Онтологические прогулки

Мы живём в век скепсиса, возможно, в самую критическую эпоху из всех прежде бывших эпох. Наша эпоха представляет собой расцвет релятивизма, отрицание всего абсолютного. Она не ищет истины, равнодушна к истине, не стремится к её осуществлению. Понятие истины заменяется различного рода идеологическими мифами, утилитарными представлениями о выгоде и пользе, традицией, исторической преемственностью, мнением большинства, социальным заказом и т.п. Очень показательно, что само понятие истины оказалось искажено или попросту выброшено из лексикона современных учёных: понятие истины есть миф, от которого следует отказаться, оно метафизично и поэтому должно быть отвергнуто и заменено понятием знания, утверждает современный позитивизм. Один из главных парадоксов нашего времени заключается в том, что современная цивилизация базируется на позитивной науке, не могла бы быть возможна без расцвета науки, во многом она родилась из безудержного стремления к знанию, но несмотря на это (а может быть и именно поэтому) она не знает никакого положительного содержания, лишена всякого смысла и положительной идеи (в высшем значении этого слова), равнодушна к моральной правде, индифферентна по отношению к добру и злу. Наука, идентифицирующая истину с достоверностью факта, стремится к знанию, имеет знание, но при этом оказывается совершенно не способной ответить на самые насущные и животрепещущие вопросы, связанные со смыслом и целью человеческого существования, неизменно выводящие испытующий человеческий разум за рамки фактической составляющей бытия. Невольно закрадывается подозрение, что есть какая-то глубокая фальшь в отождествлении позитивного знания с природой и содержанием истины как таковой.

И вместе с тем не покидает ощущение, что наша эпоха есть наивысшая точка развития цивилизации, что человек, как никогда прежде, почувствовал себя хозяином, властителем в этом мире, что после многовековой идейной борьбы, сложных мировоззренческих перипетий, повлекших за собою смену культурных эпох, человеческая цивилизация под конец, кажется, добралась до конечного пункта, остановилась и успокоилась в точке своего окончательного торжества, достигла своего исторического апогея. Этим конечным пунктом явилась единая идея в умах всего человечества: современный массовый человек вдруг понял, что нет ничего достовернее, осязаемее, конкретнее мира денег и материальных вещей. А всё то, что прежде так волновало человека, взыскуя к сердцу и совести, а не к его кошельку, что ещё так живо в памяти и невольно исподволь подтачивает самодовольство и самолюбование столь «успешного» современного человека, есть лишь фикция, в лучшем случае невинная игра, в худшем – манипулирование человеческим сознанием, одним словом, –  мираж, которому не стоит верить. Экономический интерес затмил собою всё, вознёсся выше религиозных, нравственных и прочих интересов. Деньги и материальная выгода – вот тот новый бог, которому покланяется современное массовое сознание, на поводу у которого идут целые народы, во имя которого вершатся «оранжевые» революции, свергаются правительства, недостойно служащие этому идолу; ради которого современный русский либерал, горестно восклицая, что у нас нет среднего класса, попирает ногами достояние своих предков, прикрывая своё холодное равнодушие идеей международной толерантности; имя которого, возрадовавшись и возликовав, вознесёт до небес под конец уже осчастливленное человечество, когда все народы мира сольются в некой бесформенной массе, образовав собою единый, глобальный, экономически рентабельный муравейник. Над всем возобладал здравый смысл, практический, утилитарный интерес, и все как один молча, тупо и немо согласились с тем, что так тому и быть. Вдруг оказалось, что экономический интерес есть именно та почва, на которой стало возможным осуществить столь вожделенную веками идею окончательного единения человечества. И мир, прежде наполненный яркими красками, бурными страстями, возвышенными поэтическими устремлениями, одним словом, жизнью, превратился вдруг в единый, общемировой торг, где продаётся и покупается всё, что угодно, не исключая и человеческого достоинства.

