Проза

Сам я в своих заблуждениях остаюсь весьма непоследовательным и,
говоря одно, часто делаю вовсе другое. Иногда даже имею
склонность к некоторого рода размышлениям, факт чего отмечен мною в
следующего рода высказывании:

В раздумиях над жизьни сущностью
Провел не час я и не два, 
А (горьким опытом научен)
Я мыслил целых три! часа...

Кое-какие из т.н. мыслей удосужился я зафиксировать на бумаге,
справедливо полагая, что уж она-то все стерпит.

* * *

Всё, что ни случается, - к лучшему, - приговаривал некий философ
Панглос, когда ему на шею накидывали петлю. Я же говорю: всё,
что не случается (и не случится), - к еще более лучшему. Ибо
того, что уже случилось, вполне довольно:

Не было, нет и не надо.
И значит, совсем хорошо!
Как будто ни разу не падал
И не разбивал лицо…

* * *

Попытки отказаться от мышления и сделаться одноклеточным с целью
ассимилироваться с действительностью и средой обитания большей
частью приводят к маниакальной депрессии и острым приступам
самобичевания. Сидишь и всяко мучаешь тетрадку: пиши, пиши,
писака! Карябай, гадкий пидор. Сам знаешь: это кака башку
твою забила. Как был ты идиётом, так им ты и остался. Сидел б
в своем болоте и не, блин, проявлялся! Ведь жить хватает
совести у данного поета, но не напишут повести об казусе об
этом... Поставил б себя к стенке, но нету воли, силы... Жизнь
прожил на коленках и сдохну некрасиво.

Такая является на свет бичующая самокритика.

* * *

В плохом всегда имеется нечто хорошее, поэтому жизненный оптимизм
легко возможно черпать в самом что ни на есть распоследнем и
отъявленном пессимизме:

Вот это жизнь! 
			Весьма приятно!
На лбу прыщи, 
			на солнце пятна,
На дне стакана паутина...
Какая чудная картина!

* * *

И делается грустно отчего-то, и тоска, как рашпилем по сердцу, и
восклицаешь, будто А.Матросов: подайте амбразуру мне! И я задам
вам перцу! Но нет амбразуры. А вместо - окошко ларька. И
кидаешься на него грудью и всем, что еще не атрофировалось.
Ибо: там оно, утешение и забвение, в этом самом ларьке. И еще
ибо: люди, львы и куропатки на спиртное очень падки. И, не
буду врать, друзья, - в их число вхожу и я.

* * *

Я умышленно не проставляю под записями ни пространственных, ни
временных координат. Не все ли равно. И день, и ночь - одно и то
же: планета вертится Земля. На ней, сумнящийся ничтоже,
верчусь, сходя с ума, и я...

* * *

Я легко обхожусь без того, без чего могу легко обойтись. Однако. Я
непривередлив!

* * *

В человеке всё должно быть аккуратно: и пальто, и шляпа, и прочие
вещи. Ну а если есть на совести пятна - наплевать! Ведь их
никто не заметит. Примерно так, если мне, как всегда, не
изменяет память, рассуждал д-р Чехов.

* * *

Целую ночь сатана нам насвистывал, стекла тряслись и дрожали дома.
Боже, какими мы были фашистами! Но иногда, только лишь
иногда...

Тот, кто хоть раз бухал в Квадратах, знает, о чем идет речь. Хотя...
У каждого свои квадраты.

* * *

О пьянстве опять же. Таракан попал в стакан и напился пьяным. Иногда
хочу я сам быть этим тараканом. Сущность у меня скотская.

* * *

Однажды я задумался написать серьезное стихотворение - многие ведь
поэты при жизни частенько писали серьезные стихотворения: про
сосны, про парус в море весьма одинокий, “на последний
страшный номер вышла женщина-змея” и т.п. Потренируюсь-ка,
думаю, на классиках. Вот Лермонтов: выхожу один я на дорогу.
Тра-та-та! Блин! Пустыня, стало быть, внемлет Богу. Блин!
Тра-та-та. И так далее. А вот что у меня вышло:

Выхожу я на дорогу:
Снег скрипит под ластами.
Вот так все мы понемногу
Станем пидарасами.

(Не путать “пидарасов” с “педерастами”!).

