Онтологические прогулки

О роли труда в появлении человека наиболее выразительно и определенно выразился Ф Энгельс: «Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влияниями которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг, который, при всем своем сходстве с обезьяньим, далеко превосходит его по величине и совершенству» [1].

Столь категоричное определение весьма сложного и неоднозначного процесса появления человека из животного мира сразу же вызывает сомнение в его адекватности, поскольку существа этого мира тоже не бездельничают, но у них никак не получается перевести себя в состояние, подобное человеческому.

К тому же, Энгельс в доказательство своего предположения приводит довольно банальные в своей очевидности аргументы, такие как переход обезьяны к прямой походке и освобождение ее передних конечностей [1].

Эти признаки невозможно отрицать, так как они действительно присущи гоминидам, а затем и самому человеку, но они же присущи и целому ряду млекопитающих, например, кенгуру, кенгуровым крысам, обезьянам бонобо, и даже – некоторым видам динозавров, например, архозавриформам, манирапторам.

Однако все эти высокоразвитые существа за десятки миллионов лет не сподобились начать преобразование себя в человека, несмотря на то что им приходилось часто добывать пищу с помощью передних конечностей и даже использовать для этого примитивные орудия труда.

Другими словами, подобные доводы о появлении человека из обезьяны, развившейся в человека только в результате прямохождения и использования передних конечностей, указывают лишь на возможность использования этих свойств для наиболее эффективных трудовых усилий, но никак не на основу превращения обезьяны в человека.

Более того, обычные крысы, которые не отличаются прямохождением, умеют совершать удивительно разумные и эффективные усилия по добыванию пищи и оптимальному функционированию своих сообществ, а также отличаются необыкновенной приспособляемостью ко всем изменяющимся условиям и незаурядной живучестью.

То есть, совершенно определенно, для всех этих адаптивно развитых и довольно-таки неплохо соображающих животных, как демонстрируют десятки миллионов лет их существования в неизменной позиции выполнения всё тех же функций, отсутствует основание для преобразования этих сугубо адаптивных созданий в креативные существа, уже способные также к сознательному преобразованию окружающего их мира, а оно, в свою очередь,  не способно обойтись без познания этого мира для усиления власти над ним.

Появление и развитие компьютерных технологий показало, что основанием для четкого и определенного выполнения конкретных функций, к которым относятся и различные виды труда, является соответствующие программы.

Все виды труда являются, в сущности, способом взаимодействия живого существа с окружающей средой для жизни в ней, не выходя за установленный программой порядок. А само стремление живых существ именно к сохранению своей жизни в соответствии с этим порядком обусловлено получением ими ощущений, отличающих жизнь от пустоты небытия, с которой некоторые виды животных знакомы по спячке или обморокам.

Именно ощущения, прежде всего, дают полноту жизни, а мышление лишь регулирует их поступление по возможности.
Поэтому для всех живых существ программа роста и развития настроена сугубо на получение ощущений, дающих впечатление пребывания в жизни, но не более того. В соответствии с этой программой, находящейся в геноме каждой клетки организма, все живые существа борются за сохранение ощущений, а всё остальное, в частности, проблемы познания, культуры, морали не входят в их «рацион», то есть все они запрограммированы лишь к получению ощущений, что им и удается с разным успехом, приспосабливаясь к окружающей среде.

Иначе говоря, все живые существа находятся как бы внутри среды, являясь, своего рода, атомами или динамическим составляющими этой среды, толкущимися в ней ради приза в виде ощущений, а не размышлений о такой жизни.
Выйти наружу они не способны, но оказались бы способны, если в дополнение к первой программе в геноме появилась дополнительная программа, которая разрешала бы им произвольные соображения с соответствующими произвольными действиями для достижения поставленных целей помимо наработанных инстинктов и рефлексов.

Именно такая программа появилась тогда, когда возник подходящий кандидат, способный на произвольное мышление и произвольные действия.

Таковым кандидатом явилось одно из прямоходящих существ, которое было наиболее развитым в отношения производства разнообразных действий, как совершенно правильно отметил Энгельс.

Остальные живые существа не были охвачены этим нововведением и поэтому до сих пор живут, приспосабливаясь к собственному окружению ради получения ощущений, и не претендуют на большее.
Остается только предполагать, каким образом в геноме одной или нескольких видов прямоходящих обезьян появилась эта дополнительная программа.

Вариантов тут немного: случайное изменение генома в результате мутаций или же целенаправленное изменение генома.
Что касается случайности, то она крайне маловероятна, поскольку геном слишком сложен для сравнительно быстрого преобразования его в нужный вид неконтролируемым способом именно тогда, когда появился достаточно развитый прямоходящий примат.

Стало быть, тут не обошлось без постороннего конструктора.

Но откуда же он взялся?

Сравнительно недавно (2001-2003г.) шведский философ Ник Бостром попытался дать ответ на этот вопрос своей гипотезой матрицы, высказав соображение о том, что мир есть симуляция, подстроенная под восприятие человека, то есть некто вроде компьютерного программиста формирует все объекты нашего мира [2].

Бостром и его последователи полагают, что сверхмощный компьютер под управлением некоего потустороннего существа с использованием соответствующих программ может произвести целый мир, подобно компьютерной игре, а заново образованным обитателям этой ложной реальности привить такое сознание, при котором они будут воспринимать всё вокруг как объективную реальность, и будут жить в ней, не подозревая, что эта реальность является лишь компьютерной иллюзией.

Это соображение Бострома и его последователей наглядно демонстрирует их сугубо материалистическое представление о сознании как производном мира вещей. Поэтому все они считают, что подобная упрощенная система мироздания может быть создана искусственно и ею нетрудно манипулировать так, как хочется создателю этого виртуального мира.

Они также не задумываются о том, что обитатели матрицы, по сути, должны быть одноразовыми, поскольку в виртуальной реальности размножение ее обитателей с соответствующей передачей свойств геномов родителей следующему поколению без наличия у этих обитателей сознания, диктующего живому существу все его поступки, а не наоборот, и не со стороны чего-то внешнего, невозможно.

Поэтому нет никакого смысла говорить о виртуальном мире с сознательными обитателями в нем, которыми руководит высокоразвитый программист из другой реальности, которые не более чем марионетки, неспособные ни к какому развитию. Но развитие в известной нам среде невозможно отрицать.

К тому же, материалист Бостром не смог ответить на вопрос: откуда взялся самый первый программист?
Действительно, взяться ему было неоткуда, кроме как из самодвижущейся материи, которая непонятно как произвела этого сверхумного программиста, тем более что никто из материалистов не объяснил, каким образом эта материя появилась из ничего в состоянии самодвижения.

То есть гипотеза Бострома о конструировании человека и человечества на манер одноразовых солдатиков неким программистом не выглядит состоятельной.

Кроме Энгельса и Бострома о роли труда в возникновении человека в соответствующих сообществах и его роли в поступательном продвижении человечества было сказано очень много, но, как говорится, «воз и ныне там».

Причина этого состояния дел в столь важном аспекте, надо полагать, заложена в недостаточном внимании к довольно-таки явному различию между сознанием человека и сознанием любого иного существа, а также между коллективистским сознанием сообществ человека и коллективным сознания сообществ прочих живых существ.

Итак, в чем же состоит основное отличие прекрасно организованного труда, например, муравьев, ради собственного жизнеобеспечения с четким распределением работников по определенным нишам для выполнения необходимых сообществу функций, от трудовых обязанностей человека? И почему для исполнения своих функциональных обязанностей муравьям не требуется даже индивидуальных мозгов, которые, правда, заменяет система довольно сложных внутренних связей –- их выполняет в данном случае нервная система, – и внешних связей – сигнальных, на полевой основе?

В сущности, соображения и действия муравьев определяет не что иное как низшая – природная форма сознания в индивидуальной форме муравья – минимально, а коллективной – максимально, приводя соответствующее сообщество живых существ, в зависимости от их уровня развития, постепенно методом проб и ошибок к оптимальному приспособлению сообщества к окружающей среде на основе инстинктов и рефлексов, инициируемых неудовлетворенностью существа тем, что есть, которая у него устремлена на то, чтобы, как минимум, уцелеть, а максимум – изменить свое пребывание в бытии в сторону улучшения питания и организации более безопасного существования.

При этом, часть этих поначалу примитивных сообществ может достигнуть настолько оптимальной организации своих усилий по адаптации к среде, что так и останавливается на ней, вполне удовлетворенная данной позицией, то есть консервируясь в ней. Кроме муравьев или термитов этим свойством отличаются пчелы и кораллы. Правда, о дальнейшем развитии и совершенствовании в этом случае можно забыть.

