Проза

Начало

Окончание

В дверь постучали. Опять кого-то нелегкая принесла, как будто
им тут медом намазано. Хозяин потащился открывать – это была Аленка
Прохорова. Три года назад одинокий в семейном отношении Блажин
нежданно-негаданно сошелся с этой вдовицей среднего возраста.
Она была моложе его на пять лет, а ее мужа в лесу деревом придавило,
когда он втихаря от лесника хотел срубить пару стволов для постройки
бани. Пьяный потащился в лес, как раз майские были, которые тут
мало кто специально отмечал, а для некоторых, таких как он, и
повода не надо. Смерть наступила почти мгновенно. Васька Прохоров
был запойным алкашом, много крови у жены и детей выпил. Сейчас
те дети – сын тоже Васька и дочка Вика уехали учиться, и даже
не в Семеновск, а бери выше – в сам областной центр. На каникулы
приезжали два раза в год, зимой и летом. О связи их матери с Блажиным
не знали, а куда ей деваться – мужиков-то нормальных в округе
нет или уже сто лет как разобраны. Жили Макар и Аленка раздельно,
встречались урывками – часто не до того бывает, дела отвлекают
всякие. Неплохо бы съехаться. Прохорова была училкой младших классов
в сельской школе. Жила в Калиновке, а работать ходила в Китаево
за четыре километра, или на автобусе, если повезет. Туда же ежедневно
таскалась и Женька, только ей чуть дольше идти.

– А, это ты, Ален… Проходи-проходи, а у нас тут гость пожаловал
из города, про какие-то новые паспорта пришел рассказать.

– Какие паспорта? Я вон тебе еды принесла. Пил, что ли?

– У нас водяра есть, будешь?

– А то! Это дело мы завсегда уважаем. Жень, привет! Здравствуй,
юноша! Вот и я, добрая знакомая Макара Викторовича.

– Здрасьте! – Оба в один голос.

Аленкину еду подогрели и уселись все вместе вчетвером за стол.
Картошка была жареная, огурцы в банке, сало, алая пахучая закуска
из хрена. Женькины уроки так и остались несделанными которую неделю.
Володьке пришлось повторить опять свой захватывающий рассказ про
паспорта. Аленка что-то уже слышала по радио, но не придавала
особого значения:

– У нас тут такая глушь, дальше некуда. Пока дойдет, так целое
поколение сменится.

А Вовка отвечает:

– Не, Алена Петровна, им это надо как можно скорее провернуть,
а то контроля не получится.

– И чего, прямо денег не будет?

– Да будут, куда они денутся. Пока везде обычные бумажные, кое-где
и такие и такие, а потом будут только в электронном виде. Говорят,
что через год-полтора кранты: только виртуальные бабки останутся.

– Как это? В электронном? Виртуальном? Которые вертятся, что ли?

– Да не. Просто прислоняешь ладонь с устройством куда надо, к
датчику, и там всё написано: сколько потратил, сколько осталось.
Чего купил, тоже будет видно, до последней копейки, по списку.

– И даже, извиняюсь, тут все взрослые, прокладки и презервативы?

– Ну да, только там не будет написано прямым текстом, что презервативы,
есть особый код цифровой, и кто надо, сразу поймет. Будут разрешенные
перечни и запрещенные. К примеру, вот мужик какой-нибудь озабоченный
покупает много книжек про химию, про взрывное дело, а сам не химик
ни фига. И тут клавишу нажал – всё видно! Подозрительно же! Сразу
его спецы вызывают «поговорить», а если не одумается и дальше
будет подозрительное покупать, тут тебе и матерьяльчик: сам себе
дело шьет.

– Ну книжки про взрывчатку это ладно, мало кому так уж надо, да
и без книжек бомбу сделать можно, если умеючи. А народ-то чего?
Неужто все согласные? Это ж целая операция медицинская. Не больно?
Ладонь себе дырявить?

– Под наркозом, полчаса всего. Ой, а согласие трудно устроить,
что ли? И много ли народа осталось? Пару репортажей по «Времени»
смастерили, типа вот радостные трудящиеся очень торжествуют по
поводу новинки: стало удобнее, карманники сидят без работы, потому
что с чужим жучком даже в распоследний ларек не сунешься – там
еще цветной портрет, отпечатки пальцев, радужка глаза, пароль,
всё есть. Короче, ты как на ладони.

