Онтологические прогулки

 

 

Последний стих — великолепный образец танахической пророческой риторики, образец поэтики параллелизма. Об этом позже, а сейчас еще раз о том, стоит ли покушаться на идиому, прочно вошедшую в русский язык и осознающуюся как библеизм? Вряд ли многие носители русского как родного без запинки ответят, что такое «орала». Кроме того, устаревшее слово явно выбивается из вполне понятного ряда: «И перекуют они мечи на орала (плуги, сохи), и копья свои — на серпы» (Иешаяѓу 2:4). Думается,  замена непонятных «орал» на всё еще понятное «плуги» выполнит две задачи. Стих будет служить явной метой инакости текста, давая четкое объяснение того, что такое знакомое, не совсем ясное, но всё еще вспоминающееся «орала».  

Ветхий Завет — это ТАНАХ, прочитанный читателем Завета Нового. Задача переводчика ТАНАХа — перевести так, будто Новый Завет он не читал. Делая ТАНАХ доступным читателю Нового Завета, переводчик должен представить пустынные, равнинные, горные пейзажи естественными и живыми, преодолевая убежденность читателя в том, что они священные, а потому — постановочные, иллюзорные, театральные. Убрать сцену, подмостки, занавес, которыми за два с половиной тысячелетия обзавелся священный текст, при этом священности не затронуть — задача невыполнимая, поэтому речь идет лишь об успешном движении в избранном направлении. Отсюда — безусловная важность мет, расставленных на этом пути. Их цель — передать признаки иного, древнего, национального, религиозного сознания формами, приемлемыми языку современному.

 

 

Читать и переводить ТАНАХ как обычный текст с цитатами, явными, скрытыми, аллюзиями, многочисленными или же редкими, невозможно. Пропустить «отсылку» в обычном тексте весьма нежелательно, для перевода нередко ущербно, но не смертельно. Худо-бедно такой перевод стоит, пусть не крепко, но не заваливаясь. Священный текст — дело иное. Его мало читать по горизонтали. Нередко изначально он создан по вертикали как пересказ национального нарратива, как в ряде глав Восхвалений, в которых Исход пересказывается с использованием лексики, тропов, даже синтаксиса второй и пятой книг Учения (Имена, Слова). Собственно, этот рассказ, равно как рассказ о Творении, в той или иной форме присутствует едва ли не во всех книгах ТАНАХа. Поэтому и необходимо его читать и переводить горизонтально-вертикально. Вывод  практический: то, что цитируется и пересказывается, должно быть процитировано и пересказано не только согласно одному и тому же переводу, но и с максимальным учетом всех отклонений и особенностей стиля, тем самым на текст ставя мету, танахическое тавро. Отсюда и вывод о бесполезности переводить отдельные книги и сомнительность плодотворности коллективного перевода: как ни редактируй, всё «не выредактируешь». Переводя текст цитирующий/пересказывающий необходимо одновременно возвращаться к цитируемому/пересказываемому, по необходимости (редко не возникающей) его корректируя. Задача усложняется, когда цепочка разрастается. Одно дело, когда несколько  текстов восходят к одному и тому источнику, тогда требуется лишь согласование между источником и вариантами цитируемого/пересказываемого. Сложней, когда появляется текст (или тексты) — посредник, вносящий изменения, которые необходимо учесть при вертикальном чтении-переводе. При этом крайне важно  отрешиться от следующих за ТАНАХом вариаций в мидрашах, комментариях, относительно рассказа об Исходе — от Ѓагады. К примеру, одна из тем, «вертикально» развивающаяся в ТАНАХе, задана в рассказе о создании человека:

 

 

            Ответвлением этой темы становится пророчество змее «есть прах все дни твоей жизни (там же 3:4), а продолжением — пророчество человеку: «Ты — прах и в прах возвратишься» (там же 19).Наиболее интенсивно тема создания человека развивается в Иове, Коѓелете и Восхвалениях.

 

Вспомни: как глину, создал меня// и в прах возвращаешь? (Иов 10:9); Стал подобен земле, // праху и пеплу я уподобился (там же 30:19); Положит на него сердце Свое —// у него дух и душу возьмет. Всю плоть истребит,// человек в прах возвратится (там же 34:14-15).

Всё было из праха, и всё в прах возвращается (Коѓелет 3:20); И вернется прах в землю, как было,// а дух к Богу, его даровавшему, возвратится (там же 12:7).

Какой прок в крови моей? // Сойду в могилу —// прах возблагодарит,// правду Твою возвестит? (Восхваления 30:10); Ведь Он знает созданья Свои,// помня, что прах мы (там же 103:14); Скроешь лик —// ужаснутся,// дух отнимешь — умрут// и в прах возвратятся. Пошлешь дух Свой — будут сотворены,// и лик земли обновишь (там же 104:29-30).

 

            Еще одна модель, проходящая через весь Текст, — в книге Имена. Вторично вырубив по велению Господа каменные скрижали, Моше поднялся на гору Синай, на которую спускается Бог.

 

 

            Развернутое определение Всевышнего ставит перед переводчиком ряд задач. Выбор синонимов (милостивый и жалостливый). Передача двух значений одного слова (милость, верность; помня, карающий). Удвоение однокоренных, имеющее в иврите значение усиления (очищая, не очищающий). Главная задача Текста — максимально полно определить Господа, поэтому стремлением приблизиться к краткости оригинала приходится жертвовать, помня: в дальнейшем Текст будет часто явно и скрыто обращаться к различным частям этого определения. Обычно мой перевод короче Синодального, но в этом случае они практически равны.

 

 

Очень близко определение Господа цитируется в книге В пустыне (14:18):

 У Иоэля (2:13):

           Он жалостливый и милостивый, гнев отдаляющий, великий в милости, верности, сокрушается о беде.

У Нахума (1:3) Господь назван «гнев отдаляющим», в молитве Ионы (4:2):

            «Ты жалостливый и милостивый, гнев отдаляющий, великий в милости, верности, сокрушающийся о беде».

В Восхвалениях:

            «А Ты, Владыка, Бог милостивый и жалостливый,// гнев отдаляющий, великий в истинной милости, верности» (86:15); «Господь милостив, жалостлив,// гнев отдаляющий, великий в истинной милости, верности» (103:8).

            А у Нехемьи (9:17), добавляющему к прежним определениям «милосердный», читаем:

            «Слушать отказывались, чудеса, которые с ними Ты совершил, не вспоминали, выю ожесточали, бунтуя, голову обращали в рабство вернуться,// но Ты Бог милосердный, жалостливый и милостивый, гнев отдаляющий, великий в истинной милости, верности их не оставил».

 

 

            Балет смотрят, хотя музыка в ней играет не последнюю роль. Оперу слушают, несмотря на то, что опера — действо. Танахический иврит выбирает из чувств доминирующее, называя все остальные: «И явится слава Господня,// и увидит каждая плоть, что уста Господа изрекли» (Иешаяѓу 40:5). Почему не услышит? Может быть, потому что грубая «плоть» не способна голос Бога услышать, ведь только пророкам Он в голосе открывается? Может быть, потому что только зримое, очевидное, глазу видное убеждает? Вопросы можно умножать бесконечно, но они дело — философов. А что мои постоянные спутники?

 

Синодальный: И явится слава Господня, и узрит всякая плоть спасение Божие; ибо уста Господни изрекли это.

Современный: И явится тогда Господняя Слава, и все её увидят. Ибо Сам Господь сказал так.

Огиенко: І з'явиться слава Господня, і разом побачить її кожне тіло, бо уста Господні оце прорекли!

 

            Так ли, иначе, все избежали изреченного Господом, каждой плотью увиденного. Наверное, потому что придерживались принципа  verba tene, res sequentur (держись сути, слова приложатся, пер. М.Л. Гаспарова), переводили смысл, а не целостный Текст, потому, что не было среди них людей, одновременно знающих досконально иврит и Писание, и поэтов, способных воссоздать древнюю литературу в другом времени, на ином языке. В конце концов, читатель любого текста должен его читать, а не спотыкаться на каждом слове. Читать, подчиняясь ритму, без напряжения внимая словам, а если случится споткнуться, то там и тогда, где и когда необходимо: один раз споткнувшись, обратиться к комментарию, который научит в дальнейшем понимать прежде не понятое. Ничто литературное ТАНАХу не чуждо! А союзник у меня все же есть: «And the glory of the LORD shall be revealed, and all flesh shall see it together: for the mouth of the LORD hath spoken it» (перевод короля Джеймса). Кстати, отметим: пророк был не первым, увидевший голос.

 

 

Проблема, стоящая перед любым переводчиком: передавать или нет характерные грамматические особенности оригинала. Как правило, ответ нет. В самом деле, если в переводах с иврита на русский постоянно будет дом большой, а дворец прекрасный, то смысловая акцентированность постпозиции прилагательного на фоне обычной предпозиции исчезнет. Таким образом, переводчик, пытаясь передать характерную для иврита постпозицию прилагательного по отношению к  существительному, добьется вовсе не того, к чему он стремился.

Перевод всегда в той или иной степени усыновляет языковые особенности оригинала, обычно свойственные и ему, но в мере иной. В любом случае язык перевода не должен, с одной стороны, перерезывать и грамматическую пуповину, соединяющую его с оригиналом, с другой — слишком назойливо ему подражать. Как обычно, это вопрос вкуса и золотой середины. Одна из особенностей иврита — удвоение однокоренных, имеющее значение усиления. Самое знаменитое выражение этой грамматической формы — Песнь песней. Это словосочетание давно и прочно вошло в русский с характерной маркированностью библеизма. Поэтому относительно широкое употребление этой формы ощущается вполне органично, постоянно напоминая, что за текст перед читателем. Если первое появление этой формы в ТАНАХе можно проигнорировать, переведя удвоение אָכֹל תֹּאכֵל «ешь волю»  (Вначале, 2:16), то вошедшее в русский язык в Синодальном переводе «смертью умрешь» (תָּמוּת מוֹת, следующий стих) я сохраняю. В этой же главе удвоение однокоренных — в 16 стихе (הַרְבָּה אַרְבֶּה). Господь говорит жене: «Увеличу, умножу мучение беременности твоей: в муке сыновей будешь рожать». В Синодальном: «умножая умножу»; Огиенко переводит буквально: «Помножуючи, помножу». В предшествующих моему переводах удвоение однокоренных то игнорируется, то передается разными способами, в том числе и однокоренными. Я же стремился эту мету оригинала передавать последовательно, при возможности — синонимами, не получалось — удвоением однокоренных.  

 

            «Сказал, говоря» (с грамматическими изменениями) — несомненная калька, не несущая ни лексической, ни эмоциональной нагрузки. В современной графике этому словосочетанию соответствует двоеточие после «сказать» перед прямой речью. Это словосочетание Синодальный, несмотря на то, что оно сохраняется в Септуагинте, проигнорировал. У И. Огиенко и у И.Ш. Шифмана оно сохраняется. Последовательно сохраняю его и я как мету оригинала: «Отвечая, Реувен им сказал: «Разве я вам не сказал, говоря: 'Из-за мальчика не грешите', а вы не послушали…» (Вначале 42:22).

 

 

 

            В Россию Писание пришло из Византии переведенным с греческого. Поэтому названия книг в Ветхом завете из Септуагинты, некоторые из которых (Паралипоменон, Екклесиаст, Псалтирь) — кальки, русскому уху чужие. Издревле существовали две традиции наименований книг: угаритская, отражающая содержание (ей за Септуагинтой следует русский перевод Ветхого завета) и месопотамская. Так, Учение состоит из пяти книг, по месопотамской традиции именующихся по ключевому слову одного из первых стихов, которым начинается книга: Вначале, Имена, Воззвал, В пустыне, Слова. В православном каноне названия книг — переводы с греческого: Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие. Понятно, что переводы Библии придерживаются угаритской традиции, но удивительно, что переводы на русский ТАНАХа (в том числе при цитировании) даются в варианте ветхозаветном. Перевод И.Ш. Шифмана параллельно использует два названия, в некоторых случаях, не следуя современной традиции, приводя  словосочетание: В начале — Бытие; И вот имена — Исход; И воззвал — Левит; В пустыне — Числа; Вот слова — Второзаконие. Я названия книг ТАНАХа привожу в дословном переводе, в комментариях «для верности» узнавания добавляя транслитерацию, а в необходимых случаях и соответствие в переводе ветхозаветном. Например: Вначале, Брешит; в русской традиции: Бытие.

