Комментарий | 0

К СЕБЕ И ОТ СЕБЯ. Себя Вергилию доверчиво вверял

 
 
                                            Марк Шагал. LaVie. 1965
 
 
 
2
 
ЗУДЯЩИЙ ГУЛ. ГРЯДУЩИЙ ГУНН. ЗАКЛЯТЬЕ
 
Качнётся маятник, и флюгер задрожит,
Ветер задумчиво изменится — к ненастью,
Обступят страсти грозные, напасти,
Шаг к пропасти безжалостной — пропасть, и
Трамвай на повороте дребезжит,
Скользит по рельсам звонко Вечный жид.
 
Ах, губ сухих губительная страсть,
Огромных глаз бесстрашная строптивость,
Ох, междометий гулкая ревнивость,
И понимание, что всё на свете — мнимость.
Всё! Вера, дружество, любовь и даже власть,
Когда налакомишься этим всласть. 
 
Без знаков препинания пройти
Сквозь древний стих, в котором люди — братья,
Власть над стихом случайно обрести,
И вместе с позолотой соскрести
Обманчивые липкие объятья.
Зудящий гул. Грядущий гунн. Заклятье.
 
 
С ФАУСТОМ ВЫТЬ — ПО-ФАУСТОВСКИ ЖИТЬ
 
Сын Одиссея — милый Фаустёнок,
В чём, дерзкий, мнишь отца ты превзойти?
Как он, весь мир угрюмо обойти,
Выискивая тайны по пути,
И зная про себя: гадкий утёнок,
Сообразить, что мир нежен и тонок?
 
А потому порочный круг прорвать.
Узел случился? Скальпель — и довольно,
Нить каждая отпущена на волю.
На волю? Значит, и на волю боли,
Вольно смеяться и вольно рыдать.
Таков удел. Увы, ни взять, ни дать.
 
Случайную девчонку соблазнить
Величьем мысли? С бесом поякшаться?
На ты с ним перейти и побрататься?
Тонзуру выстричь? Ринуть в святотатцы?
Или себя ещё чем ублажить?
С Фаустом выть — по-фаустовски жить.
 
 
КЛОКОЧЕТ КОЛОКОЛЬНО ПЕРЕЗВОН
 
Клокочет колокольно перезвон,
Приветствуя стоглаво, китоврасно.
Кого? Зачем? Неважно, всё напрасно,
Всё пресно, хоть и бархатно-атласно.
Слишком прекрасно? Значит, это сон.
Вчера к удаче снился фараон.
 
Рамзес Второй, за ним Тутанхамон,
Папирус, Нил, всё так пирамидально,
Хотя с царицами бывало и скандально,
Глядь, под кроватью, там не те сандали.
Смолисто, мускусно — сандал, затем — хамон
Ест Дон Хуан и с ним какой-то дон.
 
Григории, Аксиньи — Дон широк!
Кого не видел?! Кто не утопал в нём?!
Коней и рукописи — что только не крали,
Все казачки — качки, казачки — крали.
Всё по-людски: наказан всяк порок,
На то и плеть, чтоб преподать урок.
 
В урочный час в урочище, и стон
Деревьев на ветру все пересилит звуки,
По правилам назоновой науки
Всё потеряется: где губы, ноги, руки?
И это — не позволю — чтобы сон!
Граду и миру — праздничный трезвон!
 
 
СЕБЯ ВЕРГИЛИЮ ДОВЕРЧИВО ВВЕРЯЛ
 
А я живу сейчас, не завтра, не вчера,
И движусь я в потоке недвижимо,
Время, как жизнь, совсем непостижимо,
Всё мёртвое одновременно живо,
Прекрасны близ Диканьки вечера,
Куда везут беззвучно кучера.
 
Вычерчивая в лунном сквозняке
Червонные зазубрины дороги,
Торжественные траурные дроги
Свезут мгновенья, сбросят на пороге
Исчезновенья, канут вдалеке,
Как птица — баба с возу! — налегке.
 
