Онтологические прогулки

 

Введение

 

Еще с XIX предполагается, что промышленная революция началась во второй половине восемнадцатого века по причинам, связанным с началом массового применения машин, урбанизацией и переходом аграрного общества к индустриальному, а завершилась она в конце девятнадцатого века.

Характерной чертой промышленной революции считается быстрый рост производительных сил на основе высокопроизводительных машин, завершившийся утверждением капитализма.

Всё это не так, потому что промышленную революцию, точнее, поворот к промышленному производству, спутали с капитализмом.

Термин «промышленная революция» был введен Жеромом Бланки, хотя более уместен в данном случае термин «поворот к промышленному производству», поскольку революция, по определению, не длится долго, а промышленная революция, как считается, продолжалась около двух веков.

Если основные плоды этого поворота к индустрии повторяются в дальнейшем в других странах, то это лишь доказывает адекватность совершенного где-то и когда-то впервые поворота к промышленному производству.

Поворот к промышленному производству произошел на самом деле в конце шестнадцатого века в Нидерландах. И причина его не имеет прямого отношения к технике и индустриализации, что будет показано ниже.

И только через два века после постепенного развития достижений этого поворота в Нидерландах, а затем в Англии и других протестантских странах возникло капиталистическое производство и соответствующие ему отношения еще в нескольких странах, которые поэтому получили преимущественное развитие, и теперь именуются развитыми.

Таким образом, поворот к промышленному производству в Нидерландах создал возможности и показала пути их реализации для возникновения и утверждения капитализма.

Основным признаком промышленной революции считается переход от ручного труда к машинному, но, чтобы этот переход осуществился, надо прежде изобрести и внедрить эти машины, а это в свою очередь предполагает достаточно широкое развитие образования и науки.

А вот «рост производительных сил на базе крупной машинной индустрии» – это уже один из результатов поворота к промышленному производству, который характерен для начальной стадии капитализма, а не для поворота к промышленному производству.

Центр науки в Европе, освобождение труда, собственные изобретения и внедрение в хозяйство прочих высокопроизводительных машин, лидирующее положение в мировой торговле, книгопечатании впервые возникли или стали широко применяться в Нидерландах.

В этой стране также появились впервые регулярная почта, биржи, газеты. Нидерланды стали центром мировой торговли.

Благодаря религиозным свободам, которые впервые в Европе были предоставлены правительством Нидерландов, преследуемые протестанты стекались в Нидерланды, в том числе и ученые, вследствие чего Нидерланды превратились в центр европейской науки, который был представлен Лейденским университетом, основанным в 1575 году Вильгельмом Оранским, предводителем Нидерландской революции.

Книгопечатание в Нидерландах стало ведущим в Европе.

Ручной труд в большинстве отраслей был заменен машинным в соответствии с местными условиями.

В частности, ветряные мельницы интенсивно работали на лесопилках, в бумажных мастерских, маслобойках, при производстве пороха.

Уже в начале XVII века в Нидерландах работало 30 заводов по очистке сахарного тростника. Были организованы целые отрасли обрабатывающей промышленности, связанной с работой порта. По всей стране работали предприятия по обжигу кирпича для снабжения им многочисленных строек.

В Нидерландах быстро на основе самого продвинутого в мире судостроения образовался громадный капитал, связанный с захватом мировой торговли Объединенной Западно-Индийской компанией, основанной в 1602 году,

В результате, доход на душу населения Нидерландов стал самым высоким в Европе.

Таким образом, по всем признакам впервые поворот к промышленному производству произошел в Нидерландах в конце XVI – начале XVII веков.

Лишь затем он был повторен сначала в Англии, затем в Швеции, США.

В частности, в конце XVII века Англия начала обгонять мирового лидера – Нидерланды – по темпам роста высокопроизводительных мануфактур, а потом и в мировой торговле. К середине XVIII века Англия превратилась в ведущую капиталистическую страну мира по уровню экономического развития.

В дальнейшем, в этой стране произошел переход к крупному машинному производству на основе изобретения прядильных машин Аркрайтом, Харгривсом, Кромптоном (1769 год); парового двигателя Уатта (1775 год); а также использования кокса для металлургии в восьмидесятых годах XVIII века.

