Онтологические прогулки

Дубровская Д. В. Миссия иезуитов в Китае. Маттео Риччи и другие. - М.,: Крафт+, Институт востоковедения РАН, 20001. 256 стр. Тираж
2000 экз.

Имя отца-иезуита Маттео Риччи, знаменитого исследователя, ученого и миссионера - увы, малоизвестное в России - для западной версии
мировой истории ничуть не менее легендарно, чем имя Марко Поло, а заслуги - не в пример выше последнего. Да и не только западной -
похороненный в 1610 г. за городскими стенами Пекина «Ли Мадоу» и по сию пору остается самым уважаемым в Китае европейцем. Книга
востоковеда, кандидата исторических наук Динары Дубровской «Миссия иезуитов в Китае. Маттео Риччи и другие», написанная на
обширном материале китайских и западных источников - первая на русском языке серьезная работа, посвященная истории проникновения в
Китай иезуитской миссии и последующего фактического открытия китайской культуры для европейцев, начало которому и положила
деятельность главного героя исследования. Впрочем, назвать так Маттео Риччи было бы не совсем верно. Основным героем книги, вне
сомнения, является сам Китай, отцы же иезуиты, глазами которых Запад впервые по-настоящему увидел Поднебесную - скорее объекты
благодарности автора, стремящейся в своей работе отдать запоздалую для России дань этим «просвещенным мореплавателям» и подвижникам,
совершивших прорыв не только и не столько географический, сколько метафизический, расширив европейский Космос не менее, чем несколько
раньше это сделал Христофор Колумб.

Маттео Риччи

В рамках рецензии не имеет смысла детально рассматривать историю самого Ордена, однако немаловажно отметить следующее. Основанное
харизматичным и экстатическим испанским дворянином Игнатием Лойолой (послужившего, кстати, для Сервантеса, прототипом Дон Кихота)
и утвержденное в 1540 г. Папой Павлом III, Общество Иисуса появилось на свет как нельзя вовремя для Рима, став его главным подспорьем и
инструментом Контрреформации и католической реформы. Контрреформация - грандиозное и интереснейшее явление в духовной истории
Европы, помимо очевидной реакции на вызов протестантизма, имевшее целью восстановить Католическую Церковь изнутри, как бы
произвести регенерацию ее одряхлевших и износившихся тканей, делавших весь организм крайне уязвимым для нападок внутренних и
внешних противников. Инициированный Лютером раскол не только нанес католицизму ощутимый урон, но и стимулировал его на
собственные реформы, пробудив дремавшие со Средних Веков внутренние силы и ресурсы, не ограничившиеся одним лишь «решительным
отпором» - вплоть до крайних репрессивных мер (как то «Индекс запрещенных книг» и Римская Инквизиция), но, что самое важное, сумевшие
предложить не менее мощную интеллектуальную и духовную альтернативу идеям Реформации.

И, если с первой задачей Рим справился лишь фрагментарно (впрочем, не столь уж и неудачно - именно стараниями иезуитов в лоно
католицизма были возвращены Южная и Западная Германия, Австрия, остановлена экспансия протестантизма во Франции и других странах),
то вторая, идеологически сформулированная и утвержденная на Тридентском Соборе (1545-1563), была выполнена более чем успешно, имев
серьезные последствия для всей западной культуры, ознаменованные, помимо прочего, триумфальным возвращением томизма, расцветом
«второй схоластики», пик которого пришелся на деятельность «исключительного доктора» (Doctor Eximinus) Франсиско Суареса, чьи работы
оказали серьезное влияние на европейскую мысль вплоть до двадцатого века включительно.

Однако вернемся в Китай.

Иезуиты, чей смысл существования был и остается главным образом в миссионерской и образовательной
деятельности, всегда стремились на практике оправдать слова своего основателя: «Работающие в винограднике Господнем должны опираться
на землю лишь одной ногой, другая должна уже быть приподнята для продолжения пути» - еще при жизни Лойолы его последователи понесли
проповедь христианства в Латинскую Америку, Африку, Китай, Японию, Юго-Восточную Азию и Океанию. Практически изолированный от
прочего мира «Катай» издревле представлял собой особо притягательную тайну для западного человека, оставаясь, как порой казалось,
неуязвимым для любой из возможных - будь то экономическая, военная или духовная, миссионерская - экспансий, на которые тот был столь
горазд.

