Онтологические прогулки

Очень давно и не нами подмечено, что бывает весьма поучительно присмотреться к тому языку, на котором говорят люди, к тем изменениям в нем, которые со временем происходят. Так, например, поразительно поменяло свой смысл слово "прелесть". То самое явление - страшное и отвратительное, которое имеет следствием извращение всей жизни и вечную погибель, рассматривается теперь как высшая степень эстетического наслаждения, как высшая похвала в чей бы то ни было адрес, как предмет для поклонения, которому с радостью покоряются. Современный человек не только не прочь, но и жаждет чем-нибудь прельститься. И неправда, что это слово раньше обозначало одно, а теперь другое. То же самое оно и обозначает, но изменилось отношение человека к жизни. Так же как и "страсть", являющаяся гибельным порабощением и самоуничтожением человека, рассматривается ныне как нечто возвышенное и благородное, как высшее проявление человеческого духа. Зато уже почти как неприличное воспринимается в массовом сознании слово "целомудрие", как презрительная насмешка употребляется наименование "блаженный", а выражение, вынесенное в заголовок этой статьи стало обозначением слабоумного дурачка…

А.П. Лосенко. Андрей Первозванный. Ок. 1764 г.

"Как жить православному христианину в современном мире?" - вот вопрос, который часто задают люди в последнее время (в последние, то есть, времена) и в жизни и на страницах газет. Много говорится о соблазнах и безумствах современности, о развратном и лукавом духе века сего. С другой стороны расширяются и масштабы живительного влияния Церкви на жизнь нашей страны, на духовную атмосферу в обществе. Восстанавливаются и строятся Божьи храмы, открываются воскресные школы, появляются православные передачи на радио и телевидении, существуют уже православные ресурсы INTERNET'а, все чаще можно слышать о примерах совместной работы церковных структур и государственной власти для уврачевания социальных недугов, так что некоторым глупцам уже чудится огосударствление Церкви… И вот в этой-то ситуации нам показалось весьма трезвым и глубоким услышанное недавно мнение, по мере сил пересказанное ниже.

Прежде всего, - ничем таким особенным не отличается наше время от различных других времен, которые были после пришествия в мир Спасителя, и ничего такого нового не представляет собою наш современный мир, по сравнению его состоянием когда бы то ни было. Последние времена начались в первом веке по Рождестве Христовом и продолжаются по сию пору, и сколько еще они будут длиться - Бог весть. И отношение православного христианина к миру не может измениться от того, что в этом мире появились телевидение, космонавтика и INTERNET, а также легализация абортов, однополые браки и СПИД. Христианство всегда было, есть и будет до скончания века "Царством не от мира сего", предназначением Церкви Христовой всегда было и останется вовеки управление человека к жизни вечной. Если при этом христианство еще и породило великую европейскую цивилизацию, если Церковь во многом одухотворила и облагородила земную жизнь людей, то это не должно, все-таки заслонять ее исконного устремления: "Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф. 6, 33). Вот оно все и приложилось, но приложилось именно потому, что искали прежде всего "Царства Божия и правды Его", а не материально-технического прогресса и культурных достижений.

Мир лежал во зле во всю историю человечества, и будет во зле лежать до конца времен, опрокинутый в пропасть греха нашим богоотступничеством. А потому гибельно для человека привязываться к этому миру, вписываться в его структуры, "быть в обойме" у него. Сам мир - не зло, но он во зле лежит, все в нем - творение Божие, "и се добра зело" (Быт. 1, 31), но согрешивший человек богозданным миром заслоняется от Бога: вспомним как Адам

вкусив и яд греха, и стыд греха,

еще в Раю искал укрыть себя,

поставить Рай между собой и Богом,

творенье Бога превратив в оплот

противу Бога…

(
С. Аверинцев)

Быть "не от мира сего" - естественное состояние православного христианина. Некоторая степень юродства - неотъемлемая черта духовного здоровья человека, так же как пост и молитва. Есть великие постники и молитвенники, есть великие юродивые, поднимающие эти духовные добродетели на уровень подвига, но хоть немножко поститься, хоть немножко молиться, хоть немножко юродствовать необходимо всякому. Речь идет о том, что мир, поврежденный грехом был и останется безумным, ненормальным, и с точки зрения "массового", извращенного сознания настоящая норма человеческой жизни, то есть святость, всегда смотрится каким-то идиотизмом. Недаром ведь у
Достоевского, "положительно прекрасный человек", "князь Христос" (по собственным словам писателя) - ИДИОТ. Но вот странное дело: по прочтении
романа жалко всех, кроме него, кроме этого идиота князя Мышкина. Жалко Настасью Филипповну, жалко Рагожина, жалко Ипполита, - жалко всех, а вот князя как-то не жалко. К нему испытываешь нежное сердечное чувство, сопереживаешь, но нельзя назвать все это жалостью. Князь Мышкин при всей своей внешней смиренности и субтильности безмерно выше и крепче всех вместе взятых его окружающих несчастных людей. Притом даже, что он, действительно, болен душевно и физически, в нем ощущается такая несокрушимая духовная мощь, что неуместной делается жалость, что язык не повернется назвать его несчастным. То есть трезво поразмыслив нельзя не согласиться с тем, что он один во всем романе нормален, а все вокруг - идиоты. Если ты считаешься нормальным в этом мире, значит в тебе еще не видно отсвета "единственно прекрасного лица" - Лика Христова.