Не покидает ощущения, что всё это уже навсегда, что это невозможно переделать, что современная цивилизация прочно стала теперь на такую почву, с которой её невозможно сдвинуть, что все эти «ВВП», «ключевые ставки», «оборонный бюджет», «плавающий рубль» и т.д. и т.п. есть нечто роковое в жизни человека, и даже странно, что об этом ещё не начали слагать мифов. Над человеком возобладали безличные, анонимные силы цивилизации. Современный человек вынужден жить в условиях нового экономического и техногенного фатализма, инстинктивно чувствуя, что всё это подчинено какой-то колоссальной, величественной цели, что во всём царит какой-то сверхчеловеческий порядок, но в то же время, что это совершенно бездушный и бесчеловечный порядок, что цель эта выше человека, следовательно, рано или поздно на алтарь этого нового божества начнут приноситься человеческие жизни только лишь потому, что человеческая жизнь окажется экономически нецелесообразной. Идея «золотого миллиарда» – вот тот новый бог, которого возвеличила европейская часть человечества. И человек перестал быть мерой всех вещей – товаро-денежный оборот под конец стал мерой человека.

  Цивилизационные процессы совершаются под знаком роковой обречённости, какого-то фатального предопределения, рождая убеждённость, что установившийся порядок есть нечто раз и навсегда данное, окончательно оформленное, что нет и не будет более того доброго Бога, неявное присутствие которого позволяло человеку считать этот мир домом своим. «Нет Его, Он умер, мы Его убили», – говорит злой, но справедливый Ницше. Человек впредь должен в одиночку вести жестокую и упорную борьбу за существование в условиях созданной и дегуманизированной им самим железной и всеобъемлющей техногенной необходимости. Человек оказался заброшенным в этот мир, где им овладел страх и ужас перед действительностью, которая не кажется более человеку домом. Человек почувствовал себя странником, отшельником на земле, где ему более не оказалось места. Люди, теснясь и давя друг друга, будто в агонии, стали сбиваться в кучи, образовывать всевозможные общества, партии и корпорации, подчиняя свою деятельность колоссальным, сверхчеловеческим целям, которые оказываются за гранью их понимания. Исчезла радость восполненной, творческой жизни, затерялась в суетном вихре современного мегаполиса солнечная поэзия бытия, и пошлость обыденности заняла её святое место. Вместо светлых, лучезарных ликов счастливых людей явились серые и скучные деловые физиономии, спешащие променять своё счастье беззаботной праздности на служебные функции автомата. Вместо лёгкости и непринуждённости ­– тяжесть и скованность монотонных движений. Открылись голые, остывшие и невзрачные дали, дарившие прежде мечту о золотом городе, сегодня не обещающие более ничего, кроме безграничной тоски бесприютного сиротства.

Началом цивилизации была разорвана органическая связь человека и мира. Явился «внутренний», «подпольный» человек, и объективный мир стал чуждым «внутреннему» человеку. Достаточно выйти за рамки обыденных, повседневных интересов, с негодованием отвергнуть крепкую, незыблемую, но злокачественную почву, в которой укоренено массовое сознание, чтобы тотчас с ужасом обнаружить, что мы живём в эпоху абсолютного беспочвенничества. Единственным приемлемым, не вызывающим сомнений и разногласий мировоззрением является практически осуществляемый материализм, характерный для эпохи вновь наступившего варварства. Современный человек, пожалуй, как никогда прежде, оказался в условиях свободного идейного поиска, а потому и невиданной ответственности, рождающей тревогу, а порой и ужас перед действительностью в умах тех представителей человечества, которые менее всего задурманены массовым, телевизионным бредом. Безосновность бытия открыла свои ужасающие перспективы. Различные идеологические мифы, такие как миф о святой Руси, или о легендарном советском прошлом, пытающиеся воссоздать иллюзию гармонии, безопасности и тепла домашнего очага, не в силах заполнить то бесконечное пространство зияющей пустоты, которое рождает ощущение беспочвенности, потерянности бытия человека. Риск сопутствует всякому самостоятельному акту человеческой деятельности. Далеко не случайно, что страх и ужас (страх перед ничто) были провозглашены первейшими определениями экзистенции человека, вступившего в роковую борьбу с чуждым и враждебным ему миром, грубое прикосновение которого понуждает внутреннего человека углубляться в тайники собственного самосознания, уходить от мира. Прочих же заставляет спасаться от одиночества, растворяясь в массах, встраиваться в чуждые человеку механизмы цивилизации, отказываясь от своего Я, кладя на алтарь этого техногенного идола самые сокровенные чаяния, желания и мечты, волю и свободу, теряя при этом свою неповторимую идентичность. Очевидно, цивилизация не оправдала надежд человечества. Оказавшись в ситуации обманутых ожиданий, в состоянии духовного вакуума, современный человек вынужден жить в условиях совершенной культурной выхолощенности, пустоты мировоззренческих ориентиров, релятивизма нравственных ценностей, пугающего и разобщающего плюрализма мнений и интересов.

