Литературная критика

Роман «Большой конвейер» Я. Ильина и его эпоха

1.Завод в степи

Русский философ Владимир Эрн в 1914 г., после начала Первой мировой
войны, высказал идею о «глубочайшей философичности орудий
Круппа» _ ¹. Эрн доказывал, что военная мощь современной Германии
имеет философское происхождение, поскольку феноменализм
Канта породил немецкий милитаризм, а немецкий милитаризм в свою
очередь создал «пушечного короля» Круппа, в чьих орудиях
«глубинное самоопределение немецкой нации находит… крайнее и
наиболее грозное выражение» _ ². Советская индустрия и советский
милитаризм («оборонка») были не менее философичны, в них
также нетрудно увидеть «глубинное самоопределение» советского
народа, и поэтому вполне обоснованными кажутся слова главного
героя известного в свое время романа Якова Ильина «Большой
конвейер»: «…техники вне политики не бывает» _ ³. В СССР
технике придавался идеологический смысл, в ней находила
концентрированное выражение идеология марксизма и в «атмосфере пылкого
промышленного утопизма машина стала господствующим
культурным символом советского общества» _ ⁴. Этот технократический
утопизм предвосхитил Максимилиан Волошин в стихотворении 1911
года:

			…Я гений чисел. Я счетчик. Я глава.
			Мне важны формулы, а не слова. 
			Я всюду и нигде. Но кликни – здесь я!
			В сердцах машин клокочет злоба бесья _ 5.

Русская литература X1X– XX веков, периода развития капитализма в
России, часто обращалась к теме подчинения человека машине,
торжества безжалостной техники. Хрестоматийный пример обращения
к этой теме – стихотворение Н.Некрасова «Плач детей»:

			Бесполезно плакать и молиться –
			Колесо не слышит, не щадит:
			Хоть умри – проклятое вертится,
			Хоть умри – гудит – гудит – гудит! _ 6 

В стихотворении А.Блока фабрика обладает тотальной и мистической
властью над людьми: «…Недвижный кто-то, черный кто-то людей
считает в тишине» _ ⁷. Советская литература изобразила совершенно
новую модель взаимоотношений человека и техники. Раб и
хозяин поменялись в ней местами. В каноническом произведении
соцреализма, романе М.Горького «Мать» машина (в которой, по
М.Волошину, заключена «злоба бесья») в условиях
капиталистического производства безжалостно эксплуатирует человека, фабрика
выкидывает «людей из своих каменных недр, словно
отработанный шлак», «машины высосали из мускулов людей столько силы,
сколько им было нужно» _ ⁸. Социалистическая революция порождает
миф окончательного торжества человека над техникой, которая
до этого угнетала, «высасывала из мускулов» силы.
Управляющий соляным рудником Олейников из рассказа Михаила Слонимского
«Машина Эмери» излагает свою теорию общественного
прогресса, в основе которой лежат взаимоотношения человека и машины –
если в «буржуазном рае» рабочий отождествлен с машиной, то
при социализме «машина заменила человека везде, во всех
работах…новая культура выросла не на человеческой крови, а на
масляном поте машин…Человек изобрел целый ряд новых,
замечательных машин. Он управляет погодой, климатом, он превратил
пустыни и тундры в плодоноснейшие области» _ ⁹.

В романе Я.Ильина «Большой конвейер», посвященном строительству
Сталинградского тракторного завода, описывается драматичный
процесс борьбы человека и машины, причем парадоксальность
созданной Ильиным картины взаимоотношений человека и машины
заключается в том, что автор заворожен величием техники и как
будто не может до конца поверить в ее подчиненность человеку. В
«Большом конвейере» техника уже не враждебна человеку, она –
не вампир, изображенный Горьким, но все-таки до полного
контроля человека над машиной еще очень далеко. Герой «Большого
конвейера» инженер Бобровников, оказавшись на практике в
Америке, признается, что он «относился ко всему тому, что
накоплено буржуазией в технике, в экономике, в быту, как к нашей
и даже как к своей будущей собственности» _ ¹⁰. То есть, он
смотрит на буржуазную технику взглядом экспроприатора, взглядом
завоевателя. Этот взгляд он называет «деловым подходом к
действительности» _ ¹¹.