Вот незаметно и подошла первая емкость к концу. Блажин уже ерзал:
а если у Вовки нет второй, так что же делать? А как хорошо сидим!
Прямо хоть за свои деньги беги, а дорога до ларька полчаса в один
конец. Вопросил волнительно:

– Господа-товарищи, а как насчет продолжения банкета? Друг Вован,
ты как?

– Конечно-конечно, Макар! – отозвался Володька и достал еще одну
такую же.

– Ну молодец, Вован! Ценю! – Блажин успокоился в предвкушении
доброго часа жизни впереди.

– Папа, а может, и мне можно? – спросила Женька. Да еще с претензией
на что-то, как будто заслужила. В таком возрасте!

– Мала еще, у самой уроки не учены!

– Какие уроки?! Мир меняется на глазах, мы тут сидим, ничего не
знаем, а ты заладил – «уроки» какие-то!

Аленка постаралась примирить поколения:

– Ладно, Макар Викторович, пусть девочка немного с нами. Только
совсем чуть-чуть, и водичкой разбавим.

И тут Вовка влез, показал свою осведомленность:

– Водой разбавлять – это не очень хорошо, потому что водочный
баланс в организме нарушается. Вот старик Менделеев самую правильную
пропорцию придумал: сорок градусов, а запивать водку – это значит
менять процентное соотношение, еще хуже будет. Менделеевское правило
нарушать себе в убыток.

Тут Блажин:

– Самый умный, что ли? Дочь мне споить хочешь? И так тут одни
алкаши, так еще и эта у меня бухать начнет – куда ж годится!

– Ну пап, Алена Петровна же сказала: чуть-чуть! – Возопила Женька,
а сама наметанными глазками зыркает: сколько еще осталось.

– Да нет, просто или уж совсем не пить, или пить, так не разбавлять,
– приятно оправдывался Володька.

– А фиг с вами, еще много, пей сколько влезет, всё равно толку
от тебя с гулькин хер. Разбавляй не разбавляй – всё одно.

– Ну Макар Викторович, зачем же так, выпьет Женя немножко, отоспится,
и не будет больше. Правда, Евгения? – Сельская интеллигенция,
мать ее.

– Да-да, конечно! – Стакан пододвинула, и Блажин со вздохом налил
на четверть. Уломали, бабье племя.

Еще посидели, с Аленкой поговорили о делах житейских. Тут Вова,
совсем пьяный, стал клевать носом, кое-как на скамейке держится.
Того и гляди свалится рожей в треснутую тарелку для гостей. И
неудивительно: попробуй-ка вот так пошарахаться по морозу весь
день, а потом еще и пить надо.

– Эй, Вован, ты чё? Спать хочешь? Совсем хороший, готов уж. Иди
ложись, сейчас тебе Женька постелет на полу. Ступай постели.

– Да, Владимир, ложитесь, устали очень, а то как бы чего не вышло.

Женька пошла стелить. Блажин помахал ладонью у гостя перед глазами.
Тот с туповатой улыбкой что-то непонятное пробормотал и попытался
поймать блажинскую руку, но не получилось, координацию потерял
где-то. Глаза стеклянные-стеклянные, хоть заместо бус вешай на
шею. Хозяин потряс его за плечо. И тут на Володьку снизошло озарение.
Юный гость вскочил с лавки, выбрался на середину комнаты и чуть
не загремел по полу в направлении помойного ведра.

– Слушайте внимательно, что я вам сейчас скажу! – чуть не прокричал
хриплым голосом Володька и стал разматывать бинт на ладони. Все
трое онемели и воззрились на него. Упрямая марля запуталась, не
поддавалась, и тогда он под аханье Аленки схватил со стола нож
и стал перерезать тугое переплетение грязных лент.

– Может, не надо, а? Оставь нож, говорю! Вот придурок! Порежешься
или кого другого порежешь! – Блажин бросился было к хмельному
Вовану, но вот нож сам полетел обратно на стол.

– Смотрите! – Вовка шатался, как будто был в самом центре урагана.

И они увидели. Бинт уже валялся где-то под кроватью. Вся ладонь
Владимира была разворочена и покрыта густой бурой коростой, плоть
вырезана вглубь на добрых полсантиметра. Огромная чудовищная рана
едва не зияла. Остатки мышц красовались отрубленными волокнами.
Аленка вмиг протрезвела и закрыла рот руками. Женька сделала то
же самое, только медленнее. Вовка продолжил громогласно вещать:

– Да, смотрите, что они сделали! Они поймали меня и установили
насильно это дерьмо! Я не хотел, но меня заставили! Я не хочу,
чтобы меня контролировали! Электронные паспорта в печку! Но у
нас есть Сопротивление, и мне помогли братья по оружию. Нас пока
мало, но наши ряды растут. Очень больно, но необходимо. Мы знаем,
как с этим бороться. Они же не просто ставят это в полость, они
накрепко вживляют, и эта зараза становится частью тела и души.
Деталь одурманивает мозг, она отравляет душу, если она еще осталась!
А я не хочу! Мы не хотим!

Вовка остановился перевести дух. Те трое, словно восковые фигуры,
даже не догадались переглянуться.

– И я призываю вас: не будьте ничтожными марионетками! Сопротивляйтесь!
Они убивают нас, чтобы завладеть всем, что мы имеем. Как обычно,
всё из-за нефти и газа. Понимаете, мы уже заложники, и эти сволочи
не оставляют нам выбора. Боритесь уже сейчас! И неважно, что не
сможете ничего купить! Надо действовать по законам военного времени.
Очень больно, вы не представляете. Это! Очень! Больно! Но надо
преодолеть это в себе и бороться! Вы очень хорошие люди, вы мне
поверили, и я вам в ответ раскрыл душу…

На этих словах он рухнул на постеленное прямо в одежде и заснул
за миг до того, как его голова опустилась на подушку. Через полминуты
Блажин пришел в себя:

– Ален, пойдем-ка покурим.

– Да не курю я!

– Пойдем-пойдем, просто постоишь, а ты, Женька, сиди, доедай чего
есть, ничего не делай, смотри у меня!

– Ладно, пап, это я лучше всех могу.

Они накинули на себя теплое и вышли в морозную ночь.

– Ну и сказочник… Прямо не знаю, что и думать… – произнес хозяин,
когда после третьей или четвертой попытки сумел поджечь дрожащий
конец «примы».

– Какой сказочник?

– Да Володька этот, дери его мать. Нажил я себе геморрой на мою
седую башку! Значит, всё правда, что он нам наплел. Просто так
себе ладони не расковыривают.

– Да-а-а… И чё делать будем?

– «Чё делать», «чё делать»!.. В ментовку его по-любому, там разберутся.
Я с самого начала хотел, да сдуру приютил. А может, этим заниматься
должны кто повыше ментовки.

– Не надо, может?

– Чё не надо-то? Если он себе такое сделал, он и нас порешит за
просто так. Слышала? «По законам военного времени»! Это у них
шайка такая. Сопротивляются! Госизмена! Последнее дело! Там сверху
над нами хоть и козлы одни сидят, это все понимают, но чтоб на
них с вилами идти – да ну на фиг!

– А может, прав Вовка-то? Контролировать будут тотально. Ты только
прикинь: купишь туалетную бумагу, а там сидит агент и отслеживает…
Стыд-то какой!

– Ты мне философию не разводи тут. Я жопу газетами вытираю, да
и ты тоже. Соучастницей охота пойти? Мне такого счастья ввек не
надо. В ментовку гада, и точка. Если ни в чем не виноват – разберутся,
отпустят, а виноват – не хрен тут шастать и спектакли устраивать.
Сам допрыгался, сволота бунтарская.

– Ну ладно, как скажешь, в ментовку так в ментовку. А что делать-то,
не нести же его сейчас за километр. И Сидорчук, скорее всего,
опять бухой в доску, не примет.

– Короче, слушай сюда. Иди опосля в свою Калиновку, я этого тут
постерегу, для верности в подпол спущу. А утром зови Сидорчука,
и дуйте сюда, желательно пораньше. Про школу свою забудь. Тут
дело государственной важности. Отпустишь его – потом ищи-свищи,
этот таких делов может натворить, что мало не покажется.

На том и договорились. Зашли в дом; Женька, как и приказал ей
Блажин, сноровисто ничего не делала и сидела на своей кровати,
подогнув под себя ноги. Боковым зрением Макар увидел, что из бутылки
«Банкира» испарилось грамм сто. Но не стал сердиться на дщерь
свою: не до того. Проверил Владимира – тот отрубился всерьез и
надолго, еле слышно дыхание было. Блажин взял бразды правления
в свои рабочие и непривычные к данному занятию руки.

– Так, девки-бабы, ну-ка сдвигайте этого с настеленного. – Так
приятно ему быть распорядителем. Первым делом извлек из кармана
спящего паспорт в обложке «под мрамор». Женька сперва не понимала,
но ей сказали, чтоб не спрашивала, а делала, что скажут. Володька
недовольно засопел и уткнулся носом в пыльный угол.

Сдвинули на сторону. Блажин схватил настеленное, опустился в подпол
и разложил это где-то у стены. Было холодно, аж весь задрожал,
но ничего – недолго тут преступнику валяться, максимум часов восемь,
не помрет. Втроем надели на спящего его же пуховик, для верности
натянули сверху бросовую телогрейку и еще завернули в два одеяла.
Молодой гость стал похож на плененного Федю из «Операции “Ы”».
Много времени ушло на то, чтобы опустить его в подпол. Оказалось,
со всеми этими тряпичными наворотами он не проходит в отверстие,
и пришлось его распеленывать обратно. Когда спускали, будущий
узник подземелья ударился башкой о ступеньку, но не проснулся.
И уже внизу Блажину пришло на ум крайне полезное рацпредложение:
хозяин отыскал толстую веревку и накрепко связал Вовановы руки
и ноги. Для верности. В подполе его спеленали снова в том же порядке,
другой веревкой присобачили получившийся кокон к балке и с чувством
выполненного долга вышли на поверхность. Всё это заняло никак
не меньше получаса – руки не всегда слушались, да и темно: подпольная
лампочка перегорела. Устали донельзя. Хотели было продолжить праздник,
но суровый Блажин отправил Женьку в кровать, а Аленку – домой
в Калиновку, и чтоб без Сидорчука не возвращалась, хоть кровь
из носу. И пусть ментяра прихватит кого из личного состава соседнего
отделения. А сам хозяин Макар Викторович Блажин уселся за стол
– сторожить.

Женька заснула быстро, поворочалась немного и отрубилась глубоким
водочным забытьем. Блажин прислушался: была полная тишина, снизу
– ни шороха. Этот тоже спит, зараза. Ничего, посмотрим, как ты
будешь завтра своей покореженной ладошкой перед ментами хвалиться.
Раз вставили ценную деталь – значит, так и надо. Ход из подпола
припер тяжеленным комодом, когда его ворочал, чуть пупок не развязался.

И тут Блажин вспомнил про самое главное, что вылетело из головы:
рюкзак! Стараясь двигаться потише, Макар развязал его и заглянул
внутрь, запустил туда руку. Сверху лежала куча неинтересного тряпья,
посуда, продукты. Зато в самом низу полно каких-то мелких вещиц,
завернутых в газету. Он достал сверток, распотрошил его, вытащил
на свет горсть и отреагировал так, как будто это были живые скорпионы.
Чуть не заорал благим матом. Радиодетали! Паспорта это новые электрические,
других вариантов просто нет. С неподдельным ужасом рассматривал
микросхемы, на них не было ни следов крови, ни мяса, значит, тщательно
вымыли. Еще лежали какие-то блестящие тонкие диски с отражающей
поверхностью. Вот бы один взять, чтоб бриться перед ним, однако
нельзя: еще срок дадут за такое зеркальце. Да ну на хрен такое
счастье! Если всё верно, про что этот базарил, то за такой рюкзачок
можно всю жизнь сидеть не насидеться. Макар с опаской ссовал всё
на место, под лавку положил рюкзак, который на глазах превращался
в вещественное доказательство преступления. Блажин обещал себе
никогда в жизни его не касаться, что бы ни случилось.

