Проза

Начало

Я ничего и никогда не забываю. Но не тот – день последний. За
последними всегда следовали первые. Но тот – оказался последним.
Я его не помню. Не буду помнить. Не хочу помнить.

Как высоко бы ни парил воздушный змей – без нити полета не будет.
Хоть невидимая, но быть она должна. И мы полетели. И нить раскручивалась,
а ветер бережно и нежно поднимал все выше и выше. И мы на Млечном
пути. До ближайшей звезды – подать рукой. Но она не моя. Моя здесь.
Рядом. Прижимается к плечу. И где-то далеко виднеется Земля. А
тишина поет свою вечную песнь.

– Тебе не жаль возвращаться?

В ответ – грустная и обезоруживающая улыбка.

Но даже самая длинная дорога когда-то заканчивается. Вот мы на
краю. И Я не могу сказать то, что должен. Не могу. И это мой выбор.

Любить нелюбимую – обычное дело.

Любить любимую – ... не каждому выпадает.

Мне не снятся сны – и я не вижу, как мы растворяемся теплым майским
вечером в утренней дымке. Не вижу, как Она целует мои глаза, а
я каждый Ее пальчик. Как умываю Ее утренней росой. Как бегу за
цветами – успеть, пока Она не проснулась...

Нет – не то. Не то! Мне надо еще рассказать моему сыну – как найти
звезду. Научить драться. А с кем он поделится по поводу своей
первой девушки?! А еще мне... Я просто не смогу ему сказать. Не
смогу.

Комета разрезала небо, как праздничный торт – это наш танец –
томный, мучительный. Последний. Я не спешил. Передо мной была
вечность. Я знал, что больше к ней не прикоснусь. Не услышу ее
смеха. Не поймаю взгляд.

И день прошел без Нее. За ним – другой. За ним еще и еще... и
еще, и еще. Краски тускнели. Звуки теряли остроту. Сердце спокойно
и размеренно отсчитывало предоставленное ему время. Все возвращалось
на свои места.

Но вместо солнца взошла луна.

Передо мной белый лист. Беру перо. Макаю в прошлое и возвращаю
Ей все слова. Все, до одного. А главное – пишу то, что должен
был сказать. Обязан. Мысли пролетают пулями. Но Я успеваю. Исписаны
сотни страниц. Они, как ласточки перед дождем, кружат надо мной
и смотрят преданно в глаза – и ждут. Лететь знают куда.

Первой вспыхнула страница, где я написал – «не отпускай!». И этот
огненный хищник жадно заглатывал мои беззащитные чувства, излитые
на бумагу. Их уже сотни – меня осыпают пеплом. И каждая оставляет
на темени свою предательскую черную метку.

Вырваться из вечности – удел немногих. А смерть – она для всех.
Я состарюсь и умру. И это неизбежно.

Ожидание смерти.

Завещание.

Каждый получит необходимое. Кто – деньги, кто – доброе имя, кто
– зажженный мной очаг..., одежду, картины, мебель, книги, машину,
землю. Я раздал все – до последней ржавой булавки. Осталось сердце.

Не нужно никому.

Даже мне.

В помойку.

Такова моя воля. Таково мое завещание.

Мне не стыдно ни за одну из прожитых жизней. Я не вырывал у времени
лишнее. Не отказывался от своих слов. Помогал и не требовал взамен
благодарности. Не дорожил настолько жизнью, чтоб принести в жертву
чужую...

Любил. Не предавал.

Закрываю глаза...

Стрела летит. Другая. Попадает и ломается. Со всех сторон пронзительный
свист натянутой тетивы. Лучницы в масках целятся в упор и стреляют.
Колчаны истощаются. Подбираю стрелу. На ней написан... Знаю ответ.
Беру следующую. И этот мне известен. И этот. И этот... И вот у
каждой осталось по одной стреле.

Одна за другой снимают маску. Они так похожи друг на друга. Знакомые
черты.

Одна из них натягивает лук – и с криком выпускает ввысь стрелу.
Летит и исчезает из вида.

Резкая боль в плече. Наконечника не видно. Выдернул. Рассматриваю.

– На этой надписи нет.

Они молча, одна за другой, вкладывают стрелы в лук.

– Пусто, – удивленно говорю Я.

Натягивают.

И отпускают.

Стрелы исчезают в вышине.

– Моя звезда не должна была упасть. Я позволил. Я виноват. Но
мне дано было право искать, а не познать истину...

Ничего уже не изменить – стрелы возвращаются. Я встречаю их с
распростертыми объятиями...

Вновь открыть глаза не хватило сил.