***

Надо думать, что идеи прогресса и цивилизации родились из острой необходимости преодолеть природу. Уж слишком неорганично чувствовал себя человек в первобытном мире. Как носитель разумного начала он требовал смыслов и не находил их в природе. Первобытному человеку мир природы должен был представляться как угрожающий, бессмысленный и бесцельный круговорот вещей, ничего не говорящий ни разуму, ни сердцу. Душа человека не находила отклика в природе. Мир не казался человеку домом. Постоянная смена рождения и смерти не могла не приводить в отчаяние существо, которое, чтобы жить, нуждалось в представлении о цели. И вот это существо начинает создавать мир собственных смыслов и целей. Именно по этой причине и возникли первые начатки цивилизации в виде каменных орудий. Человек начинает преобразовательный процесс в природе, не соглашаясь жить в мире, не отвечающем ничему человеческому.

За этим вещественным преобразованием мира следует идейная его наполняемость. Но по-настоящему мир становится понятен и узнаваем лишь тогда, когда над ним, как солнце, освещающее беспросветный мрак ночи, начинает возвышаться идея его Творца, Демиурга, разумно и заботливо управляющего всем, что происходит в природе. Только с представлением о Боге вещи для человека начинают светиться по-настоящему «умным» светом, становятся прозрачными для разума, принимаемы сердцем. Тяготы и лишения, беды и страдания людские становятся переносимы, потому что за всем этим видимым беспорядком стоит невидимый божественный порядок, усматриваемый «умными» очами человека.

Посредством Бога дурная власть необходимости природы была преодолена. Человек уверовал в то, что он не только сгусток мёртвой материи, кусок косного вещества, весь смысл и всё значение которого заключается в рождении, мучительной борьбе за существование и неминуемой затем смерти. Впредь да не будет так! Человек есть образ и подобие Бога, человек есть дух, возвышающийся над миром грубого вещества, возделываемого им по образу и подобию своему. Человек уверовал в Бога и тем самым возвысился над миром природы, стал по-настоящему свободен и независим от мира. И он сделал этот выбор свободно, никем не принуждаем, лишь вдохновенным дерзновением парящего духа сумел возвыситься до идеи Бога и таким образом обрести вожделенную свободу. И как только человек уверовал в Бога, природа (от слова род, рождение, т.е. то, что совершается по необходимости) превратилась в мироздание (т.е. то, что созидается посредством свободного акта благой божественной воли), наполненное великими смыслами. Теперь вместо бесконечного круговорота рождения и смертей история обрела начало как своё разумное основание и конец как торжество блага и истины. Каждая вещь, каждое существо, каждая крупинка мироздания наполнились смыслами, стали носителями Идеи. Эти идеи, свободно творимые человеком, светились сквозь мёртвое вещество, как некая душа мира, наполняли мироздание теплом домашнего очага, созидая из хаоса космос, из бессмыслицы смысл, из бесцельного прозябания поэзию бытия. Так прекрасен был мир, и так прекрасен был человек, свободно уверовавший в своего Бога.

Но явилась наука с неутолимой жаждой всепоглощающего скепсиса и сомнения и объявила, что всё субъективное, сугубо человеческое не существует согласно истине, а истина есть то, что согласно факту. И с какой-то бешеной энергией начала познавать мир объективной необходимости и знания, добытые её, именовать истиной. Сколько сил было брошено на это дело, сколько лучших, свободно мыслящих умов с головой окунулись в этот поиск законов, по которым существует падшее вещество. Познав эти законы, человек подчинился им и власть необходимости назвал торжеством свободы, а свободное творчество ценностей и идей – мифом, иллюзией и обманом, создавая вокруг себя мир серой обыденщины.

