Комментарий | 0

Три пророка. Часть 3. Иехезкэль (Иезекииль)

 

 
Сын человечий

 

Сын человечий, на ноги встань, Я буду с тобой говорить (2:1).

           

            Сын человечий. Этим именем Господь отметил, отделил пророка изгнания от предшественников. Чем Господь пророка-изгнанника наделил?

            Моше, Иешаяѓу и Ирмеяѓу пытаются «отговориться» от пророческой миссии, от обжигающего инстинктивно отпрянуть. Иехезкэль миссию-приговор принимает безропотно, словно ошарашивающее видение парализовало волю, отняв у человечьего сына человечьи инстинкты.

            Иехезкэль сообщил дату первого видения, случившегося в Бавеле, на реке Кевар: «в тридцатый год, в пятый день четвертого месяца» (1:1), это же «пятый день этого месяца,// это пятый год изгнания царя Иояхина» (там же 2). В этот день была на нем рука Господа. Это выражение, суть которого — избрание, у Иехезкэля встречается семь раз (1:3; 3:14,22; 8:1; 33:22; 37:1; 40:1).

            В этот день иерусалимский коѓен, изгнанник Иехезкэль был избран устами Господа, Его посланником народу Израиля. Иехезкэль не случайно указал две даты начала пророческой миссии. За пять лет до этого в его жизни и в жизни около десяти тысяч его соплеменников произошел не перелом — Катастрофа. То, о чем предупреждали предшественники, пророки Иешаяѓу и Ирмеяѓу, случилось.

            За пять лет до этого Иеѓояхин (Иехонъяѓу, Иояхин, Иехония) сын Иеѓоякима, вступивший на престол во время восстания против Бавеля в возрасте восемнадцати  лет и царствовавший около трех месяцев, зимой 598/97 г. до н. э. сдал Иерушалаим вавилонянам. Он был выслан в Бавель с матерью, семьей, приближенными, воинами и мастерами.

            Изгнанники из Шомрона, северного еврейского царства, уведенные в изгнание раньше, были расселены в западных провинциях Ашура (Ассирии) и на востоке — в Мидьяне (Мидии). Изгнанники из Иеѓуды были отправлены в сам Бавель, большинство — в Центральную и Южную Месопотамию, в пустовавшие после войн с Ашуром окрестности города Ниппур, расположенного по обеим сторонам широкого канала Евфрата.

            Эти места лежали в руинах. Тель на иврите: холм руин, и многие еврейские поселения имели в названиях это слово: Тель-Авив, Тель-Мелах, Тель-Харса. Основное занятие изгнанников — земледелие. Социальное устройство — поселения-общины, во главе которых стояли «старейшины Иеѓуды», «старейшины изгнания». Изгнанный царь живет при дворе, и царь Бавеля к нему относится благосклонно.

            Как ни старались изгнанники сохранить прежний уклад, но сделать это было почти невозможно. Новые названия месяцев, новый арамейский шрифт (с тех пор остающиеся у евреев) и даже новое печальное летоисчисление: по годам изгнания. В Бавеле под влиянием пророков религиозное сознание очищается от «гнусности», «скверны» язычества. Храм погиб. Жертвоприношения приносить невозможно. Основной формой служения Господу у изгнанников стала молитва. Местом служения Богу — дома народных собраний (по-гречески «собрание» — синагоге), которые названы в пророчестве Иехезкэля «малым Храмом».

            Мы не знаем, сколько длился путь из Иерушалаима до Тель-Авива, не знаем, сколько изгнанников умерло на этом пути, не знаем, что было с близкими Иехезкэля. Он не оставил об этом ни слова: в хронотопе пророчества нет места дороге. Изгнанник-коѓен ее прошел. А пророку Иехезкэлю, волей Господа в видениях в Иерушалаим, в Храм возвращенному, этот тягостный хронотоп ни к чему.

            Изгнанников-пленников обычно вели колонной, соединив их единой цепью, которую крепили к носу или к щекам пленников. Но Иехезкэлю и сотоварищам из первой волны изгнанников, видимо, повезло: они были ценным, «ученым» трофеем. Так сказать, философский корабль пустыни.

