Онтологические прогулки

2

Узнают они: Я — Господь

Свиток    

            Воплощаясь в творящемся времени, история как замысел Бога оставляет меты, в которых потомки, близкие, дальние, увидят знаки, знамения. Современник их не заметил, не увидел, не осознал. Не поверил ни слову, ни крику, ни поступку пророка. 

            В отличие от предшественников, Иехезкэль, четырнадцать раз сообщив даты видений и других событий собственной жизни, очень точно вписал пророчества в воплощающуюся историю. Первый поступок-знамение, посвященный судьбе Иерушалаима, совершен в промежутке между пятым и шестым годами изгнания царя Иеѓояхина, т.е. за годы до разрушения Храма. 

            Господни знаки — предупреждения. Пророк Всевышнего, поставленный стражем, дозорным, трубит во всю мочь своих легких в шофар — не слышат. Он рисует осаду, день за днем лежит связанный на боку, пьет мало, ест скудно — не видят, не слышат, не понимают.

            История учительница жизни. Эта латинская поговорка — осколок знаменитого пассажа Цицерона: «История — свидетельство времен, свет истины, жизнь памяти, учительница жизни, вестница старины…» («Об ораторе»)

В иврите слово «история» — пришелец недавний. Главное ивритское слово, наиболее полно соответствующее греческому «история»: толдот. Толдот ам (история народа), толдот эношут (история человечества). Такая, еврейская, «история» сохраняет корневую связь с толада — «потомок», «результат», «порождение», «происхождение», а потому не обязательно связано исключительно с человеческими деяниями:  «Это родословие (толдот) неба и земли…» (Вначале, Брешит 2:4) Толдот — цепь результатов, цепь порождений, с одной стороны, бесконечность (для иных ограниченная приходом Машиаха-Мессии), с другой — не-изначальность: у первого следствия, первого порождения был первотолчок, который порождения породил. 

            Заключим: «Язык не только дверь в историю, но и сама история» (О. Мандельштам, «О природе слова»). Таким «языком» у пророка Иехезкэля в гораздо большей степени, чем у предшественников, стал поступок.

            У земного Ирмеяѓу свиток, на котором записывает пророчества Барух, — один из важнейших героев. По нему читает Барух в Храме пророчества. По велению царя по частям свиток сжигают. По велению Господа  пророк диктует свиток второй, «исправленный и дополненный». У небесного Иешаяѓу и свиток небесный. У него «истлеет небесное воинство, небеса, как свиток, свернутся» (Иешаяѓу 34:4). Эта эсхатологическая метафора станет достоянием мировой апокалиптики на все времена.

            Книга-свиток Иешаяѓу начинается с привычного обличения: Господь обращается с упреками к народу, предавшему Его, оставившему Учение, законы презревшему. Книга-свиток Ирмеяѓу начинается с инициации: Господь посвящает коѓена из Анатот в пророки. И в этом случае для читателя, знакомого, к примеру, с избранием пророка Шмуэля, нет неожиданностей.

            Текст Иехезкэля, самый литературный из всех пророческих текстов ТАНАХа, начинается с потрясения. Видение на реке Кевар трудно с чем-то сравнить. Выбор начала определил весь строй текста, движущегося от потрясения к потрясению. Иехезкэля вместе с читателем поднимает на гребень огромной волны, которая, откатываясь, обнажает то, что не видели раньше. И пророк, вглядываясь в обнажившееся дно, рассказывает читателю об увиденном.

            Сравнивая свиток Иехезкэля со свитками предшественников, нетрудно заметить, что все элементы их текстов есть и у него, одни из них редуцированы, объем, значимость, роль других, напротив, растет. Вот, вслед за началом, за видением-потрясением следуют два фрагмента. Первый напоминает вступление Иешаяѓу, в нем Иехезкэль выступает в редкой для него традиционно пророческой роли — обличителя. Второй напоминает инициацию Ирмеяѓу.

            В первом из этих фрагментов Господь заповедует Иехезкэлю идти к сынам Израиля, к коленам бунтующим, против Господа восстающим (2:3), упрямым, жестокосердным (сердце из камня), подобным своим отцам (общее место у обличителей-пророков). Но, в отличие от предшественников, Иехезкэль не получает заверение в защите, как Ирмеяѓу: «Их не страшись:// Я с тобой, чтобы спасать тебя, — слово Господа» (1:8). Вместо этого он слышит не слишком утешительное:  «А ты, сын человечий, не бойся, слов их не бойся, крапивой, колючкой будут тебе — на скорпионах сидишь,// слов их не бойся, их лиц не страшись: дом мятежный они» (2:6).

            Главный герой второго, параллельного инициации Ирмеяѓу, фрагмента  — свиток. В нем у человечьего сына слово, минуя звучание, сразу на пергамент ложится. Свиток Иехезкэля, в отличие от обычного, исписан с двух сторон (так же с двух сторон исписан летящий свиток у Зхарии, 5:2-3). От этого свитка тянется тонкая нить к таинственному писцу с чернильницей у чресл (9:2). В этом свитке записаны плачи, стон и стенание. От них тянется ниточка к плачу о горах и правителях Иеѓуды, о странах-соседях, которые разграбит вершитель воли Господней, с севера надвигающийся.

            Короткий рассказ о свитке, который пророк по велению Всевышнего должен съесть, — притча, нередко встречающаяся у пророков, однако, в таком количестве и в такой важной сюжетообразующей роли — лишь у Иехезкэля.

Гордыня

            И Первый и Второй храм евреи могли спасти ценой собственной независимости, ценой смирения и покорности Бавелю и Риму, властно утверждавшим мировое господство. В обоих случаях возникает вопрос: почему, в иные времена, в иных обстоятельствах покоряясь мощи властителей мира, спасая Храм, дважды евреи выбирали путь, ведущий к неминуемой катастрофе? Ответ пророков: гордыня, над Господом вознесение, которой у Иехезкэля подвержены не только люди, но и животные, и деревья. Обуянные гордыней, евреи Учение, законы, наставления Господни забыли, имя Его осквернили, против Бога восстали. Тем же грехом обуяны соседи. Их гордыня у пророков, особенно у Иехезкэля, явлена в тонах возмездия, хотя их грехи, их преступления не столь, по мысли человечьего сына, огромны, как грехи и преступления собственного народа.

            У Иехезкэля гордецов-соседей гораздо больше, чем у предшественников, к тому же, они куда более дальние, а пророчества о них намного подробней. Историческим фактам гибель почти в одно время с Иеѓудой народов-соседей отнюдь не противоречит. Нашествие с севера, осознанное пророками наказанием Всевышнего за грехи, постигло все народы и племена региона. Невухаднецар несет народам меч, голод и мор, ибо он — карающий бич: «Злейшие народы Я наведу, они домами их завладеют,// гордыне сильных конец положу, они осквернят их святыни» (7:24). Слова эти заставляют вспомнить съеденный пророком свиток, на котором записаны плачи, стон и стенание (2:10).

            Иехезкэль в своем тель-авивском изгнании провидит соседей Иеѓуды, которых грабит, уничтожает Невухаднецар. Более всего занимает пророка судьба Цора, государства самого богатого в регионе, и судьба гиганта Египта, совсем недавно пытавшегося меряться силой с северной супердержавой: сначала с Ашуром (Ассирией), а затем с Бавелем (Вавилоном). И Цор и Египет, по слову пророка, будут разграблены, разбиты, унижены в наказание за гордыню. Их судьбе пророк посвящает подробный рассказ, их падению — плачи.

            Цор радуется падению Иерушалаима, конкурента в торговле, в результате чего сам будет он богатеть. Цор (Тир) — древнейший город-государство, упоминавшийся в египетских документах конца 19 в. до н.э. Находился на побережье Средиземного моря к югу от современного Бейрута, около двадцати километров северней современной границы Израиля и Ливана. Греки называли его Финикией. Язык финикийцев был близок к ивриту и, вероятно, внешним обликом и одеждой они были схожи с евреями, с которыми в период Первого храма поддерживали тесные политические отношения. Так, женой царя Ахава была Изевэль, дочь царя Цидона (Цари 1 16:31), на который распространялась власть Цора. Царь Шломо для строительства Храма и дворца просил прислать ему мастеров-финикийцев. Знамениты финикийцы и созданием письма. Но более всего — мореплаванием и торговлей, чему посвящены многие места у Геродота, Страбона. Азиаты-финикийцы приложили массу усилий, знаний, талантов, чтобы приуготовить появление гегелевского афоризма: «После кругосветных путешествий мир стал для европейцев круглым».

            Славился, славился Цор своими мореплавателями и купцами. Имел колонии в различных местах Средиземного моря. Власть Цора распространялась на ряд городов и кроме Цидона. Описание торговли Цора поражает обилием фактов двух видов. Во-первых, тем, что Цор торгует со странами, расположенными не только близко, но и очень от него далеко во всех четырех концах света. Во-вторых, обилием товаров. Цор можно назвать величайшим торговцем своей эпохи. Поражают знания пророка, в деталях описавшего торговые связи Цора. Иехезкэль с дотошной подробностью рассказывает о множестве народов и стран, торговых партнерах, об изобилии товаров, золота и каменьев, роскоши, которые в Цор везли корабли.

            Кораблю и сам Цор уподоблен. Его суда предназначались для перевозки грузов на дальние расстояния. Представители разных народов Цор защищали, кормили, одевали, строили и ремонтировали его суда. Лишь кормчими были на кораблях жители Цора. Его корабли сравниваются пророком с караванами, служившими для сухопутной торговли.

            Но грядет, надвигается возмездие за гордыню. Будут повержены знаки гордыни и мощи — идолы Цора, возможно, столбы в храме Геракла, описанные Геродотом: «Святилище, богато украшенное посвятительными дарами. Среди прочих посвятительных приношений в нем было два столпа, один из чистого золота, а другой из смарагда, ярко сиявшего ночью» (2:44).

                    Цор поражен за то, что радовался сокрушению Иерушалаима (26:2). За это богатство его отберут, «товары разграбят, стены разрушат, дома прекрасные разобьют,// камни, деревья и землю в воду швырнут» (там же 12), за это будет он в скалу голую обращен (там же 14), будет покрыт Господом множеством вод (там же 19), в страну подземную низведен (там же 20). Станет Цор ужасом: «Искать будут тебя — вовек не найдут, — слово Господа Бога» (там же 21).

            Исполняя Господню волю, пророк возносит по Цору плач, сравнивая былую силу его, великолепие, зависть соседей с настоящим: бессилием перед врагами, убожеством, насмешками злорадствующих соседей. «Плач, рыдание по тебе вознесут, скорбно оплачут:// кто Цору подобен, кто с ним в море сравним?» (27:32)

            В прошлом, совсем не далеком, Цор был «исполнен мудрости, красы совершенства» (28:12), но огромный торг его злодейством наполнил, и он согрешил (там же 16). Цор, подобно другим грешникам, сам себя убивает, переполняясь грехами: «Извлек Я огонь из тебя самого — и пожрал он тебя» (там же 18). 

            Наказание постигнет Цор за гордыню, ибо он возомнил себя не только мудрее посланца Божия Даниэля, но сердце его вознеслось, и сказал: «Я бог, на престоле божьем в сердце морей воссел» (там же 2-3). «Поэтому больше не будет в округе у дома Израиля его презирающей колючки едкой, занозы болезненной» (там же 24).

            Величие, могущество, пиршество красоты принесли Цору его корабли, соединившие с ним берега Великого моря. Но чем выше покоренная круча, тем страшнее крушение.

            Повествование и плач о Египте построены по той же модели, что и о Цоре. С той разницей, что слово о Цоре безлично, а обращенное к Египту адресовано его царю Паро (29:2). Словосочетание «царь Паро» избыточно: паро и есть по-египетски нарицательное: царь. Дословно: большой дом, вероятно, сокращение: большой дом царя. Это слово со временем превратилось в титул египетского верховного властелина. Такое избыточное словосочетание, вероятно, возникло из-за того, что пророк обращается в первую очередь к изгнанникам, для которых слово паро могло уже быть мало знакомо.

            Египет — могущественная держава — в период, отраженный в пророчестве Иехезкэля, потеряла свое положение в регионе, проигрывая северному соседу Израиля — могущественному Бавелю. Подобно Бавелю, поразившему изгнанников реками, Египет воображение евреев поражает Рекой, которая играла государство образующую роль в жизни Египта на протяжении всей его древней истории. Важнейшее существо, обитающее в реках Египта, обожествленный египтянами крокодил, — один из богов египетского пантеона. Большим крокодилом Господь именует Паро, в гордыне сказавшего: «Это река — моя, я сам себя сотворил» (29:3). За гордыню, за то, что Египет был «тростниковой опорой дому Израиля» (там же 6), Господь бросит Паро-крокодила в пустыне:

            Обуянный гордыней Египет сравнил себя с кедром ливанским — Ашуром-Бавелем, избранным Господом быть бичом, которого воды взрастили, бездна которого вознесла (31:4). В больших водах был корень этого кедра (там же 7), «в Эдене, саду Божьем, ему все деревья завидовали» (там же 9). И в заключение притчи звучит мораль-заключение: аллегория переходит в плоскость реальности:

            Сделаем отступление, процитировав еще один стих о кедре: «В ветвях гнездились все птицы небесные, под ветвями все звери полевые рожали,// в тени его все народы великие обитали» (там же 6). Этот стих — из притчи о кедре-Ашуре.

            Притча (машаль) и ее толкование (нимшаль) чрезвычайно распространена в древней литературе Востока, ТАНАХ не исключение. Как правило, машаль и нимшаль отделены друг от друга. Между ними — ощутимый барьер, преодолеть который — задача слушателя/читателя. Спорадически Иешаяѓу, Ирмеяѓу барьер между аллегорией (притча и есть развернутая аллегория) и толкованием, «увлекаясь», преодолевали. У Иехезкэля это преодоление становится постоянным.

            Первое полустишие стиха — притча о кедре, возвышающемся над всеми деревьями (кстати, реальный ливанский кедр может достигать высоты в тридцать метров). Второе — из толкования. Оба полустишия — гиперболы (бывают, хоть и намного реже, литоты).

             В первом речь идет обо всех птицах небесных и всех зверях полевых. Во втором — обо всех народах великих. Полустишие-толкование «вдвинуто» в ряд стихов, развивающих образ самого могучего, самого высокого, самого прекрасного кедра. 

            В стихах, в которых говорится о наказаниях, грядущих Египту, рекам настойчиво противопоставляется иссохшая пустыня (29:9-10), Господь обещает сделать землю Египет пустыней среди пустынных земель, среди народов рассеяв, по странам развеяв (там же 12), обратить реки в пустыню (30:12).

            Сорок лет шел по пустыне еврейский народ, выведенный Господом из Египта. Сорок дней, день за год несет пророк вину дома Иеѓуды (4:6), и через сорок лет, собрав из народов, Господь изгнание Египта возвратит из народов, гордыню мощи его унизив (30:6), приведет «в землю Патрос, в их исконную землю,// будут там царством униженным» (29:14).

            Патрос — название южного, верхнего Египта, откуда египтяне распространились на север. Господь в будущем, вернув египтян в их исконную землю, умалит их силу и влияние на Израиль и весь регион. И перед тем, как скрупулезно описать последнее обиталище Египта и других поверженных — шеоль (подземное царство мертвых), пророк заключает:

Пастырь и/или пастух

            И еще родила Ѓевеля, брата его,// Ѓевель был пастухом овец… (Вначале, Брешит 4:2)

            Слова «пастух» и «овцы» в ТАНАХе из самых употребительных. Не удивительно: долгое время, всю эпоху праотцов евреи занимались исключительно скотоводством, чем отличались от соседей-египтян, рядом с которыми и среди которых жили. Иосеф говорит отцу и братьям, жить идущим в Египет: «Будет: если позовет вас Паро// и скажет: 'Какие занятия ваши?' Скажете: 'Скотоводами рабы твои были с юности до сих пор, и мы, и наши отцы'…» (Вначале, Брешит 46:33-34)

            Связка «пастух-скот» в ее метафорическом бытии издревле характерна и для шумеров, и для народов, изъяснявшихся на аккадском и на египетском.

            В русский язык Библия вошла древнеболгарской, старославянской походкой. Стихия высокого церковнославянского штиля так никогда с обычной языковой стихией и не смешалась. Пример: пастырь-паства, пастух-скот. Как передавать неразъятость пастыря-пастуха по-русски? А если — передать, что чему предпочесть? Изначально выбрав путь максимально возможного следования оригиналу, должно предпочесть «пастуха», возвращая «русский библейский» к истокам, до вторжения близкой, но не родной южнославянской стихии. Читатель услышит в этой фразе гиперболу и будет прав. Заметим, Иехезкэль сам по себе гипербола, равной которой нет в тексте ТАНАХа. Во всем идет дальше предшественников, в нагнетании излюбленных слов в том числе.

            В 34-ой главе «пастух», «пасти» и производные встречаются 34 раза. Слова, обозначающее мелкий скот и его виды, встречаются 20 раз. Эта глава — развернутая аллегория, в которой доступным всем языком излагается новое теократическое общественное устройство: царем будет Всевышний, а правителем — потомок Давида.

            Устами пророка Господь обращается к пастухам, пасущим себя (34:2),  овец не пасущих: слабых не укрепляющих, больных не лечащих, раненых не перевязывающих, потерянных не возвращающих, пропавших не ищущих, властвующих силой (там же 4). Без пастухов их пасущих разбредаются овцы, становясь пищей для зверей полевых (там же 5). И, как это особенно часто бывает у Иехезкэля, сказанное повторяется:

            Так было, но больше не будет. Больше пастухи овец не будут пасти. Господь их отыщет, Господь о них заботиться будет, разыщет отбившихся, «из всех мест, куда разбрелись, в день мрачный, туманный» спасет их (34:12). Их, овец, Господь уведет, соберет, приведет, будет пасти и судить, союз мира с ними заключит, покой им дарует, дождь даст им в срок, не будут знать они ни голода, ни позора

Этот день

            Даруя землю Израиля народу Израиля, Бог велит, бросив жребий разделить ее между коленами, а внутри колен — между родами. Таким образом, предопределена неотчуждаемость земельных наделов, крепостная зависимость — не свободного человека от властителя, но земли — от свободного человека.

            Вместе с тем, Учение предусматривает и возможность продажи-покупки поля, наследственного удела: «Если, обеднев, брат твой продаст из владения своего,// то выкупающий самый близкий, придя, выкупит то, что брат его продал» (Воззвал, Ваикра 25:25). Такая продажа была последней возможностью свободного человека сохранить свое главное достояние — свободу, после чего до последней черты оскудевшему оставалось одно: продать себя и семью в рабство. Но «купить» наследственное поле, равно как «купить» раба-еврея значило, по сути, аренду. Раба можно было «купить» до истечения семилетнего срока, до субботнего года, а «продажа» надела согласно закону (там же 13) была действительной вплоть до наступления иовеля (пятидесятилетия), после чего земля возвращалась продавцу или его наследникам.