Однако другая часть живых существ идет по пути разбиения на две основные группы – стадных, которые пассивно пасутся, потребляя ту или иную флору, и более активную группу существ – хищников, которые потребляют уже не растения, а самих стадных, получая тем самым в создавшемся антагонизме и вместе с тем некоем вынужденном слиянии обеих групп, а также при конкуренции хищников, импульс к собственному усложнению и развитию, которое идет уже довольно быстро, добираясь в итоге до приматов, которые заняли, своего рода, промежуточную позицию, являясь и травоядными, и хищниками по энергетическому потреблению.
То есть приматы умудрились как бы «двух маток сосать», соединяя оба вида потребления, и вместе с тем – пассивность в форме ленивого времяпровождения, когда пища имеется в изобилии, с активностью в виде бурной деятельности, стимулируемой голодом или ухудшившимися природными условиями.

Поэтому они оказались в наиболее выгодном положении по сравнению с другими живыми существами в отношении приспособления к окружающей среде, собирая, когда другой добычи не было, всё съедобное вплоть до корешков и ягод, а также отлавливая и пожирая более слабых живых существ, когда появлялась такая возможность, вплоть до каннибализма.
Тем не менее, и этими сложно организованными существами управляло всё то же природное сознание, действующее только ради приспособления к окружающему на основе инстинктов и рефлексов.

Таким образом, развитие живых существ как бы приостановилось на приматах в связи с тем, что природное сознание исчерпало свои возможности в рамках адаптивного существования живых существ.

Если вспомнить, что любое живое существо содержит в себе тройственный аппарат для восприятия, обработки, хранения и передачи информации в виде органов чувств (датчиков для улавливания сигналов), центра обработки уловленных сигналов (внутренних биологический компьютер того или и иного типа) и программу для контроля взаимодействия живого существа с окружающей средой, которая, в частности, обеспечивает метаболизм, рост и развитие живого существа в определенных формах (геном) в течение определенного календарного срока, который зависит от способности живого существа воспринимать информацию без ее катастрофического искажения, что определяется, в основном накоплением сбоев разного типа как в сложнейшей клеточной основе организма, так и в его частях и в целом.

Однако активное в форме сознания живых существ, по определению, не способно навсегда застыть на достигнутом, а именно, на оптимальной системе того или иного рода, которая годится лишь к приспособлению в своем функционировании в окружающей среде.

Очевидно, что, в принципе, возможна не только реакция живого существа на воздействие окружающей среды в сторону приспособления к этой среде, но и обратное – целенаправленное воздействие на окружающую среду для приспособления ее к потребностям и интересам живого существа, которое уже выходит за рамки инстинктов и рефлексов.
То есть препятствием к этой обратной реакции живого существа в ходе его взаимодействия с окружающей средой, или более продуктивному для собственного развития использованию поступающей в органы чувств информации является та, общая в своей настройке на адаптивное сосуществование живых существ со средой, окружающей их, программа на биологическом носителе в каждой клетке организма (геном).

Отсюда следует только один вывод: дело можно исправить введением в геном еще одной – дополнительной программы, которая уже обеспечит осознанное воздействие живого существа на окружающую среду для достижения им заранее поставленных целей, соответствующих не столько потреблению приятных энергетических ресурсов, сколько удовлетворению интересов этого существа, которые постепенно становятся всё более знообразными в ходе его активности сначала ради повышения эффективности использования собственного окружения, а затем и достигая желания познать самого себя и окружающий мир, что, в свою очередь, еще более повышает эту эффективность.

В этом случае объем и скорость потребляемой информации многократно возрастают, стимулируя прежде всего развитие центра обработки информации, объем которого у человека по сравнению с мозгом приматов возрос в пять раз, и структура его усложнилась в соответствии с решением новых задач, отсутствовавших ранее, а, значит, возросла и способность сознания развиваться не только в сравнительно узких рамках адаптивности, но и за ее обширными пределами, что, в свою очередь, стало отражаться всё в большем и большем поглощении потоков информации этим новым – двойственным в своем сознании – существом.

Таким образом, введение дополнительной программы  в геном предоставляет возможность дополнительного развития как самого живого существа в своем новом обличье, так и обеспечивает необозримый простор для развития сознания в этом новом существе в его поколениях и сменяющихся цивилизациях с бесконечными вариантами изменений настроения, соображений. мыслей, интересов и стремлений этих существ при их взаимодействии.