Одному, конечно, не с руки водку пить, тем более если учесть,
чей напиточек-то. Но и не такие испытания пришлось пережить Макару
Викторовичу Блажину. И только тут на него напал страх: а вдруг
сюда явятся его дружки, маньяки с такими же распоротыми ладонями?
Скажут: кореша нашего подставил, мы тебя убьем! Вот так номер
будет! Но ничего, ничего… Досюдова еще надо добраться, найти,
а это несколько дней впустую, если наугад шарить. Не найдут. А
вдруг они совсем рядом, в Калиновке? Да брось, всего одну ночь
пережить, а там Сидорчук припрется с коллегами, тогда и всю округу
прочешут, ответил сам себе хозяин. И с каждым выпитым одиночным
стаканом воцарялась в нем уверенность, что ничего плохого в принципе
не может случиться ни с ним, ни с Женькой, ни тем более с Аленкой.
А совесть, что совесть… Ну приютил, потом повязал вот этими вот
руками, сдал кому надо – дело житейское. Еще раз повторил себе:
невиновен – разберутся – отпустят, виновен – получит свое. Работа
у них такая, вот пусть над этим и работают. Опять прислушался
– только легкий свист ветра в трубе, внизу – ничего не слыхать.
Допил в беспокойной тишине второго «Банкира» и заснул прямо за
столом, повергнув тяжелую главу ниц.

Утром часов в семь или около того, за окном темным-темно, разбудили:
Аленка, мент Сидорчук и трое солидных мужиков в гражданском. Дядьки
все солидные, серьезные, сразу видать – нездешняя порода. Дело
того стоит, значится. Взъерошенные, рожи взволнованные. Сразу
в один голос спрашивают: где этот самый?

Блажин с дикой похмелюги (не меньше бутылки вчера самолично выжрал)
отдал им паспорт преступника – оказался поддельный, полез в подвал.
И, ну что ты будешь делать!! Этот сбежал, сука! Диверсант хренов!
Как-то смог вывернуться из веревок да тряпья, а там, за ящиком
с соленьями, бревна еще с лета прогнили, ослабели, вот дырку и
проделал заступом, худосочное туловище смогло пролезть. Они тоже
за хозяином спустились, еще сказали: молодец, правильно сделал,
что изолировал в подпол опасного преступника, нельзя с ним под
одной крышей ночевать, а вот бревна у тебя, Блажин, херовые! Ты
их почини потом, на всякий случай.

Мужики засуетились, принялись названивать по сотовому, которые
Блажин только по ящику и видал. Сказали: срочно гнать всех сюда!
Привлечь вертолеты! Поймать злоумышленника! («Ничего себе! Вертолеты!
Ну попал этот!» – подумал Блажин, отпивая целительный рассол из
банки.) Делать нечего, надо догонять, они Макара и взяли с собой,
потому как знает местность и свидетель к тому ж. Хозяин оделся
и вышел в морозное сумрачное утро. У дома ихняя машина стояла
– мощный джип, и сидорчуков «козлик». Рядом еще какие-то серьезные
курили – четыре человека. Из той же разновидности. И собака с
ними.

– Есть фонари? Придется так идти. На восток должен двигаться,
он сам говорил. С машинами тут лучше не рисковать, – сказал Блажин.

– Знамо дело, а фонари-то есть, хоть соли, – отозвался мужик с
каменной рожей.

