Моя переписка с Г.В. Чефрановым (окончание)
Владимир Журавлёв (17/07/2013)
Здравствуйте, Георгий Васильевич!
Год назад мы с Вами начали переписку на тему Вашей книги: "Бесконечность и интеллект". За это время я прочитал "Материализм и эмпириокритицизм" Ленина, некоторые работы Беркли, "Философию природы" и "Философию религии" Гегеля. Начну с описания впечатлений.
Ленин. Мощная логика и ясность мысли,— как никто другой умеет изложить самую суть вопроса. И это хорошо. Плохо, что логика у него работает только в одном направлении: опровергнуть и дискредитировать всё, отличное от марксизма. Но какая же диалектика бывает без сомнения?
Беркли. Человек, на всю жизнь поражённый мыслью о независимости наших идей от наших восприятий. Но открытия его гениальны. Исключите антропоморфизм,— не будет места и для солипсизма,— мы просто получим относительность многих самых "абсолютных" истин. Его учение о пространстве и движении — необходимая база для теории Эйнштейна; его работы о восприятии,— это ряд ценных открытий в гносеологии и психологии; его работы о бесконечности — начало современной математики конструктивизма. И это несмотря на скованность его мышления координатно-бытовой логикой. Это уже можно назвать "пред- диалектикой".
Гегель. А вот здесь чувствуется истинная диалектика! Он считается сложным для понимания. Но это на самом деле не сложность, а предельная концентрация "сумасшедших" идей. Нам просто трудно всё время выворачивать наизнанку свои "евклидовы" мысли, когда мы пытаемся покрыть ими его мысль, которая всегда единственна, но всегда многомерна и парадоксальна, как бы свёрнута листом Мёбиуса. Но мне показалось, что он плохой социолог.
Ну, а теперь постараюсь кратко изложить те идеи, на которые всё это может натолкнуть.
На опыте я имею дело лишь со своими ощущениями, которые между собой коррелируют, соединяются в комплексы, называемые объектами. Но из того же опыта я убеждаюсь, что эти комплексы тоже имеют свои ощущения, и что я сам — один из этих комплексов (как в собственном самовосприятии, так и при восприятии меня извне). Не все мои ощущения обязательно телесны,— среди них есть эмоциональные, интеллектуальные, и т.д. Не все ощущения мои. И даже не все принадлежат людям или живым существам. Ощущение — это когда на объект действует не только другой объект, но и само это действие. Иными словами, это действие действия. В сущности, ощущение — это синоним отражения (если один объект отражает другой, то он отражает и его действие на себя; и только при нелинейности воздействия можно выделить сам действующий объект).
Объект — это комплекс ощущений неких других комплексов. Безотносительный объект,— такая же фикция, как и безотносительное ощущение. Здесь нет тавтологии. Координаты каждого вектора определены относительно базиса, состоящего из других векторов. Что более первично, сам вектор или его координаты? Просто одно определяет другое.
В природе вообще нет линейных воздействий (как и многие простые описания на формальном языке, линейные зависимости нарушаются уже хотя бы из-за погрешностей измерений, из-за принципа неопределённости, гёделевой неполноты, самодействия физических систем; благодаря этим очень кратко изложенным причинам, линейные зависимости могут лишь грубо, приблизительно описывать ситуацию). Следовательно, способность ощущать присуща всей природе. В природе нет действий, есть взаимодействия. Поэтому "существовать",— это значит чем-то восприниматься и что-то воспринимать. Получается, что любое свойство всегда относительно, налично в некой системе отсчёта. И эти системы отсчёта (комплексы ощущений) сами определены только в других подобных системах. В целом получается существенно нелинейное "пространство", с непредикативно определёнными базисами. Думаю, что можно поискать соответствующую модель. Итак, существовать — это быть и носителем информации (воспринимать), и самой информацией (восприниматься). Никакая материя не существует вне ощущения, и наоборот. Вот таким образом отражение занимает конкретное место среди фундаментальных философских категорий.
Далее. Такие свойства, как "быть материальным" и "быть идеальным",— тоже относительны. Материя — это то, что существует вне и независимо от сознания (здесь необходимо добавить: "... воспринимающего сознания"). Т.е. — это то, что является отражаемым в данной системе отсчёта, но имеет свою причину в другой системе. Поэтому материя всегда существует вне себя. Здесь мы вплотную подходим к идеям Гегеля. По Марксу — идеальное определяется как отражение материального в материальном. Но Маркс не учитывает системы отсчёта. Где оно, это идеальное? Там, где оно и присутствует именно как отражение, т.е. — в третьем предмете, воспринимающем и отражающее и отражаемое. Но тогда для существования идеального нужен и 4-й, и т.д. предметы, ибо это мета-отражение само должно быть идеально. Это ведь формально можно договориться не рассматривать мета-уровни некого предмета, а в реальности они все существенны. Но вся эта неограниченная "мета-бесконечность" может стать чем-то целым (составить единую систему отсчёта) только в самоотражении. Вот и выходит, что идеальное — это то, что в себе и для себя, его суть в авторефлексии, это то, что воспринимает себя и воспринимается собой. И только в себе идеальное идеально. Информация, отображаемый образ,— находится не в зеркале и не в отражаемом предмете, а в самом отражении, взятом со стороны его само-определения. Мы уже говорили о нелинейности существующих в природе отражений, взаимодействий. Но нелинейность — синоним само- действия. Материальные объекты существуют только во взаимодействии. Поэтому материя всегда порождает информацию, идеальное. И наоборот. Идеальное, существующее только в себе, просто не существует ни для чего иного. Но идеальное, имеющее реальность для чего-то иного (отличного от него),— уже материализуется. Ведь материя — это то, что существует (воспринимается и воспринимает) внешне и во внешнем (вне себя). В этом смысле материя всегда ограничена, конечна.
И именно в смысле авторефлексии идеальное бесконечно. Не случайно Канторовское определение бесконечности воплощает идеи Гёделя! Ещё больше это заметно в теореме Гёделя (кодирование свойств индивидной области в самой этой области), в методах нестандартного анализа. Это первые подходы к парадоксальной концепции бесконечного. Своим парадоксом Рассел показал, что непредикативные понятия можно изучать только диалектически. Но всякая материя в себе существует именно непредикативно (авторефлексия), т.е. — идеально. И всякая материя "предикатизируется" во взаимодействии с другой материей (ибо она ограничивается, финитизируется внешним восприятием), т.е. — выступает как материальная.
Но в этой диалектике очень важно не абсолютизировать ни одну из сторон. Абсолютизируя сторону "в себе и для себя", Гегель потерял материю и уже не смог толком объяснить процессы "творения", не смог объяснить значение эксперимента, и т.д. Абсолютизируя внешнюю сторону, исключая системы отсчёта,— марксизм кастрировал гегелевскую диалектику, потерял фундаментальное значение авторефлексии в природе. Между тем, диалектика относительного и абсолютного должна быть конкретно развитой, а не декларативно-описательной. И язык нелинейных систем отсчёта здесь будет очень хорош. Собственно, вся современная наука идёт по пути объективации теорий Гегеля и Беркли, полностью принимая практицизм диамата.
Несколько слов о противоречии между диалектическим методом и философской системой Гегеля. Диалектика — это больше искусство, чем наука. Точнее, это их конкретный синтез (логификация нелогичного и обратное приведение к абсурду логичного: противоречия, парадоксы и их решения, и т.д). Результат применения диалектики логичен. Поэтому диалектический метод всегда будет противоречить системе-результату. Системы будут меняться соответственно уровню наших знаний; метод же ещё очень долго будет актуален.
Не знаю, насколько точно я сумел выразить свои мысли словами. Поэтому дам пару иллюстраций написанному.