Надо полагать, приведенный материал показывает разницу между промышленной революцией, точнее, поворотом к промышленному производству, и капитализмом, и, соответственно, указывает на время этого поворота.

В связи с этим, причины поворота к промышленному производству, предложенные до настоящего времени, являются лишь констатаций смены одного другим, предпосылками или признаками поворота к промышленному производству.

Рассмотрим их вкратце.

А. Сен-Симон считал причиной промышленной революции переход от феодальной и теологической системы к системе промышленной и научной [1, с. 5].

Это соображение Сен-Симона указывает не на причину промышленной революции, а на внешний поступательный ход мирового хозяйствования.

А. Тойнби считает началом промышленной революции 1760 год (Англия), указывая, что «до 1760 года в Англии держалась старая промышленная система; ни одно великое механическое изобретение не было еще введено ]2, с. 13]. При этом, Тойнби констатирует, что промышленная революция заключается «в замене средневековой системы регламентации, которой были до сего времени подчинены производство и распределение богатства, конкуренцией» (там же, с. 121).

Соображения Тойнби явственно констатируют то же, что предлагает в качестве причины Сен-Симон, добавляя к этому конкуренцию. То есть он опять же находится на позициях внешнего наблюдателя за ходом общественно-экономического развития, не вникая в существо проблемы, а останавливаясь лишь на внешних признаках процесса становления капитализма.

Родоначальник экономической истории У. Каннингем видит только предпосылки промышленной революции – в начале Великих географических открытий и борьбе за колонии, в которой победила Англия [3].

Удивительно, но факт, историки совершенно не желают смотреть в корень. Вот и Каннингем уклонился от выявления причин промышленной революции, отметив лишь некоторые ее предпосылки.

Французский ученый П. Манту посчитал, что «промышленная революция есть расширение ранее сжатых сил, внезапное распускание и пышный рост зародышей, остававшихся до тех пор в скрытом или дремлющем состоянии» ]4, с. 415].

Это высказывание и вовсе ни о чем, тем более что Манту не указал, почему эти «сжатые силы» возникли именно в Англии.

Русский историк экономики И. Кулишер указал целый ряд причин возникновения промышленной революции: потребность в технических улучшениях и способность их удовлетворить в связи с успехами естественных наук, обезземеливание крестьян, явившее готовую рабочую силу, появление расчетливых и инициативных предпринимателей, внедрение машин [5, с. 493].

Все причины, на которые указывает Кулишер, в лучшем случае являются предпосылками промышленной революции или сопутствующими ей явлениями, поскольку любая из этих якобы причин имеет собственную причину. Например, Кулишер не объясняет, почему возникла потребность в технических нововведениях.

В свою очередь марксисты полагают, что все революции совершаются в результате конфликта классов по поводу экономических ресурсов, отношения к собственности, обозначая смену общественно-экономических формаций. Тем самым марксистами отвергается идея социального консенсуса, проявляющегося не так уж редко.

Само происхождение поворота к промышленному производству не из конфликта классов, и из постепенного развития общественного самосознания, приведшего к признанию благости труда и плодов его, опровергает марксистскую идею конфликтности в смене формаций.

Наиболее близким к определению, по крайней мере, одного условия, способствовавшего возникновению промышленной революции, точнее, поворота к промышленному производству. на наш взгляд, оказался Макс Вебер, который в своем труде утверждал, что лютеранская проповедь не только дала толчок Реформации, но и оказала влияние на зарождение капитализма, причем характерной чертой протестантских сообществ, предполагает Вебер, является ведение коммерции в качестве добродетельного вида деятельности [6].

Действительно, Лютер признал труд благостью, а не повинностью, но это высказывание основоположника протестантизма является лишь условием, способствующим возникновению поворота к промышленному производству, но оно не могло его произвести.

Ниже мы попытаемся выявить не только условия для промышленного поворота, но и истинную причину поворота к промышленному производству, а также место и время его первичного возникновения.

 

Часть 1.

Скрытые предпосылки радикальных поворотов и переворотов в ходе развитии цивилизации.

 

Решение данной проблемы придется начать издалека – со случайности, отраженной в генных мутациях.