...Она не проронит ни слова. Она продолжает варить обед. Убирает
дом. Кормит кота. Стирает. Моет посуду. Меняет постель. Поливает
цветы.

А утром ветер жадно пьет соленую влагу с Ее постели. И следующим
утром тоже. И следующим. И следующим... И не может напиться.

Розы в поганом ведре. Сморщенные, опавшие, голые. Красота – бывает
бывшей?! А любовь?

Я больше не возьму ее за руку. Не поранюсь о Ее колючки... и не
подарю частичку себя. И не встречу ни в одной из последующих жизней.

Страшное слово – «никогда». Теперь Она поняла его смысл.

...я не могу Ей ничем помочь.

Ибо Звезда, упавшая на землю, превращается в пыль. А Человек,
Ее покинувший – в ангела. Ангела-хранителя – чтоб исполнять мечты.

Пришла зима...

Весна.....

Лето....

И Осень.....

Но никто никого не ждал... и не искал!

... А мечты исполнялись...

Все!

Кроме одной.

***

Птицы поздно начали свой перелет.

Осень обманула – затяжная и тёплая.

Умные остались. Знали, что последнее гнездо в жизни уже свито.

Отчаянные – полетели.

Молча.

Другие горланили.

Прощались. До хрипоты.

Жизнь продолжается даже тогда, когда ей продолжаться не стоит.

Волны забирают частицу скалы.

Волны не отступят, и скала рухнет.

И разобьется множество, но победителем станет одна.

Я рассматриваю ладонь, пытаясь увидеть прошлое и не будоражить
предстоящее. Оно не спеша въедается в кожу, не давая мне сделать
выбор.

Вырежу на ладони линию.

Рана заживет, и ничего не изменится.

Стараясь не спугнуть присевших рядом чаек, Я начинаю свой следующий
рассказ.

***

Хочу быть охотником на берегу Великих озер.

Хочу трех жен и семь дочерей. И может быть, еще и сына.

Просыпаться утром и думать, как добыть пищу, и засыпать, проводив
хмельных друзей.

Хочу ясного неба и теплой зимы.

Хочу богатого урожая осенью и народившейся скотины весной...

Но в жизни случается то – что должно случиться.

Я рано женился. Моя первая жена оказалась бесплодной. Четыре года
спустя Я вернул ее в отчий дом. Она не взяла с собой ничего –
даже приданого. Вскоре Я продал нажитое и отнес Ей деньги. Она
пересчитала и, смеясь, швырнула мне их в лицо.

Но родители Ее оказались разумней...

Свою семью почти не помню.

В памяти лишь осталось – смеющиеся родители и Я, вдруг начавший
рыдать. Они успокаивают, перебивая друг друга. Но Я не могу остановиться.
В тот миг Я понял – что когда-нибудь их не станет.

Жаль, что не могло быть так, так хотелось.

Отец был солдатом. Многие до сих пор с почтением вспоминают и
Его, и мою Мать.

Говорят, их свадьбу играли под оглушительное стрекотание цикад...

Потом началась война.

А она начинается всегда неожиданно. И память о войне долга – искалеченными
солдатами с протянутыми ладонями, молодыми вдовами, безотцовщиной
и надеждой о пропавших без вести. Кто выжил, тот и победил. И
награда им другая уже ни к чему. Всего получено сполна. Больше,
чем сполна.

Побеждают вместе.

Проигрываешь один.

И Я остался один. И таких, как Я, было много. И на всех в этой
жизни места не хватало...

А в мое семнадцатилетие трехглазые вернулись опять. Под песни
одних, мы жарили и ели других. Вкус чем-то напоминал фисташки.
Красные треугольники были везде. Их было столько, что... Птицы,
объевшись, не могли подняться в небо, черепахи и ящерицы ползать,
а у каждой рыбы цикада была во рту – жадность не позволяла выплюнуть,
а внутрь уже не лезла... Насекомые с большой орех пекана горланили
и спаривались – песочная струя их жизни истощалась. Надо было
успеть. Семнадцать лет личинкой в земле за один безумный год.

Это была, пожалуй, моя самая странная и долгая жизнь.

... Рано утром Я спешу на работу. После работы с последним колоколом
вечерни я закрываю дверь, поправляю шляпу, останавливаюсь на мгновение,
вспоминая, не забыл ли что-нибудь и... Этот путь заучен наизусть.
Мне нравится наступать на оставленный вчера след. И чтоб не путаться,
утром на работу я иду другой дорогой – но тоже след в след.

Живу на другом конце города. До центральной площади – тысяча девятьсот
пять шагов.

Там какая-то женщина вывернула себя наизнанку. Жуткое зрелище.

