Онтологические прогулки

 

 

 

 

6

Рождение

 

 

               Таков путь Торы: хлеб с солью ешь и воду пей в меру, спи на земле и живи жизнью полной лишений, и трудись над изучением Торы. Если ты поступаешь так, то «будет счастье тебе и благо» [Восхваления 128:2]. Счастье — в мире этом, благо — в мире грядущем (Авот 6:4).

 

 

            Человек рождается, живёт, умирает. Национальный герой, лишь умирая, рождается. У него иной жизненный цикл: смерть —  рождение.

В отличие от мифического, герой исторического времени не нуждается в чудесном рождении, подобно Саргону, отданному матерью во власть реки-провидения, подобно Моше, оставленному в тростниках между водою и сушей — историей и мифом. Рабби Акива — герой, родившийся в историческом времени, в просмолённой корзинке мифа он не нуждается.  

            И мифические, и исторические, герои приходят в мир цельными, готовыми к исполнению миссии. Согласно мидрашу, Моше, подобно Адаму, родился обрезанным, озарив дом родителей светом. Цельным вошёл в мир и герой рассказа, повествующего о  переходе от невежества к свету. Между ведущим  Израиль из рабства к свободе Моше и ведущим Израиль из невежества-греха к учёности-праведности рабби Акивой дистанции нет: у Традиции только одно измерение: между временем и безвременьем, между изменчивым и непреходящим. Наш рабби наделён непреходящей любовью, как сказано: «Всякая любовь, зависящая от обстоятельств: изменились обстоятельства — иссякла любовь; но любовь, которая не зависит от обстоятельств, непреходяща» (Авот 5:16).

 

Вышла замуж за рабби Акиву дочь Бар Калбы Савуа. Услышал об этом Бар Калбы Савуа и её наследства лишил.

Ушла и вышла замуж за него. В зимние дни они спали в сенном сарае, и он соломинки из её волос выбирал. Сказал ей:  

— Если бы мог, подарил бы тебе золотой Иерушалаим.

Пришёл к ним Элияѓу в образе человека и в дверях, обратившись к ним, попросил:          

— Дайте мне немного соломы — жена родила, и нет у меня ничего, на чём её положить.

Сказал рабби Акива жене:

— Видишь, у человека нет даже соломы.

Сказала ему:

— Иди в дом учения.

Ушёл. Двенадцать лет [учился] у рабби Элиэзера и рабби Иеѓошуа. По завершении двенадцати лет пришёл домой. Услышал сзади дома, как один злодей его жене говорит:

— Хорошо сделал твой отец: во-первых, потому что тебе он не пара, а также потому что оставил тебя на все эти годы вдовой.

Сказала ему:

— Если бы слышал меня, оставался бы ещё двенадцать лет [в доме учения].

Сказал:        

— Так как разрешила мне, назад возвращусь.

Вернулся, пошёл и оставался ещё двенадцать лет. И пришёл с двадцатью четырьмя тысячами пар учеников. Все вышли навстречу ему, и она поднялась выйти навстречу ему. Сказал ей тот же злодей:

— А ты куда?

Сказала ему:

—  «Праведник знает душу животного» [Притчи 12:10].

Пошла, чтобы он увидел её, но оттолкнули её ученики. Сказал им:

— Оставьте её. Моё и ваше — её.

Услышал Бар Калбы Савуа и попросил [освободить] от обета своего, и был освобождён (Недарим 50а).

 

            «Оставьте её», — говорит рабби Акива ученикам. «Оставьте его», — говорит Всевышний ангелам, хотевшим убить дерзкого старца (Ѓейхалот зутарти).

            Приводя ещё один вариант рассказа (Ктубот 62б-63а), отметим самое примечательное отличие: здесь выясняется причина отказа отца признать неравный брак дочери, он отвергает зятя не из-за бедности и низкого социального положения, но из-за его не учёности.

 

Рабби Акива был пастухом у Бен Калбы Савуа [= Бар Калбы Савуа]. Увидела его дочь, что он замечателен и скромен, сказала ему:

— Если выйду за тебя замуж, пойдёшь ли ты в дом рава [учиться]?

Сказал ей:

— Да.

Вышла за него замуж тайно и послала [учиться]. Услышал отец, выгнал её из дома и лишил содержания. Пошёл [рабби Акива] и в доме рава двенадцать лет находился. Когда пришёл [домой], привёл с собой двенадцать тысяч учеников. Один старец, услышав, сказал ей:

— До каких пор будешь жить вдовьей жизнью?

Сказала ему:

— Если бы послушался меня, оставался бы там ещё двенадцать лет.

Сказал [рабби Акива]:

— По её желанию сделаю. 

Вновь пошёл и в доме рава ещё двенадцать лет находился. Когда пришёл [домой], привёл с собой двадцать четыре тысячи учеников. Услышала жена его — вышла навстречу. Сказали соседки:

— Одолжи одежду — одеться!

Сказала им:

—  «Праведник знает душу животного» [Притчи 12:10].

Подойдя к нему, пала ниц, стала целовать его ноги. Слуги оттолкнули её. Сказал им:

— Оставьте её. Моё и ваше — её.

Услышал её отец, что важный человек в город пришёл. Сказал:

— Пойду к нему, может быть, освободит от обета.

Пришёл к нему. Сказал [рабби Акива]:

— Ты дал обет [с условием], что важным человеком [станет] он?

Сказал ему:

— Даже если одну главу, один закон [выучит].

Сказал ему:

— Это я!

Пав ниц, целовал ноги его, отделил ему половину имущества своего.

Дочь рабби Акивы сделала то же для Бен Азая. Говорили люди: «Пошла овца за овцой, как сделала мать, так и дочь её сделала».

 

Согласно этой версии, богатством в своей многовариантной биографии рабби Акива обязан  тестю, согласно другой — праведному прозелиту по имени Ктия бар Шалома, совершившему Освящение Имени и завещавшему имущество рабби Акиве (Авода зара 10б).

 

           

Рахель и золотой Иерушалаим

 

            Перед нами хрестоматийный текст, вошедший в различные сборники мидрашей разных эпох. Как все рассказы о мудрецах, и этот автономен и самодостаточен, с другой стороны, узнаёт себя (или отдельные мотивы) в иных, которым обязан своими кодами, из которых важнейший — жена мудреца. Почти все мудрецы были женаты, но даже имена жён не сохранились. Исключение — Брурия, жена рабби Меира, ученика рабби Акивы, отличавшаяся высокими познаниями и даже принимавшая участие в дискуссиях мудрецов. Увы, согласно одной из версий её агадической биографии, приведенной Раши, учёность не довела Брурию до добра: она покончила с собой, после того как её соблазнил один из мужниных учеников (Раши к Авода зара 18б, нач. слова «И есть говорящие из-за случившегося с Брурией»). Иное дело Рахель — образец самоотверженности, преданности не только мужу, но и делу жизни его: идеальная жена идеального мужа.

            Народ нуждается в герое — объекте любви и подражания, в котором воплощается идеальное «я». Герой далёк и абстрактен, его с лёгкостью можно наделить великой и счастливой судьбой взамен своей — никчемной и незадавшейся. Я и моя жена — нищие потомки  нищих, бесправные дети бесправных. Его жена — богатая и дочь богатого. Он (идеальный я) мудр, сказочно богат и могуществен, но  был таким не всегда, значит, таким и я могу стать. Тайное, иногда подсознательное, желание — важнейший творческий импульс, а перевоплощение в героя — важнейший фольклорный (и массовой культуры) мотив. Главное не в отличии меня от него,  но  в сходстве: безвестный сын безвестного отца, безродный пастух. Аристократы, потомки Эзры в десятом поколении подобные истории сочинить не в состоянии. У них способности к жанрам иным: историческим хроникам, придворным историям, вроде свитка Эстер, одной из наиболее проблематичных книг ТАНАХа, не найденной, кстати, в  Кумране, где были обнаружены остатки (хоть пять строчек) всех остальных книг, вошедших в канон.

            Поэтика народного рассказа всегда максимально контрастна. В нашем два полюса: пастух — Бар Калбы Савуа. Противопоставление абсолютное. Сюжет — полная перемена: бывший внизу оказывается наверху. Если вначале Акива служит у Бар Калбы Савуа, то в финале тот не только отдаёт ему половину богатства и благословляет брак  дочери, но и целует ноги бывшему своему пастуху. Справедливость восторжествовала. Истинная иерархия утвердилась.  

            С тех пор, когда были праотцы пастухами, много воды утекло. В мире рассказчика пастух — низшая ступень иерархии. Это заставляет вспомнить Давида, младшего из многочисленных братьев, помазанного в цари от овец. Превращение пастуха, превращение меньшого  в царя — архетип рассказа о превращении рабби Акивы.

            Бар Калбы Савуа — имя богача, ставшее нарицательным. С ним встречаемся в знаменитом рассказе о трёх богачах, готовых обеспечить Иерушалаим во время осады. Там же (Гитин 56а) — объяснение имени-прозвища: «Каждый входящий в его дом, как собака (калба) голодным, уходил сытым (савуа)». Толкование крайне комплементарное. Однако первоначально наверняка читалось иначе. Сын сытой собаки звучит не слишком приятно, тем более что евреи собак не привечали. Читаем о Турнус Руфусе, который гневался на рабби Акиву и грозился убить за то, что во сне приснились тому две собаки, одну звали Руфус, другую — Руфина (имя его жены, Танхума, Трума 3).

            Другой герой рассказа пророк Элияѓу не редок в текстах о рабби Акиве, время жизни которого и возникновения рассказов о нём: нищета, разорение, голод после разрушения Храма и разгрома восстания. Пророк Элияѓу жил в царствование Ахава, которому предсказывает: «Жив Господь Бог Израиля, пред которым стою, ни росы, ни дождя в эти годы не будет,// только по моему слову» (Цари 1 17:1). Рабби с бедняком делится сеном, в награду получая богатство. Собственно, наш рассказ и приводится в качестве иллюстрации того, как бедные мудрецы превращаются в богачей; в трактате Недарим ещё несколько историй, в том числе чудесного свойства, о таких превращениях. Этот мотив не изобретение авторов рассказов о рабби Акиве. Превращение, которое претерпевает или совершает пророк, встречается часто в ТАНАХе. По слову Господа, он просит хлеб у бедной вдовы, у которой горсть муки и масла немного, из чего Элияѓу просит приготовить ему лепёшку. Вдова готовит, в награду мука и масло не иссякают (там же 10-16). Человек Божий Элияѓу оживляет сына той женщины (там же 17-24), восстанавливает жертвенник Господа, языческих жрецов побеждает.  

            В рассказах о рабби Акиве немало мотивов из повествования об Элияѓу, немало аллюзий к нему отсылают читателя, глубинный подтекст создавая. Деяния рабби озаряются светом борьбы с отступившими от Бога, борьбы с неправедными властителями. Явившийся бедняком и получивший солому, пророк Элияѓу оставил не только благословение, но и освятил деяния потомка, которому, как и ему, было дано услышать  «тонкий звук тишины» (там же 19:12).   

            Литературный рабби (иного не знаем, в нашем сегодняшнем понимании о нём сведений нет, однако не факты определяют Традицию, но Традиция — факты) согласно различным источникам был, по крайней мере, дважды женат. Рассказ о Рахели — хрестоматийный. Другой, скрытый в толще Талмуда, не стал достоянием массового сознания (Авода зара 20а). У обеих жён (или иначе: у жены из одного рассказа и жены из рассказа другого) есть общее: обе со своей средой порывают. Первая, дочь богатого иерусалимца, — с отцом: разрыв социальный. Во втором случае из любви жена римского военачальника рвёт с мужем: разрыв национально-религиозный. Оба рассказа — вечная сказка о великой любви, старая, удобная, привычная форма, в которую вписан новый герой. Ради него эти рассказы и были усыновлены мудрецами, записавшими и включившими в книги, которые, даже горя на кострах, не сгорают. При самом феминистском уважении к героиням: те родились, чтобы сложился рассказ о национальном герое, жестоковыйно упорном (в рассказе из Недарим), сказочно удачливом, беззаветно преданном идеалу послехрамового иудаизма — изучению Торы (рассказ из Ктубот).

