Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Назидательное послание к нашему юношеству

Начало

Продолжение

***

Вот я сейчас сижу на даче. То есть что значит – как сижу? Естественно,
не в инвалидном кресле. Пока. Хожу. Смотрю на природу. И делаю
всякие открытия, которые были недоступны мне прежде. Открытия
в области относительности времени.

Так вот раньше мне это было недоступно, как и тебе сейчас, потому
что впереди была вечность. А что такое вечность, если без формул
и всякой такой тряхомудии? Вечность – это когда время не движется.
Стоит на месте. И ты не различаешь никаких изменений, происходящих
у тебя прямо перед глазами. А именно – под ногами.

А они таковы. Сегодня распустились одуванчики. Прошло два, от
силы три дня – и они уже все отцвели. Вместо них распустились
и благоухают ромашки. Это я приблизительно говорю, потому что
последовательность – кто за кем – не фиксирую. Так вот еще через
три дня колокольчики веселенькие ветром колышутся. И вот... их
уже и нет. Вместо них какой-нибудь иван-чай или мать-и-мачеха.

Так вот что делать с позавчерашними ромашками? Хоть они и были
веселенькими да нарядными, но теперь-то букет из них собирать
не станешь. Слишком уж отталкивающее впечатление производят.

Нет, не думай. Я тебя не запугиваю относительно твоей отдаленной
перспективы. Тебя сейчас никто и ничто запугать не может. Высунься
черт из угла, так ты его спросишь развязно: «Бутылку принес, тварь
рогатая?!»

Это я не запугиваю, а расставляю все точки над «и». Чтобы потом
это не свалилось бы на тебя, как снег на голову, чтобы у тебя
был бы какой-то механизм эмоциональной компенсации наработан.
Пусть и слабенький.

Так вот позавчерашние цветы – это сено. То есть, у каждого из
этих бывших цветков нет никакой индивидуальности. Каждый – абсолютно
никакой. Одним словом, сено, существительное среднего рода.

Так вот я для тебя сейчас и есть это самое сено. Таковым ты меня
считаешь. Потому что у меня, как и у сотен тысяч, у миллионов
таких же, отцветших, нет отличительных черт: душевных, духовных,
интеллектуальных, нравственных и каких там еще. Мы все для тебя
– сено, однородная масса.

И не отнекивайся, пожалуйста. Я это прекрасно помню по собственному
опыту.

Так какую мораль, какую практическую пользу ты можешь извлечь
из этого моего открытия в области относительности времени? Боюсь,
что никакой. Разве что вспомнишь лет через тридцать и заплачешь
беспомощными слезами.

И возьмешь суковатую палку. И пойдешь к реке. Ждать, когда же
приплывет твое прошлое отражение.

Но, боюсь, не дождешься. Вместо этого увидишь, как забурлит вода,
и на берег выйдет водолаз. Снимет свой шлем и скажет: «Батя, тут
тебе не самое синее море! И я тебе не рыбка золотая! Не хрена
меня гипнотизировать! Не буду я исполнять твои идиотские причуды!»

Но не казни себя – в далеком будущем – за то, что это якобы ты
своим идиотским ко мне отношением, как к сену, посеял эту традицию,
благодаря которой и сам стал сеном. Не с тебя это пошло. И не
с меня. И не в прошлом тысячелетии зародилось. Самым первым безмозглым
идиотом был Адам, который называл Господа бога – батей!

***

Так вот по поводу того, что ты не отличаешь меня от какого-нибудь
Иван Иваныча, а то и от Пульхерии Петровны. Это, милый мой, почти
расизм. То есть как если бы ты путал китайцев, которые для тебя
все на одно лицо. Потому что они китайцы, то есть люди существенно
отличные от тебя. Точно так же и я, и Иван Иваныч, и Пульхерия
Петровна существенно отличны от тебя. Тем, что мы уже давно отцвели.
То есть для тебя это качество, которым ты не обладаешь, полностью
затмевает все наши индивидуальные особенности.

