Поэзия

 

 

 

  

 

 

 

 

 

                      ***   

    Пересыхающий поток
    Не мучит корни ив, черёмух,
    В береговых его разломах
    Не слышен птичий шепоток.

    Трава, трава - на ярый свет
    Из недр суглинистых, из Рима
    Она исходит вон и зримо
    Не спит, не яст и не пиет.

    Так к холоду приговорён,
    Ища приюта и оплота,
    Питает русские болота
    Пересыхающий Кедрон.

 

 

 

                         * * *

    Расспрашивает меня, неведомым языком
    Прощупывает поля и реки, их глубину,
    О чём-де хлеба шумят, и жаворонки о ком
    Поют? и есть ли закон безгодью сатанину?

    А мне отвечать ему, и ежели не солгу,
    По-русски пролепечу забытую мiром весть:
    Шумят они о беде, поют они о полку,
    И падшему ремеслу предел непорочный есть.

    Из пахот, преград, побед прибыток в зерно проник.
    Извилист земной хребет, но волен честной поток.
    Безсонный следит Господь, на устье глядит родник,
    На всякий сухой ломоть найдётся воды глоток.

 

 

 

 

                       * * *

    Ходим, ходим за три моря, ездим
    Далеко, а в собственном дому
    Ветер свищет по сырым предместьям,
    И никто не верит никому.
 
    Тут прохожий не знаком с прохожим
    И перечит брату побратим.
    Не умеем, не хотим, не можем
    Жить бок о бок. Дождь неукротим.

    А в краю заморском, в дальней дали,
    Светом и теплом осенены
    В тесноте живут, да не в печали
    Солнечного царствия сыны,

    Цедят воду из колодцев скудных, 
    Празднуют, не ищут своего,
    Барствуют на сходах многолюдных, 
    И никто не помнит ничего.

 

 

 

 

 

                       * * *

    Дотаивает на заречных скалах
    Весенний лёд, и скоро не о нём
    Прогромыхает ветер на кимвалах
    И заиграет зарево огнём.

    Тускнеет снег, бежит из тесных балок,
    Приказу вняв и силы разделив, -
    Он мёртв, но в унижении не жалок,
    Как был в величии неприхотлив.

    В последний день иссякшего парада
    Нисходит в жилы грозных воевод
    Царёва блажь, и райская отрада
    В глухих сердцах, как в юности, живёт.

 

 

 

 

           LINNAEA BOREALIS

    Как из тверди небесныя вытек,
    Бледный цветик, согбенный в дугу,
    По ступеням Ареопагитик
    Брёл и плакал на каждом кругу.

    И дошёл до елового бора,
    И застыл над кукушкиным льном,
    Безутешностью ясного взора
    Поминая о мiре ином.

    На земле трудовой, муравьиной,
    Слёзный дух изливая на мох,
    Он склонился главой неповинной,
    Обезсилел, но не изнемог.

    Что за сила в безсилии этом
    Зачалась, возросла, расцвела
    И темницу усеяла светом
    Ангелического ремесла?

 

 

 

 

                   * * *

    С птичьей выси достойны хулы
    Не имущие смысла и цели
    Переулков венозные щели,
    Перекрёстков сухие узлы.
    Но никто не хулит и не хвалит
    Городскую шершавую стать:
    Быстрокрылый, рождённый летать
    Рукотворную блажь не умалит.

    На безлюдном, глухом побережье
    Были скалы тверды и грубы,
    Но на зов безымянной трубы
    Птицы тянут всё реже и реже,
    И пустеют судьбы закрома,
    И на почве песчаной и шаткой
    Вырастают людские дома
    Упованьем, нуждой и нехваткой.

 

 

 

 

                * * *

    Под поволокою стыда
    Причал сосновый тихо стонет,
    А памятливая вода -
    И дерзновенна, и горда -
    Отмаливает тех, кто тонет.

    Когда в сердцах гудит война
    И угасает боль благая,
    Приливом пучится волна,
    Чины, измены, имена
    В разноголосый плач слагая.

    Вода не убивает свет.
    И, замыкая свой совет,
    Ей подпевают молчаливо
    Английский бриг, царёв корвет,
    Поморский коч со дна залива.

 

 

 

 

                СОРОКА

    Сорока из хмурых лесов
    Ворвётся в посадские кущи,
    К разброду людских голосов
    Добавит свой стрекот бегущий

    И в хоре осенней зари
    Мелькнёт черно-белою песней;
    Торговцы, псари, мытари
    Не перемигнутся нигде с ней,

    Зато заблестит холодней
    И ярче, без слухов и тягот,
    На голых рябинах над ней
    Кровавое облако ягод.

 

 

 

 

               ПОЛЯРНЫЙ ДЕНЬ

    В нестерпимой солнечной короне
    Вечный день царит над морем глаз,
    На избе, на плахе, на иконе
    Оставляя отблеск и приказ
    Расцветать, молиться, веселиться,
    Зажигать огни и огоньки,
    Выселяться прочь и вновь селиться,
    С временем бежать вперегонки.

    Или ливень света - он невечен?
    И уже взбухает, холодна,
    Меж продольных слег и поперечин
    Сумерек тончайшая волна?
    И летит со спесью инородца,
    Прямо в душу глянуть норовит,
    А душа - где тонко, там и рвётся, -
    Не даётся сумраку на вид.

 

 

                              ***

    Три голоска поют, в любовном и нестройном
    Согласии живут и теплятся едва.
    Что повелителям и площадям и войнам
        Их тихие слова?

    Молитва ли старух в опустошённом храме,
    Девичья ли игра на проходном дворе,
    Иль просто пёсий вой стоит над деревнями,
        Стихая на заре?

    Иль это ангелов безлюдная отрада -
    Высокие ветра, рождаясь вдалеке,
    Испытывают нас и стонут на три лада
        На дивном языке?

 

 

 

 

                       * * *

    Свои награды получили
    Первопроходцы гиблых мест,
    Ушли и нас не научили
        Нести свой крест.

    Среди промышленных развалин
    Кипрей цветёт и нас дивит,
    И вот уже не так печален
        Узкоколейки вид.

    И вот уже из ям, из трещин
    Не смерть сочится, но тепло,
    И рай, что не был нам обещан,
        Сквозь мутное стекло

    И трудника, и лиходея
    Зовёт к себе, и мiр живой
    Журчит, дичась и молодея,
        Ручьями и травой.