            Две жены — два периода жизни, два знака осуществлённости великой судьбы. Каждая — знак вызова чуждому миру. Жёны, подобно ключам, открывают в нём до времени потаённое, нереализованное, превращая в человека, чьё имя стало известно всему еврейскому миру от края до края (первый рассказ), чьё имя вошло в анналы чужого, огромного мира (второй). Особенно ярок рассказ о Рахели, не будь которой, не было бы в судьбе Акивы замечательнейшей победы. Рахель, жаждущая не временного, но вечного, ставящая условием замужества учёбу — необходимое, хотя и недостаточное условие превращения невежды в учёного. Изучение Торы — идеал, мудрецы — послехрамовая аристократия. В литературе мудрецов множество славословий по поводу и того, и другого, особую силу и значимость обретающих, будучи направлены за стены дома учения, вовне, где учёные получают признание. Это питало творческую силу сотворивших рабби  Акиву в окружении тысяч учеников, гиперболическое число которых — знак истинной силы.

Талмуд щедр на уничижительные высказывания о невеждах. Отдаёт дочь за невежду, словно отдаёт её на растерзание льву. «Каков лев? Топчет и поедает, у него нет стыда, так и невежда: бьёт и совершает половой акт, и у него нет стыда» (Псахим 49б). Это высказывание р. Меира, ученика рабби Акивы. Ему предшествует признание самого рабби. «Когда я был невеждой, то говорил: 'Кто даст мне учёного — укушу его, как осёл'. Сказали ему ученики: 'Рабби, скажи, как собака!' Сказал им: 'Этот кусает и ломает кость, а та кусает и кость не ломает'» (там же). Подозрение к людям учёным, к которым уже и сам принадлежал, сохранил рабби на всю свою жизнь, завещав сыну не селиться в городе, главы которого мудрецы (там же 112а).  

             Иудаизм никогда не замыкался в собственно еврейском мире. Поздний, в эпоху Талмуда, запрет на миссионерство не означал отказ от миссии: быть светом, нести слово Бога Живого народам. Чем тягостней положение, тем претензия на избранность дерзостней. Известно немало рассказов о переходе римлян (разумеется, знатных) в иудаизм. Прозелитами были даже император Нерон (р. Меир потомок его) и племянник императора Тита Онкелос, автор перевода Торы на арамейский язык (Гитин 56а, 57а).

            Если в древности закон рождался в результате внутриеврейского противоборства, то после разрушения Храма — в значительной степени в борьбе с внешними факторами. Главным делом жизни рабби Акивы было установление закона, его упорядочение и систематизация, важнейшая цель — достижение той формы и степени самоизоляции, которая обеспечивала самосохранение, защиту от чуждого мира. Особую актуальность обрела  герменевтика — системы толкования Святого Писания рабби Акивы и рабби Ишмаэля.

Невежда — мудрец. Однако счастливый конец не мог стать финалом этой судьбы. Он получился иным — могучим, трагическим, что неизбежно наводит на мысль о врождённой еврейской предрасположенности к трагедии как смыслу индивидуальной и национальной судьбы. Однако останемся пока в рамках судьбы благополучной, тем более что трагедийные мотивы ещё не очень слышны. Гениальный автор рассказа о великом муже и великой жене, имеющем две основные версии, сумел в коротком тексте поведать историю жизни, оставив вне рамок её смерть великого рабби. Однако именно смерть предопределила напряжение всех поворотов судьбы: пастуха — восхождение к славе, к богатству — бедняка, к учёности — неуча, освящённые жертвенной верностью женщины, подобно Пенелопе, ждущей вопреки всему мужа. Впервые в еврейской литературе женщина выступает не пассивным помощником. Идеальная жена — образ привычный. Но Рахель — инициатор учения. Её идеал не слава, не богатство — учёность.

            Эпоха после разрушения Храма стала временем противоборства духовных элит: старой, почитавшей превыше всего родословие, и новой, почитавшей учёность. Тесть рабби Акивы человек старо-нового времени: отвергает бедного и безродного неуча, принимает учёного и авторитетного. Рассказ о счастливо состоявшихся судьбах его и её есть документ исторический, с которым мало какой может соперничать за звание истинного свидетельства.

             Почему именно в судьбе рабби Акивы жена играет столь значимо непривычную роль? Среди всего нового, что внёс рабби в еврейскую жизнь, были законы, изменение роли женщины отразившие. В книге Воззвал (15:19-33) устанавливаются чрезвычайно строгие законы о женщине во время её отлучения. Прежнее толкование запрещало женщине в этот период почти любое общение. Рабби Акива по-новому истолковал эти законы, облегчив её положение (Сифра к Ваикра 15:33). В книге Имена (21:7): «И если человек дочь свою в рабыни продаст,// не выйдет она, как выходят рабы». Речь о праве отца продать дочь. Прежний закон: речь о продаже в наложницы, которая, не обладая правами жены, могла быть удалена из дома без разводного письма. Толкуя Тору, рабби установил: отец  может отдать дочь только в  служанки. Если  господин берёт её в жёны себе или сыну, она пользуется всеми её правами (Мехилта дер. Ишмаэль к Шмот 21:7).

