Онтологические прогулки

 

 

 

  

   Как видно из этого цикла созерцания актуальности, философская методология нового и новейшего времени не разработала способов исследования таких сложных феноменов, какими являются формы жизни или живые формы, – движение, восприятие, речь и даже мышление, хотя стоит признать, что некоторые элементы всё же были ею разработаны, например, концепция существования или когитаций как существования Рене Декарта и концепция самоформирующихся сущностей Гегеля. Если корректно лишить эти концепции теологического компонента (как необязательного), который заместил собой компонент онтологический (обязательный), добавить к ним средневековый опыт созерцания, накопленный христианскими подвижниками (не так называемыми отцами церкви, а именно подвижниками), то этот компот позволяет, как минимум, начать движение в осмысленном направлении. Главным препятствием на этом пути даже сегодня остаётся тотальное концептуальное задействование термина "сознание", позволяющего говорить о чём угодно, как угодно, ничем себя не ограничивая: именно туман термина "сознание" позволяет выглядеть философом любому болтуну, чем болтуны активно пользуются, замещая или подменяя философию плоскомысленными рассуждениями о глубокомысленном. Если выпотрошить гегелевское "самоформирование", высвободив его из утробы абсолютного духа и лишив его железной механики тройственного движения от субъекта к объекту и обратно, то остаётся вполне сносная концепция возникновения и формирования сложных феноменов. В свою очередь, очистив декартовское "я существую" от налипшей на него восторженной шелухи академического трансцендентализма, отягощённого к тому же дуализмом материи и духа, получим основание для созерцания как необходимого, онтологического элемента формирования намерения мышления. Если к этому добавим чистоту и дерзость античных мыслителей, а также современный по типу опыт, накопленный в "смежных" философии сферах, – литературе, музыке, искусстве, то мы будем иметь почти всё, что нужно, но в этом "почти" прячется главная заковыка, а именно: человек, который собрался мыслить, например, я, который 50 лет назад собрался мыслить, имея о мышлении ясные тогда для него представления, и которого (всё того же и одновременно много раз уже не того – меня) все эти полвека атаковали бесчисленные и разнообразные представления, идеи, концепции, веяния, тенденции, интерпретации, проекты, вИдения, даже видЕния и снова представления, представления, представления. Из начавших этот путь, почти никто на нём не удержался

   много сделавших первый шаг, мало сделавших шаг второй

   и потому, что человек "слаб", и потому, что обстоятельства "сильны", но  конечно, прежде всего, потому, что мышление как форма жизни ещё не сформировалось, оно (мышление) ещё не стало дыханием, кровообращением, восприятием, речью, оно ещё устанавливается; дерзновения мало, недостаточно, необходимо ещё терпение, устойчивость, исчисляемая годами, десятилетиями, столетиями и даже тысячелетиями, что для эволюции – мгновения. Суть в том, чтобы продолжить, удержать мысль Демокрита, забывая, отстраняясь от себя, но одновременно – удержать себя,  отстраняясь от Демокрита, необходимо создать и удерживать живыми, или, что то же самое, на языке Марселя Пруста – создать метафору, живую дугу, соединяющую две отдалённые друг от друга во времени и в пространстве точки, которые, в результате такого удерживания, превращаются в события, связанные, растянутые эспандером живого удерживания – метафоры, в одно непрерывное целое, в одно, целое, в котором невозможно различить, отделить Демокрита от меня, а меня от Демокрита. Так работает эволюция, заставляя меня воспроизводить принцип движения, освоенный динозавром, как принцип моего движения, превращая меня в динозавра, а динозавра в меня, одним движением, одной формой жизни или живой формой движения. Когда-нибудь, неизвестно когда, мышление станет живой формой, для актуализации которой человеку необходимо будет лишь вознамериться мыслить и живая форма помыслит мной так же, как живая форма движения берет (моей) рукой ложку, если я вознамерился ложку взять, но до тех пор необходимо – терпение, устойчивость, сдержанность концентрации или, на точном языке философии, – созерцание, размышление, раз-мышление, мышление, которое максимально раз-двинуто, рас-тянуто, рас-пространено хотя бы на пару-тройку тысячелетий. Пока же наблюдается замедление мышления и резкое ускорение всех социо-информативных (в широком смысле слова) процессов, вследствие чего современный, в смысле сегодняшний, человек практически не имеет опыт мышления как раз-мышления, а только как догадки, интерпретации, гештальта, гипотезы ad-hoc, озарения или, соответственно, помрачения. Мышление же как форма жизни, точнее, пока ещё как прото-форма, самоконструируется в рамках больших проектов, подобных проекту БАК'а, в котором участвует множество учёных разных специальностей, инженеров, техников и пр., проектов, в которых необходимость и эффект созерцательной работы достигается за счёт устойчивой направленности коллективного внимания С индивидуальным опытом мышления дело обстоит гораздо хуже: человек предоставлен самому себе и наличным сиюминутным социальным драйвам, конкурирующим между собой за влияние на него, однако не посредством улучшения своего качества как социальной матрицы, а за счёт понижения требований к индивиду, "ухудшения" качества индивида, за счёт привлечения или даже завлечения его внутрь себя тем, что человек может быть "никаким", "пустым", "каким угодно", от него не требуется практически ничего, кроме его внимания. Социальному драйву больше ничего не надо, внимания достаточно, поскольку вслед за ним (вниманием) втянется весь человек, причём втянется таким образом, что всё остальное, кроме простой направленности внимания, будет делать теперь не сам человек, а вместо него сделает социум.

   Не "сам", а за него

   Сегодня практикуется замещение индивидуальности, "непохожести" (Аристотель) каждого узнаваемостью, социальной ролью, все выходы и реплики которой заранее заданы и не представляют для человека загадки, проблемы, чем, собственно, его и завлекают, – отсутствием необходимости каждый раз решать новую задачу. Античный полис как "единство непохожих" сменился пост-индустриальной "биомассой похожих, узнаваемых", действующим субъектом которой является не индивидуум, не САМ человек, а некий представляющий его аватар, персонаж, функционал которого легко считывается другими аватарами, отличающимися внешне, но внутренне сходными в том, что каждый из них ничего не решает, потому что каждый из них, говоря языком античного философа, не имеет "отклонения", безличен, не имеет лица, поэтому вынужден или, наоборот, охотно следует за очередным "джокером", временным лидером, которого вынесла наверх стихия социума безликих и который становится точкой опоры и нормой до тех пор, пока та же стихия его не смоет.