Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Внимание! В тексте присутствует ненормативная лексика.

Путин – Президент России

Россия – такая страна

Блюз – афро-американский формат грустной, но экспрессивной песни.
В каждой строчке блюза должно быть слово «мама». Также в блюзе
обязательно должен быть и рефрен «мама, мне грустно».

Мама, мне снова очень грустно. Мне грустно по многим причинам,
мама. Но, прежде всего мне грустно из-за Путина, мама. Путин никогда
ведь не кончится, мама! Даже если он кончится, то все равно совсем
нескоро, мама. Не сегодня, мама. И не через год, мама. Еще, мне
грустно, мама, из-за России. В ней неожиданно вдруг все умерло,
мама. Как в ленинградскую блокаду, мама. Например, мама, постмодернизм.
Постмодернисты, мама, не выполнили своей миссии, мама. Постмодернисты
не смогли оторвать русскую жопу от кресла девятнадцатого века,
мама. Постмодернисты, как и все остальные, мама, захлебнулись
в русском хаосе. Захлебнулся в нем, мама, и я. Россия так и не
оторвала, мама, свою жопу от кресла девятнадцатого века. Россия
навсегда застряла в его капканах, мама. Россия никогда не сделает
тот самый шаг, который приведет ее в Европу, мама. Потому что
для этого России надо оторвать свою жопу от кресла девятнадцатого
века, мама. А Россия никогда не оторвет свою жопу от кресла девятнадцатого
века, мама! Поэтому реконструкция Большого театра, мама. Поэтому
перезахоронение Деникина, мама. Поэтому Никита Михалков, мама.
Поэтому Дарья Донцова, мама. Поэтому Анастасия Волочкова, мама.
Поэтому Андрей Макаревич, мама. Поэтому телеканал «Культура»,
мама. Поэтому все остальное, мама. Поэтому, мама, и Путин. Но,
Путин, мама, лучше. Он объемнее, мама. Он, мама, знак. Поэтому,
мама, меня так раздражают анекдоты про Путина, мама. В них Путин
выглядит как дурак, мама. Но я вовсе не думаю, что Путин – дурак,
мама. Мама, он не дурак! Он, мама, как я уже тебе сказал, знак.
Даже два знака, мама. Один, мама, хороший знак. Прогрессивный,
мама. Это, мама, низ Путина. А второй, мама, нехороший. Не прогрессивный,
мама. Это верх Путина, мама. Они очень разные, мама. Очень, мама!
Если низ Путина готов хоть сейчас оторвать жопу от кресла девятнадцатого
века, то верх, мама, не готов. Верх лучше оторвет от себя жопу,
чем, мама, жопу от кресла девятнадцатого века. Поэтому верх Путина
считает, что Пушкин, мама, наше все. А низ, мама, так не считает!
Низу, мама, безразличны и Пушкин, и все. Верх, мама, был счастлив,
когда смотрел сериал «Идиот» с Евгением Мироновым в главной роли.
А низ Путина был несчастлив, мама. Низ Путина смотрел сериал «Идиот»
только потому, что его заставлял смотреть сериал «Идиот» верх
Путина, мама. А сам бы низ с удовольствием въебал бы и Евгению
Миронову, и самому «Идиоту», мама. Верх Путина, мама, был рад
поздравить Никиту Михалкова с юбилеем. А низ, мама, был не рад.
Совсем был не рад, мама! Низ Путина поздравил Никиту Михалкова
с юбилеем только потому, что его заставил верх Путина, мама! А
сам бы низ с удовольствием въебал бы Никите Михалкову, мама! Въебал
бы Пушкиным, мама. Въебал бы и Евгением Мироновым, мама. Въебал
бы, мама, и сериалом «Идиот». В общем, мама, верх Путина против
нас, мама. Он нам делает, мама, больно. А низ Путина за нас, мама.
А низ Путина не делает нам больно, мама. Поэтому мы теперь, мама,
верх Путина колем. Колем, мама, и низ. С одной девушкой, мама.
С Люсей, мама. Мы с ней познакомились в отделении милиции, мама.
Мы там оба оказались, мама, совершенно случайно. Я, мама, за Тору
и Бхагават-гиту. А Люся, мама, за не прожаренный чебурек. Меня
преследовал один мудак, мама. Меня преследуют много, мама, мудаков.
Я уже на них не реагирую, мама. Но этот меня преследовал слишком
активно, мама. Он меня, мама, заебал. Пришлось, мама, отреагировать.
Он предлагал мне купить книгу по индуизму, мама. Бхагават-гиту,
мама. И хотел обратить в индуистскую религию, мама. А потом он
разглядел во мне, мама, еврейские черты лица. Он, мама, сказал,
что мне, наверное, ближе Тора. Но что Бхагават-гита – это та же
самая Тора, мама. Потому что Бог – один, мама. Тут я уже не выдержал,
мама. Я его оттолкнул, мама. Не сильно, мама. Но он упал, мама.