            Рассказ о Рахели и рабби Акиве (именно такова здесь иерархия образов) существенно отличается от рассмотренных ранее (об Освящении Имени, о посещении больного р. Иеѓошуа, о восхождении в пардес и Иерушалаим), являющимися образцами элитарной культуры — мудрецов, знатоков Торы. Рассказ, имеющий несомненные народные корни, элитарной культурой усыновлён, что не является чем-то исключительно новым. Достаточно вспомнить фольклорные в основе повествования о пророках Элияѓу и Элише. (Можно ситуацию представить иначе: рассказ был сочинён в доме учения по модели народного, что сути никак не меняет.) Соотношение между текстами народной и элитарной культур всегда было в разительной степени в пользу последней: сохранить значило записать, на что монополия была у элиты. Почему рассказ был усыновлён мудрецами? В отличие от родовитых коллег, наш рабби не имел родословной, и, только став рабби Акивой после Освящения Имени, стал в биографии остро нуждаться, что этот текст и восполнил.

            Рахель — не только образец преданности и жертвенности. Она — образец воплощённости свободного выбора. Она — олицетворение лучших черт женщины, о которых читаем в Талмуде и Мидраше: обладающая  большой понятливостью (Нида 45б), мягкосердечием (Мегила 14б), скромностью, стыдливостью и целомудрием (Шир ѓаширим раба 4:22). Рахель — антипод дурных женских качеств: болтливости (из десяти мер болтливости, доставшихся миру, девять приходится на женщин, Кидушин 49б), легкомыслия (в отношении мужей, Шабат 33б), жадности, лени, сварливости, завистливости (Дварим раба 6:5).   

            Когда жили в  сарае, выбирал Акива соломинки, приставшие к её волосам. Сказал, будь богат, подарил бы золотой Иерушалаим. В период Мишны и Талмуда под влиянием эллинизма волосы завивали, украшали, умащивали. Длинные волосы были привилегией людей состоятельных, равно как и украшения для волос. Для ухода за волосами пользовалась услугами женщины-парикмахера (Шабат 94б). Солома — знак бедности. Волосы — знак самопожертвования Рахели, она их продаёт, чтобы обеспечить Акиве возможность учиться. Золотой город (золотой Иерушалаим) — украшение, воспроизводящее образ Города.

            Если рабби Акива — реальное историческое лицо, то его жена, образ которой стал частью национальной памяти лишь после смерти мужа, — плод литературной фантазии, убеждающий: у рабби Акивы могла быть только такая замечательно преданная жена, у которой совсем не случайное имя. Из всех жён праотцев в Торе наиболее симпатичен образ Рахели (Рахиль), жены Яакова, любимой и страдающей, преданной и самоотверженной, при родах умершей молодой (Вначале 35:19). Рахель — дочь богатого человека, «красива станом и красива видом» (там же 29:17), становится женой пастуха, семь лет работавшего за неё, и эти годы «были в его глазах, как несколько дней, из-за любви к ней» (там же 20). Сказано о Рахели: пастушка (там же 29), имя её означает: овца. С будущим мужем впервые встречается  у источника, куда скот приходит поить. Рахель долгое время остаётся бездетной, и единственный конфликт её с мужем связан именно с этим (там же 30:1-2). В рассказе о Рахели, жене рабби Акивы, о детях ни слова. Рассказ о Яакове и Рахели — архетип агады о Рахели и рабби Акиве, и она, в свою очередь, обрела архетипический статус. Одному из хасидских цадиков (праведников) рабби Авраѓаму Иеѓошуа Ѓешелю из Апты принадлежит эта притча.

 

Спросили рабби из Апты:

— Написано: «И служил Яаков за Рахель семь лет; и они показались ему как несколько дней, ибо любил её». Что значат эти слова? Наоборот, при такой любви каждый день должен был казаться ему годом?

Пояснил рабби:

— Есть два рода любви. Бывает любовь, жаждущая любимого и постоянно терзающая любящего, и тогда каждый час для него долог и труден, так как он мечтает обладать любимым существом. И бывает любовь истинная, которая заставляет любящего забыть о себе, и тогда всё равно, находится любимый за тысячу миль или рядом. Поэтому сказано: «И служил Яаков за Рахель семь лет, и они показались ему как несколько дней, ибо любил её». Он любил её, её, а не себя, и его любовь прильнула к ней и не докучала ему. Он не помышлял о себе и о своей страсти, и его любовь была истинной (М. Бубер, «Избранные произведения», с. 190-191).

 

            Золотой Иерушалаим рабби Акива Рахель подарил.

Жена раббана Гамлиэля ей позавидовала (Иер. талмуд Шабат 6:1, 7д).

 

Учителя и ученики

 

            В эпоху рабби Акивы зародился новый династический принцип,  какое-то время конкурировавший с прежним, а затем его победивший. Вавилонские главы изгнания ещё говорили о своей принадлежности к дому Давида, однако в постталмудическую эпоху это уходит в прошлое. Потомком царя Давида остаётся Мессия — в будущем, а в настоящем ими считали себя только цари — армянские и грузинские. Учитель — ученик: новое еврейское родословие. «С того дня, когда был разрушен Храм, прорицание было отнято у пророков и отдано мудрецам», — утверждал р. Авдими из Хайфы (Бава батра 12а). Принцип этого родословия утверждается в первой мишне Авот: «Моше получил Тору на Синае и передал её Иеѓошуа, Иеѓошуа — старейшинам, старейшины — пророкам, а пророки передали её мужам Великого собрания...» Родословие Акивы сына Иосефа хорошо нам известно: его учителя, учителя учителей.

            Рахель — идеал жены. Идеал жены мудреца. Долгие годы они живут врозь — обстоятельство, давшее основание исследователю назвать рабби Акиву «основателем того своеобразного обычая 'монашества' в браке, который, хоть и не приобрёл широкой популярности в иудаизме, всё же продолжал существовать в течение долгих веков» (Луи Финкельстайн, «Рабби Акива»,  с. 66). 

