сегодня – это агрессия левого
полушария vs правого. Мы настолько утопли в технологиях, что
не мыслим искусства без формы. Восток, с его правополушарным
мышлением, нам, западным интеллектуалам, глубоко чужд –
отсюда, скажем, недопонимание между мной и Буком.

Всем мне может быть интересен Восток – но вот их плоское
(правополушарное!) чувство юмора! А ведь именно благодаря чувству юмора
мы и выживаем!

Благодаря нашему жесткому, технологичному (?!), левополушарному
(ассоциативному!) чувству юмора. Вот это есть то, чему тем же
японцам учиться и учиться! Отсюда и все наше искусство, как и
наше мироощущение – сплошь фарс, стеб и бред – я говорю
конкретно о себе, но как о представителе поколения, которое
начинало с азов марсизма-ленинизма, а закончило...

Мы станем серьезными лишь когда мы помрем. И из этого проистекает
вся наша сетература» _ ⁹.

Не только сетература немыслима без стеба – в этом отношении она
традиционна. Это наше, извечное, в том смысле, что эпистолярное
творчество Ивана Грозного, передача отношений Печорина к
Мэри (Лермонтов) и Онегина к Татьяне (Пушкин) было своего рода
стебом, стебом же были рассказы Зощенко и доходящим до бреда
стебом «Бобок» Достоевского и «Мертвые души» Гоголя. Но все
это выражено было на великом и могучем без привлечения
жаргонной лексики. Она, в принципе, совершенно излишня и в
Интернете. Если, скажем, стеб Курицына с применением
постулируемой им свободной лексики перевести на русский язык
(отредактировать) – это будет вполне адекватный перевод, в котором не
будет потеряно ничего, кроме желания доказать что-то свое,
сугубо эстетическое. Желание приблизиться к народу посредством
сугубо эстетических оценочных конструкций: «Аффтар жжот»,
«Ржунимагу», «Фтему», «Фтопку» лишь отдаляет от него. Это
действительно речь сетевых торговцев, оценивающих экспозицию –
товар.

Из псевдонародной речи сетевых торговцев не возникает публицистики.
Ею не может быть выражено ни национальной, ни какой-либо
иной идеи. Это лексика, на которой уже существующие идеи удобно
приводить к абсурду, низводить их с высот. И в этом смысле
противостоит высокой поэзии. Так что если это условно –
поэзия, то низкая, не собственно поэзия, а профанный,
торгашеский ее эквивалент. Вряд ли он определит будущее сетевой
литературы, уже постигающей себя и знающей, что она не набор
неупорядоченно выстроенных экспозиций, и даже не гестбук, в
котором много еще от торга и поэтому отторгаемо. Она
– поэтапное осуществление идеала бескорыстного служения
слову в его подлинной декоммерциализации и свободе.

1. Светлана Епифанова:
http://zhurnal.lib.ru/comment/c/chernorickaja_o_l/antidor

2. Горный Е. О гестбуках: http://www.zhurnal.ru/staff/gorny/texts/gb.html

3. Свидетельство Светланы Епифановой: http://zhurnal.lib.ru/comment/c/chernorickaja_o_l/antidor

4. Валерий Сердюченко: http://www.lebed.com/2002/art3100.htm

5. Игорь Шевелев.365 поэтов без Пушкина, но с бен Ладеном. Алексей
Парщиков затеял уникальный проект в Интернете «Стихотворение
на каждый день» . Новое Время –№13.2002:
http://www.newtimes.ru/artical.asp?n=2940&art_id=2279

6. гипперсетевой проект РОМАН начат 10 октября 1995 года Романом
Лейбовым: http://www.cs.ut.ee/~roman_l/hyperfiction/htroman.html

7. Макс Фрай. Обозрение литературных конкурсов: http://www.guelman.ru/frei/13best.htm

8. Г.Гусейнов. Особенности языка и литературы сетевых людей:
http://magazines.russ.ru/nlo/2000/43/

9. Горный Е. Комментарий к статье Андрея Левкина «А на кой Интернет
без гуманитария?». Архив дискуссии:
http://www.litera.ru/slova/teoriya/levkin/d.al_letter.html