Сталинградский тракторный завод был заложен 12 июля 1926 г. среди
голой степи севернее Сталинграда, причем решено было строить
здесь современный завод массово-поточного производства, в
основу проекта которого положен опыт США _ ¹² (Отметим, что
дипломатические отношения между СССР и США будут установлены только
в 1933 г., хотя американские специалисты оказывали
Советскому Союзу значительную помощь, а Х.Купер за участие в
строительстве Днепрогэса получил орден Ленина) . Известный советский
журналист, член ЦК ВЛКСМ Яков Наумович Ильин был не только
свидетелем, но и активным участником строительства
Сталинградского тракторного. Он редактировал заводскую газету,
выпускал производственные «листовки-молнии», организовывал
заводские конференции, писал о тракторном материалы для «Правды». В
«Большом конвейере» Ильин подробно, порой с излишней,
утомляющей читателя дотошностью описывает технологию
производства, демонстрируя прекрасное знание работы завода. Подход к
материалу у Ильина журналистский, но не литературный, и текст
романа напоминает сведенные воедино производственные
репортажи, местами дополненные литературным лиризмом… Автор
фанатично влюблен в это машинное производство. Как вспоминал
Б.Галин, Ильин уверял, что «завод музыкален» и «нужно только уметь
различать разные мелодии голоса. Они по-своему звучат утром,
в полдень, в часы вечерние» _ ¹³.

Яков Ильин был не единственным, кто сумел услышать музыку фабрик и
заводов, многие его современники задумывались о промышленном
шуме как о произведении искусства. «В Советской России, –
пишет А.Дмитриев в статье «Шум – музыка богов», – музыка
металла и станков получила широкое применение в театрализованных
агитпредставлениях Пролеткульта, в которых актеры яростно
били огромными молотами в стальные листы, имитируя тяжелую
поступь победившего пролетариата, гибель старого мира и
наступление новой эры коммунизма. В 1922 году в Баку состоялось
знаменитое представление «Симфонии Гудков» композитора
Реварсавра (Революционный Арсений Авраамов), который дирижировал
сиренами фабрик и входящих в порт судов. Не только полузабытые
композиторы, такие, как А. Мосолов (пьеса «Завод») и В.
Дешевов (опера «Лед и Сталь»), но и такие корифеи, как А.
Прокофьев (балет «Стальной скок») и Д. Шостакович (Балет «Болт»),
вводили в партитуры партии железного листа, паровозных
гудков и щелканье приводных ремней. Однако с 30-х годов
эксперименты со звуком оказались на обочине культурного процесса, и
лишь в конце 70-х на Западе с появлением индустриальной
музыки и таких исполнителей, как Бойд Райс или Throbbing Cristle,
появилось новое поколение любителей бескомпромиссного
грохота и создания из хаоса звуковых отходов новых художественных
структур» _ ¹⁴. Любопытно поразмышлять о том, что, может быть,
заводской грохот и есть та самая музыка Революции, которую
Александр Блок к ужасу эстетствующего поколения «серебряного
века» призывал слушать «всем телом, всем сердцем, всем
сознанием» _ ¹⁵. Революция заговорила сперва языком выстрелов и
взрывов, зазвучала свистом пуль и стонами раненых, а затем запела
заводскими гудками и загрохотала железной поступью
индустриальных маршей. Сейчас мы столь же хорошо представляем себе
зрительную, цветовую сторону революции, сколь плохо знаем ее
звуковую ипостась, но ведь мало знать, как выглядела
революция, нужно еще изучить, как она звучала. Шумовая пролетарская
культура ждет своего исследователя.

Николай Клюев в стихотворении, посвященном пролеткультовскому поэту
Владимиру Кириллову, противопоставляет поэтов «ржаных,
толоконных» поэтам «чугунным, бетонным» и проводит жесткую грань
между традиционалистами с крестьянским сознанием,
укорененными в национальной культуре, и новым поколением пролетарских
поэтов-урбанистов, воспевающих технику:

 Ваши песни – стоны молота,
В них созвучья – шлак и олово, –
Жизни дерево надколото,
Не плоды на нем, а головы _ 16.