Мутации до появления прототипа человека проявлялись только в рамках рефлекторно-инстинктивной деятельности живых существ, и они сами по себе не способны вывести эти существа за пределы подобной активности ни за какой срок.

То есть случайный характер мутаций означает для живого существа возможность лишь приспосабливаться к среде, но не возможность выхода за пределы среды.

По этой причине бессмысленно рассматривать мутации в качестве основного сквозного фактора, приведшего в конечном итоге бактерию к внеприродному в значительной степени существу – человеку.

Иначе говоря, животное, природное сознание в человеке дополнилось самосознанием, провоцирующем в итоге стремление к полному отделению живого существа от природы, а не наилучшее приспособление существа к окружению.

Сознание человека, в отличие от любого живого существа, тем самым приобрело два уровня: низший (практически несвободный) – рефлекторно-инстинктивный по механизму действия, и высший – осознанно-целевой (свободный), но не способный функционировать в бытии самостоятельно, то есть без участия низшего сознания, являющегося базовым уровнем сознания.

Другими словами, случайность, как основа функционирования низшего сознания, и самосознание (осознанно-целевое выражение сознания) являются антагонистами в том отношении, что, если субъект, обладающий самосознанием, ошибется, то он способен понять свою ошибку и исправить содеянное, существенно ускорив собственное продвижение по пути развития, тогда как случай является своего рода окраиной сознания, представляя основу именно низшей части сознания. Случаем сознание пользуется, если не знает, что и как делать на данном уровне развития, но, принимая случай во внимание, хотя и медленно – с откатами и зигзагами – всё же продвигается вперед.

Случайность, более тяготея к хаосу, не способна быть надежной опорой структурному порядку, нарушая его всё время. Поэтому, давая непрерывные изменения живой среде, она же способствует столь же непрерывному разрушению наличного порядка, заставляя живые существа полностью подчиняться себе, особенно не размышляя, основой чего является рефлекторно-инстинктивный механизм действия – один и тот же для всех живых существ, что бы с ними не происходило.

Однако мирозданию требуется как разрушение, так и более-менее успешное созидание, которое может удовлетворить сознание, придав стимул его развитию удалением от бессмысленности существования только на уровне потребления ощущений.

Само же преобладание созидания означает постепенное снижение энтропии, наибольший вклад в которое делают сознающие себя существа, но – до некоего предела, приближение к которому знаменуется неспособностью самосознающим существам эффективно перерабатывать всё возрастающие потоки поступающей информации, и принимаемые решения начинают диктоваться случайными факторами, принимаемыми за адекватные. Наступает информационный коллапс с соответствующим распадом построенной системы, в данном случае – цивилизации. То есть уменьшение энтропии регулярно сменяется ее ростом, напоминая колебательный процесс, что означает наличие в мироздании интегрального равновесия.

Как бы то ни было, но в мироздании наиболее преуспевает в отношении приобретения смыслов в соединения их с ощущениями только то, что может сообразить, как эффективнее разрушить или создать, на что способны отнюдь не случайные процедуры и не какой-то порядок, непременным условием которого является стабильность, а только креативность и самодеятельность, всегда приводящие к сравнительно быстрому достижению ожидаемого или неожиданного результата, вред, пользу или даже невеликий смысл которого может понять только существо с этими свойствами, то есть сознающее себя существо.

Поэтому наиболее эффективно созидать и разрушать, кроме субъекта, обладающего как сознанием на уровне ощущений, так и самосознанием, никто и ничто не способно, что означает невозможность как объединенному сознанию, так и индивидуальному сознанию обойтись без него в качестве наиболее эффективного орудия собственного развития и потребления жизненных коллизий.

Таким образом. появление существа с двумя противоборствующими в основном уровнями сознания как живого и наиболее свободного представителя активного, эффективно формирующего из пассивного (вещей) среду (бытие) для себя в мироздании, то есть фактически – перла бытия, является неизбежным проявлением деятельности наиболее активного живого среди прочих живых существ и пассивного – вещей.