Кого-то вырвало. Ему, видимо, и вытереться нечем...

Останки не уберут. И сгнить не успеют. Животные съедят.

Глазами встретился. И не могу их теперь вспомнить. А дыхание перехватило.
Может, стоило крикнуть ей....

Сколько всего стоило – но Я не сделал.

Народ собирается. И бродячие собаки. Несколько минут – мостовая
вылизана

Я не стал останавливаться – еще шестьдесят семь шагов.

У торговых рядов старательно, фальшиво и невпопад поет юноша.
Даю ему денег.

Он слышал себя, но в глазах – безысходность, отрешенность, отчаяние...
поражение и надежда.

И он поет.

Поет – как может.

Девушка с зелеными глазами. Продает кружева.

Запах магнолии.

В прошлый раз Она сказала: «Посмотрите, какая красота». Я растерялся
и не смог Ей ответить...

Остановился.

– Показать что-нибудь?

Так разглядывать неприлично. Но не отпускает Ее взгляд. Не отпускает
этот запах.

Я сделаю шаг.

А потом еще.

Шестьсот двадцать восемь шагов.

Набережная.

У воды женщина говорит что-то на ухо мальчику и поворачивает лицом
к океану. Малыш вопит.

– Сильней... Что есть силы.

Крик разрывает воздух.

Пятьсот двадцать четыре шага вправо от брошенного дома – улица
ресторанов. Зазывалам не интересен. Примелькался. Здесь и без
меня полно народу. Дурманящий запах пищи проникает в желудок и
отключает мозг. А летящие со всех сторон звуки и создают жуткую
какофонию, но отрезвляют.

Тысяча двести шагов в гору. Узкие улочки старого города.

Включают фонари.

Еще двадцать шагов – у старого платана открывается потрясающий
вид на океан.

И город.

Мерцает, как млечный путь.

Вечером уже холодает, и кое-где топят камин. Дым стрелами пронзает
небо.

Подкравшись, нежно обволакивает знакомый запах. Повернусь, и надо
будет что-нибудь сказать...

– Кажется, мы знакомы.

– Да. Я каждый раз не решаюсь купить у Вас кружева.

– Их моя мама вяжет. Я люблю сюда приходить после работы.

Смотрю на Нее, не отрываясь. И, кажется, не дышу. Я потерялся
в этих глазах.

– До завтра, – смущенно говорит Она и, улыбаясь: – Может, завтра
решитесь.

Смотрю Ей вслед, уносящей с собой запах магнолии.

Семьсот шагов ровно.

Перед городской тюрьмой готовят к утру казнь.

Люди с тараканами в голове приносят беды и несчастья. Им рубят
головы и ищут там насекомых. И не находят. Когда это началось,
уже никто не помнит. После очередной смерти живым лучше не становится.
Но становится страшней.

Если преступником оказывается девственница – ее не убивают. Нельзя.
Поэтому – сперва насилуют и только потом лишают жизни. Родителям
приходит подробный счет, заполненный на гербовой розовой бумаге.
Это до казни... Не оплативших, ждет та же участь.

Еще восемьсот шагов – и будет мой дом. Открою дверь, переоденусь
в домашнюю одежду и сяду на веранду.

Светлячками город играет в сумерках.

До утра так и продремлю, укутавшись размеренным дыханием океана.

... Сделаю шаг на зыбкую белизну. Солнце бьет в затылок. Огромная
тень на облаках. Я на вершине. А внизу, под ними, пасмурно и мрачно.
Мое отражение наводит ужас. Набожные старушки непрерывно крестятся.
Тычут в сторону горы, обмотанной туманом. И чудовищем на небе
пугают детей. Засветло ложусь и затемно встаю – успеть подставить
спину первым лучам... Я создаю легенду, которая проживет века...

Этот сон мне снится почти каждый день.

Утренняя дорога менее интересна. Здороваюсь с дворниками. С горы
идти быстрее.

Бьют барабаны – кого-то казнят. Слаженно бьют. Обхожу стороной.

День пролетает стрелой. И колокол вечерни.

Площадь.

Торговые ряды. Сегодня юноша поет веселей – дела, видимо, идут.

Кружева. Никого нет. И не приходили сегодня.

Набережная. Рыжий фотограф с медвежонком – уставшие, сидят и смотрят
на закат солнца.

Истошный крик ребенка меня догоняет у городской тюрьмы. Поздновато
они пришли пугать океан.

Ускоряю шаг.

Я дома.

Бокал красного вина.

На веранде.

Прежде чем выпить, раскручиваю вино в бокале.

В эту жизнь меня не спросили, когда приходил, и не спросят, когда
надо будет уйти.