Точно так же и я не способен отличить тебя от всякого рода Шуриков,
Игорьков, Владиков и даже от Милок и Оксанок. Потому что разницу
между вами для меня затмевает качество, которого у меня нет, –
цветение. И, следовательно, вы все для меня китайцы.

Поэтому мы, конечно, можем жить в добрососедских отношениях, уважая
чужие культурные обычаи, но страны-то у нас разные!

***

Конечно же, полученные тобой в школе сведения – подчеркиваю: сведения,
а не знания, поскольку знания по приказу Кремля давать сейчас
кому бы то ни было запрещено – о законах мироздания уже успешно
вылетели из твоего второго уха. Но, подозреваю, что какие-то крупицы
все же застряли в твоей черепной коробке. В частности, ты можешь
помнить, что время изображается при помощи горизонтальной оси
абсцисс, направленной слева направо.

Так вот это полная ерунда. При таком раскладе каждый дурак сможет
запросто ходить туда-сюда, слева направо и обратно, из настоящего
в будущее и из будущего в прошлое.

В действительности ось времен расположена вертикально. И направлена
не снизу вверх, а наоборот – сверху вниз. Именно такое расположение
и приводит к тому, что все мы (и ты в том числе), не прилагая
к тому никаких усилий, опускаемся вниз. Кто медленно, а кто летит
навстречу дну со свистом.

И никому не дано двигаться в противоположную сторону. Потому что
создатель, не давший бодливой корове рог, позаботился и о том,
чтобы у человека не было крыльев. В противном случае человек,
несомненно, являющийся самым вредоносным существом на свете, натворил
бы черте что!

Ну а теперь перейдем к практическому закреплению теоретического
материала. Поднимись в лифте этаж на пятый-шестой. Выше не нужно.
И посмотри из окна вниз. И ты увидишь, что от земли тебя отделяет
огромное расстояние. Это твоя жизнь, которую тебе предстоит преодолеть.
Если, конечно, ты прямо сейчас не сиганешь из окна.

А теперь спустись на лифте вниз. Выйди из подъезда. И посмотри
вверх. И ты увидишь, что между тобой и пятым-шестым этажом совсем
небольшое расстояние. Это тоже твоя жизнь, которую ты когда-нибудь
проживешь. В общем, сущая чепуха, можно сказать, расстояние одного
плевка. Расстояние одного плевка, который вместит и жизнь, и слезы,
и любовь, и прекрасные поступки, и мерзости, и сомнения, и терзания.
Ну, и совершенно свинское отношение ко мне, как к отработанной
породе, как к сену. Да, как к сену, какие еще могут быть ассоциации
у коровы, от которой ты не так уж и сильно отличаешься. Ну, или
будешь не слишком сильно отличаться, когда тебя каждый молодой
мудак начнет называть батей и покровительственно хлопать по плечу!

***

Ну, конечно же, конечно же, у нас с тобой совсем разный жизненный
опыт. И мой, разумеется, не идет ни в какое сравнение с твоим.
Потому что твой привязан к современности, а мой одной ногой стоит
во вчерашнем дне, заполненном различными атавизмами и анахронизмами,
а второй ногой, естественно, – в могиле. И какой из них – твой
или мой – лучше, полезнее, фундаментальнее, глубже, прогрессивнее
– это понятно даже козе. Ведь не станет же вменяемый человек всерьез
сравнивать какой-нибудь побитый молью так называемый компьютер
на базе 286 микропроцессора с совершенно улетным современным Целероном,
разгоняющимся до сотен мегагерц.

Собственно, я и слова-то такого – мегагерцы – отродясь не слыхал!
Знаю лишь, что сердце бьется с частотой один герц, а человеческое
ухо воспринимает колебания до двадцати килогерц. В моей башке
застряли лишь антропометрические истины, которые в современных
условиях совершенно смехотворны. Человек – это звучит гордо! Источник
этой сентенции, допускаю, тебе известен, в отличие от тех, которые
когда-то будут называть тебя батей. Этим, вообще, мало что будет
известно про великий, могучий, свободный и правдивый.

