Онтологические прогулки

 

           

          Последнему периоду жизни Давида посвящены последние главы второй книги Шмуэль и первые главы первой книги Цари. Повествователь об этом времени не очень охотно рассказывает. Ощущение: ему тяжело с героем своим расставаться. Тем более, что в последний период жизни Давид на других царей слишком похож. А банальностей повествователь не любит. Однако нечего делать. Не может ведь Давид не умереть?

Победы кончились. После них потянулись дни, потянулись дела пустые и слова повседневные.

Повседневные царские дела и заботы, кроме войн, повествователя интересуют не слишком. Налоги, царские работы, суды и прочее — пусть этим занимается летописец. Его интересует личность Давида, сложная, противоречивая, личность избранного Богом человека, с Ним говорящего, личность парадоксально цельная, как никакая иная. Давидов цикл — повествование повествований о человеке и власти, о любви и жестокости, одним словом, о жизни и смерти.

Прочитать жизнь Давида? Дело не в том, чтоб, заглянув в замочную скважину или вставив ногу в зазор двери, сочинить недостающее, дело в том, чтобы сказанное — понять.

 

7.1. Грех и расплата

            Три года подряд был голод в Израиле. Вопросил Давид Господа, и Всевышний ответил: «За Шауля, за дом кровавый, за то, что людей Гивона [Гаваон] убил» (Шмуэль 2 21:1).

Уже мёртвый Шауль не отпускает живого Давида!

Кто они, люди Гивона, и почему в годы Давидова царствования Израиль должен оплачивать грехи, давным-давно позабытые? Рассказ этот призван утвердить в сознании читателя любимую, важнейшую идею ТАНАХа: забытых грехов не бывает. Каждый отмщения требует.

Люди Гивона — народ, населявший местность около десяти километров к западу от Иерушалаима. Жителям Гивона евреи поклялись оставить их в живых, сделав дровосеками и водочерпиями (Иеѓошуа  9:17-21). Призванные царём люди Гивона говорят Давиду, что Шауль хотел их перебить, и на вопрос Давида: «Чем искуплю, чтобы вы удел Господа благословили?», требуют семерых потомков Шауля, которых они повесят. Давид выдает, пощадив лишь Мефивошета «ради клятвы Господом между ними, между Давидом и Иеѓонатаном сыном Шауля» (Шмуэль 2 21:7). Вспомним: «Сказал Давиду Иеѓонатан: «С миром иди,// оба клялись мы именем Господа, говорили: 'Господь будет между мной и тобой, между потомством моим и потомством твоим навеки'» (Шмуэль 1 20:42, см. также: там же 20:15-16, 23:18).

            Давид хоронит кости Шауля и Ионатана, «после этого Бог сжалился над страной». А затем вновь война с извечными врагами — плиштим, на которую царь выступает, и о нем говорится: «Давид был измучен». И поклялись мужи Давиду, сказав: «Больше на войну ты с нами не выйдешь, чтоб светильник Израиля не погас» (Шмуэль 2 21:14-17). Любовь к Давиду неотделима от страха его потерять: никто заменить Давида не может.

Это — перелом. Это — водораздел. До этого — Давид-герой-царь: героическое и царское борются в нем. После этого — Давид-только-царь, ничто царское этому Давиду не чуждо, когда необходимо: жесток и коварен. 

Юный, Давид-герой, как горный поток, на своем пути всё смывает.

Царь Давид, как равнинная река, обходит препятствия на пути, берега подмывая.

Герой: победы, сила, ликование, безудержность, верность, неистовство, порыв, прямота, благородство, прямодушие, любовь, дружество, братство.

Царь: коварство, деньги, интриги, лицемерие, войны, сдержанность, терпение, приближенные, жёны и дети, соперничество, страх потерять власть и вместе с ней жизнь.

За сообщением о переломе («Давид был измучен») следует песнь Давида Господу (Шмуэль 2 22) и «последние слова Давида» (там же 23:1). Вслед за этим —  список тридцати семи, на самом деле тридцати шести воинов Давида, часть которых, а может, и все, были с ним еще до воцарения.