 

            Книги исторического характера (две книги Шмуэля и две книги Царей, которые в русской традиции составляют четыре книги Царств) и две книги летописей — Повести лет (принятое название также: Книга хроник; в русской традиции: Паралипоменон, дословно: пропущенное, гр.) в ТАНАХе названы согласно угаритской традиции. Что касается Повестей лет, то предложенное название ориентируется и на древнерусскую традицию. Полагаю, что название Книга хроник скорее подошло бы переводу средневекового текста.

 

Ряд книг ТАНАХа назван именами героев, которые я, как и все имена и топонимы, считаю совершенно необходимым передавать максимально приближенно к оригиналу. Авраѓам, Ицхак и Яаков. Так я передаю не слишком привычно, но вполне узнаваемо имена праотцов. И здесь, думаю, пора объясниться.

 

Введение буквы, которой не знали Кирилл и Мефодий, вызвано стремлением более полно, чем когда-либо в истории перевода ТАНАХа и Ветхого завета на русский язык, передать поэтику оригинала, тем более что звук, обозначаемый этой буквой, русскому вовсе не чужд. В нормативном русском он присутствует в единственном слове, однако, в каком: в слове Боѓ. Полагают, что эта орфоэпическая аномалия восходит к традиции Славяно-греко-латинской академии, заложенной выходцами из украинских земель, где этот звук является нормой. Также произношение ѓ характерно для южнорусских диалектов. Происхождение многих танахических текстов (Учение, пророки, книги поэзии) не вызывает сомнения: сперва прозвучали и лишь затем, вероятно, не сразу были записаны. Достаточно вспомнить ритм первых стихов Вначале: космологические стихи, вероятно, не одно поколение передавало изустно. Потому и в переводе они непременно должны зазвучать. И «недостающая» буква — одно из средств передачи звучания.

 

В ТАНАХе, как мы убедились, немало говорящих имен, что искушает, на комментарий не полагаясь, хотя бы самые заметные перевести. Практически все славянские и русские переводы вслед за Септуагинтой искуса этого избежали. Лишь однажды митрополит Филарет перевел «Плачъ Египетскій» характерное для ТАНАХа событийное название Авель Мицраим (дословно: египетский траур, Вначале, 50:11), место, где был похоронен праотец Яаков-Исраэль. Но московский митрополит был далеко не первым, искусу поддавшимся. Еще Онкелос место, где поселился ушедший «от лика Господня» Каин, называет «землей изгнания» (там же 4:16). К оправданию Онкелоса, в котором он не нуждается, нужно заметить: в его распоряжении не было комментария. В оригинале эта земля названа Нод, словом ничего не говорящим читателю. Нод — самокомментирующий топоним, созвучный слову «скиталец» (над). Однако если переводить «говорящие» собственные, то текст будет анекдотичным. В таком случае Адама следует назвать Земляным, Хаву — Жизнью, Жизненной, Ѓевеля — Ничтожным, Тщетным. Выход — последовательно передавать собственные имена, как они звучат на иврите. Приводя почти знакомые, но непривычно звучащие имена, я напоминаю: перед читателем не Библия, но ТАНАХ, таким образом, эти имена — одна из мет оригинала. К сожалению, оказавшийся наполовину моим союзником в выборе названий книг Учения И.Ш. Шифман, по собственному утверждению переводивший Тору, пошел проторенной дорогой. У него: Авраам, Исаак и Иаков. Меты метами, но, может, этой следовало бы пожертвовать ради комфортной привычности? Думаю, нет. К примеру, что читателю скажет Даниил, имя пророка? Даниэль, производное от дан (судить) и эль (Бог) — дело иное. Узнав из комментария о теофорном элементе этого имени, читатель услышит его и в других именах, и они станут для него говорящими хотя бы наполовину: Ишмаэль, Шмуэль, Иехезкэль.

 

В первой книге Учения множество имен сопровождается толкованиями: «И человек познал Хаву, жену свою,// зачала она, родила Каина и сказала: «Человека с Господом обрела». И еще родила Ѓевеля, брата его,// Ѓевель был пастухом овец, а Каин был земледельцем» (Вначале 4:1-2). В комментариях читатель должен узнать, что «человек» (адам) — производное от «земля» (адама), отсюда имя первого человека — Адам. Хава — от корня «жить» (חי). О ней сказано, что «родила Каина», которого «с Господом обрела». Таким образом, имя объяснено. Каин: канити (обрела). В отличие от брата, имя Ѓевель (הֶבֶל) не истолковано. Значение корня: «дыхание уст», нечто настолько ничтожное, эфемерное, что невозможно уловить, совершенно не материальное. Наиболее адекватный перевод: ничто. Отсюда: «Ничтожное ничто, — сказал Коѓелет, — ничтожное ничто, всё — ничто» (1:2).  

 

            Не всегда, однако, толкование соответствует лингвистической истине. Казалось бы, перед нами имя и его объяснение: «Назвал его Ноах, сказав:// 'Этот утешит нас в нашем труде, в мучении рук наших от земли, проклятой Господом'» (Вначале 5:29). Толкование «утешит» не соответствует значению имени Ноах («покой»). Зачем Текст нас обманывает? Приводит народную этимологию? Кстати, великий комментатор ТАНАХа Раши замечал, что точно соответствовало бы толкованию имя Менахем.

 

            Единственное исключение из правила максимально близкой к оригиналу передачи имен — это новое имя праотца Яакова: «Не Яаков будешь впредь называться, но Исраэль» (Вначале 32:29), которое объясняется в примечании. Исраэль. В оригинале: יִשְׂרָאֵל. Израиль. Исраэль — фонетически точная передача нового имени Яакова. Однако в дальнейшем переводчик прибегает к традиционной в русском языке передаче имени праотца и народа — Израиль, что больше соответствует фонетике русской речи.