Можно спорить о происхождении этой дополнительной программы осознания себя в геноме уже человека, но волей-неволей приходится констатировать то, что кроме человека ни одному живому существу не удалось осознать себя и выйти хоть на мизерную долю за рамки чисто природных отношений, где всё и вся друг друга пожирает.

В результате, человеческие сообщества стали обладателями мощной движущей силы развития в виде борьбы внутренне противоречивых сил, представленных животным (природным) сознанием и самосознанием, стремления и действия которых кардинально противоположны.

Прежнее – животное (природное) – сознание требует выжить любой ценой за счет в основном обеспечения наиболее подходящей и лучшей пищи, условий для продуктивного размножения, подавления имеющихся конкурентов.

Самосознание постепенно приводит человека и его сообщества к идее о том. что конкурировать с окружением наиболее эффективно удается в крупных объединениях и планово-коррекционных действиях, что требует определенного отхода от эгоцентризма в сторону уступок друг другу, выражающихся в осознанном сотрудничестве, дружбе, бескорыстной помощи, милосердии, то есть в стремлении к более гармоничному сосуществованию, что можно обозначить как альтруизм.

Естественно, появление самосознания раздвинуло рамки деятельности живых существ, сделав ее более свободной по сравнению с активностью одной лишь случайности, производящей крайне замедленный прогресс в природе (миллиарды лет развития от бактерий до млекопитающих), до в значительной степени свободного изъявления человеком своих желаний и намерений, позволившего начать планомерное изменение окружающего сначала для существенного улучшения жизненных условий, а потом и для культурного развития.

Противодействие эгоистичного животного сознания в большей степени альтруистичному самосознанию, которое поэтому можно обозначить как высшее сознание, настолько ускорило развитие человеческих сообществ в виде осознанной индивидуальной и общественной конкурентной борьбы за лучшую жизнь, что вместо миллиардов лет развития на базе случайных изменений генома гоминидам потребовалось всего несколько миллионов лет для перехода к первобытно-общинному строю, а затем и к формированию в течение нескольких десятков тысячелетий цивилизации, которая приобрела законченную форму примерно шесть тысяч лет назад с образованием государств с определенной иерархией, институтами и законами, фиксирующими и защищающими частную собственность.

Получается, что наиболее эффективной силой, движущей человеческие сообщества, является противоборство животного сознания и самосознания, отражающееся в итоге в борьбе соответственно – властной элиты, среди представителей которой доминирует животное сознание с его стремлением занять ведущее место в обществе и укрепиться в нем для сохранения властных полномочий, потребления максимально возможных материальных благ, и – альтруистичной неформально-интеллектуальной оппозиции.

То есть грубо-материальным стремлениям властной элиты властвовать и грабить всегда противодействует оппозиционная ей неформально-интеллектуальная страта общества, главной особенностью которой является альтруизм, выражающийся в стремлении к гармонизации общества.

Что же касается экономических, бытовых и культурных особенностей цивилизации, а также смены этапов ее развития, то они являются продуктом борьбы этих сторон сознания человека, хотя, конечно, без опоры на материальные условия существования никакая борьбы внутри сознания невозможна.

В человеческом сознании не могло также не отразиться собственное отличие от всех прочих живых существ обретенным самосознанием, и тем самым – признание себя, с одной стороны, исключительным созданием трудов кого-то столь же уникального, а с другой стороны, – созданием, униженным собственной смертностью и нахождением в грубом и жестоком мире природного выживания.

Итак, причиной частичного выпадения человека из природного круговорота является происшедшее с ним преобразование из приматов в гоминиды, а потом и в Homo sapiens с тем главным отличием от остальных живых существ, что эти уже люди оказываются способными осознавать себя и свои действия, оставаясь тем не менее природными организмами, действия которых обусловлены инстинктами и рефлексами.

Осознание себя приподнимает человека над окружающим, отделяя его от природы в степени, зависящей от развития его самосознания.

Человек, в отличие от всего остального живого, начинает понимать безжалостность, равнодушие, медлительность природы, в которой всё построено на взаимном пожирании, на действии случайности (мутации в геноме), определяющей ее развитие и порядок в ней.

Человеку страшно жить в столь колеблющемся мире, но вместе с тем он боится и смерти, сопровождаемой ужасом разложения тела.