Отметим также, что если до появления человека трудовые усилия всех живых существ ограничивались лишь жизнеобеспечением с потреблением подходящих энергетических ресурсов, черпаемых ими из окружающей среде с полным подчинением ей без всякой рефлексии, то есть в качестве лишь динамических элементов этой среды, то новое существо, благодаря дополнительной программе, внедренной в его геном, оказывается уже способным подчинять эту среду для решения собственных задач – сначала в форме гоминидов для расширенного потребления тех же ресурсов, а затем, уже в более развитой форме (человеческой), постепенно переходить к созданию культуры, технологий и науки.

Правда, навсегда подвешенным остается вопрос о том, как появилась у прямоходящего развитого примата эта дополнительная программа, но ясно одно – самопроизвольно она появиться не могла, например, в ходе развития обезьян в течение всего лишь нескольких десятков миллионов лет, поскольку сложность генома в этой части такова, что случайность тут практически  исключена, так как появление этой программы в результате мутаций, инициирующей произвольные действия, требует намного более порядков времени, и, к тому же, ставит на первый план случайность, а не закономерность. Но миром правят отнюдь не случайные явления.
Таким образом, нельзя сказать, что труд создал человека, поскольку труд в виде организации того иного вида потребления ресурсов, дающих существу энергию к действию и размножению, наличествовал у живых существ всегда, но ограничивался лишь их стремлением приспосабливаться к среде ради удержания себя в ней для того, чтобы получать ощущения, а не пустое небытие. Так что труд в форме вынужденного функционирования живых существ определенным образом в среде обеспечивал именно процесс получения конкретных ощущений, желательно, приятных, но никак не был направлен на превращение ощущающего существа так же и в мыслящее отвлеченно и обобщенно.

Существо, способное к последнему, а, значит, и к познанию окружающего, тоже появилось не сразу. Для этого потребовалось несколько миллионов лет. В этом процессе, в значительной степени автоматический труд ради удержания в среде обитания постепенно дополнялся трудом, более связанным с получением различных выгод от среды – одежды, орудий труда, быта и прочего, облегчающего жизнь за счет разнообразных усилий, связанных более с сообразительностью и изобретательностью, а не только наработанными тысячелетиями навыками.

То есть невозможно и констатировать обратное – отсутствие влияния труда на формирования существа, близкого к современному человеку.

Только, вот, этот труд был уже несколько иной: он стал в определенной мере результатом трансформации приматов в новое существо благодаря введению дополнительной программы в геном наиболее развитых приматов, что гарантировало постепенное формирование у этого нового существа самосознания, благодаря которому оно получило возможность вырваться из полного порабощения окружающей средой на простор использования этой среды как в своих интересах, так и для достижения собственных целей, которые могли быть далеки от простого добывания пищи, размножения и доминирования в стае.

Таков результат появления у наиболее совершенного вида приматов дополнительной программы в геноме этого нового существа.
Если ранее труд сводился, по сути, к тому или иному способу добывания ресурсов, дающих энергию жизни, и это добывание осуществлялось на основе инстинктов и рефлексов, то теперь возникла возможность приобщиться к проектно-целевому типу труда, а также произвольным действиям ради развлечений и прочих бесполезным поступков, которые, тем не менее, часто приводили к неожиданной общественной и личной пользе, что в дальнейшем стали называть культурой.

Таким образом, для нового живого существа труд стал постепенно распадаться на две составляющие – одна из них обязательная, но рутинная, другая – основанная на интересах и целях, отделенных от одной только борьбы за существование, которая господствует в живом мире.

Первый вид труда, по определению,  не способен привести существо к осознанно-креативным воздействиям на среду по изменению собственного существования, поскольку соответствующая ему программа в геноме была настроена только на адаптивное существование существа, тогда как дополнительная программа в том же геноме уже способствует выходу за рамки этого приспособительного существования, предоставляя возможность трудиться как целенаправленно, так и произвольно, в зависимости от настроя, окружения и способностей, сравнительно быстро приводя человека в своих сообществах ко всем выгодам цивилизации с расцветом в ее рамках культуры, науки и технологий.