1) Математическая иллюстрация проблемы идеального. Мы говорим, что множество B содержит информацию об A, если имеется некий структурный гомоморфизм: Ĝ: А→B . Но на самом деле информация — это вся тройка (Ĝ, А, B), и в B она "содержится" только условно. Фактически информация содержится в некой теории T(Ĝ, А, B), описывающей эту структуру. Математическая теория — понятие объективное (как это ни странно звучит). Именно, наличие T(Ĝ, А, B) означает наличие гомоморфизма Ĝ1: (Ĝ, А, B) → С, (грубо говоря, С — множество предложений формального языка). Но T(Ĝ, А, B) теряет весь свой смысл без своей метатеории, и т.д. — бесконечная последовательность Ĝi. Единственный путь точного определения "местонахождения" информации,— это требование гёделевой неполноты T(Ĝ, А, B), т.е. — высказывания о структуре (Ĝ, А, B) должны кодироваться в самой (Ĝ, А, B), и это должно быть неотъемлемой частью структуры, а не курьёзом, возникающим post factum её построения. В этом направлении мне и видится дальнейшее развитие теории информации. Тогда идеальное — это всё то, что существует "в себе и для себя", но его "бытие для иного" (т.е. в той системе отсчёта, где оно материально,— последовательность Ĝi ), и его "в себе- бытие",— друг без друга невозможны. Конечно, эта иллюстрация слишком упрощена. Но она показывает, что гегелевская диалектика имеет реальный смысл. В самом деле, где может существовать мир в целом именно как мир в целом, а не как собственная часть? Только в себе и для себя!
2) Иллюстрация поэтическая. Булат Окуджава:
"Я знаю — ты всё умеешь.
Я верую в мудрость твою.
Как верит солдат убитый,
Что он проживает в раю..."
Прослушав эти стихи, я впервые в жизни "попался на крючок религиозной пропаганды". Уже потом, успокоившись, я задал себе вопрос: почему? Не всегда эти вещи вообще стоит анализировать. Но тут, оказалось,— стоит. Потому что анализ бессилен. Моё подсознательное восприятие было построено по следующей схеме. Во что верит солдат? В то, "что он проживает в раю". Сразу чувствуется, как забитый неграмотный солдат был обманут казёнными речами какого-то батюшки, обманут религией. И вот, он верит. Но как это он верит, будучи уже убитым?! Значит, есть бессмертие души? Что-то мелковато бессмертие, если оно заключается в вере в обман. Но ведь это я верю в мудрость Бога, так же, как верит солдат. Солдат, которого нет,— верит. Что же это за мудрость такая? Его нет, но он верит. И тут сознание выбрасывается за пределы того, что есть и того, чего нет, становится над верой и безверием, над парадоксом. А это и есть вера. На Востоке это называли: "Вращение Света". В химических реакциях моего организма нет ни капли моего сознания, идеального. Нет его и вне этих реакций. Материальные реакции идут по кругу, а идеальное находится над ними. И наоборот. Именно это неощутимое "над",— и разматывает круг в спираль. И в этом Вращении Света различные системы отсчёта не удерживаются в себе, соскальзывают друг в друга. Скольжение систем отсчёта лежит в самой их сути.
Многое ещё хотелось затронуть, но я чувствую: надо остановиться. Главное тут уже сказано. Сейчас я занялся философией настолько, насколько это позволяет время, остающееся после математики. Здесь я описал суть дела кратко, в ущерб содержанию. А фактически, после каждой прочитанной книги остаётся пухлый конспект, состоящий из мыслей автора и моих собственных впечатлений. Очень хотелось бы узнать Ваше мнение по поводу такого направления философского исследования:
1) Введение в философию систем отсчёта,— нелинейных, взаимодействующих, "перетекающих" друг в друга. Т.е. — более ясное осмысление того, чем уже пользовался Гегель в своём типичном обороте: "в этом аспекте дело выглядит так, что требует другого аспекта, где оно выглядит совершенно иначе".
2) В той системе отсчёта, где объект рассматривается "в себе и для себя",— он идеален (по Гегелю); в системе "для иного",— он материален. Эти системы равноправны, никакой первичности. Сохранить при этом то отношение к практике и эксперименту, которое выработано современными точными науками и прагматической философией (включающей в себя и диалектический материализм).
3) Введение в философию математического языка,— на особом положении. Для физиков математика — судья не менее строгий, чем опыт. Здесь же математический формализм с самого начала должен считаться не совсем адекватной моделью философского содержания. Отсюда: математический вывод лишь будет поставлять материал для содержательной интерпретации; и если их результаты не совпадут, то ещё раз проверив нашу содержательную мысль, мы будем искать более точный формализм (примерно так гегелевская натурфилософия относилась к эксперименту; и примерно такую роль математика приобретает в науках, не имеющих жёсткой и тривиальной связи с экспериментом,— в таких, как экономика, социология или психология). Во всяком случае, я не вижу, как можно научно понять гегелевское "в себе и для себя",— если не пользоваться Кантором и Гегелем.