Поэтому он полнится отвращением к окружающему, представляя себя падшим откуда-то ангелом, который снова должен вернуться в тот неизвестный, непознаваемый, но должный мир бессмертия, спокойствия и доброжелательности.

Столь страстное и неизменное желание провоцирует возникновение у него двух свойств.

Во-первых, возврат в потусторонний мир покоя и счастья надо заслужить, раз уж ты из него вывалился по каким-то веским причинам в иной – жестокий мир.

И человек начинает пытаться преодолевать утилитарность и аморальность своего низшего (животного) сознания созданием справедливых нравственных норм для всех людей без изъятия.

Наиболее успешной попыткой формулирования этого морального кодекса в отношении распространения по миру была Нагорная проповедь Христа, в которой всё было правильно, но неприменимо для реальной жизни. Другими словами, эти моральные заповеди установили горизонт стремлений, отделив реальное от запредельного.

Естественное расстройство от подобной противоречивости, базирующейся, в сущности, на двойственности сознания человека – высшего и вместе с тем животного, вызвало появление второго замечательного свойства, отразившегося в возникновении церквей. В частности, в лице Христианской церкви была установлена связь несчастных народов с потусторонним счастливым и справедливым миром, персонифицированным в лице самого высокого, недостижимого, непонятного, но всемогущего, всепроникающего, всезнающего, вечного и нерушимого создателя всего, для того чтобы пострадав здесь, заслуженно вернуться туда – к своему отцу.

Таким образом, оба эти выстраданные свойства непосредственно проистекают из указанной двойственности человеческого сознания – как животного, так и высшего.

Действительно, раз невозможно вечное счастье в этом нестабильном и ужасном мире всего лишь выживания, но есть понимание этого непреложного факта, то само это понимание, означающее подспудное признание себя отличным от всего прочего именно вследствие осознания себя в мире, непременно ведет человека к признанию лишь частичного и временного присутствия его в реальности, поскольку самосознание было дано не природой, замкнутой на себе, а чем-то или кем-то иным.

И это есть доказательство присутствия иного как в потустороннем, так и в каждом человеке, и связи между ними, которая обозначается религией.

Так вера становится надеждой для каждого, хотя не все в этом признаются, что отличает ее, например, от науки с ее заморочками и явной недостаточностью.

Появление морали означает претворение ее норм в преобразование окружающей среды для вящей пользы всех, что так же может послужить для обретения счастья и покоя в потустороннем.

Потому человечество в значительной степени только и занимается всё время строительством и перестройками, что это нужно не только для какой-то там пользы, но главное – для посмертного обретения того, чего нет здесь.

В результате, мир меняется, становясь более комфортным, окультуренным, а люди – более порядочными, приобретая даже в некотором числе чувство собственного достоинства, а потустороннее, оставаясь по-прежнему загадочным и недоступным, тем не менее, как видите, влияет на развитие всего.

Тем самым религия как последствие обретения человеком и его сообществами самосознания играет не последнюю роль не только в культурном, но и технологическом развитии цивилизации непосредственно, а также косвенно, запрещая или разрешая в своих основных конфессиях те или иные нововведения, соответственно отвергая или поддерживая как новые формы трудовых отношений, так и их плоды.

Наиболее прогрессивной в отношении к новому оказалось христианство, поскольку в Нагорной проповеди Христа было явлено неразрешимое противоречие между тем, что есть, и тем чему надлежит быть.

Именно это противоречие толкнуло впоследствии значительную часть христиан к попытке разрешить его снятием противопоставления мирского и духовного и изъятием посредника между Богом и человеком, что выразилось в реформировании католической церкви с отделением от нее протестантов, для которых «Божьей благодатью» было признано профессиональное поприще.

Кроме обращения к религии, самосознание предоставляет человеку возможность осознанно интересоваться окружающим как с утилитарной позиции, так и без всякой корысти, стремясь приблизиться к чему-то неизвестному и, возможно, более приятному, чем то, что есть.

Таким образом, интерес как регулярно возникающее и в определенной мере осознанное влечение к новому для себя в текущих обстоятельствах, свойственно только человеку, с помощью которого он пытается вывести себя из сложившегося порядка к интересному – как посылке-сюрпризу, на содержание которой может быть только намек, но ее открытие сулит временный отход от опостылевшей реальности.