            Открывает список «сидящий в совете мудрецов, глава трёх — Адино (Адина); «восемьсот за один раз убитых». За ним Элазар (Елеазар), который, когда израильтяне бежали, встав, бил «плиштим, пока рука не онемела, к мечу прилипла рука, Господь сотворил в тот день спасенье великое». Третий в списке доблестных Шама (Сима), который, подобно Элазару, предотвратил бегство израильтян от плиштим, спасал, плиштим убивал: «Господь сотворил спасенье великое» (там же 8,10,12).

            Повести лет — официальная летопись: рассказ сухой, крайне редко на частности отвлекающийся. Но три стиха в Повести лет повторяют почти слово в слово те, которыми «награждает» своего героя повествователь. Почему это событие повествователю вспомнилось здесь, ведь оно не столько о героях Давида, сколько о Давиде самом? Впрочем, кто бы вспомнил об их героическом подвиге, если бы ни Давид? Подобно рассказу о Гольяте, и этот эпизод выглядит традиционной наградой герою, владеющему сердцами.

 

 

            Может, кто-то из доблестных, Давидовой гвардии и стал повествователем, о нем рассказавшим, в том числе и о переписи, затеянной Давидом-только-царём? «Опять воспылал гнев Господа на Израиль, подстрекая, говорил Он Давиду: Сосчитай Израиль и Иеѓуду» (там же 24:1). В параллельном тексте (Повести лет 1 21:1) Давида подстрекает не Бог, а сатан.

            Царь велит Иоаву, новому-старому военачальнику своему, обойти все колена от Дана (север) до Беер Шевы (юг), чтобы исчислить народ. Иоав пытается отговорить царя, ведь это — нарушение Учения, предписывающего делать исчисление, при котором каждый дает шекель в качестве выкупа за душу свою (Имена 30:12). Но царь непреклонен.  

Пройдя всю землю Израиля, после девяти месяцев и двадцати дней Иоав и люди его возвращаются, «исчисленного народа,
было Израиля восемьсот тысяч воинов, меч обнажающих, мужей Иеѓуды  — пятьсот тысяч мужей» (Шмуэль 2 24:9), т.е. были исчислены только воины, мужчины от двадцати до пятидесяти лет, владеющие оружием. Есть значительные расхождения с параллельным местом в Повестях лет: «Было всего Израиля тысяча тысяч и сто тысяч мужей, меч обнажающих, а Иеѓуды  — четыреста семьдесят тысяч мужей, меч обнажающих (1 21:5). По сравнению с официальной хроникой у повествующего о жизни Давида число мужей Израиля немного меньше, зато число воинов родного Давиду колена Иеѓуды несколько больше. Данные разнятся не слишком. Однако. Впрочем, без комментариев.

            «Пронзило сердце Давида» им совершенное, сказал Давид Господу: «Сделав это, очень я согрешил, теперь, Господь, прегрешение раба Своего отведи, глупо я поступил». Через пророка Гада Всевышний предлагает Давиду выбрать одно из трёх наказаний: «Или постигнет тебя семь лет в стране твоей голод, или три месяца будешь бежать от врага, преследующего тебя, или три дня будет в твоей стране мор». Давид мор выбирает, и «семьдесят тысяч человек умерло из народа от Дана до Беер Шевы» (Шмуэль 2 24:10,13,15).

            Только от  Иерушалаима отводит Господь руку посланника своего, который находится у гумна. В тот же день Гад говорит Давиду поставить жертвенник Господу. Совершает Давид, как Господь повелел: покупает «гумно и быков за пятьдесят серебряных шекелей», строит жертвенник и приносит всесожжения и жертвы мира. «Исполнил Господь мольбу о стране, мор в Израиле прекратился» (там же 16,24-25)

 

7.2. Старость

            «Состарился царь Давид, вошел в лета» (Цари 1 1:1). Так же говорится об Авраѓаме и Саре (Вначале 18:11, 24:1), Иеѓошуе (Иеѓошуа 13:1). «Одеждами покрывали, но тепло ему не было». По всему Израилю «красивую девицу искали», нашли Авишаг (Ависага), к царю ее привели, чтобы лёд его последнего предсмертного одиночества растопить. Любили слуги Давида, но ничем ему помочь не могли. Авишаг «служила ему, угождала, но царь ее не познал» (Цари 1 1-4).

            Тем временем вокруг дряхлеющего Давида происходит то, что должно происходить при дворе: суровая борьба за наследство, ведь проигравший может с троном и жизнь потерять. «Адония сын Хагит [Аггифа], возгордившись, сказал: «Я буду царствовать!»// Завел колесницы, всадников, пятьдесят человек, перед собою бегущих. Отец никогда его не огорчал, говоря: «Зачем ты так сделал?»// Он также очень красив, после Авшалома она его родила» (там же 5-6).

Несмотря на то, что Адония завел колесницы, всадников и скороходов, что свидетельствовало о его намерении, идя по стопам брата, бороться за трон, отец его не упрекал. К этому времени Адония, вероятно, был старшим из живых сыновей. Амнон и Авшалом погибли, а о судьбе Килава от Авигаль нет упоминаний ни в одном из источников. Таким образом, притязания Адонии на трон выглядят вполне обоснованными.  

Придворные разделились: одни поддерживали Адонию, другие «с Адонией не были». Некогда Авшалом приглашал на стрижку овец. Адония на принесение жертвы приглашает всех братьев своих (кроме Шломо!) и других важных лиц государства (кроме пророка Натана!). Именно пророк Натан советует Бат Шеве спасать душу свою и душу сына Шломо. А для этого идти к царю — напомнить об обещании, что Шломо будет царствовать. А он во время ее разговора с царем придет и слова ее «завершит» (там же 8,14). Так и происходит. Бат Шева напоминает Давиду его клятву о царствовании Шломо, рассказывает о том, что Адония воцарился, жертвы приносит, созвав братьев и вельмож царства. «Будет: ляжет царь, мой господин с отцами своими —// я и сын мой Шломо виновными будем» (там же 20-21).

            Пророк Натан, войдя к Давиду во время его разговора с Бат Шевой, сказанное повторяет, и Давид велит оставшимся верным ему, на свой мул Шломо посадив, свести его в Гихон, источник в окрестностях города Давида, и там, в шофар протрубив, возгласить: «Да здравствует царь Шломо!» (там же 34). После возвращения Шломо сесть на трон. Так и было исполнено.

 

 

            Адония и званые им, находящиеся неподалеку, услышав шофар и «гул гомонящего города» (там же 41), есть прекратили, тут же узнали о помазании Шломо.

 

 

Адония, испугавшись Шломо, «за рога жертвенника ухватился» (50). По углам жертвенника были выступы, похожие на рога. Схватиться за рога жертвенника было равносильно бегству в город-убежище. Так мог спасаться человек, убивший непредумышленно (Имена 21:14).

 

            Однако, как вскорости оказалось, судьба соперника Шломо была очень печальной.

 

7. 3. Увы, эпилог

 

 

У Давида холодная старость. Сколь жарок был юный Давид, столь холоден старый. Ничто его не может согреть, даже девица, юная и прекрасная.

Холодно Давиду.

Не подняться на крышу. Глаза помутнели — купающуюся не увидеть. Слух ослабел — придворного шуршания о преемнике не услышать.

Повествователь краток — его едва хватает на очень земного Давида, на царственного поэта — недостает.

То ли Бог молчит, уходящего царя не тревожа, то ли поэт Давид замолчал — прервался их диалог.

Навсегда.

Вместе с героем ослабел повествователь, с жаром рассказывавший о юном герое, о мужественном царе. Ему холодно вместе с Давидом. Вместе со своим героем молчит, не в силах согреться, скупые обязательные строки на папирус роняя.