Отвергнув Бога, человек вновь подчинился необходимости. Вещи вновь стали только вещами, непроницаемыми в своей грубой вещественной оболочке. Был утерян их символический, сакраментальный смысл. Человек перестал быть образом и подобием чего-то высшего по отношению к себе, а поэтому легко подчинился низшему. В этом заключается неизбежная и роковая диалектика человеческого существования. Преклонение человека перед данностью факта неминуемо приводит его к подчинению низшей биологической природе, к рабству человеческого духа перед материальной стороной жизни. Власть факта стала чем-то роковым в судьбе человека, приобрела фатальное значение. Человек потерял представление о достойном существовании, стал ближе к животному.

Идеальное содержание реальности (от которого так легко посредством науки отказалось человечество, заявив, что познание абсолютных начал находится вне сферы её компетенции) означает внутренний смысл вещи. Явление, оторванное от своего идеального содержания, теряет всякую разумную целесообразность. В гармоничный, иерархически упорядоченный космический строй вновь вторгается безосновное начало хаоса и иррациональности. Разрушаются космические связи того, что ниже человека, с тем, что выше его. В результате, низшее более не подчиняется высшему. Мир объективной необходимости начинает функционировать по принципу дурной бесконечности, утрачивается целевая причина. В мир вторгаются случай и рок как результат богооставленности.

Когда человеком была утрачена связь с внутренним смыслом сущего, тогда действительность начала довлеть над человеком, навязываться ему извне бесцельным и отягощающим бременем. Явились философы, заявившие об абсурдности бытия, о заброшенности человека в мир. Человек вновь почувствовал страх и ужас перед действительностью, и в то же время научился воспринимать эту чуждую ему внебожественную действительность как единственно возможную, окончательную реальность, как последнее слово в истории мироздания. Человек стал рабом объективного порядка вещей. Наука, возводящая сущее на уровень должного, сделалась синонимом учителя жизни, а деятельность человека приобрела животноподобный характер, заключающийся в познавании, адаптации и приспособлении к лишённым внутреннего смысла и связи явлениям актуальной ему действительности. Человек утратил представления о добре и зле и перестал бороться с последним. В результате человеческая жизнь потеряла всякий смысл и всякую ценность в глазах самого человека, начала расцениваться утилитарно, как средство производства, в качестве одного из элементов экономических отношений. Так в абсурдном и дегуманизированном мире цивилизации средство становится целью, а цель – средством.

***

Современное массовое сознание складывается из рабски унизительного отношения к факту. И нет в современном обществе факта более очевидного, неоспоримого, фатального, приводящего в состояние священного трепета и благоговейного оцепенения, чем факт экономический. Современная экономика, это наиболее явственное выражение материальной, плотской природы человека, являет нам примат вещественно грубой силы над волей и сознанием человека, добровольно подчиняющегося этой силе. Такой вещественный объективизм и сопутствующее ему критическое отношение ко всему субъективному, сугубо человеческому, духовному, порождает реальность, напрочь лишённую каких-либо представлений о нравственности. На экономику было положено осуществление самых потаённых и сокровенных надежд человечества, именно экономика призвана решать предельные и окончательные цели и задачи. Мы живём в эпоху всеобщего, фатального экономического детерминизма. Современный человек осмысливает действительность преимущественно в экономических терминах. Прекрасные «иллюзии» прошедших культурных эпох, выдержанные в наивно-поэтических тонах, окончательно рассеялись, как некая прекрасная сказочная дымка, застилавшая взгляд и не дававшая видеть действительность такой, какая она есть на самом деле. И вот когда этот призрачный туман метафизических идей окончательно растворился, оказалось, что никакого Бога нет, а есть лишь известная группа людей, которая, кстати сказать, ни в какого Бога не верит и лишь эксплуатирует этот образ, преследуя свои корыстные интересы; стало быть, нет никакой души и связанного с нею бессмертия, а если так, то всё дозволено; нет Родины, которую якобы следует защищать порой даже ценою собственной жизни, а есть лишь кучка политиканов, которые спекулируют этой идеей, при этом делая целые состояния на страданиях и жизни других людей. Одним словом, нет ничего святого, а есть лишь прагматизм, утилитарная рассудочность и трезвое здравомыслие, опирающееся на очевидность факта. То, что идет дальше факта, т.е. то, что требует доказательства и логической аргументации, не имеет никакой цены, поскольку оно недостоверно и спорно. Очевидность и неоспоримость факта – вот главный и единственный аргумент в сознании современного человека. А сам человек есть животное, это есть факт, самоочевидный и неоспоримый, не требующий доказательств или сложной метафизической аргументации, поэтому давайте не стесняться отправлять свои естественные, животные нужды направо и налево, ибо именно такая жизнь будет согласна истине.