            Между сдачей города и первым видением Иехезкэля — около пяти лет. Сколько заняла дорога неведомо. Где жил Иехезкэль до появления в Тель-Авиве неизвестно. Чем занимался? Думал, отчаявшись, что навсегда пропала надежда? Или: Еще не погибла наша надежда,// надежда, которой две тысячи лет (современный гимн Израиля, основа текста которого — в стихотворении Нафтали Герца Имбера).

            Неведомо. Но известно: обращаясь к Иехезкэлю «сын человечий», Господь велит ему на ноги встать: Он будет с ним говорить. «Вошел в меня дух, когда Он говорил, меня на ноги поднял,// и услышал я Говорящего (2:2).

            Связанный, неподвижный, немотствующий, лишенный свободы, Иехезкэль-человек умирает. Рождается сын человечий. Раб Божий, Господни уста, посланник Всевышнего — имена-ипостаси пророков от Моше до предшественников Иехезкэля, пророков Крушения. Все до него — Божьи, Господни. Творец свободы выбора их не лишал. Его же Господь сыном человечьим, словно в насмешку, нарек, из духа-плоти свободу изъяв человечью.

            Пророчество Иехезкэля длилось около двадцати двух лет в Бавеле, в изгнании (593 — 571 гг. до н.э.). Иехезкэль — из всех посланников Господа самый несвободный, наделенный такой мерой ответственности за народ, которую до него ни на кого Всевышний не возлагал. Он — страж народа, народ  от Господа охраняющий. Но сколько ни сторожи, ни он, сын человечий, ни народ, раскаявшись и очистившись, сами в землю Израиля не вернутся, Храм не воздвигнут, сами сердце новое, сердце единое, не из камня сердце — из плоти, не сотворят.

            Творит Творец. Человек из сотворенного, случается, созидает.

            Сын человечий, за грехи народа ответственный, воле Бога безвольно покорный, лишен даже права молить Господа своей жене жизнь даровать.

            Сын человечий — последний пророк, знак и знамение изгнанным и забытым, знак и знамение: отныне Господь, не прекращая Творение, будет обращаться к народу (впоследствии — и к человеку) без пророков-посредников.

            Традиция утверждает: пророчество прекратилось не после разрушения Первого храма, но после крушенья Второго. Прекратилось! Добавим. После Иехезкэля, после последней вершины, пророчество под гору покатилось. Конечно, после него в Израиле были пророки, глыбы, подобные Зхарии. Но  вершина была достигнута.

            На Гору (Дерево-Камень, подножие Господа, алтарь, центр мира, опору Вселенной, источник воды оживляющей, дерево мировое, верх и низ единящее, прошлое с будущим, пространство и времена соединяющее) взошел он, сын человечий. Иные скажут, не сам взошел, его на плечах предшественники вознесли: многие их слова он повторил. В конце концов, все в мире через расстояния и времена в сходном себе отзывается, повторяется эхом, подобно принципу танахических текстов.

            Параллельный повтор — одна из основ танахической поэтики, излюбленный Иехезкэлем. Два примера, когда первое полустишие эхом отзывается во втором.

 
Сын человечий, лицо на юг обрати, проповедуй югу,
лесу юга пророчь
(21:2).
 
Сын человечий, лицо к Иерушалаиму обрати, святыням пророчествуй,
Земле Израиля ты пророчь
(там же 7).

 

            Обычно в ТАНАХе параллельны полустишия, реже — стихи. Но бывает, что параллельны и группы стихов (к примеру, там же 2-5 — там же 7-11). Во фрагменте, из которого взяты примеры, сходны мотивы, выражения, ритм стихов. Первая группа стихов содержит пророчество югу, т.е. всей Эрец Исраэль, находящейся южнее Бавеля, где пребывает в изгнании сын человечий. Вторая — содержит пророчество Иерушалаиму. Таким образом, Иехезкэль, в отличие от предшественников, видит и рисует картину от общего к частному. Вполне вероятно, что на такое видение оказывает влияние изгнание, ведь в Бавеле пророка не слишком интересуют малые подробности бытия: все осталось там, и все там, в Эрец Исраэль, Иерушалаиме, будет. Иехезкэль как бы постепенно фокусирует зрение, снимая кожуру пространства и времени, добираясь до сути, истинного, родного. В свете этого становится понятней и особенность пророческого зрения его предшественников (в особенности «очень земного» Ирмеяѓу), которым не просто увидеть нечто отличное от Эрец Исраэль и Иерушалаима.

 

            После разрушения Храма прежние — через пророка — отношения Господа с народом дали трещину. Новое время — новое сердце, из плоти, и пока еще робкий прямой диалог Всевышнего с народом, диалог без посредников. Народ на это решился. Господь его решимость признал. Поэтому

 

— Каждого по путям его, дом Израиля, Я буду судить

(33:20).

 

1

Мир как видение и подобие

 

Колесница

            Господь будет судить в тот день Свой народ судом справедливым, и — мера за меру — безжалостным. Это — будет. А после суда? Что в будущем обещает Господь? Новое сердце, новый союз, новую-старую землю, новый-старый народ. 

            Три первых стиха первой главы пророчества — заголовок, названы время и место увиденного и услышанного. Пророк увидел: «Бурный ветер надвинулся с севера, туча огромная, огонь полыхающий, сиянье вокруг,// в нем — словно свечение из огня» (1:4).

            Ветер, туча, огонь, сияние — четко, однозначно, определенно. Но  миг — четкость исчезла, однозначность пропала, определенность свечение поглотило. Сын человечий бурный ветер увидел? Это дело обычное: подмены одного чувства другим в ТАНАХе не редкость. Почему ветер надвинулся с севера? Роза ветров? Север в ТАНАХе — сокровищница потаенного,  кладовая Господня. Ветер? Именно ветру должно нести тучу и с нею огонь.

            У слова  רוּחַ в иврите два основных значения: ветер и дух. К примеру, «дух человека» (= внутреннее состояние, см.: 3:14). Во многих случаях, у Иехезкэля очень во многих, выделить одно из значений непросто. Может, в таких случаях стоит писать через дефис: ветер-дух?

            Теперь о втором полустишии («в нем — словно свечение из огня»), которое первому по закону танахической поэтики параллельно. Сперва кажется: обычное танахическое «длящееся дыхание», выдох глубокий, но уже в следующем стихе обнаружится «зарытый» в нем диссонанс: четкость исчезла, однозначность пропала, определенность свечение поглотило. Само слово «свечение» здесь ни при чем. Все дело в том, как, каким образом его сын человечий увидел. Слово «словно» совсем не простое. Оно у Иехезкэля, в отличие от четких и ясных предшественников, ключевое.

Из «словно свечения» — «подобие четырех живых» (числительное, указывающее на полноту, целостность), вид которых — «подобие человека» (1:5). Видение размывается, утопая в сравнениях, которыми пророк пытается явление уловить-определить. Пытается — и не может.

            То, что определено словом «живые» (обычно в переводах: «живые существа»), в оригинале חַיּוֹת, слово, обозначающее животных, хотя один раз отнесено и к человеку: «душа живая» (Вначале, Брешит 2:7). Четырехликие, четырехкрылые, с четырех сторон с человеческими руками (1:5-8), они, «не оборачиваясь, идут, каждый в направлении лица своего» (там же 9).

            Живые идут, движутся, но — куда? «Каждый идет в направлении лица своего,// куда дух идет — туда и идут, не оборачиваясь, идя» (там же 12). Четыре лица принадлежат одному целому, неразъемному, нераздельному. Куда же они идут, все вместе в разные стороны? Движутся, оставаясь на месте? Понятно? Или интеллектом образ не уловляем?

            Зачеркнем все вопросы. Вместо них точки поставим. Добавим: словно, будто, как бы и прочее, прочее, прочее.

            Каждая часть единого тетраморфа (греч. τετραμορφος —    четырёхвидный) движется. А вместе, куда движется живое-четырехвидное? Задать такой вопрос равносильно тому, что спросить: куда движется сотворенный Господом мир?

            Горизонтом ограничен взгляд человека. Пророку в видении бесконечно открыты четыре части подлунного мира. Пророк видит подобие лиц: «лик человека, лик льва — справа у четверых, лик быка — слева у четверых,// лик орла — у четверых» (там же 10).