Как о старости сказано будет?

 

 

            Главные узлы своей жизни Давид уже развязал, другие же разрубил. Однако не все.

Перед смертью Давид завещает сыну-наследнику с Иоавом, соучастником его преступления с Урией, с Иоавом, пролившим «кровь брани» двух военачальников Давида в «час мира» поступить так, как он не смог: «с миром его седину в преисподнюю не отпусти» (Цари 1 2:5-6). Шломо с миром седину Иоава не отпустит, на то у него и свои есть причины: Иоав был на стороне Адонии в борьбе за престол. Почему же Давид сам не расправился с Иоавом? Иоав — племянник Давида, сын его сестры Цруи. Он первым врывается в Иевус, названный городом Давида. Он — талантливый и удачливый  военачальник. Но он же, нарушая волю Давида, убивает Авнера, Авшалома, Амасу, которого Давид поставил во главе войска вместо Иоава. И главное: он, Иоав, выполняя волю дяди-царя, на смерть Урию отправляет.

Просит Давид сына-наследника оказать милость сыновьям Барзилая, помогавшего Давиду во время бегства от Авшалома. Просит Давид сына-наследника не простить Шими, во время бегства из Иерушалаима его проклинавшего. Но — главное в завещании сыну-наследнику было не это.

 

 

            Не Давид, но сын его построит Храм Господу, о чем царь Давид мечтал, собирая для этого золото, серебро, медь и кедровое дерево. О том, кто в шатре Господа будет жить, поэт Давид говорит.

 

 

Возраст старости во время Давида? Ответ — в Восхвалениях: «Дни наших годов —// семьдесят лет,// а если в могуществе —// восемьдесят годов» (там же 90, 89:10). Хотелось бы думать, что старость свою Давид встретил «в могуществе», но всё равно нелегко царя и героя видеть бессильным. Авишаг «очень красива». Она «служила ему, угождала», но царь, познавая тягостную, мучительную гармонию бытия, «ее не познал» (Цари 1 1:4). Можно представить, сколь дико было знавшим яростного молодого Давида видеть его одряхлевшим, кротким, спокойным, смиренным. Впрочем, знавших его молодым осталось, вероятно, немного.

В книге Шмуэль 2, в основном посвященной Давиду, в его жизни обозначен чёткий водораздел — воцарение: «В Хевроне царствовал над Иеѓудой семь лет и шесть месяцев,// в Иерушалаиме царствовал тридцать три года над всем Израилем и Иеѓудой» (Шмуэль 2 5:5).

Царём в Хевроне Давид стал в тридцать лет, сорок лет царствовал, следовательно, предположение о «могуществе» несостоятельно. Давид умер в семьдесят лет, не познав Авишаг, но познав старость,  дряхлость и печальную обреченность.

            К упомянутым здесь городам (Иерушалаим = город Давида) непременно следует добавить еще один главный город жизни Давида — Бейт Лехем, город детства (о чем не знаем мы ничего) и юности (пастушество), город, в котором рыжеволосого пастуха постигает избрание, путь в пространстве и времени определившее: метание по стране — царствование над самым могущественным коленом Израиля в Хевроне — царствование над всем Израилем в городе, им завоеванном, его именем названном. Три города эти существовали и до Давида, существуют они и поныне. Так что даже великий Давид — только часть, конечно, великая, их великой истории.

Без испытаний героями не становятся. Давид не исключение. И из испытания немощью, из испытания старостью он вышел с честью, при жизни своей сына Шломо воцарив, борьбу за трон властной рукой предотвратив.

Давид не погиб, как герой, как Шауль и Ионатан, Давид умер в семьдесят лет, в старости, подобно обычному человеку, избранному Богом быть царем избранного народа, о чем повествователь поведал со всей бесстрастностью, на которую он, любящий Давида, был только способен.

В официальной хронике о смерти царя сказано скупо, но патетично, из перечисления представлявших хронику жизни Давида, вероятно, следует, что именно Гад о смерти его рассказал.

 

В отличие от Гада, повествователь сказал об этом еще лаконичней: в переводе десять слов, включая служебные, в оригинале их  семь.

 

 

7.4. Земная сакральность

Пытаясь понять, почему Давид вызывает любовь, стоит вспомнить одного из гимнософистов, на вопрос Александра Македонского, «как дол­жен чело­век себя вести, чтобы его люби­ли боль­ше всех», ответившего, «что наиболь­шей люб­ви досто­ин такой чело­век, кото­рый, будучи самым могуществен­ным, не вну­ша­ет стра­ха» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Александр, 64). Таков ли Давид? Думаю, в немалой степени да. Во всяком случае, таким, могущественным, но не внушающим страха, цельным Давида-героя и Давида-царя стремится представить повествователь.

Цельность Давида, словно распавшись, воплотилась в его сыновьях: в Амноне — страсть к женщине, любовь к слову — в Шломо, жажда народной любви — в Авшаломе, само имя которого (ав — отец, шалом — мир, цельность) указывает на единство личности, не его — но отца.

Коль скоро его наследник Шломо, трудно Давида назвать великим именно в мудрости. Да и Шмуэлю он соревнует не в мудрости и в величии, а в здравом смысле и, главное, в народной любви: царь не поэт, любовь народная ему жизненно необходима.

Царь — грешник? Разве помазанник Божий может быть грешником? В тотальной сакральности мифа царь-грешник никак не возможен. Но повествующий о Давиде впервые в ТАНАХе полной мерой являет двойную, сакрально-профанную природу царя.

Земной Давид согрешил, земной Давид смертью первенца наказан за преступление, земной Давид кается в совершенном. Царь Давид, сакральный Давид не в грехе — в святости рождает Шломо, которого  вопреки старшинству избирает наследником.

Что может быть важней для царя в сакральной его ипостаси, чем строительство Храма — дома Царя всех царей? Но между сакральным царем и земным связь неразрывна: земному, кровь проливавшему, Храм не построить. Запасать материальное для Божьего дома есть благо, строительство сакрального есть мечтание и великое слово — «песнь освящения дома».

 

 

Давид, отрицая Шауля, собирая, строя Израиль, им начатый путь продолжает. Шломо, строя Храм, путь отца продолжает, земного Давида-царя отрицая.

Воины редко бывают поэтами, цари — никогда. Исключение Давид: воин, царь и поэт. Повторимся: таким повествователь его представляет. И ещё повторимся: другого Давида не было никогда, другого мы просто не знаем.

Печально, но свиток жизни Давида, как в конце времён мироздание, свиток жизни Давида свернулся.

Щедро, не царской милостью Господь любимца Своего наградил. В своей постели умер Давид.

Грехи Давида — Урия, перепись — неужели повествователю не хотелось от них Давида избавить? И неужели у повествователя искушение не возникло всё объяснить, пригласив Сатана, у многострадального Иова его одолжив?

Не всё тайное должно выноситься на публику, не всё должно делать достоянием вечности. Ладно повествователь — не сдержался, по тягостной склонности к правде увлекся. Но цари дома Давида? Но благочестивые переписчики? Как у них рука поднялась на такое кощунство?

Парадокс еврейской Традиции: совершенство не может быть совершенным, иначе оно не совершенство. А богочеловек или человекобог еврею категорически не положен.

Потому, выстроив дом, необходимо оставить часть стены не заштукатуренной, не побеленной — совершенная радость может быть только не полной — в память о разрушенном Храме. Потому жених разбивает стакан — совершенное счастье может быть только не полным — в память о разрушенном Храме. Потому совершенство Давида может быть только не полным, о чём сказал ему Бог: Ты кровь проливал — не тебе Храм построить.

Моше привел народ Израиля к границе страны Израиля. Господь позволил ему взойти на гору — взглянуть.

Какой бы ни была бочка с мёдом огромной, и на нее нужная капля найдется.

(Продолжение следует)