Согласен, это невероятно смешно: Человек – это звучит гордо! Смотря
какой человек! Ведь не весь же биологический вид, подавляющее
большинство представителей которого в подметки не годятся именно
тому Человеку, который звучит гордо. И лишь немногие из этого
пятимиллиардного скопища презренных тварей удостоены чести обслуживать
этого Человека. Человека, который имеет ограниченную численность
и неограниченные возможности, причем, не только финансовые.

Ты, конечно, человек умный, думающий. А потому и удостоенный чести
обслуживать этого Человека. И ты допускаешь, поскольку читал Руссо,
Жан-Жака, конечно же, что данная сентенция могла иметь какой-то
смысл лишь во времена родового общества. То есть когда еще не
появился настоящий Человек, возвысившийся над всякими прочими
человечками. Поэтому их всех вместе, скопом, то есть весь вид
можно было называть Человеком. Не столько в связи с качественными
показателями, сколько – с количественными.

Читал ты, конечно, и Фукуяму, естественно, Фрэнсиса. Не мог не
читать, поскольку это Новый завет, страстно пропагандирующий глобализм.
Поэтому ты прекрасно знаешь, что его термин «последний человек»
описывает вовсе не Человека-Который-Звучит-Гордо, которого Фукияма
прячет в тени своих логических хитросплетений. Его как бы и нет.
Однако он есть. Человек-Который-Звучит-Гордо, спрятанный Фукиямой,
не позволит локомотиву истории перескочить на боковую ветку. Только
вперед, только по магистральному пути неолиберализма, предначертанному
Фукиямой, которого спонсирует Человек-Который-Звучит-Гордо. Только
туда, где последний человек будет радостно похрюкивать в своей
резервации.

Что же касается второй истины, застрявшей у меня в голове во времена
бедной моей юности, то ее источника ты, конечно, знать никак не
можешь. Вот она: Жизнь дается человеку только раз, и надо прожить
ее так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые
годы.

Истина абсолютно универсальная, для любых времен и любого состояния
человека. То есть она из разряда «нравственного закона внутри».
Но наиболее актуальна, наиболее правдива она именно сейчас. Потому
что тогда, когда я был таким же олухом, как ты сейчас, не было
четких критериев того, что такое «цельно прожитые годы». Было
неизвестно, в чем точно измерять накапливаемый результат проживаемых
годов. Скажем, один посадил 54 дерева и построил 3 дома, второй
– подбил на войне 8 вражеских танков, третий – вырастил 7 сыновей,
четвертый – оросил пустыню и насадил в ней виноградники… Кому
из них меньше всего больно перед смертью – первому, второму, третьему,
четвертому?

А теперь существует полная определенность. Есть четкие критерии
– арифметические. Миллиардерам помирать веселее всего. Их прожитые
годы были насыщены осмысленными действиями. Миллионерам потяжелее.
Но и им вполне терпимо. А вот те, у которых в кармане пара сотен
долларов, а то и рублей, испытывают мучительную боль, совершенно
чудовищную. Они совершенно бесцельно прожили свои жизни, и других
им уже не дадут.

Правда, существует несколько иная интерпретация истины номер два.
Которая более оптимально описывает период перехода от одной общественной
формации к другой. Вот она:

А годы летят, время катится,

Кто не пьет, не ебет, потом спохватится.

Так что давай, батя, пей и еби с максимальной производительностью
пока молодой!

***

В общем-то, эту тему можно было бы и продолжить. Взяв, конечно,
несколько иной ракурс, поскольку долго рассматривать один и тот
же ракурс тебе не дает клиповое сознание, навязанное твоему поколению
рекламной индустрией.

Так вот иной ракурс являет нам – и тебе в первую очередь – следующую
«правду жизни»:

Кто не курит и не пьет,

Тот здоровеньким помрет.

Тебе такой бесшабашный подход, конечно же, импонирует. Потому
что у тебя в запасе, как известно, вечность. И я не буду тебя
в этом разубеждать. Потому что прекрасно знаю: старческие советы
об избегании губительных излишеств действуют на молодых балбесов
противоположно. Наслушается их молодой балбес – в данном случае
ты – и словно с цепи сорвется. И ну предаваться таким разрушительным
излишествам, о которых он только что и не помышлял. Перечислять
их тебе я не буду, сам лучше меня знаешь.

Почему так происходит? Да потому, что тот, кто дает советы об
избегании, сам в свое время недостаточно придерживался стратегии
саморазрушения. Это прекрасно видно по его неплохо сохранившейся
роже. И, следовательно, он дважды лгун! Во-первых, не исследовав
как следует действие пороков на человеческий организм, он сам
не знает, о чем говорит. Это ложь объективная. Но присутствует
и субъективная ложь, то есть правда, которую ты воспринимаешь
как ложь. Потому что, во-вторых, глядя на его хорошо сохранившуюся
рожу, ты думаешь: врешь, батя, по тебе видно, что пороки и излишества
ни хрена особо страшного с человеком не делают.

И такой ход твоих мыслей – это величайшее благо. Но не для тебя,
а для следующего поколения, тебе ненавистного, которое будет называть
тебя батей и хлопать по плечу.

Так вот, не поверишь ты старому лгуну, неплохо сохранившемуся,
и начнешь проделывать над собой чудовищные эксперименты. Жить
на разрыв даже не аорты, а гранаты в черепной коробке. И станешь
ты в сорок лет совершеннейшей рухлядью, трижды Инвалидом России.

И когда начнешь рассказывать молодому поколению о губительности
пороков и излишеств, то не поверить тебе будет невозможно. Даже
пьяные и обкуренные мгновенно протрезвеют и очухаются и будут
внимать тебе с превеликим ужасом, запечатлевшимся в расширенных
зрачках. И похлопают тебя по плечу, и скажут уважительно: «Да,
батя, ты прав!»

И не будет то поколение, ненавистное тебе, нещадно себя губить.
И когда дозреет до позорного возраста, то следующее поколение
– твои внуки, до которых ты не доживешь, – не поверит поколению
твоих детей и станет, как ты.

Вот так, дорогой мой, и работает основной закон генетики: наследственные
признаки передаются от дедов внукам.

Вот это и есть закон отрицания отрицания. Работает железно, хоть
ты, зачитавший до дыр Витгенштейна, Фуко и Фукуяму, отродясь о
нем не слыхал. И, подозреваю, ничего не знаешь о его источнике.

Вот так вот, блядь, сынок!!!

***

Тебе, конечно, прекрасно известна категория людей, с дьявольским
сладострастием изливающих свои проблемы на окружающих. Есть среди
них подгруппа, которая специализируется на теме здоровья. То есть
его утраченности и испорченности. Эти самые противные, поскольку
выплескивают на замешкавшегося слушателя даже такие омерзительные
подробности, как содержание в моче чего-то такого, чего у приличных
людей в моче быть не должно.

Причем, они не только противные, но и глупые. Поскольку все эти
сладострастные сетования абсолютно бессмысленны. Поплакавшийся
по поводу нищеты еще имеет шанс, хоть и призрачный, получить сколько-то
денег. В качестве откупа, чтобы не терзал рассказами о том, что
вынужден подтирать задницу мелованными рекламными листочками,
которые он выпрашиваешь у метро у распространителей. Но никто
не способен вернуть хотя бы капельку здоровья, как бы исповедующийся
ни глумился над своими слушателями.

Так вот я не стану доставать тебя аналогичными рассказами, хоть
мне и есть, что тебе поведать, отчего у тебя физиономия перекосится.
Скажу лишь одну вещь: велика вероятность, что скоро я оглохну.
Но не для того, чтобы тебя порадовать. Как раз напротив. Начнешь
ты мне говорить какую-нибудь глупость, вставляя через слова «батю».
А я буду смотреть на тебя и согласно кивать головой, поскольку
буду уверен, что ты называешь меня Владимиром Яковлевичем, а себя
– мудаком неразумным. И такой ты мне будешь даже отчасти симпатичен.

Что ты будешь думать обо мне, то меня волновать не будет абсолютно.

Так вот о глухоте. Я не случайно завел о ней разговор. Данная
награда уставшим от этого уходящего мира, в котором ты захватил
все время, включая и мое, имеет совершенно конкретную природу,
которая называется кохлеарным невритом или потерей чувствительности
слухового нерва. Вообще-то, в организме есть еще и другие нервы,
их много. И ты убежден в том, что у меня они почти полностью утратили
чувствительность. А у тебя они обостренно чувствуют, вибрируют,
словно божественная скрипка. И, следовательно, ты натура тонкая,
ощущающая окружающий мир во всех его нюансах. А я, соответственно,
бревном бревно.

В связи с этим я вынужден рассказать реальную историю, которая
произошла во время выбора лауреата питерской поэтической премии.
Жюри склонялось к тому, чтобы премию получил Виктор Соснора, поэт
замечательный, хоть, конечно, и немолодой. И тут встал поэт Александр
Кушнер, также далеко не юноша, и сказал, что Сосноре давать премию
нельзя. Потому что он абсолютно глухой. В какой-нибудь другой
стране, политкорректной, Кушнера тут же потащили бы в суд. Или
здороваться, как минимум, перестали бы. Но у нас страна особая.
Поэтому ему дали продолжить разоблачение глухого Сосноры. И он
продолжил: поэт, который не слышит музыки слова, не может писать
хорошие стихи. Поэтому глухому Сосноре премию давать никак нельзя.
И не дали. С чем ты, конечно, согласен, поскольку негоже раздавать
премии бревнам, когда есть такие, как ты.

Надо сказать, что поэт Кушнер, года через два получил совершенно
чудовищную по количеству баксов премию, которую ему выдало РАО
«ЕС-Россия» и лично обокравший всех россиян Чубайс. И Кушнер не
отказался. А должен был. Поскольку всем прекрасно известно, что
Кушнер пользуется слуховым аппаратом и, следовательно, воспринимает
музыку слова в искаженном виде.

Так что все эти разговоры о глухоте – от лукавого. А Кушнер и
есть тот лукавый. Потому что Соснора – поэт-авангардист, а Кушнер
– традиционалист. И, следовательно, он эстетический враг Сосноры,
не гнушающийся никакими средствами для того, чтобы похоронить
своих противников. А глухота тут абсолютно не при чем.

Так что ты, когда настаиваешь на своем особом чувствовании мира,
обостренном и уникальном, ничем не отличаешься от того же Кушнера.
Дело в том, что нервы или же рецепторы, которые у тебя особо чувствительны,
передают улавливаемые от окружающего мира сигналы в мозг. И вот
уж он-то и есть та самая скрипка, которая то радостно поет, то
чувственно плачет. То есть прежде всего должен быть мозг. У тебя,
конечно, под черепной коробкой есть что-то такое. Но это что-то
назвать мозгом – язык не поворачивается.

Вот так вот, блядь, сынок!

***

В общем-то, я несколько того, погорячился. Ты, конечно, человек
думающий. Уже. Иначе я не затевал бы этого разговора. На правах
человека также думающего. Еще. То есть не старый пока еще дурень.
И в качестве как бы думающего уже человека ты подчас меня спрашиваешь:
Скажите, пожалуйста, Владимир Яковлевич, раньше было лучше, чем
сейчас? Или же сейчас лучше, чем раньше?

Вполне понятно, что для как бы думающего человека этот вопрос,
подразумевающий исключительно социальную составляющую жизни, предельно
глубок. Во всяком случае, он гораздо дерзновеннее вопроса, который
заставлял советских людей в шестидесятые годы прошлого века подниматься
с четверенек: «Есть ли жизнь на Марсе?»

Так вот, если бы я был старым дурнем, то начал бы рассказывать
тебе о жертвах коммунистического режима, о всевластии партийных
деспотов, об идиотизме официальной пропаганды, о цензуре. Ну,
и, может быть, об очередях за хлебом, которые имели место в период
поднятия целины (что это такое, ты бы, естественно, не понял).

Если бы я был старым дурнем, то мог бы рассказать тебе и нечто
противоположное. О хлебе по 12 копеек, о колбасе по 2.20, о водке
по 2.87, о пиве по 37 копеек. (Если бы ты спросил о цене на видеокассеты
или на майки с портретом Че Гевары, то я сделал бы вид, что не
расслышал).

Так вот тебе было бы невдомек, что в этом случае мои глаза светятся
огнем счастья вовсе не по поводу двенадцати и тридцати семи копеек.
А потому, что тогда я девок попортил немеряно, тогда мой организм
переваривал гвозди и серную кислоту, тогда я взбегал на холм,
чтобы раньше других увидеть рассвет.

Если бы я говорил противоположные вещи – о жертвах, всевластии,
идиотизме и цензуре, – тебе тоже было бы невдомек, что в этом
случае мои глаза пылают пламенем ненависти потому, что я не могу
уже даже вспомнить о том, как девок портил немеряно, как мой организм
переваривал гвозди и серную кислоту, как взбегал на холм, чтобы
раньше других увидеть рассвет.

Поэтому я отвечаю следующим образом: кому как. Но, в общем-то,
неплохо всегда. И всем. Людям духа в этой стране во все времена
живется хорошо. Потому что им всегда есть с чем бороться, закаляя
дух и разрушая тело. Людям тела, в общем-то, тоже неплохо. Ну,
разве что за исключением непродолжительных периодов, когда люди
духа, четко сформулировав проблему и найдя способы ее решения,
учиняют тотальный поворот к счастью.

Схематически это можно изобразить так. Представим себе длинный
черный ящик с непрозрачными стенками, внутри которого население
России занято поисками социальной гармонии. Геометрия этого ящика
такова, что перемещаться в нем можно лишь в двух направлениях:
вперед и назад, но никак не вбок и не вверх-вниз. Изначальное
состояние населения России, переминающегося с ноги на ноги в центре
ящика, – уныние и апатия.

Но вдруг в одном из концов ящика – в западном или восточном –
вспыхивает яркий свет. И при помощи кинопроектора на торцевой
стенке начинают показывать прельстительные картинки прекрасной
жизни. Причем они прельстительны и для людей тела, и для людей
духа. И население России устремляется к счастью – вначале быстрым
шагом, а потом и бегом, сломя голову. В конце концов население
России больно ударяется лбом в торцевую стенку.

Останавливается, матерясь, и начинает потерянно брести в противоположную
сторону. И в центре ящика, когда уныние и отчаяние достигают апогея,
потому что вокруг мрак кромешный, впереди, то есть уже на другой
торцевой стенке, западной или восточной, вспыхивает яркий свет…

Вот именно таким образом в этом черном ящике и происходят смены
общественного настроения. Это такой специфический русский инь-ян,
который западные мудрецы называют «единством и борьбой противоположностей».
Именно это, на первый взгляд, гарантирует незыблемость черного
ящика и всего, что в нем содержится.

Однако при более тщательном изучении этой модели, на которое ты
не способен в связи с полным вытеснением в этой стране естественнонаучной
культуры парадигмой РПЦ, выясняется одно любопытное обстоятельство.
Данный черный ящик является лазером, в котором разгоняется и синхронизируется
поток фотонов. Ты же, надеюсь, понимаешь, что здесь каждый отдельный
человек, то есть как бы индивидуум, всегда имел тот же вес, те
же размеры и тот же самый социальный статус, что и элементарная
частица. В данном случае – фотон. И лишь все они вместе имеют
какой-то смысл, поскольку называются народом.

Так вот все эти фотоны однажды разгонятся с такой жуткой, нечеловеческой,
силой, что пробьют к чертовой матери торцовою стенку (в лазере
она называется отражателем) и улетят в Космос. О чем в свое время
уже говорил Циолковский. Но ему не верили, считали калужским дурачком,
потому что учил в школе детей не воровать, а физике и математике.

Вот так вот, блядь, сынок!

Окончание следует.