Однако ничем необузданная безбожная жизнь со временем начинает приносить свои закономерные плоды. Практическое здравомыслие, вознёсшее на вершину тех, кто наиболее благоразумно сумел им распорядиться, перерастает в нескрываемый цинизм более успешных по отношению к менее успешным; утилитарный расчёт и деловая хватка вырождаются в бессмысленное накопление огромных капиталов за счёт обеднения и ограбления других; равенство свобод превращается в добровольное унижение и рабствование одних, многих, перед другими, единицами, и первые жаждут занять место последних.

Итак, отвергнув платоническую традицию, предшествующую новоевропейской идейной парадигме, и став на почву материалистического мировоззрения, цивилизация провозгласила, что мир идей иллюзорен, в то время как мир природы и материальных вещей по-настоящему подлинен. Отвергнув первенствующее значение идей в жизни отдельных народов и человечества в целом, новоевропейская цивилизация положила начало коренной мировоззренческой трансформации: идеальная составляющая бытия утратила свой сакраментальный смысл, своё первенствующее значение в сознании человека. В результате, искусство, лишённое ореола сакральности, под конец выродилось в суррогат искусства, взятый в значении предмета развлечения; наука, прежде так гордо поднимавшая свое знамя, ныне пресмыкается перед массовым человеком, поставлена на потребу современному варварству, которое она же во многом и породила; религия стала пониматься уделом полуобразованных масс; понятия о добре и зле сменились утилитарными представлениями о выгоде и пользе; человек, забывая о своём нравственном достоинстве, в условиях борьбы за существование становится вольным или невольным участником всеобщей вражды и столкновения личных интересов. На место идей пришли вещи, на место благородных стремлений к возвышенным идеалам – низость мещанского благополучия.

Одним словом, человек стал полностью имманентным миру вещей, утратил нити, связующие с трансцендентным бытием, которое возвышало его над грубым, животноподобным потребительством, потерял связь с тем, что укореняло его в вечности, придавая человеческому существованию безусловное, непреходящее значение. Человек утратил веру в абсолютные начала бытия, а вместе с ней и смысл своего собственного существования. Наказанием за это стала жизнь в условиях нового потребительского фетишизма, рабствование перед созданной и дегуманизированной им самим сферой экономической и техногенной необходимости, в рамках которой сам человек начал расцениваться утилитарно, как вещь, по мере производительности. Отвергнув Бога, следовательно, и божественность своего собственного образа, разорвав всякую связь с ноуменальным содержанием, человеческий образ утратил свой сакраментальный, символический смысл, своё глубинное измерение, став просто вещью среди других вещей, вторичным, производным феноменом, всецело зависящим от внешних, изменчивых, преходящих факторов бытия.

А раз так, то человек должен объясняться через другое, сущность человека нужно полагать вне самого человека. Иными словами, человек есть производное от социальных, экономических, расовых факторов, по отношению к которым он есть лишь средство, но никак ни цель сама по себе. На практике это означает, что смотреть на человека как на существо исключительно экономическое значит видеть в нём инструмент для достижения известных экономических целей – целей наживы и накопления материальных капиталов (точка зрения капитализма); смотреть на человека как на существо исключительно политическое значит видеть в нём средство для осуществления своего политического честолюбия, т.е. как предмет политической пропаганды и демагогии (точка зрения либерально-демократическая); смотреть на человека как на существо исключительно общественное, означает ставить интересы какой-либо социальной общности выше интересов конкретной личности, забывая при этом, что любая социальная общность складывается из отдельных индивидуумов, т.е. провозглашать примат некоей абстракции над конкретными проявлениями бытия (точка зрения различного рода коллективистских идеологий). Ради экономических, политических или общественных целей зачастую забывают об интересах частной, конкретной личности, принося её в жертву этим целям.