Очень прошу Вас не смягчать углы: писать откровенно обо всех возражениях,— мне это будет полезно. Отвечайте при наличии свободного времени и желания: любой ответ стоит внимания и труда, поэтому мне бы не хотелось Вас "вежливо отягощать".
Всего наилучшего! Владимир Журавлёв.
6.01.1989 г.
15.02.89г.
Уважаемый Владимир Николаевич!
Начну с истории. Кант писал, что в каждой науке ровно столько науки, сколько в ней математики. Спиноза видел идеал для расплывчатой и нечёткой этики в однозначности математики. Под математикой при этом подразумевалось "учение об экстенсивных величинах" (Гаусс). Сегодня Лотфи Заде видит в расплывчатой логике нечётких множеств более адекватное отражение реальности, чем в "дважды два — четыре". Аксиома: "множество может быть элементом самого себя" в топологии Гротендика, заменила аксиому: "множество не может быть элементом самого себя" в теории множеств Кантора. Теория топосов отказывается от незыблемого с точки зрения здравого рассудка принципа: "часть меньше целого" и переходит к принципу неразличимости части и целого (как и продолжению и завершению принципов относительности, неопределённости и дополнительности). Н.Н.Моисеев в "Алгоритмах развития" М.1987г, повторяя на языке математики идею культуролога Ю.М.Лотмана о том, что наука последних трёхсот лет выбросила "краеугольный камень" правильного миропонимания, поддавшись соблазну самоочевидности и координат пространства-времени,— пишет о том, что предсказуемый дарвиновский отбор следует дополнить непредсказуемым бифуркационным отбором, познание через перечисление действительного следует дополнить познанием неперечислимого возможного. Если ныне звёзды есть, но когда-то их не было, то в том, дозвёздном состоянии, разве можно было бы не брать во внимание возможность этих звёзд в будущем, и считать реальным только то, что тогда было действительным?
Николай Кузанский называл "божественным" познание, способное улавливать не только актуальное, но и потенциальное. "Человеческое" познание, по Николаю Кузанскому, оставаясь в рамках двух наглядных измерений (пространства-протяжённости и времени-длительности), не обладает такой способностью. Намёком на эту способность является интуитивно-художественное видение мира в состоянии экстаза, вдохновения, медитации, творческого поиска ("правополушарное мышление", "синтетическая информация", "богомыслие").
Сорок веков, с обострением в последние триста лет и с доведением до стадии абсурда в нашей стране за последние семьдесят лет, "божественное" информационно-космическое противопоставлялось "человеческому", координатно-бытовому. Только один Аристотель попытался синтезировать эти два подхода, но уровень науки того времени был ещё слишком низкий и ничего из этого "первого Синтеза" не получилось. Только в конце двадцатого века при радикальном пересмотре статуса информации появилась возможность снятия этого противопоставления и реализации "второго Синтеза".
Теперь можно перейти от истории к сущности вопроса. Предпосылкой "человеческого" координатно-бытового подхода,— именовавшегося со времён Галилея "наукой" и "материализмом",— является религиозная вера в простоту мироустройства: бесконечность пространства понимается как комната без стен ("мир не заколочен досками" по Гегелю), законы на небе те же, что и на земле, с колокольни нашего разума всё в мире можно понять и осмыслить. Предпосылкой "божественного" информационно-космического подхода является сегодня научно обоснованная уверенность в том, что мир — это не примитивная эвклидова коробка без стен, а невообразимая для здравого рассудка информационная сложность, пытаться осмыслить которую в рамках наглядных представлений абсурдно. Видимый мир — лишь вершина айсберга, поверхностный слой неизведанных глубин. Противопоставление его миру невидимому так же бессмысленно, как бессмысленно противопоставление ребёнка взрослому. Молодой московский космолог Линде, предложивший гипотезу "раздувающейся" (инфляционной) Вселенной, в которой часть может быть больше целого, в этом плане говорит о неправомерности противопоставления конечного и бесконечного, нечто и ничто, Космоса и Хаоса, информационного и протяжённого, интуитивного и логического, возможного и действительного. В рамках нашей повседневности, конечно, нет ничего более достоверного, чем отличие живого человека от мёртвого, наличия продуктов в магазине от их отсутствия. Но это та очевидность "протухшего старца Зосимы", о которой писал ещё Достоевский, утверждая, что человек "более чем существует", т.е. что человек сопричастен тому миру, в котором бесконечность ассоциируется не столько с квадриллионами километров в квадриллионной степени, сколько с информационным напряжением образа пауков в банке (у Вас этот образ символизируется стихами Окуджавы о мёртвом солдате, думающем, что он в раю).