Именно способность осознания того что есть и представления того, что может быть, свойственная только человеку и важнейшая для него в восприятии жизненных коллизий, дает определенное преимущество человеку по сравнению с прочими существами. Некоторое представление об этой способности имелось давно, о чем свидетельствует то, что интерес в переводе с латыни (interest) означает «иметь значение, участвовать».

Исключение возможности находить интересное, например, в чистой камере-одиночке, где нельзя даже с крысой познакомиться, или, напротив, доступность всего мыслимого и желаемого, обеспеченная большими деньгами, довольно быстро приводит человека к маразму.

Термин «интересное» означает в переводе с латыни (inter esse) «между, или быть в промежутке».

Видимо, в свое время римляне еще в античные времена поняли, что, с одной стороны, заниматься скучными, иногда противными, но необходимыми делами всё время невозможно – нужен отвлекающий и развлекающий промежуток между ними для удовольствий и страданий; вместе с тем неплохо иногда погнаться за несбыточным – за счастьем, любовью, благом для всех, что, тем не менее, привлекательно в силу бурного поступления новой информации, дающей пищу для чувства и ума.

С другой стороны, задержаться надолго в найденном привлекательном (интересном, то есть промежуточном местечке) никак не удается не только потому, что оно становится привычным и ничем удивить не может, но и тем, что каждодневная работа не ждет, кормиться надо, опять же – рутина заедает: и вся жизнь так и составляется из «пробегов» от одного интересного до следующего через интервалы неинтересного, но необходимого для обеспечения банального существования.

Интересное как синоним сознательно желаемого расширилось в своем перечне от сухой пещеры, вкусной еды и податливой самки для гоминида до дворцов с искусственным климатом и бассейном, тысяч рецептов приготовления только одного мяса, порочных зрелищ в Интернете и ловли соратников в нем, и вместе с тем – до картин и скульптур Микеланджело Буонарроти, фуг Баха, формул Лобачевского, сонетов Шекспира и романов Льва Толстого, придумывания новых приборов и аппаратов, изготовления различных поделок и прочего художественного творчества, которое отличается именно своей неординарностью и непредсказуемостью.

Таким образом, развитие для человека в определенной мере состоит как в расширении перечня интересного, так и, увы, различных возможностях в отношении интересного для конкретного человека, поскольку, например, многие равнодушны или неспособны к технике, музыке, живописи, философии, любым творческим занятиям, но с радостью приветствуют мозги с горошком, комиксы, скоростную езду на автомобилях и издевательство над ближними.

Разнообразные интересы включают в себя множество чисто утилитарных, например, стремление удобно обставить жилую комнату, разбить огород на даче, охмурить собственное начальство, или же они совершенно незначительны, сводясь к чтению детективов или к поездкам на экзотические острова.

Однако неудовлетворенность человека в его самосознании требует большего, чем эффективность действий, комфортное существование, высокое положения, она толкает его к чему-то запредельному, нереальному, нелогичному, то есть тому, что показало бы ему самому и всем окружающим его неординарность, вызвав прежде всего уважение к себе.

Отсюда возникает осознанный интерес в виде стремления ко всему необычному, удивляющему, возмущающему или даже пугающему, как, например, молнии в грозу, или к такому вроде бы бессмысленному занятию как альпинизм, что отражается в понятии «интересное», причем оно сближается с утилитарными стремлениями только для самых ограниченных индивидов, но даже и они способны и желают необыкновенного, находя свой интерес, например, в потустороннем, отражающийся в их вере в неведомое, которое привлекает их райским блаженством после смерти, а при жизни дает им чувство превосходства над неверующими, коим не ведом экстаз веры и прикосновения к чудесному и, значит, самому высокому.

Противоположные им личности – интеллектуально развитые и достаточно образованные для того, чтобы разбираться во многом и действительно что-то понимать в избранной сфере деятельности, – предпочитают искать свой интерес в какой-то необычности, которую они не понимают, но хотели бы разгадать, например, сделав открытие или изобретение.

Так, Леонардо да Винчи построил прототип вертолета, написал до сих пор неразгаданное изображение Моны Лизы, Франклин изобрел громоотвод, Фуко – маятник, Лев Толстой написал «Смерть Ивана Ильича».

При совпадении способностей и интересов возникающий эффект, подобный резонансу, приводит человека к творческим находкам (креативности), так как ему в этом случае иногда удается найти действительно новое как в технике, так и в искусстве.

Между этими крайностями располагаются все остальные персоны мира, интерес подавляющего большинства которых заключается не столько в необычном, сколько в сфере удивляющего или возмущающего их, – как правило, в границах потребления определенного массового продукта.

Это может быть мода, политика, спорт, зрелища, игры и прочие области воздействия на человека, далекие от высоких стремлений, но приносящие этого типа людям удовольствие, которое всегда связано с притоком в той или иной мере новой информации.

Вместе с тем в подобных интересах и в связи с ними, эти обыватели, сводят себя большей частью не к субъектам деятельности, а объектам воздействия, служа, по сути, чужим и, очень часто, корыстным интересам, позволяя зарабатывать всяким проходимцам на себе.

Тем самым выявляется еще одна категория субъектов действия, пытающихся заставить остальных служить своим интересам, и их можно обозначить как паразитов, поскольку единственным их интересом является стремление к удовлетворению самых примитивных (животных) потребностей – наилучшая еда, красивые самки, доминирование над соплеменниками.

Всем этим они замещают культурные ценности и этику общего поведения, лицемерно проповедуя для остальных исполнение выгодных только для них правил и норм, а также отвлекая массы от уничтожения их самих как типичных и сознательных паразитов предоставлением всё новых предметов потребления.

Тем не менее, и эти паразиты, главными из которых являются властные элиты, выполняют в процессе развития человеческих сообществ свою роль – раздражают общественность и не дают ей заснуть, внося этим свой постоянный вклад в движение цивилизации.

Интерес как влечение подобен счастью – он, достигая предмета своего влечения, довольно быстро испаряется, достигая кульминации на стадии предвкушения обладанием.

Как только он прикасается к желанному предмету, то по некоторому размышлению или даже сразу – интерес исчезает из-за пришедшего понимания недостаточности достигнутого, поскольку сам предмет интереса изначально был построен в воображении, а реальность этот идеальный образ всегда опровергает, и он становится пройденным, ненужным или даже противным, замещаясь новыми влечениями, которые, тем не менее, не исключают возврата к прежним интересам не только по забывчивости, но и вследствие приятности некоторых воспоминаний.

Интерес подобен счастью именно потому, что результат влечения всегда разочаровывает: хочется одного, а получаешь всё не то – искомый предмет интереса всё время ускользает, что неизбежно, так как внутренние зыбкие ощущения и колеблющиеся желания никогда не совпадают с восприятием внешней формы предмета интереса с его четкими очертаниями, в которые не вмещается внутреннее облако мечты.

Поэтому интерес, как и счастье, страсть, любовь, не находит окончательного разрешения, пребывая до смерти человека в состоянии построения и разрушения образов, то есть в стремлении к приобретению новой информации.

Прекрасное, как и интересное, является источником информации, но, в отличие от интересного, которое при обращении к нему становится обыденным, прекрасное, обращая на себя внимание, всегда вызывает непреходящий интерес не только гармоничным слиянием элементов его образа в сознании, не только своей устойчивостью в этой гармонии, но и своей вечной загадкой для человека: закатом солнца, расцветкой осенней листвы деревьев, переливами морской волны, мадонной Рафаэля можно любоваться каждый день, хотя прагматически это совершенно бессмысленно.

Бесчисленные формы прекрасного существуют только для человека, и они вполне объективны, так как воспринимаются им в качестве конструкций бытия, находящих определенное преломление в сознании, а не производятся его сознанием произвольно, но сложение элементов бытия в гармоничные образы в сознании человека происходит только на основе осознания им себя в моменты сосредоточения, то есть при сознательном слиянии своего «Я» с определенными фрагментами окружения, что удается не каждому.

Прекрасное имеет то отличие от интересного, что всегда сохраняется неизменным. Оно не зависит от текущих событий, и поэтому прямого отношения к познанию наподобие любознательности или интереса не имеет.