В 1557 году Португалия закрепляет за собой свободный порт Макао, ставший своеобразным плацдармом для дальнейшего европейского
проникновения в Китай. Одна из первых попыток такого проникновения принадлежит близкому сподвижнику Лойолы Франциску Ксавье
(Ксаверию), так и не достигшему континентального Китая и умершему буквально у его берегов. Между его смертью и миссией Риччи,
утвердиться в Китае безуспешно пытались не менее пятидесяти представителей различных религиозных орденов.

Маттео Риччи родился в 1552 году в итальянском городе Мачерата в семье Джиованни Баттисты Риччи, мелкопоместного дворянина и
успешного фармацевта, бывшего, к тому же, одно время и губернатором города. Благодаря протекции отца, от природы набожный юноша, уже
закончивший иезуитский колледж в своем родном городе, попадает в Рим и поступает в университет на факультет юриспруденции, однако
вместо магистерского кресла города, которое Риччи должен был занять как старший сын, судьба привела его в ряды Общества Иисуса, а затем
и на палубу корабля, отплывающего из Лиссабона на Восток, как оказалось для молодого священника - безвозвратно.

Двадцать семь лет понадобилось Риччи, чтобы проделать путь от первого шага на территории континентального Китая, куда миссионер
вступил в 1583 г. с обритой головой и в одеянии буддийского монаха, до приближения ко двору китайского императора, где он и пребывал
вплоть до своей смерти в 1610 году. Залогом успеха миссии Риччи и его сподвижников в огромной степени стал спорный, но чрезвычайно
эффективный принцип «культурной аккомодации», важными элементами которой были максимально полное погружение в язык и традиции
страны пребывания, почтительное исполнение местных ритуалов, почти полное внешнее превращение иезуитов в китайских ученых мужей,
со временем позволившее им вести диалог с таковыми на равных.

«Из всех европейцев, которые предпринимали попытки понять китайцев и их цивилизацию, он был, пожалуй, наиболее талантливым, а
миссия его - наиболее результативной. Среди всех европейцев, которые путешествовали в Китай, он был единственным, кому китайцы
демонстрировали свое уважение как ученому, преуспевшему в их языке и литературе. Для того, чтобы достичь такого положения, Маттео
Риччи пришлось стать китайцем, по меньшей мере, наполовину».

Именно последние девять лет жизни Риччи, проведенные им при императорском дворе в Пекине, стали особенно успешными для дела
китайской миссии:

«…построена церковь, в христианство были обращены некоторые принцы крови (лишенные реальной власти, но
родовитые) и их семьи, известные ученые присоединились к пастве, бедняки толпились у дверей сотнями, было крещено огромное
количество брошенных новорожденных девочек, были переведены многие западные книги (например, «Элементы» Евклида, книги по
математике, астрономии, гидравлике, части Библии), были написаны и напечатаны оригинальные сочинения на религиозные и этические
темы». В целом процветали и миссии, основанные Риччи за время его долгой деятельности вне китайской столицы, несмотря на
периодические репрессии и всплески ксенофобии, усилившиеся после его смерти.

С начала XVII по конец XVIII в.в., иезуиты служат для китайцев практически единственным источником информации о европейских науках,
прежде всего астрономии, математики и картографии, что, в совокупности со знанием китайского языка и общей стратегией «культурной
аккомодации», дает им доступ в высшие круги, на деле доказывая правящей и интеллектуальной элите Поднебесной цивилизованность и
социальную приемлемость «заморских дьяволов», без чего обращение представителей этой страты китайского общества было бы
невозможным.

Помимо чисто административных препон, обеспечивающих закрытость китайского государства для внешних влияний, иезуитам пришлось
столкнуться и с принципиально отличными от европейских особенностями китайской ментальности, преодолеть которые оказалось намного
сложнее. Уже в двадцатом веке мэтр традиционализма Рене Генон отмечал: китаец, чувствуя «естественное уважение ко всему, что
принадлежит к традиционному порядку вещей, всегда готов, оказавшись в другой стране, принять формы этой новой для себя религии…но
совершенно поверхностно и на время. Вернувшись в свою страну…тот же самый китаец меньше всего будет беспокоиться о религии, обычаям
которой он раннее упорно следовал; причина в том, что эта религия, будучи религией для других, никогда не могла восприниматься им в
качестве таковой, так как религиозная точка зрения чужда его ментальности…религия неизбежно покажется ему более-менее точным
эквивалентом чисто социальной традиции, подобной конфуцианству. Европейцы в таком случае всегда ошибаются, обвиняя его…в
лицемерии; для китайца же это просто вопрос вежливости, как он ее понимает…и иезуиты семнадцатого столетия были совершенно правы,
когда занимали ступень в официальной иерархии «просвещенных» во время их пребывания в Китае и воздавали Предкам и Мудрецам
ритуальные почести как должное».