Хорошо! Но несерьезно. Весь психологический настрой
остропереживаемого субъектом повествования лирического чувства одиночества
эти “ласты”, невесть откуда взявшиеся, исковеркали и
испортили. Лишь много позднее стало ясно, что я, дальновидный, хотел
этим сказать. Все очень просто: я предсказал появление на
рынках Тюмени длинных черных ботинок с тупыми носами, в
которых в одно время шастала половина местной, будь она неладна,
молодежи.

* * *

Надпись к известной по школьным учебникам картинке, где Пушкин
Александр Сергеевич изображен рядом со своим литературным героем,
неким Онегиным Евгением, стоящим на брегах Невы:

Опершись на карапет,
На небрежной, спору нет,
Ты стоишь, словно фантом,
Думаешь, блин, не о том.

* * *

Об упущенных возможностях. Вот возьмешь ты однажды помрешь нечаянно,
как положено, ляжешь в могилку... И не раз потом вспомнишь
с отчаяньем недопитую где-то и с кем-то бутылку. Спешите
делать...

* * *

Внешняя сторона думательного процесса. Я пью целый день кофе, как
самый последний академик Йоффе. А ночью чешу темя - как
распоследний Сахаров-академик.

* * *

Когда меня всячески нахваливают, я скромно утверждаю: “Да, я очень и
очень хороший, но - говно ужасное!”. Наоборот, стоит меня
начать всяко ругать и стыдить, я говорю: “Да, говно я, говно.
Но - хорошее”. Т.о. я стараюсь вызвать у окружающих в
процессе какого-либо навязанного или необходимого общения
усредненное меня восприятие. Что мне только на руку. А почему - не
скажу.

* * *

В детстве, загнанные системой, скукой и родителями в пионерские
концлагеря, мы дружно и с энтузиазмом орали: “Выбери меня,
выбери меня...”. Сегодня, с учетом полученного жизненного опыта
или иных аналитических наблюдений, мы можем смело и со всем
основанием резюмировать:

Птица счастья 
		завтрашнего дня
Улетела, яйцами звеня.
Да только без меня! 
Сука, без меня!
Птица счастья завтрашнего,
			бл-л-л...

Или вот еще. Ежедневно старея, переходя от теории к практике,
открывая для себя новые неожиданные стороны жизни, видишь новые,
неизученные грани окружающего мира и, познавая, естественно,
меняешь свое ранешнее восприятие явлений действительности.
Вот, детское стихотворение про Таню, уронившую в речку мяч, в
свете нового отношения к женщине, сложившегося в процессе
ее (этой самой женщины) эмпирического познания как
конкретного живого существа, звучит примерно так:

Что надулась ты, Татьяна?
Уронила в речку мяч?
Доставать его не стану.
Ну-ка, 
дурочка, 
поплачь! 

* * *

Уснуть и никогда не просыпаться. И спать, и спать, и спать. Ни на
кого не обижаться и никого не обижать. Ибо я за здоровый
летаргический сон. Как мерило подлинного человеческого счастья.

* * *

Некоторые женщины, живущие с человеком, совершенно необоснованно
часто любят ругаться нехорошими словами. То пидарасом тебя
обзовут, то еще как. Это говорит лишь об ограниченности, узости
и однобокости их понимания жизни и о их завышенной
самооценке. На это им отвечаю:

Ты королевой хочешь быть, - 
Что ж, будь, пожалуйста, 
				не жалко.
Но для меня ты только лишь
Королева зоопарка.

* * *

Многие считают, что смерть - это проявление зла, явление, чуждое
человеческому восприятию. Отсюда испытываемый подсознательно
панический страх перед непостижимым этим фактом - и столь же
неотвратимым. Это вполне понятно. Но если понемногу умирать
ежедневно, сознательно и регулярно умервщляя в небольших
количествах клетки собственных тела и души, то в конце концов
окончательная смерть явится весьма приятной и не доставит
ничего, кроме глубокого удовлетворения, облегчения и
наслаждения.

* * *

По прочтении известного романа Г.Маркеса. Третий день лежу убитый, и
по мне ползут термиты. Самый маленький термит меня матом
костерит. А больше сказать нечего.

* * *

Действительность какая-то херовата: денюжек стало шибко маловато.
Йа-ха-ха да, блин, йо-хо-хо! Не хватает, черт возьми, на вино.
И опять же прибавить нечего...

* * *

О знаменитых современниках. Валера точно был философ. Он задавал
себе вопросы. Но таки все же бросил пить - не в силах
Мирозданье изменить.