Герои «Большого конвейера» изображены Ильиным порой схематично и
становятся неотличимы друг от друга. Как муравьи, они мелькают
перед читателем и путаются. Введя новый персонаж в
повествование, Ильин неожиданно забывает про него надолго или даже
навсегда. Уже по прошествии времени автор, словно
спохватившись, вспоминает о ком-то из героев романа, потерянном на
первых же страницах, и неловко пытается доказать необходимость
этой фигуры в развитии сюжета, который уж давно пошел совсем
по иному руслу в обход этой отдельной судьбы. Человек слаб,
случаен, незначителен, а завод – могуч, вечен, величественен.
Ценность жизни отдельного человека определяется его вкладом
в великое дело стройки завода. Отдельные персонажи наделены
яркими, запоминающимися характерами (Газган, директор
Игнатов, Алексей Митрохин), но большинство действующих лиц
«Большого конвейера» лишены индивидуальных черт, они вправду
словно бы плывущие по конвейеру однотипные механизмы. Сюжет
«Большого конвейера» увяз в «муравейнике» случайных и неслучайных
героев. Невольно создается впечатление, что человек получил
свободу от тоталитаризма машины, но не знает, как этой
свободой распорядиться… Герои много философствуют, но их
размышления, как правило, довольно прямолинейны, как бы
запрограммированы, целиком определяются жизненным опытом и той
социальной средой, в которой они находятся, философия отдельного
человека абсолютно классово детерминирована. Ранняя смерть (он
ушел из жизни в двадцать семь лет) не позволила Якову Ильину
завершить «Большой конвейер», этим в значительной степени
оправдываются недостатки романа, однако, на наш взгляд,
схематизм в изображении героев «Большого конвейера» объясняется
вовсе не тем, что автор не успел вдохнуть жизнь в их образы,
а общей концепцией произведения, словом, то, что
современному читателю представляется недостатком, для Якова Ильина
таковым отнюдь не являлось. Как вспоминала Мариэтта Шагинян,
«мы, писатели, увлеклись в ту пору вещами и техникой, машиной,
проектами, даже названиями инструментов. Весь этот мир был
для нас нов» _ ¹⁷. Действительно, литература бессчетное число раз
описывала гамму человеческих чувств, говорила о душевных
терзаниях, раскаянье, тоске, и все это в конце концов
перестало казаться новым и увлекательным, и, может быть, интереснее
услышать и описать «музыку» фабрик и заводов, обратиться к
жизни машин – «героем нашего времени» стала техника. Немецкие
художники-дадаисты в 1920 году сформулировали лозунг:
«Искусство умерло. Да здравствует новое машинное искусство
Татлина!» _ ¹⁸. В 1920-30-е гг. был невозможен спор «физиков» и
«лириков», ставший характерной чертой Оттепели, поскольку
казалось, что техническая, инженерная мысль способна на лиризм,
открывает широкий простор фантазии и творческой самореализации,
и именно поэтому в литературе возникает такое увлечение
«вещами и техникой». На наш взгляд, совершенно правильная мысль
была высказана в двухтомных «Очерках истории русской
советской литературы» о том, что «авторы и «Гидроцентрали», и
«Большого конвейера», и «Время, вперед!», захваченные
исключительными темпами, гигантскими масштабами развернувшихся во всей
стране строек…менее напряженно вглядывались в человека,
творца всех этих чудес на земле…» _ ¹⁹ Произведение, воспевающее
могущество техники, не может быть достаточно пристальным к
внутренней жизни героя, к движениям его души и сердечным
тревогам. Николай Бердяев, которому было свойственно
апокалиптическое переживание проблемы взаимоотношения человека и машины,
отмечал, что «единственной сильной верой современного
цивилизованного человека остается вера в технику…Техника есть
последняя любовь человека, и он готов изменить свой образ под
влиянием предмета своей любви» _ ²⁰. О том же размышлял и
Максимилиан Волошин: «Они [машины] повинуются нам как рабы […] Но
проходит время, и мы вдруг начинаем сознавать, что совсем они не
рабы, а что мы безвозвратно продали им в рабство свою
вольную душу» _ ²¹. О самом себе попавший в рабство человек начинает
мыслить, прибегая к машинным метафорам – как Олейников из
«Машины Эмери» М.Слонимского: «…хорошо бы механизировать в
человеке все, кроме мысли: все чувства, ощущения, желания, –
так, чтобы машина не только работала за человека, но и
радовалась и страдала бы за него» _ ²². Но если произойдет то, о чем
думает Олейников, то это будет означать, что человек и машина
поменялись местами, ведь в ХХ веке наступила компьютерная
эпоха, возник искусственный интеллект, машина научилась
«думать», а значит у человека исчезло то единственное
преимущество, которое хотел оставить ему Олейников. И потом, чувствующая
машина является ли вообще машиной, не становится ли она уже
живым существом, лабораторным гомункулом?.. Похоже, в
рассказе «Машина Эмери» Михаил Слонимский предвосхищает такую
научную сенсацию XX века как клонирование.

В романе П.Вигдоровича «Онегострой», посвященном строительству
гидроэлектростанции, описан тот восторг, с которым работавшие на
стройке люди наблюдали за только что полученным
экскаватором: «…стояли поблизости и любовались, обменивались
впечатлениями, пытаясь оформить эти впечатления, сравнивая его с живым
существом. Зойкина заявила, что больше всего он напоминает
«помесь свиньи со слоном»…» _ ²³. А работающий на этом
экскаваторе Сергей Егоров «гордился своей машиной и шутил, что
экскаватор и есть его настоящая жена, а Настя только для виду, дети
же, хотя и родились от Насти, но похожи на экскаватор –
также любят в земле рыться и камни щвырять» _ ²⁴. Машина может быть
сравнена не только с животным (с помесью слона и свиньи),
но и очеловечена. Человек и машина образуют настоящую семью.
Машина – не только родственное, симпатичное существо, но и,
возможно, жена.

––––––––––––––––––––––––-

Примечания

1. Эрн В.Ф. От Канта к Круппу// Эрн В.Ф. Сочинения. М, 1991. С.313

2. Там же. С.315

3. Ильин Я. Большой конвейер. М, 1936. С.270

4. Кларк К. Советский роман: история как ритуал.
Екатеринбург, 2002. С.85

5. Волошин М. Избранное. Минск, 1993. С.83

6. Некрасов Н. Избранные произведения. Л, 1972

7. Блок А. Фабрика // Блок А. Изборник. М,1989. С.42

8. Горький М. Мать. М, 1952. С.3

9. Слонимский М. Машина Эмери // Слонимский М. Копыто
коня. Рассказы. Дневниковые записи. СПб, 1998. С.66-67

10. Ильин Я. Большой конвейер…С.17

11. Там же

12. См. Водолагин М. Первый тракторный. М, 1968. С.8

13. Галин Б. Воспоминания о Якове Ильине// Яков Ильин.
Воспоминания современников. М, 1967. С.262

14. Дмитриев А. Шум – голос богов// http://www.nbpiter.ru/main.htm

15. Блок А. Искусство и революция. М, 1979. С.227

16. Клюев Н. Песнослов. Петрозаводск, 1990. С.96

17. Шагинян М. Три поколенья книг// Яков Ильин.
Воспоминания современников... С.208

18. Цит. по: Стригалев А. Ретроспективная выставка
Владимира Татлина// Владимир Татлин. Ретроспектива. Кельн,1994.
С.36

19. Очерки истории русской советской литературы. Ч.2. М, 1955. С.41

20. Бердяев Н. Человек и машина. Проблема социологии и
метафизики техники// Вопросы философии. 1989. №2. С.147-148

21. Волошин М. Избранное. Минск, 1993. С.443

22. Слонимский М. Указ. соч. С. 89

23. Вигдорович П. Онегострой. М., 1930. С.60

24. Там же. С.64

(Окончание следует)