 

            Сказанное выше относится и к топонимам, среди которых, несомненно, важнейшее значение имеет Иерушалаим. Иерусалим в русском тексте, конечно, привычней, с другой стороны — оригинал слишком настойчиво диктует иное. Свое слово сказала и графика. Может быть, чуть более точно: Йерушалаим, но заглавному «й» остальные русские буквы наверняка бы объявили бойкот. Колебания переводчика привели к компромиссу: в тексте — Иерушалаим, а в комментариях — Иерусалим.

Все остальные топонимы и в тексте и в комментариях одинаковы, даже если они столь непривычны, как Бавель (Вавилон), Парас (Персия). Исключений из этого правила, пожалуй, лишь два: Сион (Цион) и Ливан (Леванон). Соображение то же, что и в отношении слова Израиль: большая уживчивость с русской фонетикой. Что особенно важно, ведь Сион и Ливан во множестве присутствуют в Восхвалениях — поэтическом тексте, где отторжение «ц», звучного, яркого, «выпирающего» в переводе весьма ощутимо, а предпочтение Ливана, который на целый слог Леванона короче, позволяет экономить драгоценное при переводе на русский с иврита звуковое пространство.  

 

Кроме Израиля еще только Египет не удостоился точной звуковой передачи, который по частотности употребления названий народов и стран занимает в ТАНАХе второе место. Слово Египет, не имеющее к самоназванию никакого отношения, в европейские языки пришло из греческого. Еврейское же название Мицраим для русской фонетики оказалось слишком чужим. Однако, транслитерация позволила избавиться от традиционных в переводах хананеев, аморреев. Не русифицированные хити, амори — и точней и благозвучней.

 

Транслитерирую я и названия большинства музыкальных инструментов, чтобы не вызвать у читателя ложных ассоциаций. И дело не только в анекдотических гуслях и свирелях, но и в мало похожих по виду и звучанию скрипках и арфах. Из этого ряда я исключаю «тимпан» и «тарелки», звучание которых за последние три тысячелетия вряд ли изменилось принципиально.

            Первые стихи Восхвалений во многих случаях содержат «техническую» информацию (например, Мизмор Давида, 3:1): многие тексты были частью храмового служения, их пение сопровождалось игрой на музыкальных инструментах. Размышляя над возможностями и способами перевода такой информации и познакомившись с множеством толкований, полагая, что все они мало что объясняют, неясное делая еще больше неясным, я прибегаю к транслитерации: не переведу, но не совру. Особое место среди музыкальных инструментов занимает шофар — рог, который употреблялся и употребляется для трубления, часто — символ войны и бедствия. Ввиду чрезвычайно большой употребительности шофар превратился в своеобразный маркер инакости текста.

 

В ТАНАХе пьют два напитка: яин (вино) и шехар, употребляющийся почти с той же частотностью, что и вино. С яин при переводе проблем не возникает: ивритское слово в разных фонетических одеждах проникло во многие языки, ассоциации, психологические и лингвистические, с этим словом весьма и весьма схожи (хотя и здесь необходимо подчеркивать: в древности вино разводили водой). А что такое шехар не знает никто: то ли разновидность вина, то ли нечто схожее с пивом. Синодальный перевод называет его «крепким напитком», всезнающий Современный  —  пивом. А я, честно признаваясь, что никогда шехара не пил, даю транслитерацию, в комментарии с читателем  объяснившись. Точно также следует транслитерировать названия мер: бат, хомер, эйфа, названий звезд или созвездий, соответствие которых современным неясно: «Свяжешь ты Кимы узлы// или путы Ксила развяжешь? В срок выведешь Мазарот?// Приведешь с детьми Аиш?» (Иов 38:31-32)

 

 

            Производное от прилагательного «святой», существительное «священник» в современном русском — «служитель культа», в первую очередь христианского. Его мы представляем в темной сутане или праздничном облачении, поражающем великолепием. Служитель культа в иудаизме, мусульманстве, буддизме вызывает иные ассоциации. Но ни их, ни православного, ни католического священника, ни служителя культа иных ветвей христианства мы не можем представить за работой, которой были заняты служители культа в Переносном храме в пустыне или в Храме, построенном при Шломо. Их деятельность, образ жизни, одеяние описаны очень подробно, особенно в книге Воззвал. Главное в их служении — жертвоприношения, жизнь — рядом с жертвенником. На священника никак не похожи. И.Ш. Шифман, вероятно, руководствуясь аналогичными соображениями, привычного «священника» заменяет «жрецом», но возникает другая проблема: жрецы были не только служителями истинного Бога, но и языческие. Можно было бы отдать проблему на волю контекста, который расставит всё по местам. Но справлялся он не всегда, потому пришлось, язычникам оставив жреца, прибегнуть к транслитерации, важной мете инакости. К тому же, «коѓен» куда как уживчивей с окружением, чем неуклюжий «священник». Ну, а то, что Великий коѓен сменит Первосвященника сомнений не вызывало.

Особую роль в акцентировании инакости играют вроде бы общие для иудаизма и христианства понятия. Если сатана в представлении не нуждается, то сатан (или Сатан) не только непривычен русскому уху, но и отличен от сатаны. У Зхарии: «Показал Он мне Иеѓошуу, Главного коѓена, стоящего перед посланником Господа,// а сатан справа стоит — преградой ему» (3:1). Последние слова «преградой ему» («преграждать», «препятствовать», леситно) можно перевести не буквально, а, передавая вторичное значение: обвинять. Роль сатана у Зхарии предельно ясна: он обвинитель, он препятствие на пути Израиля на родину из изгнания. Вот и всё. Так же неожиданно, как появился, тот из видения исчезает: сатан сделал свое дело — сатан может уйти. Наступил черед посланника Господа вразумлять Главного коѓена. Куда как заметней роль Сатана в книге Иова, где некая субстанция зла персонифицировалась и обрела имя собственное. Книга Иова состоит из прозаических пролога (главы 1-2) и эпилога (42:7-17), обрамляющих поэтические главы, в которых — спор Иова с друзьями и Богом. В прологе два главных действующих лица: Господь и Сатан. Контекст диктует написание с заглавной буквы. Так же, с заглавной он фигурирует в Вульгате. В большинстве переводов на славянский и русский: сатана; дьявол — в Септуагинте, Противоречащий — в переводе С. Аверинцева.  