... отец целует меня. Я притворяюсь спящим. А он, боясь разбудить,
поправляет волосы, едва касаясь моего лба.

Я хочу увидеть этот сон. Почувствовать его дыхание.

У каждого наступает день, когда хочется вернуться назад и там
остаться.

Сегодня штормит.

На небе полная страсти луна.

Обниму и заставлю Ее стонать... и шептать мне на ухо.

Я хочу, чтоб в моем доме был запах магнолии.

Я хочу, чтоб в моем доме была Она.

Бегу к океану.

На берегу.

Я ору. Ору, раскинув руки. Ору, что есть сил.

Душа вырывается, взлетает и обнимает луну.

Домой – а она к утру вернется.

Уже у старого платана. Океан успокоился.

Услышав знакомый запах, Я обернулся и увидел еще не старую, но
седую женщину с зелеными глазами. Она сжимала в руках розовую
гербовую бумагу и направлялась в сторону тюрьмы.

... Мне удалось проспать всего несколько часов – очнулся Я от
холода.

Вышел во двор.

В тот день перестали петь птицы, и пошел снег. Я протянул руку.
Снежинка вздрогнула и растеклась по ладони. Холодает. Я по колено
в снегу. Они больше не тают.

И не кончается снегопад.

И Я начал вспоминать будущее.

На венчании было много гостей. Почти весь город.

Мы вышли из церкви, и в небо взмыли тысячи белых голубей. Этот
подарок сделал нам сослуживец и ближайший друг моего отца.

– Сынок, я обещал, что в этот день буду рядом, – сказал он.

Я обнял, и у меня вырвалось: «Спасибо, отец». Я не мог представить,
что мои слова так его растрогают.

Застолье было долгим. Но мы не остались – и наш медовый месяц
провели на Великих озерах. Где Я сам добывал пищу, а моя избранница
готовила еду. Она оказалась неплохой наездницей, и мы целыми днями
на лошадях открывали ранее не виданные уголки нашей красивой страны.

Вечерами у костра Я каждый раз признавался ей в любви и предлагал
руку и сердце. А она, смеясь, говорила, что подумает...

В отведенное Богом время у нас родился зеленоглазый мальчик. Глаза,
конечно, были мамины, но в остальном он был похож на меня. Она
даже говорила, что пахнет – как Я. Оказывается, Я тоже как-то
пах.

... Мой сын разбегается, прыгает и отрывается от земли. Он летит.
Это полет. Мимолетный, но полет. И однажды, оторвавшись, он полетит.
Я в детстве делал так же, но не смог. А он сможет. Обязательно
полетит.

Спешить домой – есть ли большее счастье для мужчины. И не торопиться
– большее горе?!

Я не спешу – Я бегу. Я лечу. Я... Я обнимаю Их и просто таю.

– Мне кажется, что у нас будет еще один ребенок, – говорит Она,
почему-то стесняясь. – Девочка.

Вечерами Она сидит на веранде и смотрит, как заходит солнце.

Потеряв непокорное девичье обаяние, Она не приобрела магию женщины.
Но Я этого не замечаю, и передо мной все та же, пленящая юной
наивностью, жизнерадостная фея.

– Видишь, какая красота? И ребенок видит это моими глазами. Она
будет очень красивой, потому что Я смотрю на это чудо каждый вечер.
– Она говорит так убежденно... Хотя разве у нас могли быть некрасивые
дети.

Дети растут – родители старятся.

И мы старились. Жизнь – самая быстрая на земле птица.

Но каждое утро Я приносил ей полевые цветы, и каждый вечер признавался
в своих чувствах. А на рассвете Я писал на облаке «Люблю», а она
делала вид, что не смотрит на небо.

Седую голову так же кружил запах магнолии, а зеленые глаза забирали
рассудок и делали из меня глупого и рассеянного мальчишку.

... Снежным дождем мое сокровенное превращается в подножную грязь.

Когда-нибудь это станет чистой небесной водой. А сейчас – серая
слякоть.

Душа кружится и не хочет возвращаться.

У каждого есть, в чем он не хочет признаться – даже себе.

Кончилось будущее.

На тюремной площади Я нашел бездыханное тело.

Я закрыл ей глаза, а снег – саваном город.

На гербовой бумаге было две подписи...

Казнь отложили. Городской глава не пришел. Его жена в то утро
получила проколотую желтой розой мошонку мужа. Вечером такой же
подарок получила вторая половина судьи.

Горожане вышли на улицы с криками: «Разрубим кастратам головы!».

Когда мы вместе – мы толпа. И это страшно.

Начальник тюрьмы оказался смышленым. Он объявил, что выпускает
всех, кого держит по доносу.