Разбил голову, мама. Залил кровью, мама, Бхагават-гиту. Приехала
милиция, мама. И забрала меня в милицию, мама. Милиция не разглядела
во мне еврейские черты лица, мама. И не поняла, зачем я его толкнул
и при чем тут Тора, мама, когда налицо только залитая кровью Бхагават-гита.
Какие они там все мудаки в милиции, мама! Но тот мудак, мама,
которого я толкнул, в отделении пришел в себя и стал предлагать
прямо там Бхагават-гиту милиции, мама. Тут милиция все поняла
и меня, мама, отпустила. Все-таки там в милиции не все, мама,
мудаки! Там я встретил, мама, Люсю. Ее забрали в милицию за не
прожаренный чебурек, мама. Она его купила в киоске «Чудо-мезенка»,
мама. И сорвалась, мама. До этого она всегда спокойно ела не прожаренные
чебуреки, мама. Но тут, мама, сорвалась. Этот ебаный чебурек ей
напомнил Сергея Безрукова в роли Есенина в сериале «Есенин», мама!
И Люся размазала этот чебурек по лицу продавщицы, мама. Но Люсю
тоже быстро отпустили, мама. Милиции тоже не понравился Сергей
Безруков в роли Есенина в сериале «Есенин», мама. И вообще милиция
стала внимательнее относиться к русской женской доле, мама. И
вообще они там в милиции действительно, мама, не все мудаки. Как
только нас отпустили, мы сразу пошли, мама, колоть верх Путина.
И низ Путина тоже колоть, мама. Но ты не волнуйся, мама! Мы же
колем не самого Путина, мама! Мы колем Путина через помидоры,
мама. Один помидор, мама, верх Путина. А другой, мама, соответственно,
его низ. Их-то мы, мама, и колем. Колем, мама, и колем. Все, мама,
колем, колем и колем. Нам, мама, судя по всему, еще долго колоть.
Верх Путина мы колем в сердце, мама. Там у него Пушкин, мама.
Колем в печень, мама. Там у него, Евгений Миронов, мама. Колем
в глаза, мама. Там у него, мама, сериал «Идиот» с Евгением Мироновым.
Колем в хуй, мама. Там у него, мама, Никита Михалков. А низ Путина
мы колем куда угодно, не задумываясь, мама. Низ Путина состоит
только, мама, из одного. Из желания оторвать жопу от кресла девятнадцатого
века, мама. Это у низа Путина, мама, и в сердце. И в глазах, мама.
И, мама, везде. Так что низ Путина колоть, мама, проще. Не надо
искать, мама, где глаз, а где сердце. Уколол, мама, куда угодно,
– и порядок! Ты, мама, думаешь, что это вуду. Но, мама, ты не
беспокойся! Это все, мама, неопасно. Это не вуду, мама! Африкой
здесь не пахнет, мама. Это европейский магический ритуал, мама.
Вуду, мама, – это где зомби. А мы с Люсей, мама, совсем не хотим
сделать из верха Путина зомби, мама. А из низа, мама, тем более
не хотим. Мы наоборот, мама! Мы хотим их раззомбировать, мама.
Особенно, мама, верх. Это он сейчас зомби, когда у него в сердца
Пушкин, мама, в печени, мама, Евгений Миронов, в глазах сериал
«Идиот» с Евгением Мироновым, мама, ну, а в области хуя, мама,
– Никита Михалков. Поэтому их обоих, мама, мы колем через помидоры
для их же пользы. Особенно, мама, верх. Чтобы у него из сердца
ушел Пушкин, мама! Из печени – Евгений Миронов, мама! Из глаз
– сериал «Идиот» с Евгением Мироновым, мама! Ну, а из хуя, мама,
– Никита Михалков. Но низ мы скорее колем для пользы все того
же верха, мама, чем, мама, самого низа. Чтобы желание оторвать
жопу от кресла девятнадцатого века вышло у низа наружу, мама.
Чтобы оно заполнило верх, мама! Вот так, мама, мы их все колем
и колем. И все, мама, хорошо. Только Люся в последнее время часто
плачет, мама. Она уже не верит, мама, что можно их, мама, раззомбировать.
Что когда-нибудь у верха Путина уйдет из сердца Пушкин, мама!
Из печени – Евгений Миронов, мама! Из глаз – сериал «Идиот» с
Евгением Мироновым, мама! Ну, а из хуя, мама, – Никита Михалков.
Она говорит, что Путин может быть только такой, какой он, мама,
есть. Что никогда русская жопа, слышишь, мама, никогда-никогда,
не оторвется от кресла девятнадцатого века! Но мы не унываем,
мама, а все равно колем и дальше. Только теперь мы не колем, мама.
Мы, мама, колоть уже устали. Замкнутый круг, мама: Путин – помидор
– верх – сердце – Пушкин – печень – Евгений Миронов – глаза –
сериал «Идиот» с Евгением Мироновым – хуй – Никита Михалков –
помидор – низ – кресло девятнадцатого века – русская жопа – Путин!