            Учился Акива у Элиэзера бен Ѓоркеноса и Иеѓошуи бен Ханании.  Элиэзер бен Ѓоркеноса — единственный, кого впоследствии Акива называл «рабби» —  «мой учитель». О нём наш рабби сказал:  с его смертью похоронена книга учения (Санѓедрин 68а, 101а). Поэтому родословную рабби Акивы следует вести в первую очередь по линии р. Элиэзера, имевшего репутацию охранителя традиций, говорившего, что за всю свою жизнь не сказал ни одного слова, которого бы не слышал от своих учителей (Сукка 28а). И р. Элиэзер и р. Иеѓошуа (один из спутников во время восхождения в Иерушалаим) — ученики раббана Иоханана бен Закая, основавшего после разрушения Храма иешиву в Явне, где были заложены основы иудаизма, носящего наименование талмудического. Как это будет сказано и о рабби Акиве, Иоханан бен Закая сорок лет занимался делами мирскими, сорок лет учился и сорок лет других обучал (Рош ѓашана 31б). В литературе мудрецов новый династический принцип часто выражается в судьбе ученика по образу и подобию учителя. Р. Элиэзер удостоился высшего признания потомков, приписавших ему знаменитую книгу, которая, согласно общепринятому мнению, была написана во второй половине восьмого века неизвестным автором и представляла собой эклектичное сочинение, стремящееся к созданию философско-религиозного и литературного единства доселе не виданного порядка — единства книги. Пиркей рабби Элиэзер (Сочинения рабби Элиэзера) была исключительно популярной. В качестве вступления к ней (гл. 1-2) приводится рассказ о начале ученичества будущего учёного, который исследователи считают позднейшей вставкой.

            Элиэзер пахал отцовскую землю. Дважды во время работы отец застаёт его плачущим. Почему плачет? Ответил: хочет Тору учить. Отец возразил, что тому двадцать восемь, пора, женившись, родить детей и посылать в школу их. Две недели Элиэзер не ест. Явился пророк Элияѓу, спросил, почему плачет. После этого третьего плача исполнил Элиэзер совет Элияѓу: отправился в Иерушалаим учиться у раббана Иоханана бен Закая. В четвёртый, по фольклорно-литературному счёту решающий раз плачет Элиэзер в присутствии р. Иоханана бен Закая, которому сообщает о своём полном невежестве, о  возрасте не говоря. Согласился р. Иоханан научить его трём основным молитвам, а после пятого плача — каждую неделю двум законам его обучать. После шестого (в присутствии р. Иоханана — третьего) плача выясняется, что восемь дней Элиэзер не ел (Пиркей рабби Элиэзер, гл. 1).

            В обеих судьбах  —  рабби Элиэзера и рабби Акивы — в своей обычной роли спасителя появляется пророк Элияѓу. Оба бедны, и присутствует зловещая фигура виновника бедности — тестя в рассказе о рабби Акиве, отца — в рассказе о р. Элиэзере. В обоих  рассказах исполняется желание героя, оборачивающееся триумфом.

            Отправившийся по наущению других сыновей в Иерушалаим отец Элиэзера попадает на праздник к р. Иоханану бен Закая, на котором присутствуют самые знатные люди, среди них Бен Калбы Савуа. Р. Элиэзер демонстрирует участникам пира учёность: «сидит и толкует, и лицо его сияет, как свет солнца, и исходят лучи, как лучи Моше, и неизвестно никому, день или ночь» (там же гл. 2).

Тесть во время триумфа рабби Акивы падает ниц и целует ноги его. Отец стоит перед сидящим сыном во время толкования Торы. Видя его триумф, он сообщает зловещую цель своего прихода — лишить сына наследства, и новое решение — лишить наследства братьев, отдав всё ему. Стихами из Писания р. Элиэзер отвергает и землю, и серебро, и золото (там же).

            Сходство рассказов о начале ученичества Учителя (р. Элиэзера) и Ученика (рабби Акивы) несомненно. Остаётся добавить, что создание рассказа (по крайней мере, письменной версии) о рабби Акиве предшествовало созданию рассказа о р. Элиэзере. Таким образом, Ученик рождает Учителя.

            Рабби Акива выполняет завет Бога, данный пророку: «Сохрани свидетельство,// запечатай Учение средь учеников Моих» (Иешаяѓу 8:16). Подобно своим учителям и ученикам, он следует  завету мужей Великого собрания (Авот 1:1): «Умножайте число учеников». У агады удивительная в своём пристрастии к определённым числам знаковая арифметика. В первый раз возвращается рабби Акива домой один после двенадцати лет учебы. Узнав желание Рахели, он уходит и вновь возвращается ещё через двенадцать лет с двадцатью четырьмя тысячами пар учеников (Недарим 50а). Но все ученики рабби Акивы умерли.

            Период между праздниками Песах и Шавуот — особый период годичного цикла. В первые тридцать три дня этого периода принято соблюдать определенные траурные ограничения, главное из  которых — не устраивать свадьбы. Причина? В это время умерли ученики рабби Акивы.

            Рассказ о новых его учениках существует в нескольких версиях. Остановимся на тексте (Брешит раба 61:3), написанном приблизительно в пятом веке, который отличается от ровесника из  Вавилонского талмуда (Иевамот 62б) тем, что создан в Земле Израиля. Решающим аргументом в выборе наиболее аутентичного текста является то, что большую часть агадического материала Вавилонский талмуд почерпнул из израильских источников.

            Рассказ о новых учениках входит в состав мидраша, толкующего стих: «Взял Авраѓам ещё жену, имя её Кетура [Хеттура]» (Вначале 25:1). Искусство толкователя в том, чтобы, взяв стих из Писания (Восхвалений, Притч, пророков и пр.), путём философско-литературных построений перейти от него к стиху, которым должно начаться публичное чтение фрагмента Торы в субботу. Частью такого построения наш рассказ и является. Начинается толкование стихом  из Коѓелета (11:6):

 

 

Р. Акива говорит. Если были у тебя ученики в молодости, возьми себе учеников в старости, ибо не знаешь, о которых Всевышний заповедал тебе — об этих, тех или и о тех и других. Двенадцать тысяч пар учеников было у р. Акивы — от Гват до Антипатриса [наиболее вероятное прочтение: вся Иудея], и все умерли в одно время. Почему? Завидовали друг другу. А в конце породил семерых: р. Меира и р. Иеѓуду, р. Иоси и р. Шимона, и р. Элазара бен Шамуи, и р. Иоханана Ѓасандлара, и р. Элиэзера бен Яакова. А есть говорящие: р. Иеѓуду и р. Нехемию, и р. Меира, и р. Иоси, и р. Шимона бен Иохая, и р. Ханину бен Хахиная, и рабби Иоханана Ѓасандлара. Сказал им: «Мои первые сыновья [ученики] умерли лишь потому, что завидовали друг другу [в изучении Торы]. Помните об этом, чтобы не поступать, как они поступали. Встаньте, наполните всю Землю Израиля Торой» (Брешит раба 61:3).