* * *

О последствиях думательного процесса. Я устал, как аксакал. Будто
буем степь пахал. Если спину разогну, непременно отдохну.

* * *

Где б найти такую бабу, чтобы в гости позвала, напоила б до упаду,
полюбила б до утра?! Нет такой бабы...

* * *

О знаменитых современниках. Веритас ин какаториум, да. Так говорили
древние греки. Да-да. Вот почему Игорь Бе всегда (да-да-да)
предпочитает спать в туалете. Да. Да-да. Да!

* * *

Любите меня кто-нибудь! Что я - не человек, ..ять?! Ну где же ты,
та, которая будет меня похмелять?! Вот ведь казуистика
какая...

* * *

О памятниках, коие разные могут быть.

Я стою на пьедестале, 
тычу в небо шиш руки. 
Всю макушку обосрали 
пидарасы-воробьи. 

Можно сказать более многозначительней - демократы-воробьи.

Другой вариант: я вам не вася подзаборный. Я - памятник большой нерукотворный.

* * *

О компромиссах. Ну да, напился я, красавица. Ругаться нафиг отложи.
Мораль мне слушать возбраняется - ты лучше жопу покажи.

* * *

Эта комната как гроб (только чуточку побольше). В ней живу я как
микроб - с каждым разом толше, дольше. Словно роза, чахну пышно
в атмосфере бытовой - еле видно, еле слышно. И вообще -
чуть-чуть живой. Этот факт меня смущает и расстраивает очень, в
сердце змей печали жалит, недовольство печень точит. Я на
лоджии страдаю с сигаретой неизменной, матом сам себя ругаю
за характеришко скверный... Ну а в чем свинья зарыта? Об чем
колокол гундит? Если говорить открыто, почему я паразит? -
Потому что я ленивый слабовольный идиёт, вот и катится все
криво, все не так, наоборот. Блямба! Что могу я сделать?
Равнодушный, как микроб, как трихомантоза, бледный - в этой
комнате, как гроб...

* * *

Далека дорога к Богу, 
ох да шибко неказиста,
Ох да ужас как терниста, заковыриста.
Эх! Приходится весь срок 
отпущенный мытыриться
На крутых отрогах веры неуклюжим альпинистом.

Да, альпинист-то я никудышный. Такая во мне каша самых разнообразных
и ужасающе противоречивых понятий намешана, что только диву
даешься. И становится за себя как-то неловко и постыдно.
Какая путаница и чушь в голове! За примерами далеко ходить не
надо. Привожу.

Человечество придумало Бога. В связи с этим имеет смысл утверждать,
что Бога не существует. Никакая логика, кроме логики веры,
не может объяснить это существование. Но так как душа-то - от
Бога, а его нет, - следовательно, доказательства веры
аннулируются, они тоже не существуют, и ошибочно - да и нельзя -
принимать их как мало-мальски стоящий аргумент в решении
данной задачи. С другой стороны, существует утверждение, что
Бог создал человечество. Так почему же Бог не может отрицать
существование оного? И вообще нашего мира, мира людей и
вещей? Я думаю так: допустим, Бог создал мир, будучи в состоянии
некоего, так сказать, метафизического опьянения,
бессознательно. Условным утром, испытывая дикое метафизическое
похмелье, продрал свои условные глаза - и что он видит? Некий
невесть откуда взявшийся материальный мир, который в принципе не
должен существовать. Да еще и населенный тварями, давшими
себе самодовольный эпитет “сапиенс”. Таковый факт совершенно
необъясним. Ведь, допустим, сознание Бога всецело было
сформировано на постулате, гласящем, что существовать может лишь
духовная материя, что окружающий мир состоит лишь из духовного
вещества. А мир же вещный, мир материальной материи,
простите за незнание правильных научных терминов, по всем
имеющимся в распоряжении Бога законам, просто категорически не может
быть создан. Ибо сама по себе вещная материя, все эти
молекулярные структуры, грубо говоря, столь не прочны, столь
стремятся при малейшей возможности к распаду, что даже
теоретически нельзя допустить возможность возникновения такого мира,
мира предметов с четкими границами и очертаниями. А тут -
нелогичное, антинаучое расхождение теории и практики,
парадокс, казус. Допустим, так думает Бог в состоянии своего
метафизического похмелья. И откуда все это? - вопрошает он сам
себя. И не находит ответа. Свою причастность к возникновению
этого мира он не допускает совершенно и поверить в акт такого
своего творчества не в состоянии, - подобно как любой
добропорядочный бюргер, напившийся сверх меры пьян и
расколышмативший все стекла в ресторане, наутро не верит в этот факт в
отделении милиции и всяко это отрицает. Итак, Божьему уму это
непостижимо и необъяснимо. А значит, гораздо проще считать,
что этого просто нет. Это что угодно: бред, галлюцинация,
белая горячка, шизофрения - но не реальность. Ведь нет никаких
аналитических доказательств и логических объяснений. И быть
не может. Значит, и нет оснований верить в подобный нелепый,
алогичный, невозможный и не должный быть мир. Так Бог
становится антиантропистом. Бог не верит в существование нас,
людей. Отсюда все беды человечества. Ибо человечество,
придумавшее Бога, уверовало в него - не встретив взаимности:

	Возьми нас к себе, Боже,
	Ведь мы хоть на что-то гожи.
	Мы веруем, верь в нас тоже.
	Если, конечно, можешь... 

Вот до чего я доигрался. До какой чепухи. Разум же не игрушка. И
если он тебе не дан... А всё это бесы. Бесы водят неосвещенного
разумом за руку:

	В башке нет свободного 
				места:

	Плетет свою канитель 
			карнавал -
	Бал бесов, 
		бал бесов-балбесов.
	Балбесовский 
			бесовской бал...

* * *

О сторожах - неизвестных героях. Охраняемая территория зарастает
мухоморьями. Эх-ма! Зарасту и я. Позабудет меня история...

* * *

На спиритическом сеансе. “Ну, как там жизнь?”. - “Ну что за жизнь...
Да никакая. Как ни крутись, как ни вертись, здесь нету рая.
И даже адом (буду гадом) никак не назову я это место.
Ужасно здесь, ужасно здесь неинтересно...”.

* * *

Своими делами, умами, телами
Мы лишь слегка унавозили почву.
Но вам, идущим следом за нами,
Будет значительно проще.

Какую непристойную и наглую ложь пытается внедрить в сознание
читателя зарвавшийся автор - а это я - какой неприкрытый цинизм!
Какие это еще “мы”, я вас спрашиваю? Кто это? Откуда?!
Простите, исправляю положение:

Тупо и однообразно
Мы проводим времена.
Превратили жизни праздник

В кучу хмурого говна.
Точно так же, сообразно, 
Нас проводят времена.
Накосячив безобразно,
Не вернемся никогда.

Вот так-то верней...

* * *

Сочинил и посвятил себе, не совсем любимому, а также своим
легкомысленным и безалаберным современникам, - песню:

	Блин, дороги!
	Мы замерзаем на пороге.
	Не ходят ноги 
		и не ходят руки,
	И начинается бардак.
	Луна - словно жопа.
	И наши звезды 
			гасит кто-то.
	Ты помнишь, кто ты? 
			Помнишь, сука?!

	Снимай штаны, 
			пошли в кабак.
	Пошли в кабак, 
			пропьем штаны...
	Никто позабыт и 
			ничто позабыто,
	И больше копыта уже 
				не звенят.
	И молодость наша 
			ударно пропита,
	Лишь руки трясутся 
			да зубы свербят.
	Поздней ночью я 
			возьму - встану
	Осмотреть тропу 
			своей жизни.
	В памяти моей больной 
				встрянет
	Одинокий и глухой 
			выстрел...
	Все круче, и круче, 
				и круче
	Звериный оскал наших рыл.
	Я самый, наверно, такой
 			вот могучий
	В этой вселенной дэбил.
	Летит в безвестие планета,
	Над нашей родиной сектым.
	Ушла весна, не наступило лето...
	Мы никогда и никого 
			не победим.
	Когда-нибудь я вспомню это,
	Как говорил один поет,
	Потянется рука за 
			пистолетом,
	Я пистолету сделаю минет...
	Блин, дороги и т.д...

* * *

Ну нету дел на завтра! Ну что тут будешь делать? Сидит печальный
автор и чешет ум и тело. Ну нет на завтра жизни, сплошное,
блин, насилье! Куда навострить лыжи и где расправить крылья? Ну
нету в жизни смысла - одно лишь требыханье! Какие, к черту,
мысли, цензурные названья? Ну нету в смысле дела. К чему тут
размышленья? Я заявляю смело: конец стихотворенья!

(по изд. «Чернозем – Шиповник» №10)