Стол существует постольку, поскольку он взаимодействует. Взаимодействие — это информация соответствующего уровня. Если масса — это мера пассивности, энергия — мера активности, то информация является мерой реальности того, о чём идёт речь, мерой включённости, вовлечённости, впресованности в соответствующий уровень (гегелевское "в себе и для себя"). Ни Гегель, ни Ленин не имели представления о реальности свёрнутых на докварковом уровне десятке других измерений, помимо видимых нами двух наглядных измерений пространства (как протяжённости) и времени (как длительности). Фазовые переходы второго рода (типа перекристаллизации) имеют явно выраженную информационную природу: бесконечно малый в энергетическом отношении сигнал может вызвать бесконечно большие (во всех отношениях) последствия. В непредсказуемом недарвиновском бифуркационном отборе это называют "эффектом бабочки": взмах крыльев бабочки может вызвать тайфун, мелькнувшая в голове Сахарова мысль может изменить жизнь общества. Информация, идеальное, взаимодействие,— в первом приближении подразумевает наличие объектов взаимодействия, существование материального носителя информации, отличных от "Вращения Света" материальных реакций. Но при более глубоком рассмотрении от этого нужно отказаться. В стихотворении Мандельштама цветок является одновременно и садовником,— в соответствии с соотношением неопределённостей Гейзенберга. Если фраза должна иметь субъект и предикат, если театр должен иметь сцену, актёров, автора, зрителей, то мир может всего этого и не иметь (отказ от эфира — материального носителя поля). Здесь больше подходит образ Бора: мысль о мысли меняет мысль! Когда познание мира начинает менять сам мир, то здесь и обнаруживается та самодостаточность данной Вселенной (она оказывается "заколоченной" если и не досками, то соответствующим уровнем информации), которая ассоциируется обычно с самотождественностью "я" (и бесконечного).
Мне кажется, что сегодня "божественный" подход, идущий от мира в целом к отдельным фактам нашей реальности, и "человеческий" подход, идущий от отдельных фактов к миру в целом, могут найти общий язык на базе именно понятия информационного инструктирования. В компьютере 90% машинного времени идёт на программирование, а не на исходные "железки", "факты". Насколько мне известно, с этим связана теория морфизмов, категорий, функторов (откуда и появилась топология Гротендика). Голографическое понимание мозга относится сюда же, т.е. к идее о том, что исходные факты играют только роль затравки, подложки, повода для последующих достаточно самодовлеющих построений.
При всей безоговорочной необходимости накопления исходных экспериментальных фактов и при всём уважении к людям, это делающим ("жизнь так коротка, а червяк такой длинный"), культ приоритета этого рода человеческого познания уже в прошлом, и равноправным с ним является познание, идущее не от частного к общему, а от общего к частному, в духе "эманаций" Плотина. Иначе мир с его звёздами и комарами, героями и Павликами Морозовыми,— будет не информационной целостностью (образом и подобием которой является целостность самотождественности нашего "я"), а не имеющим смысла набором камней и людей.
Движения в обоих направлениях не исключают, а дополняют друг друга.