 

            Что сказал толкователь Торы полторы тысячи лет назад, в чём своих слушателей хотел убедить? В величии рабби Акивы? Нужды в этом не было. В том, что у него было множество учеников по всей стране? Это приводится как факт общеизвестный. Причина смерти учеников? Похоже, здесь и сейчас толкователю это не важно: он сосредоточен на стихе «Взял Авраѓам ещё жену, имя её Кетура», из которого трудно извлечь могущее служить уроком, научить, взволновать. Не забудем и отправную точку: «Утром сей семя...»  Что получается? Если сеять вечером женитьбе на Кетуре подобно, то сеять утром — женитьбе на Саре. Аналогия не сложна. А в построении, которое начальную и конечную точки соединяет, — об учениках. Цель и смысл брака — дети. Дети — ученики рабби в юности, противопоставлены детям — ученикам его старости. Вместо родословной праотцев (Авраѓам — Ицхак — Яаков...) у поколения рабби Акивы и идущих за ним: учитель-отец — дети-ученики.

            А теперь вернёмся к противопоставлению двух поколений учеников и причинам их смерти. Исследователи убедительно продемонстрировали: ограничения траурного характера в период весны — начала лета существовали и до рождения рабби Акивы, они  были заимствованы из римского календаря. Связь со смертью учеников великого рабби привнесена была позже. Впервые об их гибели читаем в трактате Иевамот (62б), где указывается причина —  эпидемия какой-то болезни. В нашем тексте причина гибели  определена однозначно: учёность мере праведности не соответствовала, а это единство есть идеал, утверждаемый в талмудическом споре о том, что важнее — изучение Торы или праведные дела. Вывод, к которому пришли мудрецы: изучение, которое приводит к праведным делам (мнение рабби Акивы: важнее изучение, Кидушин 40б). Сам рабби никогда исполнение заповедей не откладывал, о чём свидетельствует рассказ из Недарим (40а).

 

Происшествие с одним из учеников р. Акивы. Этот ученик заболел, но мудрецы навещать его не ходили. Пришёл р. Акива его навестить, и, когда подмёл и обрызгал пол, тот ему говорит: «Учитель, ты меня оживил!» Выйдя, р. Акива учил: «Всякий, кто не навещает больного, будто кровь проливает!»

 

            Подобно учителю, поступало большинство учеников. Об одном из них р. Иеѓуде бен Илая рассказывается, что тот, чтобы проводить покойника, откладывал изучение Торы, и что брал миртовую ветвь и с ней плясал перед невестой (Ктубот 17а).

            По одной из версий, историчность которой сомнительна, ученики рабби были воинами Бар Кохбы и погибли во время антиримского восстания. Но роль самого рабби в восстании проблематична, и, если он был казнён вскоре после подавления восстания, когда сумел воспитать семерых? С другой стороны, трудно не отнести ко времени после поражения восстания слова из Иевамот (62б): «Мир был пуст, пока р. Акива не пришёл к нашим учителям на юге. Его учениками были р. Меир, р. Иеѓуда, р. Иосе, р. Шимон, р. Элазар бен Шамуи. Они и восстановили Тору в то время». После разгрома восстания некоторое время ученики рабби Акивы, вероятно, являлись высшим религиозным авторитетом, о чём свидетельствует их встреча с целью установления високосного года, что обычно являлось прерогативой главы мудрецов (Иер. талмуд Хагига 3:1, 78д).

             Один из семерых р. Шимон бар Иохая удостоился высшей еврейской награды: классическое мистическое сочинение Сефер ѓазоѓар (Книга сияния), текст которой написан в 13 в., содержит предания, афоризмы и притчи самого р. Шимона, его сына и ближайших учеников. Преследуемый римлянами, двенадцать лет скрывался р. Шимон с сыном в пещере, где благодаря чуду появились рожковое дерево и родник, питавшие и поившие их. О смерти кесаря, следовательно, о возможности покинуть убежище сообщает беглецам пророк Элияѓу.

            Подобно учителю, р. Меир утверждал высшей ценностью изучение Торы: «Сократи дела свои и занимайся Торой, и будь скромен с каждым человеком; и если отвлёкся от Торы, перед тобой множество зряшного; и если ты усерден в Торе, есть у Него для тебя награда великая» (Авот 4:10). Отличавшийся остроумием, он, встречая одинокого путника, имел обыкновение приветствовать его: «Приветствую тебя, на смерть обречённый!» Двоим собиравшимся в путь обыкновенно говаривал: «Приветствую вас, обречённые на споры». Встречая троих, говорил: «Привет вам, миротворцы» (Коѓелет раба к 4:3). Рабби Меир был переписчиком книг. Вследствие преследований вынужден был бежать из страны (Мегила 18б), а, вернувшись, стал одним из глав Санѓедрина (высшего органа мудрецов) в Уше. Блестящий учёный, которого Шимон бен Лакиша назвал «святые уста», р. Меир внёс огромный вклад в формирование Мишны: любая анонимная мишна представляет точку зрения р. Меира, следующего взглядам рабби Акивы (Санѓедрин 86а; Иер. талмуд Иевамот 4:11). Известный упорством в отстаивании своего мнения, он вступил в конфликт с р. Шимоном бен Гамлиэля, главой мудрецов, что привело к временному отлучению. Жизнь р. Меира полна трагизма: его тесть р. Ханания бен Традиона — один из десяти, мученически погибших после восстания Бар Кохбы, сестра жены оказалась в публичном доме, откуда р. Меиру удалось её вызволить. Оба его сына умерли одновременно. По мысли р. Меира (Брешит раба 9:4), смерть есть благо, ибо ведёт к бессмертию: слова тов мэод (очень хорошо) он предлагал читать тов мот (хороша смерть). В 18 в. среди евреев диаспоры распространился обычай держать в доме кружку Меира Чудотворца, куда перед зажиганием субботних свечей опускали монету. Собранное назначалось на содержание могилы р. Меира близ Тверии, место, прославившееся тем, что защищало от опасности, изгоняло злых духов, излечивало от бесплодия.