Весьма примечательно, что большинство подобных доктрин стояли на высоте современной им науки, имели глубоко разработанное научное обоснование. И это далеко не случайно. Дело в том, что подлинное, человечное отношение к человеку невозможно оправдать с исключительно научной, объективной точки зрения: наука не видит в человеке субъекта, не видит экзистенциальной глубины человеческого духа, она способна видеть в нём лишь объект, один из многих элементов в мире объектов. В этом смысле человек оказывается не ценнее капустного кочана или стодолларовой купюры. Объективный взгляд на мир и на человека, устраняющий возможность субъективной человеческой оценки, способен порождать лишь утилитарно-прагматическое отношение к элементам действительности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Объективным благом при этом объявляется то, что приносит действительную, вещественную выгоду и пользу, злом – то, что причиняет физический и материальный вред. В результате, зло становится с каждым днём менее и менее обличаемым и осуждаемым по той причине, что перестаёт замечаться. Представление о добре и зле в начале XXI века стало почти невостребованным, начало восприниматься как грубый анахронизм, совершенно немыслимый в условиях техногенной цивилизации.

Реальная действенность всех вышеупомянутых идеологических доктрин опирается на косно-реакционное, лишённое всякой творческой активности сознание масс. Этот тип сознания, как было уже сказано выше, складывается из рабски унизительного отношения к факту как чему-то фатальному, всеобъемлющему, необходимому. Массовый человек судит о существующем порядке вещей так: это дано, стало быть, необходимо, это есть, следовательно, так и должно быть. Факт становится выше смысла, подобно тому, как актуально существующее становится выше нравственно должного. Фактическая сторона бытия в ущерб её идеальной составляющей приобретает самодостаточное значение в сознании человека. Смысл факта, его оценка как некая ценностная категория, рождённая из недр человеческого духа, не имеет более никакого значения. Утверждение самоочевидного и наиболее достоверного в ущерб высоким культурным идеалам стало характернейшим признаком современности. Начало здравого смысла возобладало над высокими культурными идеалами прошлого. Преклонение перед объективной действительностью всегда являлось наиболее характерной чертой вульгарности, варварского сознания, и именно эта черта преобладает в сознании современного массового человека, которому предоставлено право утверждать свой жизненный проект на началах прямо противоположных мировой культурной традиции. Именно такой тип сознания всегда приветствовался различного рода правительствами, политическими партиями и общественными движениями. Осуществление тоталитарных режимов и связанные с ними массовые истребления людей, газовые камеры, концентрационные лагеря оказались возможны лишь благодаря преобладанию этого типа сознания над творческим сознанием созидателей.

Культура как живой, неисторический феномен бытия ушла в подполье и сделалась неспособной произвести свой решительный и неумолимый приговор таким явлениям жизни, которые прямо противоположны, враждебны тенденциям культурного развития. Очевидность пользы окончательно и бесповоротно заступила место неочевидности добра. Над буржуа более не раздаётся высокого осуждающего приговора. Утилитарно-практический интерес заступил место воли к осуществлению истины, добра и красоты. Все жизненные силы направлены на материальное благоустройство существования, в сторону всё более комфортного, сытого благополучия.

Явление духовной буржуазности проникло во все сферы жизни и везде оставило свои характернейшие, неизгладимые черты. В политике оно выразилось в принципе демократизма, в опоре на мнение большинства, толпы, серой массы, якобы являющейся носительницей окончательной истины, в ущерб принципу подлинного аристократизма, основанного на нравственном достоинстве личности. Именно поэтому принципы демократии можно считать, пожалуй, наиболее подходящей формой для выражения философии духовной буржуазности. Выдающимся личностям противопоставлена безличная, анонимная масса, возымевшая верх над нравственным сознанием личности и расценивающая любые её поползновения на выдающееся значение как ущемление своих прав и унижение своего мнимого достоинства. Принципы демократии убеждают массового человека в непорочности и непогрешимости, поэтому свобода утверждается им как право, а не как обязанность.