Перед тюремными воротами собралось много людей.

Я должен был Ей рассказать про Ее мать.

Площадь опустела. Но Я Ее так и не дождался.

Горожане узнали, кому были обязаны освобождением. И избрали меня
городским главой. Я был плохим правителем. Но делал, все что мог.
За цветы и письма влюбленных доплачивала казна. Почтальоны разносили
алые конверты, в которых люди признавались друг другу в любви.
А у городской Ратуши всегда стоят для желающих свежие цветы...
Ну что я могу еще сделать?

Гужевой конь, сбросивший груз до последней песчинки, Пегасом не
взлетит. И всего одна лишняя пылинка превратит его в бесполезное,
измотанное животное.

Я так Ее и не нашел.

И не женился.

Иногда я прихожу к старому платану смотреть на океан. И пытаюсь
вспомнить запах магнолии.

... повернуться и сказать: «Зачем же ждать завтрашнего дня – я
решусь сейчас».......

В жизни всегда что-то бывает впервые. И что-то уже никогда не
случится.

Я уже глубокий старик. И чувствую миг, когда запрягу в колесницу
свою боль и разочарования и двинусь в последний путь. В попутчики
никто не попросится.

А последний удар моего сердца остановит время.

И время повернет вспять.

Замелькают года секундами.

Придет оно к началу начал.

И расстелется полем.

Не сосчитать там будет дорог.

И будут для меня они открыты.

Открыты.......

Все.

Кроме одной.

...........................................................................................................................................................

Ветер срывал с деревьев листву, застилая осенью океан.

Я вырос у соленой воды, но такой тихой и неподвижной никогда ее
не видел.

Бросил камень. Круги не пошли.

Я оттащил лодку к воде. И сел в нее лицом к берегу и начал грести.

Дурная дорога догоняет быстрого путника удушливым туманом. А меня
догоняла желто-красная листва.

Ветер успокоился. И последний лист упал на колени.

Я продолжал грести, стирая веслами на ладонях судьбу.

Берег исчез.

До Большого водоворота ночь пути. Я расскажу там свою последнюю
историю.

Стемнело.

Небо забрасывало звездами океан.

Я не взял с собой даже воды. Но просить... и у неба – не стану.

Решил передохнуть. Огляделся.

Отсюда течение донесет меня до места.

... Я взял осенний лист, и он рассыпался у меня в руках.

Пора начинать. Вода здесь идет по кругу.

.....................................................................................................................................................

Рассматриваю внимательно лицо. Намылил. Еще раз побрился. Цитрусовый
и хвойный запах. Его предпочитаю другим.

Надел китель. Поправил награды, фуражку.

Достал из кобуры табельное оружие.

Разобрал.

Почистил.

Собрал.

Натер гуталином сапоги.

Посмотрел в зеркало.

Зарядил пистолет.

... Как стемнеет, дед садится на крыльцо, и бормочет под гармонь.
Затем с полчаса разговаривает сам с собой. Идет к реке. И на берегу
сидит до рассвета.

Каждый день, в любую погоду.

Уже девятнадцать лет, как не стало бабушки. К ней приезжали со
всей страны.

От ее пения уходили болезни и недуги. А жизнь возвращалась.

На закате она водила хороводы со страждущими и изгоняла хворь.

А потом и сама ушла.

И не вернулась.

... Я тонул. Кричал. Звал на помощь.

Дед сидел на берегу и курил.

– Если не успокоишься – погибнешь. А выплывешь, станешь мужчиной
– он отряхнул штаны и направился к дому.

В тот год Меня он впервые взял на охоту.

Мы подстрелили косулю. Она умирала и пыталась спрятаться. Дед
дал нож и указал в сторону кустов.

Это были капли дождя – звери не плачут.

В глазах косули ...

      Разорвали заблудшую по дороге. Еще одну. След в след – гиены. 
      Гроза началась. 
      Падальщики дерутся из-за еды. От хохота леденеют мозги. 
      Ливень. 
      Земля блестит. Промок. Ужас. 
      Под ногами – ужас. 
      Вымощена глазами  моя тропа. И по моим когда-нибудь побегут. 
      И страх будет подкашивать ноги, а пронзительный визг этих уродов превращать в них же. 
      Повернулся. 
      Алчные огоньки. Первой перережу горло крупной самке, что напротив меня. 
      Перерезал. 

Родители приезжают наведать Меня. Но не каждый год. Я их забывал.
И приходилось заново вспоминать.

Они редко бывали вдвоем...

Я смотрел на проходящие поезда на другой стороне реки. И надеялся,
что когда-нибудь родители приедут вместе.

Это случилось однажды. Они были несколько дней. Утром Я их будил
с крынкой молока и букетом полевых цветов. За те несколько дней
прошла целая жизнь.

И закончилась.

– Запомни меня – сказал Мне отец перед отъездом, – И прости.

И они уехали.

На следующее утро Я по привычке пришел в спальню с молоком и цветами...

Я вырос здесь. А вместе со Мной – мой фруктовый сад. Я прощаюсь
с ним. Он осыпает Меня цветами. Щедро. Не жалея будущих плодов.

Это лето – последнее здесь. Поступаю в училище. Я стану военным.
Как дед. И как мой отец.

Последний вечер.

Я сел вместе с дедом на крыльцо и тихо подпевал. А потом до утра
мы с ним смотрели на реку.

Утро.

... Я обнял деда и не отпускал.

– Ладно, ладно – похлопал он меня по спине, – Время не остановить.
Иди.

И Я пошел.

– У каждого свой бог и у каждого свой дьявол. А дороги между ними
нет, – окликнул Меня дед.

Эти были последние слова, которые Я от него услышал.

Дед умер, вскоре, после моего отъезда.

Сказали, слег и уже не встал. Он звал Меня. Но Я не успел. Приехал
лишь на похороны.

А его главный урок – «никогда и ни о чем не жалеть» – Я запомнил
навсегда.

... Я с отличием закончил учебу. Меня распределили в дальний гарнизон.
А через три года получил очередное звание. И был вызван в столицу.

Поезд подъезжал к окраинам.

Кто-то после бессонной ночи спешил домой. Кто-то другой после
хорошего сна спешил ему на смену. И только непосвященный мог принять
происходящее за хаос.

Поезд прибыл.

На вокзале ко Мне подошел человек в штатском и предъявил удостоверение
секретной службы.

– Я уполномочен доставить Вас до места – сказал он Мне.

Местом оказался обычный жилой дом.

– Третий этаж. Дверь слева – и он ушел.

Меня проверяли тщательно и усердно. Я успешно прошел все испытания.
И началась Моя новая жизнь.

Я получил новое имя, новое прошлое и новое будущее.

Я быстро поднимался по служебной лестнице. И через несколько лет
занял ключевой пост в ведомстве. Это была награда за безукоризненно
выполненные задания.

Мне приходилось убивать. Это была часть работы...

Они были врагами. Врагами моей страны. Врагами моего народа. Мне
много, что приходилось, но Я никогда ни о чем не жалел. И всегда
был уверен в своей правоте.

Мне никогда не приходило в голову – нравится ли моя работа. Это
была просто моя жизнь.

Я обязан был завести семью. Это правило никогда не нарушалось.
После определенной ступени ведомству необходимы были рычаги воздействия
на своих сотрудников. И семья для этого подходила, как нельзя
лучше.

И жениться Я мог, только после согласия ведомства.

... На рождественских распродажах Я встретил своего сослуживца.

– Моя дочь, знакомьтесь, – сказал он мне.

Она протянула руку. Я посмотрел Ей в глаза и увидел как Я...

      Прошу мельника размолоть любовь. 
      Развею по полю. 
      Утро. 
      Среди огромных незабудок – за ночь выросли. 
      Не видно всадника на коне. 
      Растут прямо на глазах. 
      Огромные. Небо закрывают. 
      Тысячи желтых глаз надо мною – с голубого неба. 
      Ветер нежно раздевает цветы. 
      Падают, падают лепестки. 
      И небо – под ногами. 
      Прижимаюсь осторожно к незабудке... в неглиже.
      Представляю, как обнимаю, ласкаю.  

Мы разговорились. И Меня пригласили в гости. Такое не принято
было в нашем ведомстве. Но Я приглашение принял. И ни сколько
об этом не пожалел. Весь вечер смеялись, не останавливаясь… Время,
пролетело незаметно.

Мы начали встречаться.

Эта хрупкая и всегда улыбающаяся девушка обладала рациональным
и в то же время парадоксальным умом. Ее мягкая манера разговора
настолько подкупала, что иногда терялся контроль над происходящим.

Я давал Ей власть над собой и Мне это безумно нравилось.

Она была сильна своей слабостью. Кажущейся слабостью. Она умела
создавать ситуацию, в которой невозможно было отказать, поступить
по-другому.

И как-то, проводив Ее до дома, Она спросила, глядя в глаза.

– Вы меня поцелуете?

– После свадьбы – пошутил Я.

– Хорошо – сказала Она, немного подумав – Я согласна.

Так неожиданно для себя Я сделал предложение.

