Литературная критика

В Москве объявили трех лауреатов премии Аполлона Григорьева. Вручающие лица (члены григорьевской академии во главе с
председателем жюри, редактором «Континента» Игорем Виноградовым) просто-таки светились от счастья, заявляя финальную тройку. По их мнению, Андрей Дмитриев («Дорога обратно»), Ольга Славникова («Бессмертный») и
Леонид Зорин («Трезвенник») – это и есть современная словесность. Радовался критик Андрей Немзер, радовался Александр Агеев в «Русском журнале» – наконец-то всех
новомирско-знаменских сестер обрадовали серьгами.

Несколько слов о премиальной процедуре – если кто не знает.
Академия Аполлона Григорьева объединяет всех русских литературных
критиков «толстых журналов» по состоянию этак на 1993 год.
Многие из них давно уже ничего не пишут, иные, как
несостоявшийся председатель жюри этого года, экс-министр культуры
Евгений Сидоров, даже не приезжают на академические мероприятия.
Но до того никому нет дела, главное – упоение собственным
статусом, а там хоть потоп. Денег дают изрядно – 30 000
условных, правила просты – каждый академик выдвигает по книжке
(циклу стихов, журнальной публикации), так получается
лонг-лист. Потом жюри, имена участников которого нужно было
извлечь из кепки Немзера (я сам, помнится, вытащил Виноградова),
избирает из вполне демократичного разброса мнений в
лонг-листе свою бесценную тройку, обнаруживая тем самым
художественный вкус или его отсутствие (об этом – ниже). Затем, на
Масленицу, тройка делится по принципу 1 (которому 25 000) + 2
(которым по изрядному компьютеру). Дальше пир горой.

Лонг-лист в этом году (несмотря на решительный игнор академиками
главнейшего романа года, «Блуждающего времени» Юрия Мамлеева все-таки был интересным. «Оправдание» Дмитрия Быкова, «Голая
Пионерка» Михаила Кононова, пусть и тыкающий своей
филологичностью, но все-таки небесталанный «Страх» Олега Постнова, стихи Глеба Шульпякова,
Олега Чухонцева и Елены Шварц – словом, в распоряжении жюри оказалось
энное количество заслуживающих внимания текстов. Выбор
тройки, однако, поражает своей неадекватностью. Оговорюсь, что
вошедший в финальный список третьим и почти не имеющий шансов
на окончательную победу Леонид Генрихович Зорин –
действительно хороший драматург и мемуарист (хоть и не прозаик), и
компьютерный ящик стоимостью 1500 ему пригодится. Другой
лауреат, Ольга Славникова, заметно уступает всем
вышеперечисленным обойденным авторам из лонг-листа, ну а известна прежде
всего своим доморощенным модернизмом (впрочем, технически
состоятельным), в зависимости от отношения к которому и меряется
ее проза. Автор этих строк полагает модернизм такой для
русской литературы вредным – ибо мелко. А вот третий
григорьевский лауреат – разговор особый, с чекистским пристрастием.

Андрей Дмитриев – архибездарный писатель, стилистически опрятный
(какое омерзительное слово «опрятный», не правда ли?),
воплощающие в себе характернейшие образцы той прозы, что теплилась
в журнале «Новый Мир» между Твардовским и Залыгиным, в
глубине 1970-х. Но этого одного для порицания было бы мало – тем
более что дмитриевский роман «Закрытая книга» 1999 года,
пусть и неубедительный сюжетно, имел, тем не менее, свои
«моменты», местами привлекательный синтаксис и уютные
интертекстуальные уходы к двадцатым годам. Новая же повесть «Дорога
обратно», собственно награжденная премией, есть мерзейшее
явление в современной русской словесности, да-да, именно
мерзейшее, а не плохое или скучное, и гаже ее нет ничего, даже
«Низший пилотаж» Баяна Ширянова – лишь невинная производственная графомания с
наркоманами, а вот тут случай особый.

Дмитриев написал историю о няне (воспитывающей рассказчика), простой
неграмотной женщине хрущевских времен, отправившейся пешком
на пушкинский праздник в Михайловское и купившей на
последние копейки книгу пушкинских стихов – даром что читать не
умеет, из уважения к буковкам и духовности. Повествование это
чрезвычайно умильно – автор не скрывает той дистанции, что
существует между ним (ну конечно! ведь мы же интеллигентные
люди!) и крестьянкой (ну мы же понимаем, откуда она), однако
крестьянка, как неумолимо выясняется, любить умеет, и не
только мужика, но и стихи, и потому Дмитриеву не жалко
повторить Карамзина и пролить интеллигентную слезу над стремлением
народа к просвещению и тонким чувствам.

Есть в этом возвышенном коктейле лишь одна толика дегтя – то
редкостное брезгливое отвращение, что охватывает меня всякий раз,
когда ужасно, ужасно интеллигентный человек, выпускник
филологического как будто факультета, принимается сентиментально
любить народ. Главное в этом – та абсолютно аморальная
дистанция, которую Дмитриев ставит между рассказчиком и грязной,
грамоте необученной бабой, то, как он уверен, что
интеллигенция заведомо выше и лучше, как верит он, что без чтения
Пушкина хорошего человека не бывает. Господину Дмитриеву
невдомек, что среди русских писатели были такие странные
сочинители, что никак не отделяли себя от «народа», не предавались
постыдным рефлексиям вроде «интересно, а бывают ли за
пределами метро Аэропорт» заслуживающие внимания люди?» (с
последующим ответом-откровением – «наверное, бывают»…). А между
прочим, только такие авторы и писали гениальные книги на
крестьянские темы – Астафьев здесь лучший пример. Напротив, «Мужик
Марей» у Достоевского – едва ли не худшая вещь, а все
потому же, все из-за той же уничтожающей обаяние письма
«дистанции».

Чтобы писать о некотором предмете, надобно в этот предмет вжиться,
сделаться его частью, пусть временно, но сделаться, и не
проводить ни в коем случае гнусную культурную разницу – вот я,
а вот они, меня не хуже. Андрей Дмитриев же вглядывается в
презренное простонародье с терпеливым, барственным интересом.
Ну а написана «Дорога обратно» и вовсе бледно – реализм
как реализм, седьмая вода на всем известном киселе.

Показательно и то, как вцепились в Дмитриева критики, как сделали
его чуть ли не величайшим прозаиком новейшей эпохи. Немзер,
Архангельский, Агеев – всем угодил, всех потешил. Критикам
нравится «интеллигентная» литература, с ней удобно и просто –
эстетика условно-реалистическая им хороша знакома еще с
детства, дежурная слеза по голодным и неграмотным пролита, так
что можно вручить 25 000 и культурно отдыхать.