К их счастью, образовался наст, и едва-едва на толстой корке можно
было разглядеть легкие следы следов беглеца – в направлении будущего
восхода. Кто бы сомневался. Макар Викторович повел опергруппу.
Шли гуськом в ядовито-желтом фонарном свете, не разговаривая,
только время от времени один из серьезных передавал по сотовому
какие-то координаты и цифры. Изнурительная прогулка привела Блажина
в чувство. Потом по дороге его спрашивали о так называемом Семигоре
Владимире Павловиче, он честно рассказал, как всё было. Скрывать-то
нечего. Шли они шли, много шли, устали, когда небо наконец стало
светлеть, день будет ясным, как пить дать. И тут на фоне алого
солнца и яркого снега сначала одному-другому, потом всем вместе
привиделась на горизонте мелкая точка размером с блоху, которая
суетливо перебирала тоненькими лапками. Посмотрели в бинокль:
попался, голубчик! Человек, известный как Семигора В. П., собственной
персоной! Мужики и Сидорчук с ними ринулись вперед, как будто
позади не было тяжелого трехчасового пути по снегу. Блажин не
торопясь последовал за ними своим тихим ходом. От усталости перехватывало
дыхание, и уж не до курева. Вскоре группа нагнала объект. Они
сгрудились в кучу. Когда Макар Викторович подошел, то увидел:
этот валялся на снегу с красной рожей, не двигаясь и закатив глаза.

– Мертвый, что ли? Окочурился уже? – спросил Блажин.

Этому расстегнули куртку, разодрали свитерок и рубашку, один из
серьезных пытался уловить своим профессиональным ухом хоть какой-то
живой звук в неподвижном туловище. Другой осматривал истерзанную
ладонь. Третий какой-то железкой ломал сомкнутые зубы опасного
преступника.

– Да, смерть наступила внезапно. Везем к эксперту. Странно, какова
же причина? Коллеги, не знаете, случайно?

Серьезный, который предлагал солить фонари, долго смотрел в блажинские
заплывшие глаза, а потом сказал:

– Дед, а ты бы шел себе спокойно обратно, мы дальше сами разберемся,
и вы, Сидорчук, свободны пока. Идите, и вы знаете: всё, что было
сегодня, – строго между нами. За разглашение, надо думать, вы
в курсе, что бывает. Еще встретимся, счастливо. Спасибо за помощь!
Будьте вечером дома, и чтоб никуда не уезжать – мы зайдем. Короче,
никому ни слова, если неохота возле параши валяться.

С запада застрекотал вертолет.

Перед уходом в обратный, не менее мучительный путь Блажин неожиданно
для себя произнес:

– Так бывает, когда это… ну, человек идет в снежном поле, а к
нему люди кучей идут, он и думает: волки. От страха сердце разрывается.

– Не учи ученых!

– Макар Викторович, ну пожалуйста, не надо волноваться. Самое
страшное позади. Скажите просто пару слов.

– Да мне неудобно, свет такой мощный в рожу прямо светит, как
на допросе. С непривычки и заволновался.

– Да не на допросе вы, сколько можно уже! Ведь битый час тут мучаемся
из-за пустяка. Итак, давайте еще разик. Но чтоб всё нормально
было.

– Давайте попробуем.

– Да вы не на меня смотрите, а вон туда, на красную лампочку.
Это что-то невозможное! Секунд тридцать за глаза хватит. Еще раз
повторяю: передача «Чрезвычайные происшествия», по телевизору
покажут! Центральное телевидение! Вас что, каждый день показывают?!

– Ну извините, извините!

– Всё, поехали!

– …

– Как договаривались! А ну соберитесь! Ругаться буду сейчас!

– Э-э-э…

– Ну, давай!.. (шепотом).

– Кхе-кхе… Боюсь я!

– !!

– Ну, короче, э-э-э… Я счастлив, что мне первому на селе, да что
на селе – в районе целом установили это… как его… «умное»… Спасибо
большое за доверие! Такая честь для меня! Такой подарок! Пенсию
повысили! Рад служить государству, которое… это… заботится. Да,
заботится, между прочим. А дело было так. Пришел ко мне опасный
преступник под злостным предлогом переночевать, мастерски втерся…
в это… доверие… Я применил… э-э-э… оперативные мероприятия, тоись…
ну он мне рассказал про свои злодейства, хотел нас с дочкой соучастниками
сделать. Вот. Мы… я… его связали, связал. А диверсант убежал,
потом пришлось участвовать в задержании, догнали его, а он…

– Спасибо, Макар Викторович! Достаточно! Снято! Отлично! Слава
Богу, наконец-то. Всё, собираемся, поехали отсюда уже. Еще пара
таких сельских репортажей, и молоко можно просить за вредность!