Колоть уже нет смысла, мама! Действительно, мама: сколько же можно
так колоть, если у верха Путина все так же в сердце Пушкин, а
русская жопа по-прежнему в кресле девятнадцатого века! Мы теперь
на них, мама, дуем. Люся, мама, в основном дует наверх Путина,
а я – на его низ. Дуть, мама, не колоть. Дуть, мама, проще. И
дуем мы на них, мама, не через помидоры. Мы на них, мама, дуем
через узбекские редьки. Узбекская редька, мама, почти совсем как
наша. Только она зеленая, мама. И значительно, мама, больше. И
вкус, мама, совсем у нее другой. Одна узбекская редька, мама,
верх Путина. А другая, мама, соответственно, его низ. На них-то
мы, мама, и дуем. Дуем, мама, и дуем. Все, мама, дуем, дуем и
дуем. Нам, мама, судя по всему, еще долго дуть. Примерно, мама,
столько же, сколько колоть. Но ты, мама, не бойся, Это не вуду,
мама. Это даже не магия, мама. И даже не мистика, мама. Это наше
самое обычное русское дело, мама. Вроде, мама, лаптей. Или, мама,
водки. Или, мама, щей. Магия, мама, не знает, что такое русская
жопа и как сложно ее оторвать от кресла девятнадцатого века. Это,
мама, знает только русская жопа. Недавно я, правда, снова попал
в милицию, мама. И опять, мама, случайно. Двое подростков попросили
у меня, мама, закурить. Мне они не понравились, мама, сразу. Мне
показалось, что они педерасты. Что они из «Идущих вместе». Или
из партии «Родина», мама. Что они сейчас прикурят, мама, и пойдут
бить узбеков. Или слушать русскую попсу. Поэтому я, мама, прикурить
им не дал. И даже, мама, случайно легко совсем толкнул. Но они,
мама, упали. И долго не могли, мама, встать. Потом, мама, встали.
Но уже приехала милиция, мама. И забрала меня, мама, с собой.
Но быстро отпустила, мама. Времена меняются, и в милиции, мама,
как я уже тебе сказал, далеко теперь не все мудаки! И подростки
оказались хорошие ребята, мама. Они не педерасты. Они не любят
«Идущих вместе», мама. Не любят и партию «Родина», мама. Они ни
разу в жизни не били, мама, узбеков. И терпеть не могут, мама,
русской попсы. И я вернулся, мама, к Люсе дуть наверх и низ Путина
через узбекские редьки. Но сколько, мама, не дуй, все равно получаешь
одно и то же. Хуй, мама. Почему, ну почему, мама, из верха Путина
не уходят Пушкин, Евгений Миронов, сериал «Идиот» с Евгением Мироновым
и Никита Михалков?! Почему, ну почему русская жопа, мама, так
приклеилась к креслу девятнадцатого века?! Я ее спрашивал, мама.
Неоднократно, мама. Но русская жопа, мама, молчит. Не отвечает,
мама. Только все больше и больше, мама, прижимается к креслу девятнадцатого
века. Поэтому Люся снова срывается, мама. Люся, мама, снова часто
плачет. Снова размазывает не прожаренный чебурек по лицу продавщицы
из «Чудо-мезенки», мама. Потом Люся едет в «Ашан», мама. Это такой
гипермаркет в Теплом Стане, мама. И в Медведково, мама. Там цены,
мама, ниже, чем у нас в центре. Ненамного, мама. Но Люсе этот
достаточно, мама. Чтобы успокоиться, мама. Люся всегда рада, когда
можно что-то купить по ценам ниже, чем у нас, мама, в центре.
Поэтому мы, мама, не унываем. Мы, мама, продолжаем дуть и дальше.
Но мы теперь на Путина, мама, не дуем. Мы теперь на него, мама,
орем. Это даже еще проще чем, мама, дуть. И намного проще чем,
мама, колоть. Ты только не волнуйся, мам! Мы не орем на самого
Путина, мама! Мы, мама, орем на него через фейхоа. Это такой,
мама, маленький зеленый фрукт. Гибрид, мама, клубники с чем-то
еще. На тот фейхоа, который верх Путина, орет в основном, мама,
Люся. А на тот фейхоа, который его низ, ору в основном, мама,
я. Орем, мама, и орем. Орем, мама, почти без перерыва. Но результата,
мама, пока нет. Пока не раззомбировали, мама. Все так же из верха
Путина, мама, не уходят Пушкин, Евгений Миронов, сериал «Идиот»
с Евгением Мироновым и Никита Михалков. А русская жопа, мама,
по-прежнему не встает из кресла девятнадцатого века. Мама, ее
кто-то туда прибил гвоздями! Кто, мама? Я ее, мама, спрашивал.
Но русская жопа, мама, молчит. Русская жопа, мама, не отвечает.
Русская жопа, мама, со мной разговаривать не хочет. Только сидит
себе все, мама, и сидит в кресле девятнадцатого века. Мама, пожалуйста,
спроси ее тоже! Может быть, она тебе ответит, мама! А, в общем-то,
все, мама, хорошо. Только очень грустно, мама.