"Ибо когда мир мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих" (1 Кор. 1, 21)

Блаженный Августин определил нравственный идеал так: "Любить Бога, но не пользоваться Им, пользоваться миром, но не любить его". Жестко сказано, но в конечном-то счете правильно. Нельзя любить мир. То есть любовь к ближнему, любовь к жизни, любовь к родителям и детям, любовь ко всякому Богом данному благу естественна для верующей души, но она всегда - лишь форма выражения любви к Богу. А кроме того, надо всегда быть готовым отказаться от всего этого, нельзя привязываться накрепко ни к чему в мире. Случилась однажды такая вот история. Ехал некий человек на машине через реку по льду. Лед подтаявший уже был, и машина стала проваливаться. Человек успел бы выскочить, но потянулся на заднее сидение, где лежал японский кассетный магнитофон (дело было в 70-е годы), да так и ушел на дно вместе с ним. Как бы и нам, когда этот мир начнет проваливаться в огненную бездну, не ухватиться мертвой хваткой за что-нибудь дорогое… Пользоваться миром надо, как надо, видимо, и приумножать богатства материальной и "духовной" культуры в той мере, в какой эти богатства могут быть на благо и на спасение человеку, но нельзя привязывать к ним свою жизнь, любить их нельзя.

Еще об одном говорит бл. Августин: о том, что Бога должно любить, но нельзя Им пользоваться. Что же он имеет в виду? Нам кажется, что святой отец в данном случае предостерегает верующих от потребительского отношения к вере. Нельзя веру и Самого Бога делать средством для каких-то своих целей. Человек, который надеется получить какие-то мирские выгоды от веры в Бога и от молитвы, вряд ли поступает здраво. Притом, как нам думается, не только о материальных благах здесь речь. Использование веры как средства для достижения душевного комфорта ничуть не менее порочно, чем использование ее для коммерческого успеха. Разными путями приводит к Себе людей Господь, часто человек ищет чего-то своего (утешения в горе, избавления от пагубной страсти, приобщения к добру и красоте), а находит Бога. Но если, уже найдя Бога, он начинает рассматривать веру как способ получения все того же "своего", то тем самым на место Бога он ставит себя. Если человеку нужны от веры нравственные принципы или эстетические наслаждения, физическое здоровье или философское умозрение, то это значит - ему не нужен Бог, а нужно только самолюбование. Кто служит идолам разума, прогресса, гуманизма и культуры, тот всегда будет именовать настоящую веру безумием, отсталостью, угнетением человека, мракобесием и бескультурьем.

"Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно" (1 Кор. 2, 14)

Да и как должен "душевный" человек воспринять такие, например, слова: "Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником" (Лк. 14, 26)?! Есть ли здесь место для душевности, для нравственного чувства, эстетического наслаждения, для гуманизма и культурного прогресса? Нет, вы уж, пожалуйста, будьте готовы оставить все это по первому требованию, и только потом - добро пожаловать в ученики Христовы! Дорожить человеческими ценностями можно лишь в той мере, в какой они не порабощают тебя. А то ведь - служить искусству люди согласны, а вот Богу служить, - это, на их взгляд, варварство и бескультурье; быть рабом суетного и гнилого мира считается долгом каждого "здравомыслящего" человека, а быть рабом единого истинного Бога - это, дескать, сильно унижает человеческое достоинство.

Кто бы спорил, конечно, надо любить и отца и мать, и жену и детей, и братьев и сестер, да и жизнь свою, как высший Божий дар, любить надо, и Отечество свое, и весь дивный мир Божий. Но только более любить надо Небесное наше Отечество, единственную настоящую нашу Родину, которая не когда-то в далеком будущем нас ожидает, а всегда здесь должна быть, внутри нас, среди нас. Потому и быть надо в мире "не от мира сего", чтобы ничто не могло разлучить нас со Христом, чтобы не привязывалась душа к временным благам, не загораживалась бы от Божьего взгляда обустроенностью земного бытия. Старый, советской поры, поэт Е. Винокуров написал когда-то такие строки:

Что ж, их жалейте, коль сроднились с ними,

коль сжились, коль срослись уже в одно.

Наверно нелегко стать вдруг родными,

такое, видно, не всегда дано.

Не думайте, что, дескать, век не прожит,

а ими полон круглый шар земной:

никто, возможно, заменить не сможет

той, горько полюбившейся, одной…

Но все-таки скажите:

- Я покину, коль будет надо, эту вот - одну!..

Привязанность страшна и к кокаину,

и к женщине, и к славе, и к вину!..

Только будучи "не от мира сего" можно по-настоящему быть человеком. Освобождение из-под власти мира означает открытие себя для Бога, открытие в себе той бесконечной глубины, для которой весь мир мал, и которую только Бог способен наполнить. Скучно и противно, пресно и тесно человеку быть от мира сего! И уж куда как радостно, куда как светло и просторно быть человеку неотмирным, вместе быть с премирным и присносущным Богом!