Не обладавшие наглядными свойствами нашего пространства-времени Бог блаженного Августина и Вакуум академика Зельдовича в акте творения или в Большом Взрыве породили тот мир обыденного пространства-времени, в котором мы сегодня живём. С этим можно примириться, поскольку не всегда подобное порождается подобным: например, горючие кислород и водород способны породить негорючую воду. Поэтому сегодня среди учёных нет протестов против гипотезы Шварца-Грина (1984) по поводу наличия на докварковом уровне других измерений, наглядно нами не представимых. Критерий наглядной представимости, господствовавший триста лет в европейской науке в качестве критерия истины, сегодня сдан в архив. Тем самым реабилитировано учение Плотина (ходившего восемнадцать веков в "мракобесах", "мистиках", и т.п.) об эманации как информационном инструктировании, идущем сверху вниз, от мира в целом к комарам и планетарным цивилизациям. Но, в отличии от Плотина, современная наука не игнорирует и процесс информационного инструктирования, идущий снизу вверх: от кислорода и водорода, например, к воде как более сложной структуре. Академик Спирин (биолог) отвергает теорию происхождения жизни по Опарину, исходящую из теории Дарвина, т.е. из представления о принципе развития, эволюции, получения чего-то более сложного из чего-то более простого в процессе изменчивости, наследственности и естественного отбора. Спирин при этом ссылается на тот факт, что полтора миллиона видов животных и полмиллиона видов растений имеют ту же самую молекулу рибонуклеиновой кислоты, которую имели сине-зелёные водоросли три с половиной миллиарда лет назад. Никакой эволюции эта молекула не претерпела, ни до своего появления, ни после,— хотя 99% видов, на ней построенных, оказались тупиковыми, а в опытах Миллера (считавшихся подтверждением теории Опарина) при электрических разрядах из аминокислот как "кирпичей жизни" получались более сложные структуры. Почему? Потому, что молекула РНК, подобно телевизору, или есть, или её нет (она состоит из двух частей, имеет три макромолекулы и пятьдесят белков). Без какой-либо одной детали теряет смысл вся конструкция. И эта конструкция могла появиться только сразу, в силу какой-то "абстракции Природы", подобно тому, как сразу появилась конструкция телевизора. То, что Спирин назвал "абстракцией Природы", Норберт Винер именовал "всемирным, универсальным, нигде не локализуемым кодом-регулятором", а Плотин — "божественной эманацией". Независимо от названия, речь идёт об одном: об информационном конструировании, направленном,— в отличии от принципа эволюции,— не снизу вверх, а сверху вниз!
Нет ничего удивительного в том, что человек нашей "доконтактной" эпохи (до контакта с внеземными цивилизациями) представляет себе возможность существования разума, сознания, интеллекта только в антропоморфной форме. Но уже муравьи и пчёлы, разумная регулятивность поведения которых концентрируется не в одной отдельной особи, должны подсказать нам мысль о том, что мир может быть устроен не только сложнее холодной комнаты и тёплой печки с однозначным направлением потока энергии от тёплого к холодному, но и сложнее нашего индивидуального "я", способного мыслить мир только в рамках наглядных представлений пространства и времени. Император ближе ассенизатору, чем чувствующий свою сопричастность "абстракции Природы" к нечувствующему. Серафим Саровский называл это "стяжанием Святого Духа", артист Папанов — "чувством Природы".
Не знаю, как воспринимаются Вами мои рассуждения, но я Ваши воспринимаю как стимул. Вы идёте своим путём,— иначе не может и не должно быть,— но поскольку точки соприкосновения у на есть (оценка теоремы Гёделя, важность информации, и т.п.), то здесь формально-логической альтернативы: или "противники", или "единомышленники",— в принципе быть не должно.
Когда будет время и настроение,— пишите. Поскольку Ваше письмо в одном экземпляре, возвращаю его. Из-за неразборчивости своего почерка посылаю машинописный текст.
С уважением, Г.В.Чефранов.
15.02.89г.
Последние публикации:
Летучий голландец –
(06/04/2015)
Ослик и майя –
(08/09/2014)
Шустрое лето –
(02/07/2014)
Кошки на душе –
(26/03/2014)
Между знаком и фактом –
(11/03/2014)
Грабли для Фауста –
(18/02/2014)
Архетипы экзистенций, артефакты бытия… –
(31/01/2014)
Размышления алкоголика –
(17/01/2014)
Об ангелах и комарах –
(13/12/2013)
Кошкин плач –
(21/11/2013)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