Научный критицизм под влиянием духовной буржуазности выродился в начало вульгарного нигилизма, столь характерного для современного массового сознания, с порога, отрицающего всё, что неочевидно и недостоверно. Самоочевидность и достоверность провозглашаются главными признаками истины; выгода и польза – её первейшими условиями. Преклонение перед объективностью факта не могло не привести к нигилистическому отрицанию того, что недостоверно, но без чего не может быть ни религии, ни культуры, ни личности, а именно тех сфер бытия, с которыми неразрывно связана творческая активность человеческого духа. В результате, наука «превращается в знание зла без желания искоренить его и в знание добра без желания водворить его»¹, что приводит к атрофии чувства и воли, к мысли о сущем без стремления к осуществлению должного. Отождествление достоверности факта с истиной в последней инстанции становится причиной развития мещанской морали, практически осуществляемого материализма, вульгарного критицизма масс, не признающего ничего, кроме власти денег и материальных вещей. Таким образом, результатом засилья позитивной науки в ущерб другим областям человеческой культуры становится утверждение земной, феноменальной действительности, наиболее отвечающей признаку эмпирической достоверности, как самодостаточной и самозаконной. Так наука порождает современное варварство.

Идея свободы, понятая в вульгарном смысле, т.е. как естественное право, привилегия, данная человеку от рождения, становится причиной всеобщей вражды и столкновения личных интересов. Дело в том, что человек во все времена стремился к тому, чтобы свою отрицательную безусловность (свобода как потенция, как возможность выбирать) преобразовать в актуальную, положительную безусловность (свобода владения, свобода власти, предоставляющая возможность полного личного произвола). Однако в своём стремлении к актуальной безусловности, которая заключается в нём как потенция, человек неизбежно сталкивается с актуальной, действительной условностью и конечностью той реальности, в рамках которой он вынужден реализовывать свою свободу. На деле его отрицательная безусловность вступает в конфликт с фактической невозможностью реализации своего безграничного потенциала на актуально ограниченном материале; свобода человека оказывается сдавленной рамками природы. Ограниченность же этого содержания при неограниченности стремления личной воли многих людей становится причиной всеобщей вражды и столкновения личных интересов, каждый из которых будет стремиться к безусловному господству над другими.

Таким образом, признавая за человеком начало свободы и в то же время оставляя его в границах природы, либерально-демократическая доктрина ставит человека в крайне враждебные отношения к окружающей действительности и всем конкретным её проявлениям. Свобода означает безусловность, в то время как природа означает необходимость и зависимость. Право на безграничный произвол в условиях крайней ограниченности приводит человека к необходимости борьбы за свои неотъемлемые права и привилегии. Признавая за человеком безусловное отрицательное значение, заключающееся в относительной независимости личности от каузальных связей мира и проявляющееся в возможности свободного выбора, эта доктрина устраняет саму возможность достижения безусловного положительного содержания, без которого человеческая свобода превращается в бессмысленный и жестокий произвол. В таких условиях человек неизбежно будет враждебно относиться ко всему, что могло бы противоречить его личным интересам и эгоистическим желаниям.

Само собой разумеется, что в условиях войны всех против всех каждая индивидуальная личность, стремления которой исключают стремления и индивидуальные желания другого, будет стремиться подчинить себе этого другого, поработить его методами экономической эксплуатации. Таким образом, стремление к абсолютной свободе в ограниченных условиях оборачивается волей к могуществу и порабощению. Если степень моей свободы напрямую зависит от количества собственности, принадлежащей мне, если в пределах того, что принадлежит мне, я по-настоящему свободен и независим, то осуществить идею свободы означает сделать своей собственностью значительную часть этого мира. Принцип собственности, стало быть, определяет моё отношение с реальным миром: весь этот мир в потенциале есть моё достояние и существует лишь для того, чтобы некоторая часть его стала моей. Границы моего эгоизма совпадают с границами моего могущества.