Что же тогда говорить о стремлениях привить китайцам христианство непосредственно на их собственном «поле»? Впрочем, история нередко
ведет себя иронично, что можно видеть и на примере неудачной попытки христианизации «Катая» - главная опасность, как это часто бывает,
подстерегала иезуитов в их собственном тылу, в лице собратьев-миссионеров, а поводом для их разгрома явилось то, что, казалось бы, было
самой основой их успеха. Камнем преткновения стала пресловутая «культурная аккомодация» иезуитов, позволившая им закрепиться в Китае
на особом, по сравнению с членами других орденов, положении. Инициированный францисканцами и активно поддержанный
доминиканцами скандал по поводу мнимого «идолопоклонничества» иезуитов - их участия в конфуцианских церемониях, вылился в
знаменитый «спор о ритуале», потрясший весь западный мир, как никакой другой своего времени. В дискуссию, затянувшуюся почти на
полтора столетия, так или иначе, были вовлечены все, чье слово имело хоть какой-то вес - от Папы и китайского императора Канси до
протестанта Лейбница, поддержавшего иезуитов.

«Спор о китайских ритуалах привел к тому, что Папа проклял китайскую практику приносить подношения предкам, преклонять колени и
кланяться перед их алтарями. Почти в то же время от Канси воспоследовал указ (который можно было расценивать, как уступку Папе и
иезуитам в Китае), из которого следовало, что ритуалы носят чисто светский характер. Это подтверждение старинного постулата
Риччи подоспело слишком поздно. Вместо того, чтобы получить поздравления в Китае, в Европе отцов-иезуитов обвинили в том, что они
подчинились светской власти в лице Канси по вопросам, касающимся христианской догмы. Соответствующая папская булла стопроцентно
противоречила тем заявлениям императора, которые он сделал по вопросам китайских верований в собственной «епархии»».

«Еще худшим ударом была сама ликвидация церковной миссии в Китае: в 1773 г. подоспели репрессии ордена иезуитов, окончательно
поверженных соперниками под предлогом использования неортодоксальных методов. Безусловно, успехам отцов-иезуитов завидовали. Хотя
орден в 1814 г. был восстановлен, удар был ужасающим, так как именно иезуиты были становым хребтом всей христианской миссии и уже
имели на своем счету некоторые замечательные успехи. Отныне их работа должна была продолжаться в более или менее скрытой и
нелегальной форме…»

Безусловно, все это не только подтачивало миссию изнутри, но и привело к почти полной дискредитации христианства в самом Китае,
прежде всего среди высших классов и ученых мужей, оставив миссионеров черпать души обращенных лишь из беднейших слоев, уже к
XIX веку сведя христианское присутствие в Китае к минимуму, прежде чем состоялось второе открытие этой страны для западного мира и
его влияний. Тем не менее, не следует недооценивать результатов активности иезуитов, сумевших как, в той или иной мере, донести
Евангелие до крупнейшей нехристианской цивилизации своего времени, так и создать уникальный синтез этических норм местной культуры
и основополагающих положений Священного Писания, заложив тем самым основы миссионерского и пастырского подхода Католической
Церкви вплоть до наших дней.

Кроме обширной библиографии (220 названий), обилия малоизвестных для российского читателя фактов и определенного стилистического
изящества подачи материала, книга эта ценна и тем, что нацелена, как минимум, на две потенциальных аудитории - полезна она будет не только  для
расширения представления о Китае и истории китайско-европейских связей, но и для лучшего понимания пути западного христианства и его
монашеских орденов. Объективное же достоинство исследования Д.В.Дубровской, которое едва ли останется неотмеченным как в одном, так и
другом стане читателей - в заполнении еще одной лакуны, восстановлении незримой цепи, связывающей - с двух разных сторон карты -
Россию с Западом и Востоком.