Прекрасное можно созерцать или слышать, но скопировать его невозможно – оно сразу же омертвляется – будь то картины Рафаэля или исполнение симфонии Чайковского на балалайке.

Невозможно смоделировать закат солнца в море или цвета осеннего леса, но можно попытаться максимально приблизиться к этому прекрасному, что и удается только гениям.

Древние формы Парфенона до сих пор чаруют нас своим совершенством, а внесение правок в древние архитектурные ансамбли или картины великих художников тут же уничтожает их гармонию.

Научиться создавать шедевры искусства конвейерным способом до сих пор никому не удавалось, несмотря, например, на знание всех правил стихосложения.

Этот факт несомненно указывает на то, что основа прекрасного находится в по ту сторону текущего бытия, и отражение этого «потустороннего» можно только созерцать или извлекать в виде шедевров искусства при удавшемся соприкосновении с ним, так как само наличие прекрасного в природе наводит на мысль о создании подобного, и попытки сделать это действительно дали, правда, в сравнительно немногом числе, необыкновенные предметы искусства, появление которых следованием определенным правилам, как, например, в ремеслах, объяснить невозможно.

Не увенчиваясь в большинстве случаев успехом, попытки создать прекрасное, тем не менее, попадают в рамки интереса, или влечения к необыкновенному, наиболее выдающимися продуктами которого являются возникновение такого интересного, как фотография, инженерия, химические технологии, биоинженерия и т. д. для вящей пользы населения.

То есть, в сущности, возникновение целых отраслей, ускоривших развитие цивилизации, оказалось побочным продуктом прекрасного на соответствующем уровне развития самосознания человека, которое, расширив возможности населения в прикосновении к прекрасному не только в природных явлениях, но и в музыке, живописи, словесном выражении и архитектуре, обратило его внимание на техническое творчество тоже в попытках приблизиться к прекрасному.

Сплошные и вполне закономерные неудачи найти правила создания прекрасного промышленным способом, как это ни парадоксально, позволили человеку извлечь, как видите, из них определенную пользу.

Интерес вызывается неудовлетворенностью человека обыденностью существования, а также самим собой из-за отсутствия возможности объять необъятное. В неудовлетворенности и заключается источник формирования его интереса.

Этот источник никогда не иссякает, потому что он находится в вечном, развивающемся сознании (активном), которое тут же остановится в своем развитии, если обладатель сознания перестанет испытывать неудовлетворенность собой, которая подталкивает его к новому, а привлечь сознание в человеке к новому способно только интересное.

Однако полного удовлетворения сознание в открытом или полученном интересном достичь не способно вследствие необозримости открывающихся всё время новых горизонтов неизведанного и, значит, интересного.

Стало быть, предназначение интереса и его продукта – интересного состоит для человека в обеспечении потребления им новой информации, обновляющей его сознание и дающей каждый раз толчок к развитию его сознания.

Вместе с тем противоположные интересы двойственного сознания человека (животной составляющей сознания и высшей составляющей сознания, или самосознания), их борьба создают постоянный стимул для развития сознания человека в сторону всё большей его гуманизации, так как осознание собственного эгоизма и примитивности закладывает основу для их преодоления, которое, правда, никогда не случается в силу невозможности устранения животного сознания.

В обществе борьба противоположных интересов низшей и высшей форм сознания в человеке проявляется отнюдь не классовой борьбой и не противостоянием бедных и богатых, а борьбой выделившихся из народа наиболее продвинутых (энергичных, образованных, неглупых) представителей преобладающих интересов соответственно высшей и низшей форм сознания.

Первые ставят во главу угла альтруизм, совесть, милосердие, борьбу за полную гармонизацию общества, вторые – эгоцентризм и элитарность, полагая, как и животные, но осознанно, что общество существует только для того, чтобы удовлетворять их интересы.

Непримиримость этих противоположных и неустранимых интересов предполагает перманентную борьбу между ними, в ходе которой то одной, то другой стороне приходится идти на уступки, что не может не обеспечивать продвижение каждого сообщества вперед до поры до времени.

(Окончание следует)