Лаборатория слова

О преобразовании формы в современной поэзии

(на примере поэтов конца XX начала XXI века)

запись первая

нельзя слишком часто возвращаться к вопросу «что такое знание»,
и к ответу, что «знание – это то, что известно».

о преобразовании формы в современной поэзии мне известны некоторые
размышления и теоретические построения современных лингвистов
и литературоведов, но то, что буду говорить я, будет, конечно
же, отклоняться от русла этих размышлений.

запись вторая

не забыть о :

визуальной поэзии, поэзии и био-генной инженерии, о театре-и-поэзии,
кино-и-поэзии, видео-арте-и-поэзии

об idem-forma _ ¹ и внутренней форме
_ ²

о стихах на границе философского и поэтического теста, о «записи»,
которая может быть и стихотворным текстом и текстом прозаическим
– т.е. жанр ее нечеток

но сузить тему ____

в стихосложении форма фиксирована строфикой, метрикой, звучанием,
виртуальным и визуальным миром стиха

радикальные формы преобразования уже довольно изученные ___ Хлебников,
Крученых, Каменский, Обериуты, Гнедов ___ и.т.д.

а ныне еще мало изученные ___ Мнацаканова, Авалиани, Шерстяной,
Горнон, Альчук, (____), Ры Никонова ___ и.т.д.

Айги ___ сложная ритмически и визуальная форма стихотворных текстов

Сапгир ___ совмещение стиха и прозы, визуального и вербального
(театральность тестов: ремарки, диалогичность, разбивка на роли)

но мы рассмотрим только четырех поэтов ___ А. Альчук и Е. Мнацаканову
___ а из молодых поэтов остановимся только на ___ И. Оганджанове
и С. Кромине

запись третья

все неразрывно связано

все неразрывно связано словами, и то, что это неразрывно – это,
пожалуй, сейчас самое для меня главное, главное – неразрывность,
не то чтобы текучесть или проницаемость, а именно неразрывность,
когда сбой ритма возникает через препинание, размежевание, через
знаки разъединения – возникают знаки освобождения. Возникает поэзия
Анны Альчук.

***
сте пень ненужности
сту пень к .................
...................................
...................................
....................................
не Бу
                 из книги «сказа Но»

и это спотыкание и есть продвижение к не Бу? (небудущему? к тому,
что «не буду?» и к небу, которое пробуждает эта свобода Бу). Открытость
слога – именно она будит воспоминание о других (похожих, близких
или далеких) словах, и сводится к рождению новых смыслов, к пульсации
непроизнесеннных слов-слогов-клеток-букв, той био-логии (био-логоса),
когда экзистенциальный трагизм стихотворения преображается в полет.
И то, что, казалось бы, может исчезнуть – оживает.

***
дрязги избы –
избыто
мне бы 
вне быта
в небо?
было ведь (бы
ло)дка скользнула
в небы-
	ли-лись
льтоками волн(з
вуки) вездесь
(всег
да)р
се-GOD-ня»

и это избывание, вымывание излишеств, но не до пустоты и дыр,
а порождение новых описаний мира внутри привычных слов, мне нравится
ощущать это в стихотворениях Анны Альчук. Ощупью ощущать. И зачерпывать
новые звучания. ___ буквы как кочки ____ споткнёшься ___ и брызнет
на тебя брызгами новых слов-букв. И неизвестно порой в какую сторону
полетят эти брызги (из этого словарева). У Альчук всегда неожиданность
нежданность ___ бросок костей. Но в строгом смысле форма стихотворений
Альчук почти традиционная. Однако прихотливая графика стиха, межстрочные
паузы, скобки, сложная пунктуация и разбивка строки – все это
меняет интонацию, сбивает её, будто внутрь стеклянного шара вкраплена
другая порода, другая химическая структура.

запись четвертая

но слова признаются и в своей способности быть музыкой, слова
узнаются по своей способности быть музыкой. Елизавета Мнацаканова
поэтесса, чей дар творить словами музыку. Новые музыкальные формы
её похожи на нотную запись и одновременно на фиксацию пробуждения
из забытья, где проговаривание, проборматывание погружает в за-бытие,
и происходит прикосновение к бытию «за», и голос слагает за-плакивает-вы-плакивает
новые звучания этого бытия-«за», о-звучивает вы-учивает иные ритмы,
которыми колышутся ветки смыслов. Это особое всматривание в бытие,
где все чуть-чуть расфокусировано, чуть-чуть расплывчато, как
бы сквозь слезы, как бы сквозь другую среду. И сквозь это другое
– это другое и проявляется. Даже в расплывчатости, даже в текучести.
Магнитом собранные частицы слова не распыляются, а создают новый
подвижный рисунок.

думается, поэзия Мнацакановой – это поэзия извлечения из влечения
к смерти нового дыхания жизни.

хотя у Мнацакановой (как она любит повторять) с темой смерти связано
многое. Однако, когда человек живет долго-долго, и пережил клиническую
смерть, идея смерти становится фактом его жизни. И поэмы о переходах
в смерть – это поэмы о жизни, из которой слово не хочет уходить
в небытие, а длится, рождая, по-рождая бытие и преодолевая смерть.

и слово движется, свивает высь, свивается высью. И из этих дыханий
свиваются странные миграции слов. Это наблюдение за ускользающим
(за словами). И вверение себя этому ускользающему (словам).

а я думала мы
с тобою вдвоем я
думала мы вдвоем с тобою
мы с тобоювдвоеммывдв
а я такятакду
маламы
вдв
о, я так ятак дума
ламывдвдемы
всегданавсе
гдамывдв
о, я так ятакду
маламамама
стобойтмы
вдв
оеммы вдв
о,о, о.

симфонизм, музыкальность, звукопись – естественные и м.б первые
ощущения от поэзии Мнацакановой, где стихия больших стихотворных
форм близка графически к партитуре современных музыкальных сочинений.
Но у Мнацакановой через ритмические повторы, сбои, перебои ритма
возникают слова, семантика которых постоянно колеблется, дрожит
от нового ритмического колебания. И тогда легко утериваются и
буквы, и части слова. Запись стихотворения становится похожей
на нотную партитуру и (или) на визуальный объект.

кружение, волхвование, наращивание смысла и его забвение. Мнацаканова
втягивает, будто заводит в глубину озера, и через эту мглу словесную
– тесную, разреженную, изменяющуюся, как вода текучую, через эту
мглу темнеют, золотятся травы ее пения, полу-сновидческого-полу-провидческого.

запись пятая

чем-то близок и совершенно, конечно же, совершенно далек от поэзии
Мнацакановой поэт Илья Оганджанов. Его стихотворения зачастую
не разделены на строки (и по определению М. Гаспарова могли бы
не считаться в строгом смысле слова стихами), но внутри монолитных
«квадратов», этих строго очерченных графически форм, происходит
разбивка (через пробелы) на интонационные паузы. Сложные метафоры,
нелинейные ассоциации. И постепенно «квадрат» распадается. Все
становится зыбко и неясно, интонационно тягуче. В этой поэзии
сквозь затемненность смыслов, сквозь монотонность образов, через
пластичность метафор мерцает новая реальность. Меняются очертания-границы
мира, и через неясное, невидимое проступает уже вполне различимо
новый смысл, который проявляется сквозь уже написанный текст.

и если преобразование – этот переход (по Флоренскому) от... «поверхности
действительной к поверхности мнимой (и) возможен (он) только через
разлом пространства и выворачивание тела через границу себя ___»
тогда через метафоры, прозоизацию, новое истолкование старославянской
лексики и архаизмов, используя традиции медитативной и духовной
лирики, библейские тексты и традиции поставангарда, в поэзии Оганджанова
возникают контуры тебя-другого, тебя-преображенного-через-другого.

«Палимсест»
(четвертая страница)

ты ходишь по комнате
перелистываешь братоубийственные летописи
рифмуешь сусальных ангелов с букетом увядших нарциссов
ходишь и ходишь

юноша спешит на свидание  зажав в кулаке пригоршню мотыльков для своей возлюбленной	
ангелы маршируют на брусчатке сознанья	
их шаги отливаются в литеры и детонируют в твоём мозгу		
это буки идут войною на веди	
шрапнель поцелуев	и судьба покидает окоп	
твердо слово ея	
аки обры обрящеще бороны смерти оттаявшие по весне любовники присягают в верности осязанию	             
лепестки нарциссов и крылья мотыльков врачует жена в ожидании мужа	
азъ добро есть черви гложут глаголь	в мозжечке детонируют ангелы	
горсть мотыльков бросает вдова на могилу супруга

ты ходишь по комнате
узнаешь из летописей, что дыба -
лучшее средство от скуки
рифмуешь увядших ангелов с литерами смерти
ходишь и ходишь
и собираешь пригоршню мотыльков

метафора выворачивается, преобразуется в новое качество, новый
образ. Мозаичный метафорический мир Оганджанова колеблется. Образ
этого мира прихотлив, переплетен. В него вплетены сложные метафорические
ассоциации, будто вплетены нити разной фактуры. И если их нащупать,
можно вытянуть по ним другие пространства, или, потянув за них,
как за ручку дверцы, самим войти в эти пространства, втянуться
в них. И они затянут, утянут. И ты начинаешь медлительно (будто
под водой) совершаешь странное путешествие, замечая там (в глубине)
очертания выстроенного по законам гармонических соответствий какого-то
необычного сооружения. Сквозь струение, зыбь интонации (как сквозь
струение воды), сквозь тяжелый ритм стиха проявляется строгая
и ясная архитектура. Тексты Оганджанова с отдаленными ассоциативными
связями, с трансформациями сложных метафор неожиданно и неуклонно
смыкаются в финале (через волнами накатывающую медленную, медитативную
интонацию и неторопливость ритма) отливаются в форму независимую
от случайностей, гармоническую, почти аполлоническую.