 

К сожалению, транслитерация не является универсальным средством решения переводческих проблем. У Иешаяѓу (3:16-24) встречаем «дочерей Сиона», которые идут, «ногами бренча», и происходит это лишь потому, что у них на ногах украшения в виде цепочки с колокольчиками. Но, благо бы, только лишь ножные цепочки! Лаконичное, как и все тексты ТАНАХа, пророчество Иешаяѓу не скупится, саркастически описывать женские украшения, ставя перед переводчиком бесчисленное количество вопросов, на некоторые из которых нет удовлетворительного ответа. Единственным утешением может служить возможность в комментарии блеснуть эрудицией в знании реалий далекого во времени и пространстве мира. Вот, коль скоро мы о ножных цепочках. Комментирует профессор Киевской духовной академии А.А. Олесницкий: «На востокѣ, красота женской походки поставляется и теперь въ томъ, чтобы шаги были какъ можно менѣе. Чтобы пріучить себя къ такой походкѣ, женщины носили на ногахъ, немного выше колѣнъ, кольца, соединенныя короткими цѣпочками. Можно думать, что у евреевъ эти цѣпочки не были вь общемъ употребленіи и составляли прихоть только самыхъ роскошныхъ женщинъ. О нихъ упоминаетъ одинъ Исаія. Но у женщинъ арабскихъ, отъ которыхъ, вѣроятно, заимствовали и евреянки, такія цѣпочки были обычною принадлежностію наряда тѣхъ, которыя не были обязаны нести тяжелыя работы, столь обычныя для женщинъ кочевыхъ племенъ». Вернемся к пророку.

 

Признаюсь, в этом фрагменте приходится переводить то, не знаю что, переводить так, не знаю как.

 

 

В эпоху ТАНАХа жизнь даже городских жителей была тесно связана с природой. Искусственная городская среда лишь в очень малой степени была отгорожена от природной. Поля и виноградники городских жителей находились вне стен, которые окружали лишь самые крупные города. В знаменитой утопии Иешаяѓу домашние животные мирно соседствуют с дикими, которыми в жизни реальной были бы мгновенно растерзаны (11:6-8). С дикими животными в видении и возникают переводческие проблемы.

 

 

Пантера (варианты предшественников: барс, тигры, пантера). Поскольку нет данных, о каком конкретно животном идет речь у пророка, на мой взгляд, удачнее всего выбрать название рода, тем более что к зоологической точности пророк наверняка не стремился.

 

Змея (аспида, кобра, гад), гадюка. Выбирая пару «змея-гадюка», переводчик стремился к максимальной стилистической нейтральности, полагая, что в данном случае пророк не искал эмоциональной окраски (боязнь, брезгливость или нечто подобное). Поэтому при выборе вариантов были отвергнуты стилистически яркие, архаичные «аспид» и «гад», а «кобра» — за большую видовую конкретность. Что касается местоимения в качестве способа разрешения проблемы синонимов, то это крайняя мера, ибо тем самым разрушается параллелизм — базовый элемент танахической поэтики.

 

            В своей утопической картине всеобщего природного благоденствия Иешаяѓу не мог обойтись без главного представителя дикого животного мира. Среди животных, упоминающихся в ТАНАХе, лев занимает особое место, ведь сравнение с ним — из наиболее распространенных. При переводе на русский царь зверей представляет непреодолимую проблему. В Вавилонском талмуде мы находим утверждение р. Иоханана, что в иврите шесть слов, обозначающих льва: לביא, ארי, כפיר, ליש, שחל, שחץ (Санѓедрин 95а). Этому богатому синонимичному ряду в языке русском соответствует один-единственный лев.

 

Герои знаменитой притчи, которые пошли «помазать над собою царя», с которой Иотам, поднявшись на гору Гризим, обращается к жителям Шхема, — деревья (Судьи 9:8-15). Это маслина (варианты предшественников: маслина, оливковое дерево, оливка); инжир (смоковница, фиговое дерево, фіга); лоза (виноградная лоза, виноград); а также терновник и кедр, которые разногласий не вызвали. Маслина и инжир явно предпочтительней оливкового и фигового деревьев. Но, может, фига, а не инжир? Всем хороша, не звучит, как смоковница архаично, коротка, двусложна, с другими словами сочетается беспроблемно. Но подводит скверная репутация омонима. Лоза может быть и не виноградной. Но явно не в этом контексте. Поэтому можно без определения обойтись.

 

Иные животные, иные растения в картине запустения, нарисованной Иешаяѓу. Господь предаст народы закланию (34:2), «трупы смрадом взойдут», «горы от крови размокнут» (там же 3), воинство небесное увянет, «как лист виноградный или инжира» (там же 4). После того, как меч Господа станет «жирен от крови, тука козлов, баранов, почек овнов» (там же 6), падут «буйволы, быки с волами могучими» (там же 7), пустынной землей «сова овладеет и пеликан, в ней филин и ворон поселятся» (там же 11).

 

 

Это не первая подобная картина у Иешаяѓу. «Пустынные звери будут там обитать,// филины дома их наполнят, пустынные совы поселятся, запляшут косматые. Во дворцах их — гиены выть, в храмах веселья — шакалы;// час его близок, дни его не продлятся» (13:21-22). Вполне вероятно, что свою лепту в неясности текста внесли переписчики, однако переводчику спрашивать не с кого: он руководствуется презумпцией невиновности текста, переводя сохранившееся. «Пеликан» в оригинале: קִפּוֹד. Значение слова неизвестно. «Ёж» (Синодальный) выбивается из «птичьего» ряда, и не может быть принят. Косматые (שְׂעִירִים; Синодальный: лешие) — перевод вынужденно буквальный, поскольку невозможно с достаточной уверенностью их идентифицировать с каким-либо видом животных или же птиц. Несмотря на это, принято считать «косматого» пустынным козлом, а, по мнению знатока библейской фауны И. Феликса, это птица, подобная упомянутым в стихе филину и сове. Существует также предположение, что речь идет о сатане, живущем в пустыне. Два слова оригинала вынужденно (не соврать!) передаются транслитерацией. У слова лилит (Синодальный: ночное привидение) возможны два значения: общее название ночных птиц или одного из видов; сатан женского рода. А кипоз (Синодальный: летучий змей) — вероятно, ночная птица, идентифицировать которую не удалось.

В Израиле два с половиной моря. Половина — это Соленое (Мертвое) море, с которым нет при переводе проблем. Всё, что вне ближайшего круга, —  «за морем», а то, что, как заповедь, здесь, то «не за морем» (Слова 30:13). Обычно в виду имеется море Великое (Средиземное). А вот, с другим израильским морем — проблема. И столь не простая, что приходится (не соврать!) название водоема, по которому посуху провел Всевышний Израиль, убегающий от преследователей-египтян, транслитерировать. В моем переводе евреи прошли по Ям Суф (Ям-Суф, дословно: Тростниковое море). По разным версиям это Красное море, или Эйлатский залив Красного моря, или Суэцкий залив, или нынешнее Большое Горькое озеро, или Малое Горькое озеро, или озеро Манзала. Красным море впервые было названо в Септуагинте.

 

Две реки служат важнейшими ориентирами на карте ТАНАХа: на севере — Великая река (река Прат, Эвфрат), на юге — река, или Река, или египетская река, обозначенная в оригинале особым словом, применяющимся почти исключительно к Нилу. Израиль не богат поверхностными водами, поэтому гигантские реки на севере и на юге поражали воображение. С южным гигантом еврей был знаком еще из преданий, ведь Нил — река, игравшая исключительную, можно сказать, государство образующую роль в жизни Египта на протяжении всей его древней истории. Вокруг Нила возникла и развилась египетская цивилизация. У пророка Иехезкэля читаем слова Паро, считавшего себя богом: «Это река — моя, я сам себя сотворил» (29:3), «Это река — моя, я ее сотворил» (там же 9).  А в самом Израиле важнейшая река, конечно, Ярден (Иордан). Со словом «река» нет проблем в переводе. Зато с ручьями следует быть осторожным. В отличие от привычных русскому языку, ручьи в Израиле могут не просто пересыхать. Они исчезают, оставляя по себе память в виде засохшего русла, и вновь прорываются, часто в ином, неожиданном месте. Поэтому такие ручьи лучше всего называть «поток». Так, в Восхвалениях (126:4) возвращение пленников на родину сравнивается с потоками в пустыне, которые зимой бурно текут, сметая всё на пути: «Возврати, Господь, пленение наше// потоками в Негеве».

           

           Подобно тому, как пустыни находятся вдалеке, вне России, так и «пустыня» — на периферии русского языка. Не нужны этому понятию тонкие дефиниции, вызывающие к жизни синонимы, есть у него лишь частичные: «пустырь», ассоциирующийся с заброшенным городским пространством и переводу не нужный, и «пустошь», которую за неимением гербовой приходится использовать по полной программе. Ситуация с пустыней напоминает одного русского льва, которому приходится заменять собой шестерых из ТАНАХа. Итак, в переводе более общему מדבר соответствует слово «пустыня», а синонимам — «пустошь». При этом в ТАНАХе «пустыня» — это место засушливое, но такое, где пасут скот. Для обозначения безжизненного места употребляется «пустошь».  Итак, есть два слова. Что делать, когда в оригинале в одном стихе три синонима сразу? Мой ответ: один опустить: «Возвеселится пустыня,// и пустошь возрадуется, как лилия, расцветая» (Иешаяѓу 35:1). Смысл не нарушен, и язык перевода насиловать не приходится. А так в Синодальном: «Возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется страна необитаемая и расцветет как нарцисс». У Огиенко в этом стихе появляется «степ». Беда лишь в том, что степи в Израиле нет, а если бы и была, то в переводе на русский и украинский ей явно не место: слово для этих языков слишком значимо, у него огромная ассоциативная история. «Степь да степь кругом» с замерзающим ямщиком в переводе ТАНАХа никак не возможно. В моем переводе степь появляется лишь один раз, когда речь идет о Бавеле (Ирмеяѓу 50:12).

            Очевидно, что понимание этого стиха из Восхвалений у современников проблем не вызывало. «Властвовать будет от моря до моря// и от реки — до концов земли» (72:8) А ныне требуются объяснения. Одно из морей — это Ям-Суф, южная граница страны (Чермное море, Тростниковое море, Красное море или Эйлатский залив Красного моря). Второе море — это Великое (Средиземное) море, западная граница. Река обозначает северную границу Израиля, это Прат (Эвфрат). Ну, а на долю «концов земли» досталось обозначить границу восточную, вероятно, пустыню Негев.

            Приходится на географическую карту Израиля нанести еще одно место, которое в иврите именем собственным не является. В переводе же это имя собственное Арава, обозначающее пустынную, засоленную местность с оазисами, прилегающую к обоим берегам Ярдена и Соленого  моря. Кстати, ни к какому иному месту это слово в Тексте не отнесено.

            И еще одну, топографическую, особенность иврита, следует передавать в переводе. Там, где по-русски «идут», при необходимости слово заменяя синонимами, на иврите перемещаются с учетом рельефа, другими словами, намного чаще, чем в русском, поднимаются или же опускаются. Возможно, вызвано это тем, что большинство событий, описанных в ТАНАХе, происходит в горах, возможно причина иная, но полагаю, и эта мета инакости должна быть предъявлена читателю перевода. Примеры. «Пришел к ним Иеѓошуа внезапно,// всю ночь поднимался он из Гилгала» (Иеѓошуа 10:9). Синодальный: «Всю ночь шел он из Гилгала». Сказано о муже Ханы: «Этот человек из года в год из своего города поднимался, простирался, жертву Господу Всемогущему в Шило принося… (Шмуэль 1 1:3) Синодальный: «И ходил этот человек из города своего в положенные дни поклоняться и приносить жертву Господу Саваофу в Силом…» Или: «Послал Гидон посланцев на все горы Эфраима, сказав: 'Спускайтесь навстречу Мидьяну, захватите воду у них'» (Судьи 7:24). Синодальный: «Гедеон же послал послов на всю гору Ефремову сказать: выйдите навстречу…» Как видим, подниматься-опускаться в Синодальном да и других переводах последовательно игнорируется, там ходят по ровной местности.

 

 

Параллелизм — не внешняя форма, не литературный прием, но выражение сути танахического мышления, удваивающего явления, предметы, понятия, познавая их «стереоскопическую» объемность в многообразии свойств и оттенков. Параллелизм может быть без потерь передан при переводе. Он важнейшая мета оригинала. Примеров даже полного отражения одной части в другой особенно в поэзии ТАНАХа очень немало. Но чаще иначе. Явления, чувства, картины схожи, но не тождественны. Другой сосуд гончара походит на первый, как две капли воды, и вместе с тем в чем-то отличен. Понятия близки, слова, их обозначающие синонимичны, но всегда между ними — зазор, семантический, стилистический. Всё связано, всё повторяет друг друга, и всё индивидуально, друг от друга отлично. Прочитаем:

 

 

Переводчику удалось в полной мере сохранить синтаксис оригинала, что позволяет отчетливо увидеть особенности и возможности поэтики параллелизма. Первые части обоих полустиший полностью синонимичны: и семантически, и ритмически, и стилистически. Это помогает читателю выявить главное отличие, определить важнейшую точку стиха: Твоей — моим, отчетливо увидеть причинно-следственную связь, выявляемую рефлектирующим сознанием: Твоя ярость, которую я испытываю на себе, есть следствие греха моего. К подобной, воистину «математической» выверенности стремятся многие стихи Восхвалений, что в переводе удается передать не всегда.

 

Параллелизмом можно счесть дважды звучащий рассказ о творении человека и почти всю книгу Слова, повторяющую повествование об Исходе, и знаменитое повторение прозаического рассказа о гибели Сисры и песню Дворы, и две победы над Голиатом (Голиафом) и немало иного в ТАНАХе.

 

Параллелизм замедляет движение сюжета, образуя водовороты, останавливая движение вод, затягивая в глубину и отпуская до следующего кружения. Так поэтика отражает круговращение: годовые природные циклы в движущемся времени параллельны историческим циклам с мировыми державами-властителями в пророчестве Даниэля; падение народов  — изгнание-раскаяние-возвращение — у больших пророков и частично в Двенадцати.  

 

Древняя поэзия — прежде всего параллелизм. Авторы поэтических книг ТАНАХа на стержень параллелизма научились нанизывать бесчисленное множество смыслов, их чаще всего двусоставный стих превратился в точное и изысканное оружие в охоте за лаконичным, афористичным, единственно точным словом. Параллелизм, подобно синонимам, абсолютным никогда не бывает: «Его злодейство на его голову воротится,// на его темя его злодеяние упадет» (Восхваления 7:17). Параллельные стихи завершают, дополняют, восполняют друг друга семантически, эмоционально, отчего общий смысл не просто удваивается, но наполняется новыми оттенками. Примеров параллелизма в ТАНАХе великое множество. Но предельная их концентрация в Притчах, где второе полустишие, первое повторяя, его уточняет, развивает, вводя не отмеченные в первом нюансы.

 

 

Это достаточно простые примеры: первый стих во втором отражается эхом. Задача переводчика сравнительно не сложна — отыскать подходящие по стилистике и ритму синонимы. Более сложная конструкция у Иешаяѓу (2:4). Если графически выделить полустишия (в большинстве переводов этого нет), знаменитая речь выглядит так:

 

 

Попутно: учитывая отсутствие вида в иврите, необходимо было выбрать вид в переводе. Например: Он будет судить народы, обличать племена. Однако ясно: пророк категоричен, однозначен, если угодно, нетерпелив. К тому же, «будет судить» слишком длинно, расплывчато, расшатывает категоричность. Но если вид совершенный, значит «рассудит», и тогда — «обличит». Звучит как приговор, чего пророк явно в виду не имел. Потому — деепричастие «обличая»: параллелизм сохранен, категоричность видения не расшатана, «обличая» заданный ритм принял без возражений. К тому же, что такое суд Господа, как не «обличение»?

 

То, что обозначено в тексте одним стихом, на самом деле представляет собой три стиха и шесть полустиший. Каждое четное полустишие параллельно нечетному. Но кроме этого весь второй стих параллелен первому: в первом — деяние Господа, во втором — деяние «их», народов, людей. А третий стих одновременно параллелен второму и первому. Сколько всего получается параллелей, которые обязан передать переводчик? Я насчитал шесть.

 

 

 

Ритм — важнейший элемент организации текста, во многом определяющий его характер. Это утверждение, само собой разумеющееся по отношению к поэзии, почти столь же безусловно касательно прозы. Из чего следует требование воспроизведения ритма при переводе, трудно выполнимое, когда идет речь о столь далеких языках, как иврит и русский: первый намного «короче» второго. Древняя ивритская поэзия строится на количестве слогов в стихе. Попытки «удержать» это качество может привести лишь к необходимости жертвовать смыслом, чего допустить невозможно. И звукопись оригинала в переводе воспроизвести невозможно. Печально, поскольку танахической речи, поэзии в первую очередь, звукопись весьма характерна. Уже первый стих Учения отмечен четким ритмом и ощутимым, хотя и ненавязчивым звуковым рисунком: Брешит бара элоѓим эт ѓашамаим веэт ѓаарец (Вначале сотворил Бог небо и землю). Даже тогда, когда удается в какой-то мере в переводе аллитерацию передать, она не выполняет тех исключительных функций, которые ей назначены в оригинале. «Создал Господь Бог человека: прах из земли, вдохнул в ноздри его дыхание жизни,// душой живой стал человек (Вначале 2:7). В оригинале стих «прошивает» аллитерация: Создал Господь Бог эт-ѓаадам: афар мин-ѓаадама ваипах беапав нишмат хаим// ваеѓи ѓаадам ленефеш хая. Но главное все же не это. В Учении множество самих о себе и друг о друге говорящих слов, что перевести невозможно, но объяснить необходимо. Слово «человек» (ѓаадам) и соответственно имя первого человека представлено в стихе как производное от «земля» (ѓаадама), слово «вдохнул» (ваипах) связано с «в ноздри» (беапав), «дыхание жизни (нишмат хаим) — с «душою живой» (ленефеш хая).

 

В завещании-благословении Яакова сыновьям чрезвычайно сложный для понимания стих о Гаде строится на аллитерации: Гад гдуд иегудену// веѓу ягуд акев. Редкая удача: его удается перевести очень близко по смыслу и частично воспроизвести аллитерацию: «Гада рать разобьет,// и он следом будет разбит» (Вначале 49:19).

 

У Иешаяѓу читаем: «Страх, крах, всё во прах —// тебе, земли обитатель» (24:17). Те же слова у Ирмеяѓу (48:43) обращены к жителю Моава, что свидетельствует или о том, что Ирмеяѓу цитирует старшего современника или что это выражение было у всех на слуху, представляя собой нечто вроде поговорки или же идиомы. В комментарии об этих словах говорится. В оригинале: פַּחַד וָפַחַת וָפָח (пахад вапахат вапах), дословно: ужас, яма, силки. Перед нами пример чистой звукописи, когда главным субстратом поэзии становится звук. Тем не менее, смысл слов, вошедших в звуковую группу, не растворяется: все они продолжают звучать, образы развиваются в следующем стихе. Это полустишие — пример того, что семантика и звукопись выступают «на равных». Поэтому перед переводчиком возникает непростая дилемма. Поскольку и семантику и звукопись одновременно не передать, что чему предпочесть? Обычный выбор — в пользу семантики. Однако в данном случае переводчик предпочитает относительно близкую звукопись перевода.

 

Бывает, что возможность передать в переводе аллитерацию оригинала влияет на выбор слова из возможного ряда. Встречающееся у Ирмеяѓу (3:14)  выражение шуву ваним шовавим практически буквально можно перевести по-разному: «Вернитесь (возвратитесь), неверные (изменившие, предавшие, распутные) сыновья». Окончательный вариант продиктовала аллитерация. Удалось передать и еще один случай аллитерации у богатого на них Ирмеяѓу (13:17): ведамоа тидма ветерад эйни дима. Если в оригинале выражение «прошивает» звук «д», то в переводе его место занимает еще более звонкий: «Слезы излив, изойдут слезами глаза». Точно также в Восхвалениях (119:152) аллитерации «д» оригинала соответствует «з» перевода. В оригинале: кедем ядати меедотеха, а в переводе: «Издавна из Твоих свидетельств узнал». А также: «Кто на гору Господню взойдет?// Кто встанет на месте святом?» (там же 24:3)

 

Аллитерацию в том же месте звуками оригинала передать невозможно. Но, зная к ней пристрастие текста, желательно прибегать к ней  насколько это возможно в иных местах. Аллитерация может «сталкивать» полустишия, может распространяться на два стиха, формы и стилистика ее разнообразны.

 

Иудаизм — религия не зрения, иудаизм — религия слуха. Добавим: поэзия ТАНАХа — поэзия слуха, поэзия музыки. Восхваления — важнейшая часть храмовой литургии, поэзия пения, а не чтения. Метафора — зрительный образ, не слишком привычное, оригинально видение, и ею Восхваления относительно не богаты. Поэт поет, ему некогда смотреть по сторонам, выхватывая зрением неожиданное. Он вслушивается в мир и в себя, различая в случайных созвучиях гармонию — голос Всевышнего.  Гармонию невозможно увидеть, Бога не видел никто, Господа можно услышать, уловив аллитерацию, ассонанс, а, уловив, уложить в не прокрустово ложе параллелизма, удвоив, утроив музыкальные образы. Аллитерация, конечно, не уникальное поэтическое явление, но последовательность, с которой поэт Восхвалений за ней устремляется, в мировой поэзии встречается редко. Ради созвучий (аллитерации по преимуществу) поэт жертвует не только метафорой, но и зрительным образом вообще, и очень и очень не редко — грамматикой. Созвучие требует такое-то время глагола, значит, оно будет таким. О точности цитирования (Восхваления «очень цитатная» книга) говорить не приходится. Будет процитировано то и так, что и как подчинено вечной погоне за трудноуловимым голосом Бога. И если человек родился пророком-поэтом, его миссия — слушать голос Всевышнего, а, услышав, передать доступными уху смертного бессмертными звуками. Человек слушает, слышит, внимает. Святой благословен Он слушает, слышит, внимает и приклоняет ухо Свое, когда человек обращается с молитвой, молением, мольбой, восхвалением, возвеличивая Всевышнего, в народах Его прославляя. Яркая особенность ТАНАХа, поэзии в особенности, — любовь к синонимическим рядам. Выстраивание подобных синонимических рядов в языке перевода, семантически и стилистически близких к синонимическим рядам оригинала, — одна из важнейших и труднейших задач, тем более, если это делается во всем танахическом корпусе. Так, в двух стихах (Восхваления 68:4-5) безграничное чувство радости и веселья передают семь (!) глаголов, которым надо в переводе найти адекватный синонимический ряд.  

 

 

            Короткие и длинные, ряды синонимов оригинала прошивают весь Текст, что требует тщательной, филигранной проработки при переводе, помня, что в других местах ряды изменяются, что-то уходит, что-то приходит на смену. Как известно, в ТАНАХе враждуют, воюют, сражаются часто, поэтому частотность слова «враг» с синонимами велика. Нередко само слово повторяется в тексте, и тогда переводчика, избегающего тавтологии, выручает неразлучная пара «враг — ворог». Положение усложняется, если по какой-либо причине к этому средству прибегнуть нельзя. Аналогичная пара в иврите: אויב (оев) и צורר (цорер). Оба слова двусложны, семантически и стилистически практически адекватны, отличаясь этимологией и, понятно, фонетическими возможностями, что, учитывая любовь ТАНАХа к аллитерации, созданию своеобразных звуковых полей, очень важно. Обоим словам соответствует замечательно односложное и открытое для аллитераций, обладающее максимально общим значением «враг», которым оба слова можно успешно передавать. Так происходит всегда, кроме тех случаев, когда оба ивритских синонима сталкиваются в едином контексте. Тогда несколько менее употребительное צורר (цорер) приходится переводить исходя из прямого значения, продиктованного этимологией: притеснитель: «Буду Я враждовать с врагами твоими, теснить твоих притеснителей»  (Имена 23:22). Или: «Подними стопы на сокрушение вечное —// всё в Святилище враг изломал. Рычали притеснители в Твоем празднике,// ставили знаки свои, отметины (Восхваления 74:3-4).