            Рабби Акива был осознан Традицией главным строителем нового национально-религиозного здания, обнаружившего удивительную сейсмостойкость. Ученики рабби Акивы не только разделяли взгляды учителя, не только дело его продолжали, своими агадическими судьбами они во многом жизнь его повторили, подтверждая: его жизнь и смерть вселяют веру, придают силы жить, когда обрушившиеся несчастья делают жизнь невозможной.

            Ответим на остающийся без ответа вопрос: почему в нашем рассказе два обычно далёких друг от друга мотива соединены воедино, почему две обычно отличных темы — о великой любви и безгранично преданной жене и учителе и учениках объединились?  Ученики, изучение Торы — главное детище рабби Акивы, смысл его жизни. Соединение мужского и женского —  условие зачатия жизни. Соединение столь отличного переводит наш рассказ в иную плоскость, онтологизируя внешне непритязательное повествование.

У шедевра, рассказа о Рахели и Акиве из Вавилонского талмуда есть вариант более ранний, созданный в Земле Израиля, на родине агады. Он не столь романтичен, суше, таинственней. Вавилонская версия посвящена рабби и его ученикам, рабби и его жене, а версия Авот дерабби Натан (А,6) приводит эти мотивы в крайне редуцированном виде. Характер текста здесь личностный, герой предстаёт «одиноким верующим человеком» (р. С. Соловейчик), ищущим Бога и даже в начале дороги к учёности прибегающий к герменевтическому приёму кал вахомер: если — тем более.

           

Каким было начало рабби Акивы? Рассказывали: было ему сорок лет, и не учил ничего. Однажды, стоя у колодца, сказал: «Кто выдолбил этот камень?» Сказали ему: «Вода, постоянно падающая на него каждый день». Сказали ему: «Акива, читал ли ты 'Вода камни стирает…'» [Иов 14:19]? Тотчас совершил про себя рабби Акива кал вахомер: если мягкое обтесало твёрдое, слова Торы твёрдые, как железо, не продолбят сердце моё из плоти и крови?

Немедленно вернулся — учить Тору. Пошёл вместе с сыном  к учителю детей. Сказал ему рабби: «Обучи меня Торе!» Взял рабби Акива дощечку, и сын его взял дощечку. Написал ему [учитель буквы] алеф-бет — выучил. Алеф-тав — выучил. Тору коѓенов — выучил. Учил и уходил, пока всю Тору не выучил. Пошёл, предстал перед рабби Элиэзером и рабби Иеѓошуа, сказал им: «Учителя! Откройте мне смысл Мишны». Когда сообщали один закон, уходил, садился и сам себе говорил: «Почему написан этот алеф, почему написан этот бет, почему это сказано?» Возвращался, спрашивал их и доказывал им.

Рабби Шимон бен Элазара говорит. Приведу тебе притчу. С чем это схоже? С каменотёсом, рубившим в горах. Однажды взял в руку топор, пошёл к горе, у неё расположился и стал от неё маленькие куски отбивать. Пришли люди, сказали: «Что делаешь?» Сказал: «В Ярден [Иордан] передвигаю её». Сказали ему: «Разве ты способен всю гору переместить?!» Отбивал и уходил, пока до большой скалы не добрался. Подобрался под неё, подрыл и в Ярден передвинул. Сказал: «Не это твоё место, а то!» Так поступил рабби Акива с р. Элазаром и р. Иеѓошуей.   

Сказал ему р. Тарфон: «Акива, о тебе Писание говорит: 'Потоки рек он останавливает,// скрытое выводит на свет' [Иов 28:11]». Скрытое от людей вывел рабби Акива на свет.

Каждый день приносил связку дров, половину продавал и с этого жил, а половину использовал на свои нужды. Воспротивились соседи, сказали рабби Акиве: «Пропадаем от дыма. Продай их и на эти деньги масло купи, и будет тебе свет светильника». Сказал: «Многое получаю от них, во-первых, благодаря им [свету, который дают] учусь я, во-вторых, благодаря им я греюсь, в-третьих, сплю я на них».

В будущем сможет рабби Акива потребовать в суде наказания каждому, который в ответ на вопрос: «Почему не учили Тору?», ответит: «Бедными были». Скажут им: «Разве рабби Акива не был самым бедным и нищим?» И если скажут: «Из-за наших детей!», ответят: «Разве у рабби Акивы не было сыновей и дочерей?» И скажут: «Рахель удостоилась этого, его жена». В сорок лет пошёл учить Тору, через тринадцать лет обучал Торе публично.

Сказали: «Не покинул он этот мир, пока не было у него серебряных и золотых столов, и в кровать по золотой лестнице не поднимался, и выходила его жена в дорогих одеяниях и с золотым Иерушалаимом. Говорили ученики: «Позоришь ты нас, рабби, тем, что ей сделал». Говорил им: «Много бед претерпела она со мной ради Торы!»

 

            В этом тексте, в Земле Израиля созданном,  у жены рабби Акивы есть имя — Рахель. В вавилонских источниках она безымянна. Но, обсуждая их, мы называли её по имени.  

            Библейская Рахель родила Иосефа и Биньмина.

Агадическая — того, кто скрытое вывел на свет.