Что? Дни тягучи, а лета — стремглав,
Жизнь — не спеша, а умирать — поспешно,
Не означает это, что утешно,
Как ни смешно, положим, что безгрешно:
Был у покойного весьма спокойный нрав,
Хоть кое в чём при жизни был не прав.
 
Хотя бы в том, что жизни смысл искал
С наивностью ничем не укротимой,
С невинностью ничем необоримой,
С нелепостью ничем не оспоримой,
Чего он только в жизни не познал:
Духовность плоти, голых скал оскал.
 
Себя Вергилию доверчиво вверял,
Из дантовых живых круговращений
Он возвращался полон озарений,
С самим собой борений, отвращений,
И раз за разом путь свой повторял,
Желающим как очевидец врал.
 
В доме его пустынна тишина,
Стены пусты, да и душа пустынна,
Не блудного дом не дождался сына,
В окне кусок зияет неба синий
До самого что ни на есть до дна,
Очерченного пропастью окна.
 
 
ХОТЬ В ПЕТЛЮ, ХОТЬ В МОСКВУ, ХОТЬ НА КАВКАЗ
 
Побыть самим собой, пока живу,
Всеведенье взыскуя непристойно,
Жонглируя словами недостойно,
Жуируя классически отстойно,
Костюмом с бабочкой шокируя в жару,
Глядя на рыбок золотых в жиру
 
Пруда, лоснящегося развесельем глаз,
Ласкающих невыносимо тошно,
Смешно кичащихся желанием тревожно
Бежать неосторожно, пусть острожно
Хоть в петлю, хоть в Москву, хоть на Кавказ,
Где повстречать его в последний раз.
 
Гуляя, вдруг заметить невзначай
Возле бювета тайную записку,
А в ней, о, Боже, глупую описку,
Имя переврано, её за одалиску,
Наверно, приняли, его слуге на чай:
За барином — гляди, всё примечай!
 
С чего я начал, и, гляди, куда
Меня теченье речи затянуло,
По-нынешнему скажут, что нагнуло,
А я скажу, что оглушило гулом,
Когда припоминал я те года,
В которых не случался никогда.
 
 
КТО? УЗНИК? ЧЕРНОРИЗЕЦ? ЗВЕЗДОЧЁТ?
 
Я вижу келью тесную от книг,
Я вижу келью от людей пустую,
Тьму пестую мне чуждую густую,
Чтобы постичь мне истину простую,
Протягиваю губы — горек миг:
Исчезла. Мрак. Вместо неё возник…
 
Кто? Узник? Черноризец? Звездочёт?
Алхимик пражский, Голема творящий?
Провидец, тропы в прошлое торящий?
На что ему? Что ищет? Что обрящет?
Ясно одно: не славу, не почёт.
А жизнь? Эта безделица не в счёт.
 
Зато песчинки в небе сосчитать,
Счесть звёзды на солёном побережье —
Что может быть достойнее, но прежде
Попробуйте в щель уместиться между
Жизнью и смертью и не причитать:
Темно ужасно, текст не прочитать.
 
К чему вам эта келья, письмена,
Алхимик злой и Голем ненасытный,
Тем более чернец не именитый?
Сюжетец так себе, по чесноку: избитый,
Как чай спитой, век, выпитый до дна.
Но келья тесная, однако же, видна.
 
 
СЛОВНО СМЕРТЬ ЗА ВЕСТЬ ЗЛУЮ ГОНЦУ
 
Чёрно-белая зимняя блажь:
Снег кружит, белоснежно куражась,
Куртуазно, жеманно отважен,
Маскарадным бесстыдством заряжен.
Что посмело ввести его в раж?
Где и как подхватил он кураж?
 
Разноцветье одежды презрел,
Летней знойно, лоскутно постыдной,
Зазывающе издали видной,
Плоти потной завидно обидной
И назойливой, словно припев
Жадных юношей и алчных дев,
 
Цвет телесный которым к лицу,
Глаз небесность и губ ненасытность,
Душ и плоти друг к другу раскрытость,
Тривиальность желанья, избитость,
Словно топот солдат на плацу,
Словно смерть за весть злую гонцу.
 
(Продолжение следует)

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка