Онтологические прогулки

Продолжим следить за дневниками Ф.М., не пытаясь найти последовательную связь между "постами" писателя, однако замечая их внутренний смысл.

"Отчего у нас все лгут, все до единого? ... С недавнего времени меня вдруг осенила мысль, что у нас в России, в классах интеллигентных, даже совсем и не может быть нелгущего человека. Это именно потому, что у нас могут лгать даже совершенно честные люди.

Тем не менее все это лганье, несмотря на всю невинность свою, намекает на чрезвычайно важные основные наши черты, до того, что уж тут почти начинает выступать мировое. Например, 1) на то, что мы, русские,  прежде всего боимся истины, то есть и не боимся, если хотите, а постоянно считаем истину чем-то слишком уж для нас скучным и прозаичным, недостаточно поэтичным, слишком обыкновенным и тем самым, избегая ее постоянно, сделали ее наконец одною из самых необыкновенных и редких вещей в нашем русском мире. В России истина почти всегда имеет характер вполне фантастический.

Второе, на что наше всеобщее русское лганье намекает, это то, что мы все стыдимся самих себя".

Интересное замечание Достоевского; даже если убрать желчь и иронию, остаётся верное наблюдение странного, точнее, своеобразного отношения русских к истине. А именно: русский интеллигент не воспринимает обыденность истины, её практичность, "посюсторонность", как любили говорить в советское время; он как бы обижается на саму мысль о том, что истина единственна и может принадлежать каждому и повсеместно; что это за истина, если она принадлежит каждому?! это не истина, а чёрт знает что такое! любая дрянь, мусор может принадлежать каждому, но только не истина, потому что истина – это нечто редкое, святое, белое и пушистое, "потустороннее". Однако, поскольку русскому интеллигенту всё-таки надо нечто высказывать и говорить о предмете в некотором практическом контексте, он выходит из этого противоречия повышением контента: он высказывает нечто о конкретном вопросе, обязательно привязывая его к "запредельному", "духовному", "трансцендентному" и т.д. Поэтому говоря о столах и стульях, русский интеллигент обязательно приплетёт сюда и духовные вопросы.

Русские всё время создают дискурс "культуры высокого контента", в котором они не умеют просто сидеть на стуле, однако готовы часами обсуждать "идею" правильного, культурного сидения на стуле. При этом каждый отдельный гражданин создаёт собственное представление о том, как именно надо сидеть и какое это имеет мировое значение! Что порождает странную, но очень характерную ситуацию отсутствия согласованных, принятых, общих истин при одновременном существовании великого множества истин индивидуальных, личных. Невозможность договориться о чем-либо общем для каждого очень показательна для российского общества, в котором процветает резонёрство и миссионерство в ситуации отсутствия согласованных действий. Согласованность же может появиться только тогда, когда русский интеллигент перестанет различать стул и идею стула и, соответственно, воображать себе, что его идея стула отличается от идей других людей как единственно правильная. Возьмите любую книгу любого русского интеллигента, и главным её содержанием обязательно будет ломание стульев, возведённое в ранг духовности и трансцендентности. Поэтому сидеть-то русскому действительно не на чем! В итоге ни стульев, ни согласия, одни только идеи о том, что нужны стулья.

На этот почти вырвавшийся из почти не имеющего никакого отношения к данному вопросу возглас Ф.М. обращаю особое внимание:

"Но беда ваша в том, что вы сами не знаете, как вы прекрасны! Знаете ли, что даже каждый из вас, если бы только захотел, то сейчас мог бы осчастливить всех в этой зале и всех увлечь за собой? И эта мощь есть в каждом из вас, но до того глубоко запрятанная, что давно уже стала казаться невероятною".

"Мощь есть в каждом из вас". Вспоминаются вторые Власы, те, которые смогли найти в себе силы душевные дойти до конца в следовании своим идеям. Это и обнадёживание, и сожаление, и даже, может быть, обвинение Достоевского обращено ко всем русским, проявляется в нём, скорее всего, на контрасте восприятия детей и взрослых, первые из которых, казалось бы, родились и призваны к великому, тогда как вторые демонстрируют полный провал этого призвания и безрадостное обременение ничтожностью. Можно вспомнить и "Чёрного монаха" А. Чехова, уверявшего героя повести в его гениальности.

Все люди – гении. В каждом живёт такая мощь, которая ему самому и не снилась, мощь, которой нет предела, кроме предела, положенного человеком самому себе.

"Вы боги есте", даже если только обжигаете горшки.

Вот эта странное неуважение к самому себе, так характерное для русского интеллигента, заставляющее его всё время оправдываться высоким контентом низкого потолка собственной жизни, распространяется в обществе как зараза, как всеобщая ложь во спасение, как невозможность нового, простого и светлого. Яблоневый или вишнёвый сад не надо спасать ради идеи яблоневого или вишнёвого сада, или какой бы то ни было идеи вообще. Нечего носиться с собственной гениальностью, как с писаной торбой. Достаточно идей. Не хватает дела. Согласия друг с другом. Уважения. Простоты. Человеческого контента.

Казалось бы, совсем недавно начал Достоевский свои дневники, а как быстро меняется его восприятие происходящего:

"Ведь иссякает народная сила, глохнет источник будущих богатств, беднеет ум и развитие, - и что вынесут в уме и сердце своем современные дети народа, взросшие в скверне отцов своих?"

"А то как заставить сострадать, когда вещи сложились именно как бы с целью искоренить в человеке всякую человечность? Носится как бы какой-то дурман повсеместно, какой-то зуд разврата. В народе началось какое-то неслыханное извращение идей с повсеместным поклонением материализму. Материализмом я называю, в данном случае, преклонение народа перед деньгами, перед властью золотого мешка. В народ как бы вдруг прорвалась мысль, что мешок теперь всё, заключает в себе всякую силу, а что всё, о чем говорили ему и чему учили его доселе отцы, - всё вздор. Беда, если он укрепится в таких мыслях..."

"Повторяю, что-то носится в воздухе полное материализма и скептицизма; началось обожание даровой наживы, наслаждения без труда; всякий обман, всякое злодейство совершаются хладнокровно; убивают, чтобы вынуть хоть рубль из кармана".

Помните, замечание Петра Верховенского, вернувшегося в Россию после недолгой поездки заграницу? То, что ещё вчера казалось дерзкой мыслью, сегодня уже осуждается за отсталость. Ещё вчера верилось Ф.М. во вторых Власов, в правду и живучесть стремления к правде у русского народа, но вот практически на глазах, невероятно и слишком быстро убывает эта уверенность. Насколько мифологична вера Достоевского в русский народ? мифологична в смысле создания мифа о непобедимости правды, а не действительного прогноза на основе практических наблюдений.

"...судите наш народ не по тому, чем он есть, а по тому, чем желал бы стать. А идеалы его сильны и святы, и они-то и спасли его в века мучений; они срослись с душой его искони и наградили ее навеки простодушием и честностью, искренностию и широким всеоткрытым умом, и всё это в самом привлекательном гармоническом соединении".

"Вопрос о народе и о взгляде на него, о понимании его теперь у нас самый важный вопрос, в котором заключается всё наше будущее, даже, так сказать, самый практический вопрос наш теперь. ...мы должны преклониться перед народом и ждать от него всего, и мысли, и образа; преклониться пред правдой народной и признать её за правду. Но, с другой стороны, преклониться мы должны под одним лишь условием, и это: чтоб народ и от нас принял многое из того, что мы принесли с собой".

Ещё одно интересное соображение Ф.М.: что несёт народу русская интеллигенция, в том числе и русская литература, и что тот должен принять, как приняла интеллигенция его самого?