А обещание сдержал – и обнял впервые, когда стали мужем и женой.
Ведомство, конечно, дало добро на этот брак.

Мои родители тоже работали в ведомстве. Но в другом управлении.

На свадьбу пришла только мама. Она, не отрываясь, смотрела на
Меня и грустно улыбалась.

– Ты же все понимаешь, сынок... Я отца уже не видела два года.
Он знает. Просил извиниться.

– Да, мама, Я все понимаю.

Я обнял ее, и мы расстались. Я смотрел ей вслед. Мама не обернулась.
А Я этого очень хотел.

Отца тогда уже не было в живых. Я узнал об этом через несколько
месяцев.

Во сне Я часто кутаюсь в объятиях этого большого седовласого человека.
И Мне спокойно и легко.

… Мы обвенчались. Но не сразу. Постоянно возникали какие-то причины,
обстоятельства и все откладывалось. Создавалось впечатление, что
Она не хочет. Хотя, может только казалось.

Я понял, что боюсь Ее потерять. Но это был не страх... это был
не страх.

Я мог смотреть бесконечно – на огненно рыжие волосы и светло голубые
глаза. Она завораживала. Я получал удовольствие от общения с Ней.
Была ли это зависимость – конечно же, нет. При необходимости –
в любую минуту, начал бы новую жизнь. Забыл все, что до этого
происходило. Без сожаления. Просто стер в памяти.

Я был в этом уверен.

Она была удивительной женщиной. Даже в постели до конца не принадлежала
Мне. Оставалось всегда нечто неведомое, недоступное и скрытое.

Она умела любить со страстью и отчаянием.

При Мне Она не раздевалась. Была ли это игра или просто стеснение
– не знаю.

Годовщина нашей свадьбы выпала на выходные.

Она с детства мечтала танцевать. И даже несколько лет ходила в
балетную школу. Но получила травму, и врачи запретили продолжать
учебу.

Мы летели за тысячу километров, чтоб увидеть представление с лучшей
труппой, с лучшими солистами... Билеты Я заказал за четыре месяца
вперед.

Она даже не спросила Меня, зачем мы приехали в этот город.

Когда машина остановилась у театра. Я видел, как Она пыталась
сдержать эмоции. Как радуется.

Вечер получился чудный. Балет – великолепен. Артистов несколько
раз вызывали на бис. А публика аплодисментов не жалела и забрасывала
сцену цветами.

После спектакля мы решили прогуляться. Потом поужинали и поехали
в гостиницу.

– У Меня тоже для Тебя есть сюрприз... – сказала Она уже в номере.

Я разглядывал в окно вечерний город. И ждал продолжения.

А Она налила в стакан воду и медленно пила. Потом поправив, волосы
тихо сказала.

– У тебя будет сын.

Через полчаса Я вернулся с парой сотен ярко-желтых роз...

Беременность протекала сложно. До последнего дня с проблемами.
Но самое тяжелое для Меня оказалось другое. Она решила, что может
не перенести роды. И часто говорила об этом. Говорила, что Я должен
заботиться о ребенке, если у него не будет мамы. Что чужая женщина
не сможет за ним смотреть, как надо... Даже взяла слово, что не
женюсь до его совершеннолетия.

Я делал вид, что не воспринимаю всерьез Ее страхи.

Однако все произошло во время, и без каких-либо осложнений.

Она ошиблась. И это был самый счастливый день в моей жизни. Сам
вырос без братьев и сестер. А мои дети... их уже было двое. Одного
назвали в честь деда, а другого в честь Ее отца.

Оказалось, что ничего на свете нет лучше, чем быть папой. Я купал
своих малышей, готовил им еду, менял подгузники. И мечтал о том
дне, когда смогу взять за руки и прогуляться с ними в парке.

Каждую ночь Я придумывал новую сказку.

Мы часто играли в прятки. Они прятались вместе. Вдвоем. А если
их находил, просили еще немного поискать.

А когда приходил домой, мальчишки устраивали соревнование – кто
первый добежит, а Я подхватывал и кружил их.

Но больше всего умиляло, что походкой мои маленькие человечки
напоминали деда.

Опять Рождество.

Дети готовятся и ждут его весь год.

В этот вечер Я исполняю любые их желания.

В этот вечер мы всей семьей выходим во двор считать звезды.

Это самый длинный вечер в году.

Быстротечность времени замечаешь, когда за ним уже не угнаться.

... Вкус приближающейся ночи и аромат коньяка. Непочатую бутылку
оставил на мостовой.

До дома ехать не больше двадцати минут.

Светофор.

Остановил машину.