Результатом этого процесса является потребление неизмеримо больших по сравнению с прежними объемов информационных потоков, ускоряющих развитие человеческих сообществ вплоть до появления цивилизации.
Однако те же возрастающие потоки информации со временем начинают превышать возможности человеческого мозга, делая цивилизацию неустойчивой, и она распадается, сводя человека в его сообществах к прежнему состоянию отношений с природой, близкому к выживанию в ней, но, поскольку геном человека при этом не меняется, то человек в своих сообществах не теряет возможность снова использовать свою дополнительную программу в геноме для развития, столь сильно отличающегося от замедленного развития животного мира.

И всё начинается снова, обеспечивая тем самым дискретное, но бесконечное развитие сознания в человеческих сообществах, которому нет предела, раз в человеке живым существам удалось выйти за пределы адаптивности.
Следует также отметить: предела для изменения и развития сознания, конечно, не имеется, но это развитие может происходить только в рамках текущего времени, а его неживые объекты формировать не способны вследствие отсутствия у них, как это было показано выше, соответствующих структурных особенностей, проявляющихся в присутствии сознания.

То есть изменение и развитие сознания может происходить исключительно в рамках биологической природы, вершиной которой является человек, поскольку только живые существа способны формировать текущее время, которое тем самым является искусственным, но способствующим извлекать тем самым и сознание, и всё остальное из небытия, поскольку реагировать на информационные потоки, конвертируя их в известные нам материальные объекты способны именно они, а не, например, искусственный интеллект, который не самостоятелен в своем функционировании и должен кем-то настраиваться, управляться и контролироваться. То есть все остальные формы материи информационно бесполезны, точнее, неживое способно быть только переносчиком информации,

Живые организмы, единственные из всего, что есть в бытии, обладают субъектностью, то есть сознательно, но на разных уровнях владеют информацией, если, конечно, понимать под информацией сведения о состоянии объектов, окружающих организм, которые он распознает имеющимися у него средствами.

Информация, как таковая, отсутствует для всех неживых объектов (вещи), поскольку в их распоряжении нет средств для распознавания, точнее, формирования окружающего, а именно – нет ни органов чувств, ни центров, обрабатывающих поступающие через рецепторы данные таким образом, чтобы вокруг образовывалась изменяющаяся среда, в которой можно жить, размножаться, поддерживать существование собственного рода, развиваться и вместе с тем конкурировать с остальными живыми существами за право занимать различные ниши жизни, сначала не осознавая это, а потом и совершенно сознательно в лице человека.
Другими словами, без способности воспринимать и производить информацию невозможно ничего проявить, если даже это что-то и имеется в скрытом состоянии.

Поэтому, чтобы проявлялась «конструкция», в которой можно жить, требуются организмы, способные извлекать, обрабатывать и производить информацию, а также конвертировать ее в текущее время, в котором они сами способны существовать в рамках внутренней и внешней сфер, пригодных для жизни.

Только при этих условиях, которые живые существа сами же создают на определенных основах, они могут чувствовать, мыслить и действовать, передавая эстафету последующим живым организмам, которые в результате случайных изменений в геноме (программам, записанным на белковых молекулах) могут лучше приспосабливаться к изменяющемуся окружению.
Само же взаимодействие живых существ между собой и окружающей средой осуществляется не без определенных усилий, которые для наиболее развитых представителей мира природы являются теми или иными видами приспособительного труда, сводящегося, тем не менее, в основном к добыванию энергетических ресурсов для собственного существования, тогда как для человека в его сообществах труд характерен как адаптивной, или вынужденной формой труда, так и проектно-целевой его формой с возможным проявлением креативности.

Таким образом, приходится констатировать, что кроме живых существ, объединяющих в себе активное (сознание) и пассивное (неживую материю), и способных тем самым на информационной основе помещать себя в текущее время, некому «строить» и поддерживать в «рабочем» состоянии систему, в которой эти существа могут дискретно существовать, размножаться и развиваться, попутно предоставляя возможность сознанию непрерывно меняться и развиваться в них.
Ознакомиться с моей гипотезой о появлении человека более детально можно, например, в работе «Человек – продукт эволюции?!» [3].

Библиография

1. Маркс и Энгельс. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека. Избранные произведения. Т. II, с. 70. Москва. Политиздат. 1983.
2. Ник Бостром. А не живем ли мы в матрице. Доказательство методом моделирования. 2003. Philosophical Quarterly. 53(211): 243-255.
3. Низовцев Ю. М. 2023. Человек – продукт эволюции?! Журнал «Топос». РФ. 12.10.2022.