            Понятно, что покупке земли должен был радоваться покупатель и печалиться продавец. Особенно радуется выкупу родового надела пророк Ирмеяѓу. Господь сообщает: придет обедневший родственник, вынужденный продать свой надел, объявляя, что на Ирмеяѓу — обязанность выкупа. Пророк выкупает, составляется купчая, отвешивается серебро. Ирмеяѓу, исполнив заповедь, рад, потому что «будут еще покупать дома и поля, и виноградники в этой стране» (32:15). И еще раз повторяет Господь:

            У всех пророков звучат слова утешения. Все они пророчат возвращение изгнанников. Ирмеяѓу, пророк Крушения, верит: Господь простит, все вернется очищенным на круги своя. Иехезкэль, пророк изгнания, утешая, говорит о сердце новом и новом духе, новом Исходе, новом разделе земли, в центре которой воздвигнут новый Дом Господа.

            Если Ирмеяѓу верит в достаточно скорое возвращение (традиционное понимание: семьдесят лет), то Иехезкэль о сроках не думает, и порой кажется, что его пророческий взор устремлен к возвращению, подобно взору Иешаяѓу, провидящему утопические времена, когда народы перекуют мечи на плуги, когда, словно вол, лев есть будет солому.

            Ирмеяѓу и Иехезкэль — современники. Почему же столь отлична реакция на происходящее? Вероятно, дело здесь не во времени, а в пространстве. Крушение происходит на глазах непосредственного участника событий Ирмеяѓу, а Иехезкэль узнает о происшедшем со слов уцелевшего беглеца, который спустя месяцы добирается до Тель-Авива.

            Покупатель Ирмеяѓу рад. А Иехезкэль? Сказал пророку Господь: «Земле Израиля — всё, конец» (7:2), «теперь конец тебе!» (там же 3)

            «Вот, этот день! Вот, наступил!» (там же 10)

            «День настал, время пришло: покупатель не радуйся, продавец не печалься» (там же 12). «Продавец к проданному не вернется, хоть и выживут» (там же 13).

            Перелагая откровение в земные слова, пророк, не дорожа любовию народной, охапками швыряет слова-камни, словно побивает ими преступного грешника. Без разбора швыряет из пращи слова, подобно Давиду, побивающему Голиата.

            Порой экспрессия перехлестывает через край, «отрывистый», «пунктирный» синтаксис, нередкий в ТАНАХе, не позволяет понять текст без «дополняющих» слов (что было сделано еще в Переводе Ионатана) или без комментария.

            Сказав «этот день», пророк толкнул первый камень, отнюдь не самый тяжелый.  Тот, дрогнув, скатился, и мгновение — обвал, грохот, крушение. Несутся слова, ведомые движением, влекущим себя самое. Звуки приводят слова. Аллитерация, которую в переводе передать невозможно, предопределяет и направляет движение слов.

            «Никого из них, ни их племени, ни их самих не оплачут» (там же 11). Ключ к пониманию стиха — аллитерация, повторение מ и ה, что пытается передать переводчик, повторяя н, х, пл.

            Пророк швыряет слова, от которых не убежать, не увернуться. Меч, голод, мор, трепет, стыд, вретище, плешь. Вслед за гибелью — траур, за которым осмысленье-похмелье: на улицах золото, серебро, не спасшие в этот день от «неистовства Господа; души свои им не насытят, живот не наполнят» (там же 19).

            «Злейшие народы» (там же 24) — орудие наказание в Господней руке — разграбят богатство, завладеют домами, осквернив святыни, в изгнание уведут.  Потому — «сделай цепь» (там же 23). Ею в колонну пленников соединят, прикрепив к носу пленного или щекам.