Поэзия

Элегия

1
Город наших старений,
Проторенный насквозь…
В этой хляби осенней
Столько жизни сплелось.
Все уже состоялось
Между нами двумя.
Может, самая малость
Взор затмила, томя.
Все еще состоится,
Хоть на пару минут.
Наши вечные лица
В рамах окон замрут,
Как на фото семейном,
Ожиданьям вослед,
В полужесте шутейном,
А фотографа – нет.
2
Увяданье, растрата,
Прежней жизни разъем,
Годовщина и дата
Воскрешенья вдвоем.
Исхудалые тени
На свету октября,
Мы застыли в смятеньи,
Желтизну серебря.
Это небо над нами,
Замыкаясь у глаз,
Стало нашими снами
Долговечнее нас.
Вот и спим, узнавая,
Что случится потом,
Словно почва живая
Меж водою и льдом.
3
Пред разбитой скворечней
Вечен птичий испуг,
Словно прожитый, прежний
Опыт наших разлук.
Тем и дольше протянем
Мы у кромки своей
В токованьи нераннем
Умудренных кровей,
И полюбим пустынный,
Низкий свет облаков
Над заглохшей пучиной
Коммунальных снегов,
А в ногах, как литые,
Среди льдистой травы –
Вороха золотые
Обручальной листвы.
15окт. 02

Пять эпитафий Золотому веку


  «Светлана не только именем, но и душою, помолись за Асмодея не 
  только именем, но и тревожным и темным расположением духа».


Из письма Вяземского Жуковскому, 1852 год.

1. Батюшков

От обеих столиц вдалеке,
С неизбывною хворью в башке,
Посредине родного содома,
Запахнув домотканный халат,
Тридцать лет и полжизни подряд
Он не чует беды и разлома.

Помни, помни… он все позабыл.
Внятных чувств остывающий пыл,
Перемешанный с кровью венозной,
Вологодским ветрам не раздуть.
Он дотянет еще как-нибудь
До конца, до могилы тифозной.

Ну и как тебе, разум слепя?
После книги, как после себя,
Только опыта переизбыток.
Лекарь вязью латинской скрипит.
Помнишь Пушкина? Пушкин убит.
Что за дело тебе до убитых?

Ты и сам в отдаленьи своем
Не способен на больший разлом,
Чем такой, с бесконечною дробью.
Ну какая-то пара веков –
Томик прозы и томик стихов,
Две опоры простому надгробью.

2. Жуковский

После Пушкина перебирать –
Бог ты мой! – долговые бумаги,
Пересматривать каждую ять,
Частной жизни казенные знаки,
Мол, а сам-то, а сам-то,  как мы, 
Не безгрешен, и ростом не вышел,
И просил беспрестанно взаймы,
Слаб душой, потому и не выжил…
После Пушкина – только стихи,
Только это останется в силе.
Ах, доверьте долги да грехи
Полицейскому злому верзиле,
Не Жуковскому, не старику
Со слабеющей зыбкой зеницей.
Лучших – мало, и век начеку
Метит каждого свежей землицей.
Этот город по-зимнему лют.
С кем бы словом обмолвиться… где там!
Убежать бы… да поздно: вернут.
Даже мертвого. С волчьим билетом.

3. Вяземский

Помолись, Асмодей, за Светлану,
В память вашей невстречи последней.
Лучше новому верить обману,
Чем тянуться за прежнею сплетней.
С Александровых дней только двое
Вас, наследных, держалось доныне.
Вот и время твое гостевое,
Стариковское злое унынье.
Четверть века – ни веры, ни спаса.
Четверть века – до Божьего зова.
Ах, печальный певец «Арзамаса»,
Где твое летописное слово?
Помолись, как просил ты собрата
Помолиться, не зная, что прежде
Век расколет и эта утрата
Вопреки долгосрочной надежде.

4. Баратынский

Это просто воздушный Неаполь,
Существующий здесь и нигде,
Вырастает из солнечных капель
На слоистой воде.
И – стопой маслянистою – стапель,
Словно плуг в борозде.

Краткий сон рыбаря после ловли
Рассказать не берусь.
Хохоток припортовой торговли,
Кто не здешний, попробуй на вкус.
И примерь – уж не для стариков ли? –
Италийской соломки картуз.

И пойми: ты свободен, покуда
Длится этот июль,
Расточитель извечного блуда
Корабельных свистуль.
Слушай речь южноморского люда
Да соленый прилив карауль.

Два часа – до летального сплина
И дороги к мостам над Невой.
Зябко, зябко заноет грудина,
Словно вал налетит штормовой.
Это сумерек поздних руина
Гасит свет над твоей головой.

5. Языков

Ах, друзья-сотрапезники,
Хоть из вас я меньшой,
Русской речи в наперсники
Речью выбран чужой,
Где мальчишечья вольница,
От любви солона,
Хвойной брагою полнится
До краев, допьяна,
А под утро… постойте-ка,
Я за все заплачу! –
Обрусевшая готика
Задувает свечу
На закате империи,
Чтоб увидеть восход –
Как в библейской мистерии
Знаешь все наперед…
Ах, былое содружество,
Я твой вызов приму:
Есть привычка и мужество
Умирать одному.
21 ноября – 19 декабря 02

…Почувствовав тепло…

Скоро ангелы, почувствовав тепло,
Снизойдут к нам и помолятся за нас.
Промелькнет в окне раскрытое крыло
Близко-близко, словно свет, у наших глаз.
Всех, любя, мы именами наречем:
Жить привычно журавлем или скворцом.
Мокнет снег во льду под солнечным лучом.
Плещет лужица расплавленным свинцом.
Но ведь ангелы-то к нам не снизойдут
Ни навечно, ни на несколько минут…

Мы ни ангелам, ни птицам не нужны,
Да и мы привыкли их не замечать.
Мы устали от весны и до весны
На себе носить усталости печать.
Ах, как долго, ах, как долго этот март
Мокрым снегом наши метит каблуки…
Есть у старых зим особенный азарт –
За людскую жизнь цепляться по-людски.
И не виден, и не виден День Седьмой
За бескрайней, за безангельской зимой.
15 апр. 03

Страстная пятница

1
Потому ведь и молимся, пишем свои словеса,
Глядя под ноги менее, чем высоко в небеса,
Что не знаем, по сути, ни Рая, ни Ада,
Как земные друг друга во льду полюса.
2
Что услышать надеемся мы, поднимая чело,
То весеннему ливню, то вьюге январской назло?
Что хотим мы от неба? Молчания или ответа?
Но в хотении время Его не пришло.
3Слава Богу, что Он оставляет в неведеньи нас,
Молчаливо даря или век, или год, или час,
Чтобы прожили мы это время, расслышав друг друга,
Между Адом и Раем, покуда наш слух не угас.
4
Даже в смерти своей мы не знаем Его до конца.
Если б вышло иначе, то сын оказался бы чтимей отца.
О мужчины, глядящие ввысь у отцовских надгробий!
Он стоит среди вас, не являя родного лица.
25 апр. 03

Ночное небо

Владу Колчигину

1
Включайся, ночная механика,
Схоластика древних мужей…
Не ФУДЖИ, не КОДАК, не КОНИКА,
А звездная речь ворожей.
Светила еще не исчислены
И души парят высоко,
И чем бесконечнее истины,
Тем гуще небес молоко.
Снежок под ногами поскрипывает
И млечный сочится парок,
И звездчатый иней накрапывает –
Как школьник спешит на урок
Бессмертья, а может, забвенья –
Не ясно еще ничего –
За эти земные мгновенья
Свое распознать существо.
21 янв. 04

2

Ангел летит, отражаясь в неслышной воде,
Дальше и выше,
Так высоко, будто нет его вовсе нигде, -
Вот и гляди же,

С ним, неприметным, родство золотое свое
Выпытай, вызнай.
Нет у тебя ничего – только точки над «е»
В лучшей из жизней.

Самое страшное – это когда, присмирев,
Ты напоследок
Вдруг различаешь какой-то саднящий напев
Памятью клеток.
11 марта 2004

3. Войди!
(Из Роберта Фроста)

Добрел я до кромки лесной, и вдруг
Чудо – песня дрозда!
Вокруг были сумерки, но внутри
Разлилась чернота.

Так неуютно уснуть одной
Птице среди ветвей,
Но можно еще поддержать себя
Певчей игрой своей.

Бледнея к закату, солнечный луч
В груди дрозда не погас,
Чтобы его дыханье согреть
Песней в прощальный час.

Мне послышался в песне той
Зов ночных колоннад,
Словно  деревья из глубины,
Бедствуя, гомонят.

Но я  и ничуть не мыслил  свернуть
От звезд в дремучий прогал,
Пусть бы звали меня туда, -
А никто и не звал.
15 марта 2004.

Бог и другие

Андрею Дитцелю

1. Паутина

Я устал говорить, говорить, говорить,
То ли воздух толочь, то ли воду варить,
То ль чешуйчатый иней по скляни  скрести,
То ль из сивых волос паутину плести,
И по сивой стене –  пауком, пауком,
На невидимой нити качаться тайком,
И концы ее туго тянуть  в узелок -
Словно на зиму иней окно заволок,
Узелок к узелку паутину тянуть,
Глядя, словно в себя, в заоконную муть,
В заоконную муть, в окончанье зимы – 
Из себя, из оконной фрамуги, из тьмы.
20 июня 04

2. Муха
(легкая пастораль)

… Вот вазочки, вот блюдечки, варенье,
И муха воспаряет над столом,
Однако тут не все стихотворенье,
Хоть мухе вскоре будет поделом,
Когда ее пилоткой из газеты
Прихлопнет дачник, тучен и усат,
Воображая младости приметы
И в ней себя лет сто тому назад.
Но это все же самое начало,
Поскольку муха легкая жива,
А дачницу от жара укачало -
Она легла на час или на два.
И дачник в одиночестве ленивом
Уже готов налить себе чайку,
Подумывая: – Скоро будет ливень. -
Из леса слышно дальнее ку-ку,
А муха… муха села на варенье,
Увязла, крылья легкие сложив,
И дачник, словно он – венец творенья,
Навис над мухой бедною, как взрыв…
Остановись, мгновенье, ты не вправе
Коснуться тленом гордого чела.
Пускай живет оно в простой оправе
С той стороны зеркального стекла.
28 июня 04

3. Бог

Раздвинув мох, как черная вода,
Струится муравьиная орда
Из ближних недр, из мира травяного,
Чтобы уйти отсюда навсегда,
Как мнится ей, или вернуться снова.

Но майский жук, лежащий на спине,
Один, и просит помощи вдвойне.

То припадая к мощи корневой,
То видя у себя над головой
Глубокий космос плоти человечьей,
О жизни молит Бога майский жук,
И муравьиный медленный испуг
Уже лишен какой-то связной речи.

А человек, немыслимый, как Бог,
Ступил на землю, небо заволок, 
Смятению существ не уступая.
Жук, муравей, травинка, лепесток -
Все для него природа неживая,

Пока он сам не сгинет среди трав,
И в смерти Богом все-таки не став.
2 июля 04

Влюбленность

Все женщины, любившие меня,
Со мною расставались бескорыстно.
К чему при расставании расчет?
Корысть какая в долгих разговорах
О чем угодно, лишь бы не о нас?
Мы оседали где-нибудь в кафе
Иль на скамейке возле воспаленных,
Гриппозных, жарких листьев октября,
И кожа их сухая шелушилась
В цвет жгучему понтийскому загару,
Который жадно мы приобретали
Всего лишь два-три месяца назад
Поодиночке. Длинный-длинный берег
Влюбленность нашу не соединял.
И слава Богу. Молодые годы
Хотят одних, а воздают другим.
И ранние рождения детей
Для нас, тогдашних, были потрясеньем.
Мы больше никого не замечали,
Верней, не тщились что-то изменить
В самих себе. Потребовалось время,
Которое, к несчастью, без расчета
Нам никаких уроков не дает.