Старик со светящимися накладными ушами предлагает праздничные
сувениры. Он подошёл и протянул рождественскую игрушку. Я не смог
ему отказать – собираю в кошельке мелочь.

На обочине …

      Фальшиво и невпопад поет юноша. Даю ему денег. 
      Он слышал себя, но в глазах – безысходность, отрешенность, 
      отчаяние... поражение и надежда.  
      И он поет. 
      Поет – как может.

Глухой удар.

Старика сбила машина. Не могу ни вызвать помощь, ни остановится.
Не имею права. Ему обязательно кто-нибудь поможет.

Теперь дорога без остановок.

... Мальчишками в деревне мы катались с горы на санках. Как-то
разогнавшись, Меня бросило на дерево. Я не мог этому противостоять.
Никак не мог.

Полет к смерти.

Снизил скорость.

Мысли роились и жалили мозг.

Сосед гуляет с собакой. Сижу в машине…

Позвонил в дверь. Она открыла. Я дал знак молчать и передал написанный
Мной листок бумаги. Она прочитала его.

– Вы ошиблись – и закрыла передо Мной дверь.

Через несколько минут вместе с близнецами Она села в машину, и
мы поехали в сторону границы. Мальчики заснули на коленях у мамы.

Несколько часов мы ехали молча. Она пыталась, что-то сказать,
но Я останавливал.

Впереди показались огни пропускного пункта. Я притормозил машину
и вышел. Она вышла вслед за мной.

– У нас есть пятнадцать минут. Давай прогуляемся, – сказал Я Ей.

Едва мы успели отойти от машины, как мальчики проснулись и уже
наперегонки бежали ко мне.

Я подхватил и закружил близняшек, потом расцеловал каждого...

– Запомни Меня – сказал Я Ей.

Она обняла.

      Когда-нибудь Я заберу у Нее душу. Свою душу. 
      Когда-нибудь Я назначу ей казнь и приглашу гостей. 
      Когда-нибудь...  Но не сейчас! 
      Сейчас Я дарю то,  с чем Она никогда не расстанется – мой крест.
      Даже если расстанется.

Повернулась.

Взяла детей за руки и пошла к машине. Ее плечи вздрагивали.

Я дождался, пока машина пересечет границу.

Я стоял на обочине и смотрел на мерцающие вдалеке огоньки деревни.

Ночная роса, смешанная с еловым дымом.

На часах – секундная стрелка задержалась, а часовая рвалась вперед.

Время перестало иметь значение.

Я не помню, как дед забрал Меня из интерната.

Вечерами Я становился посреди двора и вдыхал запах свободы – еловый
дым с ночной росой. И никто Меня больше не мог окрикнуть и наказать...

На попутной машине Я добрался до дома.

Я не вспомню, как родился, но не забуду, как умру.

... Посмотрел в дуло.

Когда нечего терять превращаешься в зверя. В отчаянного и сильного.

А если потерял все – остаешься человеком... если сможешь.

Я не смог.

Я не смог пережить предательства. Она предала. Почему – не имело
значение. Значение имело, что предала Она.

Я выстрелил.

Это была Моя последняя и самая короткая жизнь.

У человека можно отнять жизнь. Но душу он отдаст сам.

А ей – убившей себя, возврата нет. И нет покоя.

Она мечется.

Разрываясь и соединяясь вновь, провожая других.

А другие возвращались.

Возвращались...

Все.

Кроме одной.

...........................................................................................................................................................

... я искал дорогу, которую не терял.

Еле слышится тягучая песнь бездны.

Я взялся за весла и начал грести.

Ни кто и никогда не решит за Меня, сколько Мне жить и когда умереть.

Я вернусь.

Я обязательно вернусь.

На берегу океана сидел иссохший старик и улыбался солнцу.

День за днем.

Год за годом.

Он бежал.

... в юность

... в детство – до самого счастливого своего дня.

Когда отец подкинул его.

И Он замер на мгновение в вышине.

И перед ним раскрылась бесконечная даль – без горизонта и границ.
Он жмурился от яркого света и колючего ветра...

И парил.

А где-то там, далеко на земле разливался смех мамы и, закинув
голову, стоял отец с распростертыми объятиями.

Картина застыла ледяным узором. И больше не менялась.

Наступил вечер.

Последние лучи смахнули капли с век.

Улыбка с лица не сошла.

А в глазах отразился холодный блеск луны.

Жизнь продолжалась.

………………………………………………………………………………………………….......

Я закрыла тетрадь.

На подоконник села птица и, не отрываясь, смотрела на меня. А
за ней на все небо раскинулась радуга.

Да, жизнь продолжалась.

Но без него.

И без меня.

Меня он забрал с собой.