запись шестая

интерес современных поэтов к библейским текстам, к их прямому
или косвенному цитированию в сочетании с пост-обериутскими сдвигами,
сломами, надломами языка, – такова поэзия другого автора Сергея
Кромина

фольклорные интонации, самобытная встревоженная речь чудака о
чуде, о младенческой дрожи вещей, о трепете взаимности между травой
и человеком, о просветленной смелости и смертельной жалости к
жизни. Бормотание, внутреннее клокотание и ритмическая неуравновешенность
строк, которая успокаивается лишь в прозаической уравновешенности
отдельных кусков текста, и как будто подгоняет автора вначале
к внутреннему диалогу, а потом и к разговору с другим.
Но облик этого другого только нащупывается через
тьму словесную, через косноязычие древнерусское или невнятицу
(пост-обериутскую и заумную). И вот уже различим за снегопадом,
за бородой проливного дождя мир явлений и вещей, который на твоих
глазах обретает единственное и самое зримое очертание – очертание
Другого.

БЕРЁЗОВБОГЪ

и когда выплыли три рыбы указуя клювами на него и он понял что сим смерть 
предсказана и лёг во весь рост и исторг зучь могучий и не могла вода вмстить гортани 
его и колыхались облацы мчавшиеся по нёбу его

И	НЕ	ШЁЛ	КОЛЬКА	УЪ	КОЛОДЦА	РУКАМИ РАЗМАХИВАЯ

					шил дождь
						в шалаше колдун
				      концы   секунд    держал
						кол дан	божкам

						ЧУХХХ     Ч  Х Ъ

только почувствовал колюшка ака жесть тяжела дачтобы отнеба спастися наклониввся 
испугался колюнька а из горла уже пробочка выкатилась испугался колюнько 
тяжелобольно аотовсюду ужежучки выпрыгивали непоямать рука в точку реки грудны и 
захлопнули над колюнькой крылья лёг колюня и остывает тль его	легко	стало

	столы и стулья не имеют больше ризницы и десять тысяч вещей с имя

никто не может сказать слова его и не поднять никому стакана его и никто не может 
сказать ли сказал он сам слово свое и поднял да и опрокинул стакан ли свой но только 
поднял колька стакан доопрокинул яго в глоть свою и сказал слово свое
				где косы ходят		
				  тяжело жилам жить

да возопиша баобабы над смертью своей над смертью мира крушивших их и его потекла 
вода их речью самогонной во утробы /…/

запись седьмая – эпилог

мне думается, что идея непрерывности, и включение в эту непрерывность
другого, как вспышки-озарения тебя-в-другом,
это струение тебя-в-другом, эта встреча тебя-в-другом
и возвращение в-себя-преображенного-другим, этот
внутренний театр души, подвижный, незамкнутый и непрерывно живой,
это м.б. те движения современной поэзии, которые по-разному преображены
и явлены у рассматриваемых мною авторов.

и если у Альчук форма наиболее (как мне думается) замкнута, наиболее
жестко детерминирована на само-бытие стиха, которое не мыслится
(на мой взгляд) как бытие открытое. И прорыв к открытости возможен
только через не-бытие, трагически прорывающее и прерывающее не
только слово, но, как это ни горько, и жизнь того, кто это слово
произносит,

то у трех других поэтов, о которых я говорила, открытость, прозрачность
другому явлена либо как неразрывность и полифоничность
музыкальная (у Мнацакановой), либо как метафорическая проницаемость
мира и пронизанность другим (в поэзии Оганджанова),
либо как передельная душевная чистота переживания другого
и открытость другому, с непрерывным (через слово
и ритм) вчувствованием в другого (как у Кромина).

_____________________________________________________

Примечания

1. idem-forma – фигура поэтического изображения
(и элемент нового миропонимания), где не только уходит двойственность,
уже преодоленная метаболой, но создается эффект отождествления
с другим и в другое, где единичное уникальное раскрывается через
множественное. ( из статьи В. Аристова «Тот человек в
человеке...» (Idem-forma и поэтика Другого))

2. внутренняя форма – термин Потебни

литература:

В. Аристов «Idem-forma и границы миметического изображения в современной
поэзии»

А. Альчук «Не Бу» М. 2005

Е. Мнацаканова из книги С. Бирюкова «Поэзия русского авангарда»
М. 2001

И. Оганджанов «Вполголоса» М. 2002

С. Кромин «Зарязань» М. 2002

П. Флоренский «Мнимости в геометрии»