О бедные влюбленности мои…
25 мая 03

Роль

То ли седины свои прячу,
То ли неба страшусь грозового,
То ли вышептываю удачу
У Отца нашего мастерового…
Жизнь спустя под кусочком ткани
Малый разум мой иудейский
Бродит в безводном песке исканий,
В его тусклом и плотном блеске.
У кипы я ищу защиты,
Ни во что, по сути, не веря.
Крепко складки ее прошиты – 
Так старательны подмастерья.
Я ношу ее в Диком Поле.
Я от общей массы отлеплен.
Мне неловко от новой роли.
Мне привычен иной молебен.
И шаги мои тверже, злее
Всех песков и небесной тверди.
Далеко мне до Иудеи.
Ближе все-таки мне до смерти.

9 июня 03

***

Я не изменился ни капельки. Даже
Весь век пребываю все в том же пейзаже
С налетом бензина, мазута и сажи.

Поэтому небо я вижу все реже.
Иллюзии – те же. Прозрения – те же.
Земной кругозор ворчуна и невежи.

Мое расстоянье – одна сигарета.
Билет ни к чему. Мне не надо билета.
Такая система. Такая планета.

И все мои малые передвиженья
Для прочих людей не имеют значенья.
Вот так путешествую изо дня в день я.

Не с чувством дороги, а с чувством изгнанья
Врожденным живу на краю мирозданья.
Как будто плачу неизбывную дань я.

Затем, чтобы выдохнуть: – Господи, где я?
Какая пустыня – моя Иудея!
И жизнь прожитая не стала добрее…

18 июня 03

***

Нынче ангелу стремно: а вдруг собьют.
Не собьют, так зароют или утопят.
И не то, чтобы мир первобытно лют,
Но такой у него первобытный опыт.

Если даже не хватит пороха и свинца,
Мол, пирожник сдобы еще не выпек,
Хватит кайфа, чтоб вытрясти из Отца
За такую детку   нехилый выкуп.

А у детки в глазах то огонь, то дым,
И крыло болтается неживое,
А из тучи бьет свинцовое с ледяным,
Превращаясь в марево пылевое.

2 сент. 04

 
***

С небрежной рифмою, почти щеголеватой,
Как будто за спину закинут пиджачок,
Гуляй по городу, мой давний соглядатай,
Все понимающий, пытливый старичок,
Броди, броди себе, выманимай погоду -
Златое солнышко в изломе октября,
Кати по воздуху его, по небосводу,
Будь счастлив жизнью, проще говоря…
Ты столько  лет присматривался к смерти,
Ты столько слов  сказал небытию,
Что преуспел в бессмысленном усердьи
За смерть свою упрятать жизнь свою.
И срам искать  в судьбе твоей горчащей
Слова обманные, окольные пути,
Пока ты бродишь улицей, как чащей,
С небрежной рифмою, домашнею почти.

19 окт. 04

***

Июль кончается, и нечего терять,
И вспомнить нечего – такой обыкновенный.
И ты берешь то книгу, то тетрадь,
Глотая пыль окраины Вселенной,
Где, прячась,  буковки сливаются в одно -
Понять нельзя, печать или чернила.
Не пряла Парка пряжу, а рядно
Застиранное штопала-чинила.
Ты эту ткань попробуй-ка примерь,
Пройдись-ка в ней по-древнему устало.
Она от каждой из твоих потерь
Все более в себе приобретала,
Как некогда Гораций и Назон
Делили с ней то славу, то изгнанье,
И для тебя, наверно, припасен
Один стежок на кромке мирозданья.
Гляди, как нить суровая скользит
Под пальцами… как время деловито,
И не зефир, а буковка сквозит
Неведомого прежде алфавита.
29 июля, 
20 авг. 04

(Окончание следует)