 

 

Послесловие

Место в восьмом ряду

 

           

            Рабби Акива? Возлюбленность страданий, парадоксальный смех-плач, осознанность провидения и свобода воли, прорыв к пардесу, любовь. Всё это — постичь, проецируя наше сегодня на эту судьбу, сюжеты этой удивительной жизни, через которую, прошёл эпохальный разлом: завершилась эпоха Храма, жертвоприношений, пророков, наступила эпоха Книги, молитвы и мудрецов. На глазах рабби Акивы закрылась дверь в тысячелетнее прошлое, открыв миру — смертью смерть поправ, граду — жизнью жизнь утверждая.      

            Замещая разрушенное, невозможно на пустом месте воздвигнуть новое здание. Место не пусто — усеяно обломками: одни вредны, бесполезны другие, третьи бесценны для нового здания. Новой эпохе был необходим новый Моше: воплощение вечного и созвучного времени национального идеала, способного, как выразился по иному случаю р. Кук, обновить старое и освятить новое.

            Агадическая биография рабби Акивы убедительно опровергает замечательно точное: человек рождается один и умирает один. Рабби рождается вместе с Рахелью в присутствии учителей и умирает окружённый учениками, участвуя в давнем споре: Освящение Имени — смерть в одиночестве или деянье публичное.

            Мы мало знаем о жизни Акивы сына Иосефа. О рабби Акиве знаем мы всё. Знаем главное — его слово, которым отвоёвывал у хаоса разрушенный мир. Едва ли не любой еврейский обычай получил жизнь через слово. Почему новобрачных провожают с зажжёнными свечами? Удвоенное цифровое значение слова нер (свеча) совпадает с цифровым значением выражения пру урву (плодитесь и умножайтесь). Железо в качестве оберега? Нотарикон: барзель (железо) — начальные буквы имён праматерей: Билѓа (Валла), Рахель, Зилпа (Зелфа), Лея (Лия). Ивовые листья против бесплодия? Гематрия: цифровое значение слова арава (ива) = числовому значению слова зера (семя).

            Деяния мудрецов: поступок и слово, но и здесь слово важней, изначальней. Даже восхождение на казнь — поступок во имя слова, во имя Шма, провозглашенного здесь и сейчас.  

            Деяния мудрецов при кажущейся безграничности возможностей — ситуаций, характеров, отношений между героями — жанр в средствах чрезвычайно разборчивый. Его морфология ждёт исследователя, который определит весьма небольшой набор элементов, из которых эти тексты слагаются. Но читатель имеет дело не с элементами, а с их комбинациями, число которых огромно. Этот жанр не предполагает ни жизнеподобия, ни личностного портретирования, ни деталировки места и времени. Значимо общее, которому индивидуальное придаёт особый блеск, подобно инклюзии, которая  ценность янтаря меняет разительно. Рассказы о рабби Акиве отличны инклюзиями, придающими им лица необщее выраженье, позволяющими разглядеть черты великого рабби.

            О  рабби Акиве говорили, что имя его известно во всех краях мира (Иевамот 16а), что «достиг ступени, граничащей с пророческой» (Кузари 3:65). Пришедший в мир в его роковые минуты, он был из тех, кто превратил иудаизм после разрушения Храма в номократию, власть закона.

            Практически все фрагменты «жития» рабби Акивы лишены и намёка на чудо. Оно прописано реалистично, в нём  много зияющих пауз, и каждая — вызов потомкам: не записанное услышать, недосказанное восполнить. В агадической биографии рабби нет малозначащих подробностей и деталей, каждое событие обретает необыкновенные величие и монументальность, утверждая истину со вкусом смерти, страдания, свободы, любви, сопричастности тайне, смеха, рождения, дольней жизни и горнего бытия.

            Читатель наверняка обнаружил особенность этой книги. Автор не стремится собрать воедино «всё» о герое, полагая: несколько пограничных экзистенциальных ситуаций, в которых, разрывая-пронизывая время и вечность, сверкнёт несколько мгновений этой судьбы, скажут больше всеохватывающей монографии. Миг героя — мгновения автора и читателя: протянуть нить, соединить.

 

Рав Иеѓуда сказал от имени Рава. Когда Моше поднялся на гору,  нашёл  Святого благословен Он сидящим и прикрепляющим к буквам короны. Сказал: «Властелин мира, что останавливает руку Твою [даровать Тору без этих корон]? Ответил: Через много поколений родится человек по имени Акива бен Иосефа, который  истолкует каждый кончик [буквы и нанижет на него] много законов. Сказал Ему: «Властелин мира, покажи мне  его!» Ответил Он: Обернись!

Пошёл, сел в конце восьмого ряда [дома учения рабби Акивы] и, будучи не в состоянии понять, о чём там говорят, почувствовал слабость. Но когда рабби Акива дошёл до определенного вопроса и ученики спросили его: «Учитель, откуда ты это взял?»,  и  тот ответил: «Таков закон, данный Моше на Синае», почувствовал облегчение. Возвратившись к Святому благословен Он, сказал: «Властелин мира, у Тебя такой человек, а Ты даруешь Тору через меня?» (Менахот 29б)

 

Мир дан в совершенстве — предвиденной  неполноте, восполнение которой — свободный выбор свободного человека.

            Тора — совершенный закон, дарованный в предвиденной незавершённости: человеку заповедано нанизать законы на кончики букв.

            Какое место занимает рабби Акива в еврейском мире, чем отличен от великих предшественников и современников, чем удивил и продолжает он удивлять? В чём сущность его парадоксов: почему всю жизнь печалился он о стихе «всей душою своей», почему сказал р. Иеѓошуе и всем нам: «Возлюблены страдания», почему, совершив разрывание одежды, он засмеялся?

            Одинока смерть-рождение человека, смерть-рождение великого человека публична. Смерть-рождение рабби Акивы сакральна.

            История даровала нам право, в отличие от Моше, без спросу  войти и занять место в последнем, восьмом ряду дома учения рабби Акивы. 

Войдем — этот дар благословляя.

Услышим бесконечно длящееся слово рабби Акивы.