            Пророк различает крылья, ноги и руки, «подобие живых — видения их, как уголь огненный, полыхающий, как видение факелов, он движется между живых» (там же 13). Это полустишие переведено практически буквально, от этого прозрачней не став. В стихе 10-ом говорится о подобии лиц. В этом стихе — о том, чему подобны тела живых.

            Вглядываясь, пророк различает детали видения, его взор находит частности в общей картине. Этот принцип видения — от общего к частному — сохраняется на протяжении всего пророчества. Постоянно подчеркивается «размытый» характер: «видение», «подобие», «словно» и «как».

            Словно всмотревшись, пророк у живых различает колеса: «Как камень хризолит, видения колес в движении, одно подобие у четверых,// и видения их в движении, словно колесо внутри колеса» (там же 16); ободья колес полны глаз (там же 18), и «дух живого в колесах» (там же 20). «Над головами живых — подобие небосвода» (там же 22).

            Вслед за зримым видением (там же 4-23) пророк слышит «шум крыльев» (там же 24), и над небосводом — голос (там же 25). Голос, голоса, шум, грохот гораздо привычнее увиденного на страницах ТАНАХа. «Подняли реки, Господь, голос возвысили реки,// реки грохочут» (Теѓилим, Псалмы 93:3); «Могуч голос Господень,// великолепен Господа глас. Голос Господень кедры крушит,// ливанские кедры глас Господа сокрушает» (там же 29:4-5).

            За голосами — снова видение, подобное знаменитому видению Иешаяѓу: «Видел я Господа, сидящего на престоле, возвышенном и величественном,// и края Его храм наполняли» (Иешаяѓу 6:1). Видит сын человечий, и становится ясно, откуда исходит «словно свечение»:

 
Над небосводом, который над их головами, как видение камня сапфира, — подобье престола,
над подобьем престола — подобие, словно видение человека, сверху на нем.
 
Увидел я, словно свечение, словно виденье огня вокруг него в раме — от видения чресл его вверх,
от видения чресл его вниз зрел я словно виденье огня, сиянье вокруг него.
 
Как видение радуги в облаках в день дождя, — вокруг него виденье сияния, это видение подобия славы Господней,
увидев, упал на лицо, и глас услышал вещающий
(1:26-28).

 

(Вслед или параллельно Иехезкэлю подобное видение было и Даниэлю: «Древний днями сидит,// одежда, как снег, бела, волосы на голове — чистая шерсть, престол — искры огненные, колеса — огонь пылающий» (7:9).

            Видение Иехезкэля — это зачин, тон задающий пророчеству, зачин, в котором пророк не только слышит голос Всевышнего, но и видит Его. Текст первой главы Иехезкэля, его видение с талмудических времен получил название меркава (колесница).

            Живые четырехликие у Иехезкэля имеют лица человека, льва, быка/керува, орла (1:10, 10:14). Кабала их называет «святые животные». В Средние века в «Зоѓаре» они обрели имена. Вряд ли какой-нибудь иной символ в ТАНАХе был в разные времена столь многообразно истолкован и переосмыслен.

            В Апокалипсисе это четыре существа, стражи четырех углов трона Господня и четырех пределов рая. Позднее они были истолкованы как символы евангелистов, так изображались Матфей в образе ангела (керува), Марк в образе льва, Лука в образе быка, Иоанн в образе орла. В них видели символы четырех сторон света, четырех времен года.

            Вероятно, живые четырехликие, благодаря пророку проникшие в самые потаенные углы культуры, своим происхождением обязаны изгнанию. Доказательство тому — у Даниэля, у него появляются схожие образы. В ночном видении мудрец-пророк Даниэль видит четыре ветра небесных, дующих к Великому морю, из которого выходят четыре огромных зверя, первый как лев с орлиными крыльями, второй на медведя похож, еще один — как пантера, и четыре птичьих крыла на спине, и четыре головы у него. Четвертый зверь — страшный, ужасный, с огромными зубами железными, и десять рогов у него. Пророк вглядывается и видит в роге глаза (Даниэль 7:2-8).  

            В Бавеле фигуры быков и львов, имеющих человеческие головы, а порой и две пары крыльев, устанавливались при входах в храм. На сохранившейся детали ассирийских ворот — бычий колосс, имеющий тело льва, бычьи копыта, крылья орла и лицо человека. В вавилонской мифологии бык — атрибут верховного бога Мардука (Юпитера), лев — бога войны Нергала (Марса), орел — бога ветра Нинурта (Сатурна), человек — бога мудрости Набу (Меркурия).

            Конечно, чужие образы, чужие мифологемы были лишь сырым материалом, из которого вдохновенная Богом фантазия вылепила бессмертные образы. Оскверненная почва ушла из-под ног. Вместо нее боговдохновенный пророк принесет народу-изгнаннику спасительную метафору. Не только земля, весь прежний мир, оставшийся за шеломянем, обратились в лежащую под толщей воды Атлантиду, которую не искать невозможно, которую невозможно найти. Прежний мир заместила метафора.

            Нет города? Он будет на кирпиче. Нет Храма? Есть видение, метафора Храма во всех представимых деталях. Нет обетованной Богом Земли, служившей предметом раздора, разбоя? Но вот же она, между коленами разделенная справедливо, с сердцевиной земли, народом Господу вознесенной. Нет земли, вечно от засух страдающей? Есть живая, святая вода, из-под порога Храма текущая.

            Нет мира живого? Есть живой мир отражений.

            Фантазия Иехезкэля родила меркаву, Божественную колесницу. Фантазией пророка порождена величайшая в истории человека метафора, перенос мира земного в иное, идеальное измерение. Она унесла и несет видение человека, из времени выпавшего, от времени ускользнувшего в вечно длящееся настоящее. Метафора-жизнь спасла и спасает народ-изгнанник от исчезновения. В иных качествах, в иных ипостасях пророк Иехезкэль — человек, обетованный всему человечеству. Спасительной метафоры творец и властелин, Иехезкэль — обетование народу Израиля.

            Если нет земли, на которой еврей может жить, то, подобно влюбленным Шагала, он счастливо и безмятежно над землей может парить.

            Сколь бы не казалось толкование видений изысканным, на поверку неизбежно оно будет грубым, сколь бы не казалось оно утонченным, будет оно примитивным.

            Почему все-таки колесница, ведь в пророчестве есть колеса, есть некое подобие, но не собственно колесница?

            В эпоху великих пророков, впрочем, долгое время и до и после, колесница была самым грозным оружием. В те времена и Египет и Ашур-Бавель, властелины древнего мира, обладали хорошо вооруженной, регулярной армией, ударную силу которой составляли именно колесницы. Грохот колесниц, гром колес, на солнце сверканье — сама гибель, наказанье Господне  несется на человека. «Неисчислимы Божии колесницы,// средь них Господь на Синае святом» (Теѓилим, Псалмы 68:18).

 

Делаешь крышею вышние воды, колесницею — тучи,
на крыльях ветра Ты выступаешь.
 
Посланцы Его — ветра,
слуги Его — огнь пылающий
(там же 104:3-4).

 

 

Керув и муж, в льняное одетый

Изгнав человека,// Он к востоку от сада Эдена керувов поставил, и — пламя вращающегося меча: охранять путь к дереву жизни (Вначале, Брешит 3:24).

 

          В каком возрасте было первое видение Иехезкэлю? Не знаем. Однако есть ощущение, что был он человеком немолодым. Во всяком случае, его активные предшественники представляются намного моложе: молодые пророки молодого народа, еще не ощутившего свое бытие бесконечным.

            Именно бесконечной ощущается история Израиля Иехезкэлем, который старше предшественников на одну бесконечную Катастрофу. В отличие от Иешаяѓу и Ирмеяѓу, у «старого» Иехезкэля нет ненависти к врагам. Потому ли, что вавилоняне отнеслись к первой группе изгнанников как к ценным, бережно хранимым трофеям? Потому ли, что «обычные», «не пророческие» чувства у «старого» Иехезкэля уже притупились? Или же потому, что ненавидеть бич в руке Господа невозможно? Если уж кого ненавидеть, то только себя, свой греховный, в блуде погрязший народ.

            Человека у Иехезкэля нет, только — люди, появляющиеся группами: старейшины в Тель-Авиве, семьдесят мужей, молящихся в Храме по направлению на восток, женщины, оплакивающие Тамуза. Все они как бы из одного измерения. Зато в ином (видение, притча) измерении у Иехезкэля одиночные, одинокие образы: керув и муж, одетый в льняное.

            Через год после первого видения, когда перед пророком сидели старейшины Иеѓуды, что свидетельствует о статусе Иехезкэля, возможно, духовного лидера вавилонских изгнанников, на него «опустилась рука Господа Бога» (8:1). Между первым и этим, вторым, видением Господь лишь обращается к Иехезкэлю. Второе видение схоже с прежним (1:27). И здесь Иехезкэля не отпускает любимое слово: «Увидел я образ, словно огненное видение, от вида чресл и ниже — огонь,// от чресл и выше — словно сияющее видение, словно сверкание» (8:2). Ветер поднимает пророка и переносит в Иерушалаим. «А там — слава Бога Израиля,// словно видение, которое он видел в долине (там же 4).

            В памяти Иехезкэля постоянно всплывают видения предыдущие, возвращающие его к видению первому, туда, на реку Кевар, когда впервые явилась слава Господня (3:23) — величие, чудо, мощь, потрясшая при одном ее приближении: «Как видение радуги в облаках в день дождя, — вокруг него виденье сияния, это виденье подобия славы Господней» (1:28).

            Ветер-дух переносит пророка в Храм, а там — мерзости, которые творит дом Израиля, изгоняя Всевышнего из святилища (8:6): стены украшены изображениями гадов и гнусных тварей, идолы вырезаны на стене (8:10); мужи кадят идолам, жены оплакивают Тамуза.

            И — голос могучий, мужей, в руках которых орудия истребления, призывающий. Среди них «один муж в льняное одет, чернильница писца у чресл его» (9:2). Такого же мужа, в льняное одетого, лицо которого, как видение молнии, глаза которого, как горящие факелы, руки и ноги сверкают, как медь, видим у Даниэля (10:5-6).

            Над керувом поднимается слава Бога Израиля, и Господь велит мужу, в льняное одетому, идти по Иерушалаиму, без жалости поражая, минуя лишь тех, у кого на лбу знак оставят, отмечая стенающих и вопящих о мерзостях, творимых в Иерушалаиме (9:4).

            Вслед за Авраѓамом, вслед за Моше, моливших Святого благословен Он помиловать грешных, пророки Израиля просили Всевышнего народ пощадить. У Иехезкэля этих просьб почти нет. Лишь вопль человечьего сына, потрясенного гибелью стариков и детей: «Ты убил всех уцелевших Израиля, на Иерушалаим ярость Свою изливая»  (там же 8).

            Во втором видении в первый раз появляется у Иехезкэля керув, с которым непосредственно связана слава Господня, Божественное присутствие в мире. Керувы отождествляются с живыми, увиденными пророком на реке Кевар. 

 

Я увидел — на своде, над головами керувов, словно камень сапфир, словно видение образа: престол,
видимый по-над ними
(10:1).

 

            Пророк слышит голос: мужу, в льняное одетому, войти «между колесами под керувом» и, «огненными углями ладони наполнив», бросить на город (там же 2). Слава Господня поднимается над керувом, дом облако наполняет, а двор — сияние славы Господней (там же 4). И — «шум крыльев керувов», «словно голос Всемогущего Бога» (там же 5).

У Иешаяѓу посвящение в пророчество производит один из срафим, в руке которого «уголь горящий, взятый с жертвенника щипцами» (Иешаяѓу 6:6).  Он касается уст, говоря: «Твоих уст это коснулось:// прегрешенье снято твое, твой грех искуплен» (там же 7).

            У Иехезкэля керув, протянув руку к огню, достает уголь и кладет в протянутую руку мужа, в льняное одетого (10:7). И — видение, подобное первому на реке Кевар. Одно исключение: у четырехлицых живых вместо лика быка — лик керува (там же 14).

 

У каждого четыре лица, четыре крыла у каждого,
и образ рук человека под крыльями.
 
Образ лиц их — лица, что на реке Кевар я видел, они и видения их,
каждый движется в направлении лица своего
(там же 21-22).

 

(Продолжение следует)

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка