Поэзия

 

 

                                      ***

    Осень легка, безшумна, в сердце печаль почила,
    Днём облака клубятся - пенное молоко,
    Жито ложится в гумна, и виноград в точила,
    В песню слова ложатся ровно и широко.

    А человек в надежду всё норовит вместиться,
    Холить её и славить, пить от неё вино.
    Робко крадётся между смертных жизни истица,
    Спрашивать никогда ведь ей не запрещено.

    Спрошенный - что ответит? Много солений в клети,
    И холодны напевы, и слеза солона,
    Солнце сквозь тучи светит, и подрастают дети,
    Минет зима - и где вы, лемех и борона?

 

 

 

                       Омрачение

    Постылым праздникам отдавшись в посмешище,
    Сроднились жёны с мятежами и войнами,
    И всякой собственности колюще-режущей
    Мужи сочли себя по праву достойными.
    Кровь обращается, цифирь умножается,
    Огни вздымаются и падают наземь,
    И омрачение, как тень, приближается
    К крутым надбровьям и усталым подглазьям.

    - А что-то, милая, на свете невесело...
    - Глаза закрой, мой милый, ешь да не спрашивай,
    Хлебай-ка крошево, похваливай месиво
    И, долго празднуя, беду приукрашивай.
    А там и минется тенистая вольница,
    Под солнцем яростным горбушку посолим,
    И прежней силою к полудню наполнится
    Рука, привычная к солям и мозолям.

 

 

 

 

                     * * *
                      
                           Памяти Е. В. А.

    Закона вес и страсти тягота
    Из камня воду жмут, из слёз - слова.
    Пока рука даяньем занята,
    В сомнении томится голова.
    Откуда ни возьмёшь, кому ни дашь - 
    Всё согрешишь, всё будет дрожь и блажь.

    Но вот повеет зимним холодком,
    Прозрачным льдом подёрнется вода,
    И разновес построится рядком,
    И ум себя умерит без труда.
    Рассыпь цифирь да силы перемножь -
    Обмякнет глушь, оцепенеет ложь.

    Стой в разуме, пока тоска ушла,
    Пока не велено гнести и жать,
    Стой на часах до самого тепла,
    Когда уже не сможешь удержать
    Ни про́клятые числа в чудесах,
    Ни ветер на аптекарских весах.

 

 

 

                 * * *

    Уйти на Север малодумно,
    Оставить славу за спиной
    И позабыть палаты, гумна,
    Припасов жар берестяной,
    И корабли по берегам,
    И на посаде вечный гам.

    Из этих ледяных расщелин
    Твои невнятны буквари,
    И твой порядок неисцелен, 
    Всё синим пламенем гори!
    О милый Новгород! твой час
    Уже истёк, очаг погас.

    Вселенной холодны пределы,
    И в ней взалкались племена.
    Зачем же в воздух поределый
    Я рассыпаю семена?
    Топор и меч, мир и войну -
    Посею ль я, не я пожну.

 

 

 

                 * * *

    Обветшали тяжёлые ме́хи,
    Протекают, шурша и сипя.
    Так душа сквозь грехи и прорехи
    На свободу изводит себя.

    Сколько жизни в те кожи вмещалось,
    Драгоценной воды и вина!
    А снаружи - лишь оцет и жалость,
    Отчего же застолье смешалось,
    Тени блёклы и песня длинна.
 

 

                     * * *

    Люблю крапиву - и не помню зол.
    Моя душа не давешним томима:
    Былых обид теснину перешёл -
          И нет помина
    Словам горячим, жгущим вкривь и вправь,
    Но жалобным и непомерно малым
    Пред будущим, где солнечная явь
          Горит стрекалом.

    В начале лета воздух блёкл и чист,
    На пустыре торжественно и сорно
    Благоусердствует крапивный лист
          И зреют зёрна;
    Гладь зелена, глава белым-бела,
    Слеза воспоминания не льётся,
    И совесть малится: - Твоя взяла,
          Уже не жжётся.

 

 

 

 

                 * * * 

    Окоём шероховат и изломан,
    Дни погожие редки вперечёт,
    И стоит высокий крест, он же гномон,
    И раздолье тонкой тенью сечёт.

    То, что раньше было, - было красиво,
    Солнце ярче и вода солоней,
    И земля была плоска, и крапива
    Жарче, жарче полыхала на ней.

    Раньше, раньше - в безымянные лета,
    До счисления планет и светил,
    Раньше, чем Анаксимандр из Милета
    Беззаконный этот мiр посетил.

 

 

 

               * * *

    Не правыми и не левыми,
    Но спящими - и без сна,
    Юродивыми ли девами
    Отчизна моя полна.
    Томясь в хулах и напраслинах,
    Не спит она всё смелей,
    В светильниках её масляных
    Заканчивается елей.

    Не в рвении и гадании,
    Но в бодром уме тиха,
    Не спит она в ожидании
    Коснящего Жениха.
    И в сумерках подступающих
    Колышется на ветру
    Обитель неусыпающих,
    Рассыпанная в мiру.

 

 

 

                 * * *

    Долой, долой от топких берегов!
    Бездомок ни о чём не сожалеет,
    Котомку на плечо - и был таков,
    И парусник в голомени белеет.

    Что цепи? перетрутся за века;
    Что слава? перемелется в народах.
    А морю - из родного языка
    Люб только треск снастей в водоворотах.

    Вода темна, как грех, земля кругла,
    На белом свете расставанья скоры.
    Ни дома нет, ни бани, ни угла,
    Одни ветра, проливы да просторы.

 

 

 

             Дождик

    Рассеется, разбредётся
    И ляжет, забыв свой дом,
    Как ляжется, как придётся,
    Как выплачется потом.

    Ты в дождике этом редком
    Расслышишь едва-едва,
    Как память бежит по веткам
    И совесть ещё жива.

    А ей приоткроешь дверку -
    И ринется время вспять,
    Вода устремится кверху
    И будет за твердью спать.

 

 

 

                 * * *

    Лесной овраг, роенье мошкары,
    Ручей, заросший купырём и снытью - 
    Они от века ветхи и стары,
    Чужды коварству и кровопролитью.

    Но молодые парни с кистенём
    Сюда приходят и добычу делят,
    И кровь с ножей смывают, и вином
    Душонки греют, как бельишко белят.

    На них, вернувшихся с больших дорог
    В сырой земли приветливое лоно,
    То выдра, то лисица, то хорёк
    Уставят взор и вздрогнут удивлённо.

 

 

 

               * * *

    Холодеет печка, скрипит мосток,
    Отворяются ворота́,
    И на север гонит нас, на восток
    Государева нагота.
    И не зная горя, не ждя беды,
    Разбегаются без труда
    По земле, не ведавшей борозды,
    Деревянные города.

    Это наши леса и наши ручьи,
    Наши кедры и соболя,
    А назад взгляни - караул кричи:
    Нет ни князя, ни короля.
    Всё не нами двигается у нас,
    Колыбель вырастет в гроб,
    И глядит задумчиво грустный Спас
    На сплетение водных троп.