Следовательно, свобода как природная привилегия даёт человеку нравственное право на порабощение и эксплуатацию других. Капитализм, таким образом, на деле отрицает то, на чём de jure надеется утвердиться т.н. современное демократическое общество, поскольку капитализм не признаёт нравственное достоинство человека, делая его средством в достижении своекорыстных, эгоистических целей.

***

Главной причиной такого духовно-нравственного упадка цивилизации надо видеть отождествление понятия и содержания истины с достоверностью факта, возведение объективной действительности на уровень безусловно должного, что в свою очередь неминуемо делает человека рабом объективного порядка вещей. Отождествить должное с сущим не путём усовершенствования сущего, но путём низведения должного на уровень сущего, значит подчинить нравственное физическому, низвести возвышенный идеал до уровня низменной эмпирии. Таким образом, западноевропейская цивилизация весь смысл и всё значение человеческой жизни сводит к познанию актуальной реальности, не оставляя человеку ничего за её пределами, подготавливая благодатную почву для торжествующего мещанства. Такое направление мысли, развитию которого так или иначе способствуют тенденции современной позитивной науки, признаёт наличную действительность, не считающуюся с высшими духовными запросами человеческого естества, за единственный идеал всевозможного совершенства, что означает, по сути, отказ от надежды когда-либо осуществить самые заветные чаяния и упования человечества, связанные с идеей Правды и абсолютного Добра. Познавай реальность как она есть, принимай данное как истинное и должное, – вот лозунг современной позитивной науки и цивилизации в целом. Следует согласиться, что философия позитивизма вполне соответствует направлению и образу мыслей современного массового сознания, не видящему и не пытающемуся увидеть за грубым налётом фактически очевидных явлений хотя бы толику высшего смысла, превышающего обыденные, повседневные интересы.

Однако история человеческой культуры явила нам также принципиально иной тип отношения человека к реальности. Этот творческий, созидающий тип человеческого сознания исходит из острой потребности изменения, творческого преобразования действительности, не соглашаясь жить в тех условиях, который даны, воспринимая их как нечто недолжное. Вот как о таком типе сознания пишет С.Н. Булгаков: «В человеке вложена способность к «святому недовольству» (по прекрасному выражению поэта) как собой, так и окружающей средой и стремление к постоянному усовершенствованию. Чем выше на нравственной и психической лестнице стоит человек, тем более развито в нём это святое «недовольство», и, наоборот, оно замолкает лишь потопленное в животной природе человека, для которого поэтому нет ничего пагубнее, нет ничего низменнее самодовольства. Много было даваемо различных определений человеку <…>, но истинной демаркационной чертой, отделяющей человеческое от животного, является недовольство существующим и стремление к лучшему будущему. В этом стремлении обнаруживается истинная духовная родина человека…»².

Такое направление мыслей, согласно с высшими требованиями разума, стремится к тому, чтобы изменить, усовершенствовать актуальную нам реальность с тем, чтобы осуществить на деле идею иной, более совершенной действительности, в которой воплощалась бы полнота блага и смысла, завершённость нравственного идеала, – то, что истинно есть, по выражению древних философов, – в противоположность доступной нам эмпирической действительности, не отвечающей требованиям высшей разумности, и поэтому признающейся лишь временной, преходящей реальностью. Не идеал свести на низменный уровень действительности, но, напротив, действительность поднять до высоты совершенного идеала. Согласно такому воззрению, задача человека состоит не только и не столько в том, чтобы удачно адаптироваться к внешним условиям своего существования или улучшить эти условия посредством цивилизации с целью более комфортной, материально благополучной жизни, но, в первую очередь, в том, чтобы понять смысл бытия, и тем самым, исходя из этого идеального представления о высшем смысле, на деле достойно оправдать своё личное существование.

Примечания

1. Фёдоров, Н.Ф. Философия общего дела / Н.Ф. Фёдоров // Соч.; общ. ред.: А.В. Гулыги; вступ. ст., примеч. и сост. С.Г. Семёновой. – М.: Мысль, 1982. – С. 161.
2. Булгаков, С.Н. Душевная драма Герцена / С.Н. Булгаков // Собр. соч. в 2 т., Т. 2 – М.: Наука, 1993. – С.99.